Лейтенант прицелился в мертвяка, который палил короткими очередями из русского автомата Калашникова, и плавно нажал на спусковой крючок. В общем грохоте выстрел «М-16» прозвучал сухим щелчком, будто в лесу наступили на ветку. Черепушка мертвяка с «калашниковым» взорвалась. Костяные осколки вперемешку с гнилыми мозгами разлетелись во все стороны, но зомби продолжал стрелять. Разве что не так метко, как прежде. Тогда лейтенант, пригнувшись, бегом рванул в сторону. Перевел винтовку на автоматическую стрельбу и короткой очередью перебил мертвяку руки. «Калаш» брякнулся на бетон, а его владелец, бессмысленно дергая укороченными верхними конечностями, слепо побрел обратно к дредноуту.
Боос перевел огонь на другого зомби. Уже ученый, лейтенант не стал тратить пули попусту. Он старался попасть по позвоночнику, чтобы как можно скорее лишить врага подвижности. Пули крошили ребра, прошивали мертвяка навылет, но обездвижить его удалось не сразу. Даже превратившись в поломанную куклу, зомби продолжил палить в белый свет, как в копеечку. Наконец Боосу удалось развалить вражину пополам. Верхняя половина попыталась стрелять из положения лежа, но лейтенант подскочил к мертвяку и футбольным ударом выбил автомат из костлявых пальцев, а следующим – отфутболил облезлый череп. Зомби не сдавался. Он попытался ухватить лейтенанта за ноги. Тогда Боос прикладом расплющил ему фаланги.
У других бойцов из антиабордажной команды дела шли немногим хуже. Ребята быстро приспособились к особенностям ведения войны с восставшими мертвецами. Кое-где дошло уже и до рукопашной: в ход пошли ломики и саперные лопатки. Мертвяки тоже в долгу не оставались, отбиваясь от живых прикладами, штыками и тесаками. Живым приходилось туго. Бетон верхней палубы обагрился свежей кровью. Как ни странно, мертвяки не набрасывались на раненых матросов, чтобы рвать клыками кровоточащую плоть. Они методично добивали их и быстренько оттаскивали в сторону, складывая рядком. Точно таким же образом действовала кухонная прислуга «Непотопляемого». Неужто зомби тоже питались вареной человечиной?
Лейтенант знаками показал сержанту Хансену на «склад провизии», который устроили мертвяки. Сообразительный боец взмахом руки подозвал двух дюжих рядовых, и они втроем кинулись отбивать у врага тела товарищей. Между тем, мертвяки наседали. Боос швырнул в самую их гущу три гранаты и непрерывными очередями раскрошил то, что не достали осколки. В пылу схватки он и не заметил, как к нему подобрался здоровенный зомби, покрытый ошметками темно-коричневой кожи. Один глаз мертвяка болтался на стебельке. Зомби взмахнул мясницким ножом, но Боос успел заслониться винтовкой. Звук скрежета железа о железо проник даже сквозь плотную резину противогаза. Лейтенант со всей силы врезал прикладом по проступающим сквозь ткань форменки ребрам, а потом с разворота всадил штык в уцелевший глаз мертвого моряка.
Раз, и голова зомби, сорванная с лишенной мышц шеи, поскакала по изрытому бетону. Но враг не унимался. Остро отточенный тесак вонзился лейтенанту в бок. Лезвие прошло между завязками бронежилета, рассекая резину комбинезона, ткань кителя, кожу, ребра. Боос взвыл, рванулся в сторону и выдернул нож из раны. На мгновение стало легче, но тотчас по всему телу разлился жар, за которым нахлынула дикая боль. Слезы застлали круглые стеклышки противогаза. Не отдавая отчета в том, что делает, Боос сорвал проклятую маску. Грохот боя оглушил его. Молотили по бронированной туше дредноута скорострельные пушки, дергались, как припадочные, зенитки, звонко рассыпались стрелянные гильзы, коротко вякали «М-16», стрекотали «Калаши», утробно выли зомби.
Мертвяков становилось все больше. Лейтенант видел, как они появляются на верхней палубе, вылезая прямо из моря. Похоже, эти ходячие мумии и скелеты умели неплохо плавать, вопреки всем законам гидродинамики. А защитников «Непотопляемого» больше не становилось: хотя оба шлюзовых люка были распахнуты, на помощь антиабордажной команде никто не спешил. Наоборот, Боос заметил, как парочка мертвяков, воровато оглядевшись, нырнула в недра Бетонного Линкора. Боос расстрелял ходячие останки темнокожего и повернулся к «складу провизии», к которому должен был прорваться Хансен сотоварищи.
Никакого «склада» не было. Защитники форта, убитые в рукопашной, вяло шевелились, отыскивая руками опору. Некоторым удалось сесть и даже открыть глаза. Сам Хансен оказался среди них. Шея его была перебита. Хансен пытался приподнять голову непослушными руками. Рядом с ним присел на корточки мертвяк с катушкой скотча наготове.
Старший помощник командира форта Ральф Боос вскинул ствол верной автоматической винтовки и нажал на спуск. «М-16»-я затряслась, задергалась. Очередь кривой струей хлестанула по воскресающим морякам. Пули выбили сержанту Хансену зубы, разворотили переносицу. Мертвяк со скотчем посмотрел на лейтенанта с укоризной. Видимо, за то, что этот неуемный живой прибавил ему, санитару, работы.
Знакомая фигура замаячила перед Боосом. Он опустил автомат.
Рядовой Фелих Ван Страатен без каски и противогаза стоял перед своим командиром и ухмылялся. В уголке его рта покачивалась веточка петрушки. Затылок у рядового отсутствовал, что делало Фелиха похожим на оживший манекен.
– А ведь Кривой был прав, сэр, – хрипло проговорил рядовой. – Мертвые человечины не едят… Только живые… Жаль, не довелось бедолаге в этом убедиться. Порвало гранатой в клочья…
– Разззговоррчики! – прорычал Боос, с трудом сохраняя равновесие. – Как стоите, рядовой!..
Фелих промолчал.
А затем с размаху всадил в горло командира тяжелый десантный штык-нож.
* * *Битва за Бетонный Линкор завершилась. Из пробоин еще поднимался дым, но пушки молчали. На верхней палубе «Непотопляемого», превращенной нашими снарядами и бомбами в лунный ландшафт, не осталось ни единой живой души. Мои друзья-мертвослужащие заботливо выводили из внутренних отсеков форта новых товарищей. Мне ли не знать, как нелегко поначалу свыкнуться с мыслью, что ты мертв и тебе ничто больше не угрожает. Кроме войны, но с войной мы покончили. И живчикам, которые пока шарахаются от каждого прикосновения мертвяка, еще предстоит осознать это.
С камбуза «Непотопляемого» – свой-то, «уроборосский», мы не уберегли – принесли термосы. К бензиновой и пороховой гари примешался сладкий дух гречневой каши. Я наполнил алюминиевую миску с горкой, подошел к бывшему защитнику форта. Молодому парню разворотили штык-ножом горло. Наш санитар замотал рану скотчем. Свежий мертвец уставился на меня дикими глазами. Я протянул ему миску.
– Поешь, браток, – сказал я. – На пустой желудок какая служба!
НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПОВТОРИТЬ! ЭТО ОПАСНО!
Рецепт от Гробушко, главного кока дредноута «Уроборос»Суп-пюре гороховый (принят на вооружение Военно-морского флота Мертвечества)Ингредиенты на 50 литров бульона:
Один мешок картофеля
Половина мешка моркови
Половина мешка репчатого лука
Ведро гороха
Зелень и чеснок по вкусу.
Ведро гороха залить водой и оставить на ночь. В котел налить 50 литров воды или бульона, высыпать горох и варить до готовности. Картошку очистить, нарезать небольшими кубиками. Лук и морковь очистить, лук мелко нарезать, морковь натереть на крупной терке. Картофель, лук и морковь выложить к гороху, варить до готовности овощей. Полученный суп измельчить при помощи команды матросов с блендерами, посолить и поперчить по вкусу. Добавить в суп измельченную зелень и чеснок, довести его до кипения и сразу же выключить.
НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПОВТОРИТЬ! ЭТО ОПАСНО!
Мария Гинзбург Закрыто на профилактику
Emma Lazarus «The New Colossus»[2]
А мне отдайте из глубин бездонных
Своих изгоев, люд забитый свой,
Пошлите мне отверженных, бездомных,
Я жду с моей блистающей пилой!
Эмма Лазарус, «Новый Колосс»[3], исходный вариант сонета, отвергнутый редакцией
Обычно они работали поодиночке и объединялись только для каких-то крупных дел. Последний раз все трое собирались вместе в Париже около двухсот лет назад. Тогда они повеселились на славу! Фрида до сих пор с удовольствием и ностальгией вспоминала те денечки. Сейчас они собрались вместе, чтобы покинуть Америку, – они сделали здесь все, что могли, и оставаться дальше было не только бессмысленно, но и опасно. Фрида первой поняла, что пора уходить, и написала Аквалитасу. Вот уже неделю Фрида и Аквалитас жили в крохотной квартирке в одном из небоскребов Манхэттена. Они продолжали помогать людям, как всегда даря последние россыпи искр перед наступающим мраком. Во-вторых, они ожидали Каина, который задержался на юге. Но два дня назад наконец приехал и он. Завтра самолет должен был унести троих во Францию.
Свой последний день в Америке они посвятили смазке, чистке и подготовке оружия к консервации. Сначала Каин и Фрида помогли Аквалитасу – Фрида прочистила механизм впрыска, а Каин как следует наточил лезвия. Разумеется, каждый из них по мере возможности ухаживал за своим оружием и сам, но это было все равно что собственноручная завивка на бигуди, на которых приходится спать ночью, по сравнению с химической завивкой в парикмахерской. Долго, неудобно, и гораздо менее качественно.
Теперь Аквалитас расположился на кресле и читал книгу, которую нашел в нем. Каин же чистил пилу Фриды. Щеткой из волоса единорога, плотной и мягкой, он ловко вычищал застрявшие между зубьями пилы Фриды обломки костей, иллюзий, сгустков крови, надежд и раскрошенных стереотипов. Фрида лежала, откинув голову на высокую ручку дивана и полузакрыв глаза.
– Ну и зубья ты отрастила, сестренка, – заметил Каин шутливо.
Фрида промолчала. Каин продолжил свое занятие.
«Она любит тебя, ну, знаешь, она любит», прочел Аквалитас. – «Она – любое: количество человек во всем пространстве и времени, разных цветов, размеров, возрастов, формы, срока до смерти, но она любит. А «вы» это все. И она сама».
Аквалитас, чувствуя нарастающее беспокойство, которое он не мог сдержать, открыл первую страницу книги. Там красовалась дарственная надпись от автора, очень интимного свойства.
– Безумные феминистки! – влетел в раскрытое окно чей-то визгливый голос. – Дай им волю, они всех мужиков кастрируют! Последние дни наступают!
Каин поморщился.
– Они рехнулись! – ответили в тон из второго окна (комната была угловой). – Ниггеры – это звери, они как собаки, им дай только палец, они оттяпают всю руку! Их нужно держать в ежовых рукавицах! Не успеете оглянуться, как они будут напропалую насиловать, грабить и убивать! Это же просто конец света!
Лицо Каина окаменело. Аквалитас отложил книгу, встал и закрыл окно – сначала одно, потом другое.
– И почему, когда мы все трое приходим, им всегда кажется, что наступил конец света? – пробормотал Каин.
Фрида нежно улыбнулась:
– Некоторым проще умереть, чем измениться, вот почему.
– Так пусть они умрут, некоторые эти, – ответил Каин рассеянно.
– Не-не-не, ты что? Должны умереть не только они, а все, – возразил Аквалитас, не отрываясь от книги.
Комнату стал медленно наполнять аромат бульона, который не чувствовался при открытом окне. Закончив общую профилактику, трое собирались пообедать. Щетка стукнулась о голову Фриды, взъерошив короткие волосы. Каин только теперь заметил, что Фрида потихоньку втягивала лепестки пилы внутрь головы. Он засмеялся:
– Прекрати. Я так не смогу их как следует почистить.
Фрида засопела.
– Ну извини меня, – сказал он.
Каин едва успел отдернуть руку. Фрида выпустила пилу наружу на полную длину. Раздался легкий пронзительный звон, напоминающий звук колоколов в тумане, какой, бывает, слышат в самом сердце океана сбившиеся с курса моряки. Текучее полотно пилы было сделано из света истины. Его заставила загустеть смесь крови аллигатора-альбиноса и абсолютного знания, но полотно по-прежнему оставалось очень гибким. Однако иногда, когда Фрида этого хотела, нематериальный цветок в ее голове становился вполне реальным стальным диском, зубья которого вполне могли отхватить руку.
Каин убрал щетку в сумку, стоящую у его ног, достал пассатижи. Зубья пилы Фриды предстояло развести.
– Держись крепче, – предупредил он.
Фрида взялась за длинную круглую ручку, специально для этих целей установленную в основании дивана. Каин зажал пассатижами один из зубьев и аккуратно отогнул его. Эта процедура требовала не столько силы, сколько ловкости, но Каин уже обладал большим опытом по этой части. Каин взялся за следующий зуб. Попутно он рассеянно и с досадой размышлял о двух банках зеленого горошка, которые лежали в сумке между точильным бруском и банкой смазки.
Все необходимое для ухода за оружием он купил в супермаркете сегодня утром. С одной стороны, Каин одобрял идею супермаркетов. Необходимость каждый раз рыскать по городу в поисках лавчонки, которую всегда содержали какие-то подозрительные типы, очень утомляла его. Нужные вещи и инструменты всегда валялись в этих заведениях где-то между приворотным зельем и сушеными ушами эльфов, и приходилось долго их искать. К тому же, в этих лавочках всегда воняло. Теперь смазка для некромеханического оружия скромно стояла на одном стеллаже с машинным маслом от ведущих производителей, что значительно убыстряло процесс. Но в супермаркетах можно было столкнуться со злом гораздо большим, чем просроченное приворотное зелье (оно, как известно, вызывает неостановимое сексуальное желание, что по-своему тоже утомительно). А именно – можно было нарваться на распродажу. Каин сам не заметил, как бодрая девушка на кассе всучила ему две банки горошка по цене одной, хотя ему не была нужна ни одна и ни за какую цену.
Каин поморщился. Он не любил зеленый горошек.
«Она – сама свобода, и она освобождает, потому что освободить человека можно только из любви к нему…»
Аквалитас больше не мог читать. Он положил книгу на столик рядом и теперь смотрел в окно – в то, за которым кричали о неграх. Из него открывался отличный вид на статую Свободы.
– Красивая скульптура, – сказал он.
– Ну так и натурщица тоже ничего, – скромно ответила Фрида.
Аквалитас улыбнулся:
– У него был талант, этого, как его…
– Фредерик его звали, – сказала Фрида.
– Да, Фредерик, – кивнул Аквалитас, обрадованный разговорчивостью сестры.
Они обычно не спрашивали друг друга о личных делах, но это не означало, что Аквалитаса не волновал этот вопрос. Он осознавал, что его это не касается; любви он тоже не понимал, в отличие от Каина, который знал братскую любовь; но Аквалитас был самым старшим из всей троицы и никак не мог избавиться от позывов заботы. А после того, что однажды произошло с Каином из-за любви, Аквалитас испытывал еще и страх, когда речь заходила о таких вещах. Каин все же был более прочным.
– Даже удивительно, почему Фредерик не стал одним из нас, – осторожно продолжал Аквалитас. – Я хочу сказать, у него были такие руки… Он многое мог бы слепить. И после того, как ты прочистила ему мозги…
– Я не прочищала, – лениво ответила Фрида. – Ему не надо было. Он все видел и так. Вот что меня всегда удивляло в людях, – добавила она, поморщившись. – Ты заливаешь им в мозг свой эликсир, Каин выбивает дерьмо из их голов, я измельчаю и вытряхиваю… И вот, чистишь, чистишь, чистишь, и кажется, что человек уже все понял и теперь может пользоваться своим мозгом… А через полгода опять полна черепушка дерьма!
– Это потому, что они не умеют калибровать фильтры информации, – ответил Аквалитас. – И не хотят учиться.
Он хотел плавно перейти к другому не менее одаренному человеку, умевшему сплетать из слов гротескные миражи и подписавшемуся на книге как «Томми». Но Каин не дал ему этого сделать. Каин хмыкнул, покосился через окно на статую и спросил:
– А что видят люди у нее на голове, я забываю все время?
– Корону, – с отвращением произнесла Фрида.
– Ну да, ну да, – сообразил он. – Что они еще могут увидеть. Вставай, сестренка, – добавил он, убирая пассатижи. – Точить будем.
Фрида поднялась с дивана. Каин тоже встал со стула у изголовья сестры, где сидел. Он поднял руки с зажатым в них точильным бруском чуть выше своего лица и крепко зажмурился. Точило отлили из ножных кандалов Таманго, и отлетающие во все стороны крошки квинтэссенции рабства могли здорово повредить глаза Каину, если бы попали в них. Фрида приблизила пилу к бруску и запустила ее. Раздался негромкий свист, с бруска посыпались искры. Когда Фрида решила, что зубья стали достаточно острыми, она выключила пилу и отступила на шаг. Каин постоял еще немного с закрытыми глазами, чтобы удостовериться, что действительно все, а затем открыл глаза и убрал брусок. Фрида снова устроилась на диване, положив голову на высокий подлокотник. Теперь пилу оставалось только смазать – и можно было убирать надолго. Каин поддел ножом плотную крышку банки, зачерпнул узким концом лезвия густую черную смесь. Фрида принюхалась.
– На сале адских червей? – спросила она с тихим восторгом. – Мое любимое! После него ход такой мягкий…
– Я знаю, – улыбнулся Каин. – Но тут еще слезы ангела и пережившая себя месть. Я не очень одобряю все эти парфюмированные добавки. Как по мне, так ничего лучше старого доброго дегтя из грешных душ нету – и жирный, и густой. Но другой не было. Все остальные были синтетические, ну знаешь, из душ попсовых певцов пополам с выжимкой из производственных романов, а это такое дерьмо, что только от большого горя, и…
– Тоже пойдет, – бодро откликнулась Фрида. – Давай.
Каин принялся растирать смазку по поверхности лепестков, в совокупности складывавшихся в полотно пилы.