Би. А! Я тогда кинулась к Колину, он еще не ушел домой. Плачу на коленях. Он на меня не глядит. Потом ответил: «Все, годовой эксперимент закончен, я должен платить зарплату сотрудникам. На этот эксперимент больше не выделяется средств». А я: «Ну что, она много внимания берет? Много кислорода? Электричества много? Что, жалко утром три ложки манной каши дать? (Яростно.) Поч-чему ее сегодня не кормили? Поч-чему, я вас спрашиваю, доктор Колин?» А он: «Да ее никогда не кормили». Я: «Я сама кормила!» А он: «Ну какое это кормление, все вываливается». А я: «А у вас не вываливается с другого конца? Тоже вываливается! (Угрожающе.) Так что не буд-дем! Доктор Колин! За что вы мою дочь убить хотите? Перед смертью у нее было бешенство матки, когда я с ней серьезно начала разговаривать. Она хотела повеситься, но мыло под ванну ускакало. Я ее спасла тогда! Она добрая девка, когда у нее есть мужик. Уже год нет мужика. Диагноз бьет посуду. От горя у нее началась бронхиальная астма. Только здесь, у вас, астма прошла, доктор, бронхов нет, все в ажуре, спасибо. Доктор! Я только что у ней была, она плакала. Откуда-то слезы взялись». А доктор профессор Колин как закричит: «Откуда эти слезы, зачем оне?» Буквально. «Кто подключил слезные железы?» Так.
Голос. Перед нами пройдет типичный разговор Бифем.
Би. Он кричит: «Слез не должно быть!» А я говорю: «Были. У меня так заяц плакал. По мордочке так и катятся слезы. Шляпа, сосед, принес зайца продавать, шляпин брат поймал у линии электропередач как-то. Не знаю. У нас там рядом линия. Короче, плачет заяц, заливается. Я говорю: отрубишь ему голову. Я сама не могу. Шляпа говорит: да я хоть тебе отрублю за бутылку, мне не жалко. Заяц обрыдался весь, пока его не зарезали. И она тоже висит там, плачет. Спасите ее, кричу, Колин гений!»
Голос. Так слышно? Далее пойдут просьбы: «В лес, в лес». Вот это другое деломлы. Кортплит йран лос. Хрррвивт.
Би. Колин мне и говорит в ответ: «Мы благодарны вашей дочери и скажем ей это». Я говорю: «На прощанье скажете? Грамоту прочтете, прежде чем ток отключить?» Он: «Более того, следующая работа еще более важная. Впервые пришиваем обезьяне вторую голову. Бабуину голову бабуиненыша». Я тут возразила, что и с одной-то головой не знаешь, как от мыслей избавиться. Пока что мне самой та мысль в голову не пришла.
Фем. О-о-о, знала бы я, сама бы попросила все себе отключить.
Би. А Галька рассказала что. Какой-то миллиардер неудачно сделал себе операцию носа, мне не все равно кто. От носа остались буквально две дырки. Ему тоже будут нос менять.
Фем. Убейте меня.
Би. Ты! Ты же сама диктовала: «В лес, в лес!» Я держу азбуку, карандашом показываю, ты моргаешь, если да. Ду-ду-ду, ду-ду-ду. А сама теперь даже в парк не хочешь, Рекса мы отдали за забор, теперь все. Сидишь на мне как собака на сене. И сама не гуляешь, и людям не даешь. Я бы без тебя сейчас прошвырнулась, погуляла, господи, в парк! Там танцы, концерты. Собака ты! Я все тебе, все для тебя, а ты?
Голос. Далее пойдет вечная тема их разговора: «Отдай мне твою жизнь». Так хорошо? Другое дело.
Фем. А ты не отдала за меня жизнь, нет! А клялась! «Я отдам тебе все, что пожелаешь, моя жизнь вся для тебя!»
Би. Тебе не нужна моя жизнь, тебе нужна моя смерть.
Фем. Ой, не говори громких слов. Ты бы пожила одна, и я бы пожила одна. Все можно устроить.
Би. Как бы, как бы я пожила одна? А тебя бросить? Опять в подвал? Я на такое не способна! Бросить ребенка! Твоя голова с плеч, что ли? Секим башка? Я мать! Мать не может так поступить! Мать – это самое святое, что есть в этом мире! Никто так не самоотвержен и так не заботлив, как мама! Ни отец, ни Мишка твой, лупоглазый хрен. Хорошенький такой, лысый, туфельки замшеёвые, весь нахоленный, глаз живой, глаза прячет. Тьфу!
Фем (нетерпеливо). Нет, ты бы пожила как одна голова в подвале, и я бы пожила одна. Походила бы. С Мишей я сама разберусь. Миша красивый, но он в этом не виноват. На него вешаются все. Мужчины, женщины, подростки, старики, пьяные, начальство, собаки. Он ласков со всеми! Он нужен всем!
Би. Ты! Ты ни на что не способна без меня! Ты! Не можешь отличить мужика от бабы! Ты опять понесешь мое туловище, в какую-нибудь дыру поганую засунешь! В пещеру, в грот, в проран! В пробой! В прореху! В прорву! Или в тебя пятеро опять засунут! Или потонешь! Я тебя знаю! И пойдет мое тело на корм уткам!
Фем. Какое тебе дело. Это мое будет туловище.
Би. Как какое дело! Вручая тебе жизнь, родители вправе ожидать, что ты эту жизнь потратишь правильно! Тем более я столько вынесла! Живем только дважды! Третьего раза не дадут жить! Тем более если ты меня впаяешь в подвал висеть на ушах, ты же меня не навестишь ни разочка! Рта мне не оботрешь мокрой ваточкой пересохшего! Буду тебя ожидать напрасно, как все родители ожидают, хоть бы звоночка по телефону! Дети заглядывают к родителям как в холодильник, когда им что-то нужно взять! Так сказал один у нас алкоголик в хоре, второй тенор. И в результате ты потеряешь мою жизнь, и меня выкинут в коробочке!
Фем. Нет, я знаю, каково было мне, и никогда не брошу тебя.
Би. Как мой первый мальчик говорил: «Никогда тебя не брошу, потому что отец бросил мать и я видел, как она тяжело переживала это, воспаление всех нервных окончаний, чуть чихнет – всё! Вызывают „скорую“, колют обезболивание. Голову повернет – „скорую“!» Так он мне говорил, ну и бросил меня тут же, когда я забеременела.
Фем. Ну чем тебе поклясться, что я буду к тебе ходить каждый день? Как ты ко мне.
Би. Так ты действительно хочешь, чтобы я висела?
Фем. Я висела, ничего. И ты повисишь. А потом я тебя приму на плечо.
Би. Когда, через сколько?
Голос. Типичный ответ дочери мат…
Фем. Я как сука просидела год на цепи без права голоса.
Би. Почему я и пожалела тебя, взвалила себе на горб. Второй раз родила.
Фем. Да, родила, но урода! Я не могу показаться на глаза людям! Старуха с двумя бошками! Во что я превратилась! Ну хорошо, приду за тобой через год!
Би. А ты забыла, кем ты еще была? Сгустком тлена, висящим во тьме, искрой жизни, блуждающей во мраке, позавидуешь моли и тле и сидящей на цепи собаке. Я сочинила о тебе! А я была кто без тебя: танцевала в парках, ходила на вечера «Кому за сорок», он пригласит и сразу: «Берем бутылку – и к тебе». Так они говорили, а я: «Не мы берем, а ты берешь, во-первых, и плюс твои закуска и конфеты, и не ко мне, а к тебе, и предохранение за счет приглашающей стороны». У них мысли проститутов! За койку я должна его у себя дома кормить, поить, убирать за ним. Стирать. Болеть после контакта хрен знает чем! Не унижайся перед мужчиной никогда! Пусть они платят, найди таких!
Фем (затыкает уши). О господи!
Би. Ну, они в основном ходят на вечера кто: типа кадры с оптовки, из общежития или от жены гуляют. Я так и проверяла сразу, есть ли ж/п. Жилплощадь. Паспорт, пожалуйста. Или он с Молдавии, какой-то гагаут, жена гагаутка, дети гагаутята сидят в однокомнатной квартире, снимают жилье пятнадцать рыл с рынка. Туда он не пригласит, нет, все норовит в гости. Или он хохол-водила и ночует у грузовике, сам весь у масле, хрен у его у бензине. После него соляркой ссать. Шутка. Боже мой, я была свободна! Из магазина иду, ко мне даже с полными сумками приставали.
Фем. Ничего не слышу. Раз, два, два, два!
Би. Эх, деточки, зачем только вас рождают. На труд, заботу, горе, слезы. Я все потеряла ради тебя. Деньги, уважение, любовь, работу. Мне несли шоколад плитками, мне подносили розы и коньяк! Я ходила на каблуках! Я заказала из бус хрустальных брошь! Бусы Гусь-Хрустальный! Бусь-Хрустальный, знаешь, город такой есть? Из Гусь бус брошь! Во! Давай достанем в сумке! Я надену… Откроем, я одной-то рукой… не справляюсь. Отдала тебе все, руку на отсечение!
Фем. Не откроешь.
Би. Ну и кто ты есть после этого? Я хочу надеть свою брошку! Я не богатая, бриллиантов нет! Но брошка есть! Давай! Я по ящику буду выступать! Вот клянусь, что не пойду тебе навстречу, не отрежу себе голову! Во! (Показывает кукиш.)
Голос. Блин в ее интерпретации – матерное слово. Хатар ть аксбе Битюков! Ты радист или тсахатка неша утоми прадеш!
Фем. Ты, блин, ты чего ластом машешь? Кость убери!
Би. Кто ты после этого, повторяю!
Выворачивают друг другу руки, это выглядит как один человек, в отчаянии ломающий руки.
Фем. Я толстая квашня с двумя черепами. Юбура из дур.
Голос. Юбура ось зарашка наня кавта тариаш-ка. Битюков! Что ты принес, гоно лоис одмь делоис, окодми цедроа келан. Жвар анкор блю-лар да шендан, ан олкану днешли зауш. Тьфу! Опять дррр тарарах. (Бифем танцует танго.) Но бувод ноннордец женские инстинкты сохранны. Красится, мажется, причесывается, рабтли раодна лек. Радиста сюда! За год помаду извела, тюбик покупали, атар габт раис лгитмик.
Голос. Юбура ось зарашка наня кавта тариаш-ка. Битюков! Что ты принес, гоно лоис одмь делоис, окодми цедроа келан. Жвар анкор блю-лар да шендан, ан олкану днешли зауш. Тьфу! Опять дррр тарарах. (Бифем танцует танго.) Но бувод ноннордец женские инстинкты сохранны. Красится, мажется, причесывается, рабтли раодна лек. Радиста сюда! За год помаду извела, тюбик покупали, атар габт раис лгитмик.
Бифем остановилась, открыла сумочку своими двумя разными руками, достала зеркальце, пудреницу, пудрится, подмазывает губы.
Фем. С килограмм веса брошка, ну не позорься.
Би. У крупных женщин все должно быть крупное, и душа, и ум, и одежда, и мысли. Ты теперь крупная женщина, думай выше, шире! Ради тебя, чтобы спасти человека, пусть дочь, допустим, но я посадила себе на шею дармоедку, кормлю тебя своим мозгом и кровью!
Фем. Твоего мозга я бы и в рот не взяла, тьфу.
Би. А кровь? Моя родная кровь для тебя тоже тьфу? А ведь ты ее пьешь! Пьешь!
Фем. Кстати, единственное, что мне дал мой папа, это кровь, действительно. Это мое.
Би. Нет, минуточку! У тебя зубы есть, так? Я тебе зубы-то дала и вырастила потом и второй комплект, это все тоже я тебя питала, когда зубы начали меняться. У меня-то и зубов почти нема. Дальше. Минуточку! У тебя шея, уши, лицо в полном ассортименте, на лице глаза, нос, рот, пользуйся, живи! Я разве тебе не все дала? И я еще тебе дополнительно отдала руку и ногу свою!
Фем. Что я могу рукой и этой ногой? Почесать левой рукой левую ногу? Ужас! Я беспомощна! А я еще и не жила!
Голос. Алло! Так, все в порядке, далее. Следите за словарем. Слово «жила» больная употребляет в нецензурном смысле.
Фем. Я еще не жила! Дай мне жить!
Би. А я жила! И прекрасно жила без тебя! Есть что вспомнить. И собираюсь еще пожить. Еще лет двадцать пять.
Фем. Я думаю. Если ты отдашь мне тело, и то мало времени остается, тебе пятьдесят… Да, лет двадцать пять жизни… При условии диеты, малого питания, гимнастики и пластических операций. Мало времени, ты поняла? Так что давай по-быстрому.
Би. Профессор доктор Колин сказал ведь, что эксперимент с отдельно взятой головой закрыт, тебе не понятно? Мне некуда голову приткнуть!
Фем. Ну мамочка, ну мамулечка, ну ты все можешь! Ну уговори его! Ну мне хотя бы годик жизни! Ну что я видела? (Плачет.) Мамочка, родненькая, я каждый день буду тебя навещать! Ротик тебе вытирать, дорогая моя, единственная, ну кто мне поможет? Ты же героиня. Ты все можешь, я тебя так люблю, я так благодарна тебе на самом деле, ты не слушай, что я тебе наговорила. Я люблю тебя больше всех почти. Ну Мишка – это ведь ангел, он явился на землю как любовь… К нему все тянутся… Мне бы годик только свободы… Я верну тебе тело в гораздо лучшем состоянии и потом сама тебе его отдам… Так будем меняться. Ждать своей очереди, хочешь? Хочешь? Свободы! На волю! Дайте воли мне! Я измучилась! Мало времени осталось! А-а-а-а! Я тебя не брошу!
Би (поет). Любовь свободна, век кочуя, законов всех она сильней! Я плачу над твоей судьбой! Моя ласточка, мое дитя, моя маленькая! Когда ты жила с этим Марком-художником, с твоими двумя Максимами, с Митей-дилером, как я опозорена была! И надо было лезть в дыру на старости лет! И идти в землю с шестью мальчиками! Это тебя Господь предупреждает! Терпи, неси свой крест. Бог терпел и нам велел. Смирись, поплачем вместе. Я рада, что ты меня любишь, я это знала. Ты любишь меня больше всех, я знаю, и лучшей награды мне нет на земле! Она меня любит! Пора браться за ум и жить как балерина Нина Прохарь, которая мамочку свою не оставила, нет, ни ради генералов, ни ради тренера по бейсболу, ни ради этой кутюрье Лены Потаповской, а как эта Лена за ней ухаживала, какие она ей платья шила! Но Прохарь Нина отказала всем. Что у тебя, дочка, есть, то есть, мама твоя, которая в трудный момент подставила свое плечо, а больше ничего и нет. Согласись!
Фем. Ты больная. Это же мои друзья! Это бред, пойми! Больное твое сексуальное воображение! У меня не может быть друзей-мужчин, что ли? Все обязаны жить со мной?
Би. Тут я мысленно пожимаю плечами.
Голос. Бввррпррр! Хрря! Шлине муазо берла крю, да буги ква, безобразие. Tea рахта Битюков? Слово «хотела» они хра такбе употребляют в сексуальном смысле.
Фем. Это ты их хотела, а приписываешь мне. Ты хотела!
Голос. У меня должна оперироваться собака, я ушел. Битюков придет, ригни да камахер!
Би. Фем, ты слышишь? Это он про нашего Рекса! Это он про него говорит, про Рекса!
Фем. Тише, мамочка, услышат! Тише!
Би. Утром ты еще, как всегда, спала, у них переполох был, привезли собачку, ну как обычно у них. Она так лаяла, выла! Ужас! Гальке на пост позвонили, я чувствую, этот Валера из вивария, она громко выкрикнула так: «Такая же группа?» Я сразу же поняла: такая же группа крови, как у нашего Рекса!
Фем. Я не спала! Вот, думаю, привезли, собираются у Рекса голову отрубать! Но не отрубят, нет! Мы его вчера взяли на ночь погулять! (Смеется.)
Би. Я недаром доктору профессору Колину говорила: моя фифа совсем не дает мне дышать воздухом, пойдет гулять только ради собаки. Разрешите нам брать собаку поздно вечером погулять, любую!
Фем (радостно). Да! Но мы брали только Рекса!
Би (радостно). Валерке говорю: дай нам Рекса! Мы его кормим все время, он нам машет хвостиком из клетки! И обратилась к доктору Колину: скажите Валерке из вивария, чтобы он разрешал нам кормить Рекса. У нас две порции, а прямая кишка одна! Мы с едой не справляемся!
Фем (радостно). Да! Молодец, придумала!
Би (так же). Доктор Колин! Дайте мы с ним погуляем! Жалко же меня, я как собака живу в виварии, как Рекс живет в клеточке, так я без воздуха! Колин сказал что?
Фем (смеется). Не привыкайте к этой собаке, у него будут брать голову. Он донор! Не привязывайтесь к нему!
Би. Да!!!
Фем. Не возьмете теперь голову! (Смеется.) Донор далеко!
Би. Тише! А то услышат!
Фем. А пускай слышат! Рексика увел простой прохожий! Только бы Рексик сам не вернулся. Он привык, что мы здесь. Может прибежать, бедный.
Би. Мы же просили увести его на ту сторону реки.
Фем. Может быть, мало денег дали?
Би. Нет, этот алкаш рад был и тому.
Фем. Ты пожадничала. Он его небось за первым углом бросил, отпустил. Я говорила тебе, не жалей денег для Рексика!
Би. А если Рекс вернется? Надо же думать и об этом! Опять дяденьку нанимать какого-нибудь. А денег так мало! Надо глядеть вперед! Но как он на нас лупал глазами, хотя мы из кустов с ним говорили, прикрылись ветками! Так ласково глядел! Проходяга тот! Когда я подошла и протянула ему Рекса, через прутья просунула и деньги, он чуть не упал! Разглядел меня, красавицу, да пришлось расстаться! Еще и денег ему дала! Он, как увидел деньги, так все и понял. «Спаси нашу собачку». Слава идет о нашей клинике! Рексик его не испугался, видела? Спокойно пошел к нему за забор как миленький.
Фем. Рекс все понял.
Би. Сладенький мой! Ангел с хвостом! Прощался с нами, глядел так, что сердце надрывалось! И тут вопрос: или ты с нами и гибнешь, или мы тебя выгоняем, и ты жив. Ты слышала, у сторожа тут в клинике жил дог без ног! У дога ноги отняли и приставили к пинчеру, называлось «лающий осьминог». Третьи и четвертые задние ноги были от дога, длинные, пинчер таскался задом вверх, неудачная конструкция, помнишь?
Фем. А, да. Галька рассказывала. Это еще до нас было.
Би. А дога взял этот сторож… (Фем затыкает уши.) Ну, ты помнишь. Вернее, тушку дога. Может, он взял дога на пирожки с мясом на продажу? А потом привык, да и вложил его в тележку. Тележка едет, обрубок дога, инвалид, лает.
Фем (вынимает из уха затычку). Я бы все, что в сумке, тому дядьке бы отдала. Рекс меня так любил! Ласкался! Терся о мои ноги.
Би. Он терся о мои ноги.
Фем. О мою ногу.
Би. Это мои ноги. Он о мои ноги, ко мне шел.
Фем. Все твое, моего нет ничего на свете.
Би. Деточка! Все мое – это твое! Когда ты висела в подвале и плакала слезами, что вот-вот отключат все оборудование, уже практиканты в твою сторону не смотрели, кашу не принесли, как я кинулась на них с руганью! Вы, Юрка, Олька!
Фем. Это все были мои друзья… Единственные мои друзья… Давали и выпить, и покурить. В то утро они вернулись с конференции и мне ничего не сказали, но я почувствовала, потому что не принесли завтрак и не подходили вообще. Олька плакала. Я тоже стала плакать, а слез нет. Тогда Рустам Хамчик подошел и мне слезные железы подключил.