Три года Блаватская, Олькотт и их последователи путешествовали по Индии, проповедуя теософию и пытаясь возродить среди простых индусов интерес к древним знаниям. В 1880 году Олькотт и Блаватская официально приняли буддизм – как объяснял полковник, это было «формальным подтверждением их убеждений». Хотя Блаватская всегда настаивала на том, что члены Общества могут принадлежать к любым религиям, ее последователи все же настаивали на их обязательном переходе в буддизм.
В 1882 году Общество приобрело небольшое имение в Адьяре, под Мадрасом, куда к концу года перенесли штаб-квартиру Теософского общества. В небольшом доме жила сама Блаватская и ее соратники, там же размещались библиотека и редакция основанного Еленой Петровной журнала The Theosophist, редактором и крупнейшим автором которого она была – во многом благодаря этому изданию число сторонников Общества за последующие несколько лет выросло в сотни раз. Однако тяжелый климат Индии оказался вреден для Блаватской, чье здоровье и без того было подорвано постоянной работой и жизнью в весьма спартанских условиях. В начале 1884 года она покинула Индию, доверив присматривать за домом супружеской чете Куломб.
Неизвестно, что произошло между Куломбами и Блаватской перед ее отъездом, но почти сразу после отбытия Елены Петровны в местных газетах появились скандальные публикации: Куломбы обвиняли Блаватскую и ее соратников в мошенничестве и обмане. Они утверждали, что все «феномены», которые демонстрировала Блаватская, письма от махатм и прочие утверждения были ложью и обманом. В доказательство приводились письма Блаватской с указаниями, каким образом обустроить проведение того или иного фокуса. Сенсацию быстро подхватили газеты по всему миру, а Лондонское общество психических исследований даже прислало в Мадрас своего эксперта Ричарда Ходжсона, который после недолгих разбирательств заявил, что Блаватская без сомнений была обманщицей и авантюристкой, выдумавшей и махатм, и все их учение, и свою силу.
Разгоревшийся скандал трудно описать: по всему миру газеты наперебой спорили о том, правду ли говорила Блаватская. Ее сторонники писали разгневанные письма, где обвиняли в подлогах и некомпетентности самого Ходжсона, который не удосужился как следует разобраться в ситуации, доверившись коварным Куломбам и не выслушав других теософов. Было опубликовано даже официальное письмо из Индии, в котором ученые монахи-индусы защищали и существование махатм, и лично Блаватскую: «Смеем заявить, что существование Махатм, иначе Садху, никоим образом не измышлено ни г-жей Блаватской и никем другим. Наши прапрадеды, жившие и умершие задолго до рождения m-me Blavatsky, имели полную веру в их существование и психические силы, знали их и видели. И в настоящие времена есть много лиц в Индии, не имеющих ничего общего с Теософическим Обществом, находящихся в постоянных сношениях с этими высшими существами. Мы владеем многими средствами для доказательства этих достоверных фактов; но нет у нас ни времени, ни охоты доказывать это европейцам». Но обвинения были слишком серьезны: многие члены Общества покинули его, многие прежде благожелательно настроенные почувствовали себя обманутыми.
К этой истории вернулись спустя сто лет, когда то же Общество психических исследований опубликовало работу Вернона Харрисона, который убедительно доказал, что отчет Ходжсона является ненаучным, некомпетентным и не заслуживавшим доверия. «Согласно данным нового исследования, – писал он, – мадам Блаватская, основатель Теософского общества, была осуждена необоснованно». В своем докладе Ходжсон использовал поддельные письма и лжесвидетельства, высказывал недоказанные предположения и даже откровенную ложь.
Елена Петровна очень тяжело переживала произошедшее. Ее здоровье резко ухудшилось, к тому же сильно возросший поток корреспонденции – члены Общества по всему миру стремились лично пообщаться с Блаватской – занимал много сил и времени. Лишь по настоянию ближайших друзей ее удалось отправить на небольшой отдых, после которого Блаватская с новыми силами принялась за главный труд своей жизни – «Тайную Доктрину», многотомную библию теософии. В этой книге, имеющей подзаголовок «Синтез науки, религии и философии», она излагала свои взгляды на происхождение Вселенной, развитие человечества, мировые религии и прочие вечные вопросы. Первый том «Тайной Доктрины» вышел в свет в 1888 году, вскоре был опубликован второй. Огромный размер книг, написанных за столь короткое время, поражает – иначе как помощью высших сил их написание объяснить не получается.
К этому времени Блаватская поселилась в Лондоне, где основала Ложу Блаватской Лондонского теософического общества, члены которой обязались посвятить себя теософским исследованиям. Здесь Блаватская начала выпускать журнал Lucifer – из-за названия журнала ей пришлось выдержать целую войну с ортодоксальными христианами, обвинявшими ее чуть не в сатанизме. «Что вы на меня напали за то, что я свой журнал Люцифером назвала? – писала она. – Это прекрасное название. Lux, Lucis – свет; ferre – носить: «Носитель света» – чего же лучше?.. Это только благодаря мильтоновскому «Потерянному раю» Lucifer стал синонимом падшего духа. Первым честным делом моего журнала будет снять поклеп недоразумения с этого имени, которым древние христиане называли Христа. Эасфорос – греков, Люцифер – римлян, ведь это название звезды утра, провозвестницы яркого света солнечного. Разве сам Христос не сказал о себе: «Я, Иисус, звезда утренняя» («Откров. Св. Иоанна XXI I ст. 16)?.. Пусть и журнал наш будет, как бледная, чистая звезда зари предвещать яркий рассвет правды – слияние всех толкований по букве, в единый, по духу, свет истины».
Одной из самых ярых сторонниц Блаватской в этот период стала Анни Безант, женщина весьма примечательная. Когда-то вышедшая замуж за священника, она довольно быстро разочаровалась и в муже, и в религии, став воинствующей атеисткой, а также социалисткой и суфражисткой. Познакомившись с Блаватской и ее учением, Анни воспылала к ней таким уважением и любовью, что историю ее обращения в теософы использовали в своих проповедях даже священники, приводя ее в пример внезапного обретения веры. Она верно служила Елене Петровне в последние годы, когда здоровье Блаватской требовало к себе много внимания – которого сама она, тем не менее, никогда ему не уделяла, тратя все силы на написание трудов по теософии. В 1889 году вышли «Ключ к теософии» и «Голос Безмолвия», куда вошли переводы избранных отрывков сакральных тибетских текстов, было опубликовано множество статей в самых разных журналах. Несмотря на совершенно расстроенное здоровье, Блаватская работала по двенадцать часов, а потом принимала посетителей и вела заседания Общества.
В 1890 году штаб-квартира Общества переехала на Авеню-роуд, 19. Дом был просторный и очень красивый, однако Блаватская, входя в него, заявила, что не проживет здесь долго: в номере не было ее любимой цифры, священного оккультного числа – семерки. «Отсюда меня понесут на сожжение», – заявила она, добавив, впрочем, что ничуть не опечалена этим: «Я ведь и не считаю смерть несчастьем! Страдая, как я, можно ли считать освобождение от тела – несчастием? Окунуться в бестелесный покой, в блаженную Нирвану – что может быть желанней?»
Елена Петровна Блаватская освободилась от тела 8 мая 1891 года: по свидетельствам ее близких, она умерла сидя в кресле, во время работы над третьим томом «Тайной доктрины». Книга была закончена верной Анни Безант.
Согласно завещанию, тело Блаватской было сожжено, а пепел разделен между тремя центрами теософии: части его покоятся в Лондоне, Нью-Йорке и Адьяре. И поныне день ее смерти отмечается ее сторонниками как День Белого Лотоса.
Елена Рерих Вдохновительница
Елена Ивановна Шапошникова принадлежала к славному роду: через мать, урожденную Екатерину Васильевну Голенищеву-Кутузову, она состояла в родстве и с прославленным фельдмаршалом Михаилом Илларионовичем, родным братом ее прадеда, с поэтом Арсением Аркадьевичем Голенищевым-Кутузовым и композитором Модестом Петровичем Мусоргским, приходившимся Екатерине Васильевне двоюродным братом. Отец Елены, известный архитектор Иван Иванович Шапошников, вел свой род из Прибалтики: по преданию, его прадед, бургомистр Риги, преподнес Петру Первому роскошно украшенную шапку – и в благодарность получил приглашение перейти на службу в Россию и памятную фамилию Шапошников. Как вспоминала Елена Ивановна, ее отец мечтал стать военным либо художником, но по настоянию матери выучился на архитектора.
Елена родилась 31 января (12 февраля) 1879 года в Петербурге – при рождении у нее была сильная желтуха, и врачи боялись, что девочка не выживет, однако все обошлось. Более того – по своему развитию она опережала сверстников: рано начала ходить, говорить, читать, а к шести годам читала и писала на трех языках. Любимой книгой Елены была тяжелая семейная Библия с иллюстрациями Гюстава Доре – маленькая девочка нередко тайком утаскивала тяжелые фолианты в свою комнату, чтобы там в одиночестве насладиться картинками. Любила она и двухтомник «Путешествий по Центральной Азии и по Дальнему Востоку», чьи роскошные иллюстрации и доступный текст служили ей окном в мир.
Как писал о жене Николай Рерих, «Традиции рода способствовали развитию устремлений к искусству. Были большие исторические познания, был особый, глубокий поэтический дар». С раннего детства Елена тянулась ко всему красивому, любила читать – причем переживала за героев так, словно они были живыми, была религиозной и в то же время отрицала всякие догмы: даже молилась она исключительно своими словами, отвергая отшлифованные поколениями слова молитв.
Позже Елена вспоминала, что ее детство было наполнено предчувствиями ее дальнейшего пути. Однажды – ей было около шести – она увидела в саду высокого мужчину в белом одеянии, который вскоре растаял, как туман, а во время болезней ее навещали двое незнакомцев в белых чалмах. Она видела сны, которые оказывались вещими, а некоторые события просто предвидела – за две недели предупредила о пожаре, за десять лет до смерти отца точно указала день.
Она с блеском училась в Мариинской женской гимназии, но получаемых там знаний ей явно не хватало: Елена много читала сама – ее любимыми книгами были труды индийских философов Шри Рамакришны Парамахамсы и Свами Вивекананды – посещала выставки и концерты. В результате еще юной девушкой она тонко разбиралась в живописи (и сама неплохо рисовала), знала литературу и философию, читала книги по истории религии и оккультизму, которых было много в библиотеке ее родителей. В 1895 году Елена окончила гимназию с золотой медалью и поступила в частную музыкальную школу: она была прекрасной пианисткой и намеревалась позже выступать с концертами. Правда, в консерваторию родители ее не пустили: в молодости Елена была, по выражению сына, «несколько революционной», и они боялись, что дочь по примеру многих ровесников пойдет в политику. Елена занималась с частными педагогами, а параллельно продолжала свое образование: хотя поступить в высшее учебное заведение в России для женщины тогда было невозможно, запретить читать книги ей никто не мог.
По воспоминаниям, в молодости Елена была очень красива, всегда элегантно одевалась, любила украшения и изысканные вещи – в нарядах всегда демонстрировала свое чувство прекрасного и развитый, тонкий вкус. Ее подруга описывала ее так: «Высокого роста, очень пропорционально сложенная. Полная изящества, женственности, грации и какого-то внутреннего обаяния всего ее облика, она невольно притягивала к себе все взоры. У нее были роскошные светло-каштановые, с золотым отливом волосы и пышная прическа, высокая, по моде того времени; прелестный, небольшой ротик, жемчужные зубы и ямочки на щеках; и когда она улыбалась, а улыбалась она часто, все лицо освещалось теплом и лаской. Но что было самое притягательное в ее лице, это ее глаза, темно-карие, почти черные, миндалевидные, продолговатые, как бывают у испанок, но с другим выражением. Это были лучезарные очи, с длинными ресницами, как опахала, и необычайно мягким теплым, излучающим какое-то сияние взглядом». Она была окружена поклонниками, многие из которых просили ее руки, но она отказывала им, будто ожидая чуда, которое должно с нею обязательно случиться.
Летом 1899 года Елена вместе с матерью отдыхала под Бологом, в имении Высокое, принадлежавшем князю Путятину, мужу ее тетки. Однажды она увидела в прихожей дома незнакомого человека и позже настояла, чтобы его пригласили к столу. Незнакомец оказался Николаем Рерихом – известным петербургским художником, который приехал к князю по делам археологических раскопок: они велись неподалеку. Как выяснилось, Рерих с первого взгляда был покорен красотой Елены и за те несколько дней, что он прожил в имении, сумел вызвать в Елене ответное чувство. Оказалось, что она с детства мечтала связать свою судьбу с человеком искусства, чтобы быть для него другом, опорой и источником вдохновения, – и в Николае Рерихе она встретила свою судьбу.
Николай Константинович Рерих родился 9 октября 1874 года в Санкт-Петербурге, в семье нотариуса. Он с детства любил рисовать, интересовался археологией и ботаникой, собирал коллекции монет, минералов и окаменелостей. Николай мечтал о поступлении в Академию художеств, однако отец настаивал на том, что сын должен пойти по его стопам и выучиться на юриста – в результате Рерих поступил сразу и на юридический факультет университета, и в академию. Владимир Стасов, известный музыкальный и художественный критик, один из основателей «Могучей кучки», познакомил Рериха и с классической музыкой, которой художник ранее пренебрегал, и с известными композиторами – Мусоргским, Римским-Корсаковым, Стравинским. Отныне увлечение музыкой осталось с Николаем Рерихом на всю жизнь: он даже пытался скрестить музыку и живопись, утверждая, что каждая краска, каждая линия имеют соответствующее звучание. Окончив университет и получив диплом, Рерих намеревался провести год в Европе и накануне отъезда познакомился с Еленой Шапошниковой. Разлука и постоянные письма лишь укрепили зародившееся чувство – уже через несколько месяцев они были помолвлены. «Ладушка, если Ты свернешь в сторону, если Ты обманешь меня, то на хорошей дороге мне места не будет, – писал он ей из Парижа. – Тебя я люблю только как человека, как личность, и если я почувствую, что такая любовь невозможна, то не знаю, где та граница скверного, до которой дойду я. Ты держишь меня в руках и Ты, только Ты приказываешь быть мне идеальным эгоистом, или эгоистом самым скверным – Твоя воля». Хотя родственники Елены категорически возражали против ее выбора: к ней сватались сын миллионера и титулованные особы, а она выбрала какого-то художника с туманными перспективами! Но Елена была неумолима – именно с Николаем она решила связать всю свою жизнь, и никакие уговоры не могли ее остановить. Едва Рерих вернулся в Россию, они обвенчались.
Свадьба состоялась в церкви Святой Екатерины Императорской Академии Художеств 28 октября 1901 года: по стечению обстоятельств, семейная жизнь Рерихов началась вместе с новым веком. Уже в августе 1902 года у Рерихов родился сын Юрий – будущий ученый-востоковед, а в октябре 1903 – Святослав. Елена Ивановна сама разработала программу воспитания детей: они не читали «бездарных и лживых» детских рассказов – вместо этого она давала детям научно-популярные книги, дарила коллекции и гербарии, чучела животных и атласы. Святослав Николаевич вспоминал: «Моя матушка мудро и с самого начала руководила нашей жизнью, следила за нашими интересами, порывами и чувствами. Она никогда не настаивала ни на чем, никогда не старалась как-то нас убедить в чем-то, но всегда ставила на нашем пути то, что нам было нужно… Таким образом, наш маленький мир был насыщен замечательными впечатлениями». Дети всегда присутствовали при беседах родителей, с самого детства получая пример любви, работоспособности, этических и моральных норм. «Самое страшное, – писала Елена Ивановна, – это развить в ребенке эгоизм и скупость, ибо эти свойства ограничат и его мышление».
Но заботы о детях не отдалили Елену Ивановну от мужа. Как вспоминали их друзья, «с первого года замужества она проводила лето на раскопках Новгородской губернии, живя с ним в землянках». Когда в 1903 году Николай Рерих отправился в путешествие по старым русским городам, – художника интересовали обычаи и ремесла, памятники старины, их история, архитектурные особенности, – Елена Ивановна сопровождала его в этой поездке. Специально для этого случая она освоила искусство фотографии – в те времена не самое простое дело – и даже реставрации. Во время поездки ею были сделаны сотни снимков, а Рерих написал несколько десятков картин. Ужасное состояние многих древних церквей поразило Рерихов: «Мне довелось увидать много нашей настоящей старины и мало любви вокруг нее», – писал Николай Константинович. Рерихи много сделали, чтобы привлечь внимание к этой проблеме – писали статьи, выступали с докладами. Возможно, именно тогда у них зародилась идея о необходимости сохранять и охранять памятники культуры – мысль, позже воплотившаяся в Пакт Рериха.
Заботясь о пропитании семьи, Николай Рерих устроился директором Школы при Обществе Поощрения Искусств: он мечтал реформировать обучение, дав ученикам возможность учиться в одном заведении многим видам искусства – от игры на музыкальных инструментах до лепки, от танца до живописи. В это время Елена Ивановна была рядом с ним, помогая создавать программу обучения и находить экспонаты для школьного музея. Рерихи собрали и прекрасную домашнюю коллекцию – у Елены Ивановны было настоящее чутье на произведения искусства, и нередко она обнаруживала под новыми наслоениями настоящие шедевры – картины Рубенса, Брейгеля, Ван Дейка. Позже коллекция была передана в Эрмитаж.