Сверху опять кричали что-то, но он опять не слышал, пытаясь все-таки объяснить необъяснимое привычными понятиями, найти какие-то аналогии, но привычные понятия не подходили сюда, а знакомые аналогии ничуть не напоминали то странное состояние воды (именно воды: Рогов не хотел, не мог думать иначе!), которое превращало ее в желе.
– Павел Николаевич, - Рогов вздрогнул и обернулся: Нолик смотрел с восторгом и ужасом, причем восторга было больше. Естественно: он не обременен всеми знаниями, он вообще не очень-то обременен знаниями, поэтому ему не страшно необъяснимое, а лишь любопытно до ужаса, который все-таки читался на его лице. Счастливое качество молодого ученого - верить тому, что есть, а не тому, что объяснено или объяснимо. Именно это качество и движет вперед науку, а Рогов? Ты его потерял, разбросал по симпозиумам, по ученым советам, по докладам и рефератам, которые и не нужны-то уже, ничего они объяснить не могут ни тебе, ни Нолику, никому. Значит, перешагни через них, забудь, начни сначала - вот отсюда, от этого киселя за бортом. И не бойся признать поражение, великий Рогов. Как знать, вдруг да обернется оно чем-нибудь, отдаленно похожим на победу...
Он встряхнул головой, будто сбросил оцепенение, спросил Нолика:
– Ну что?
– Температура невероятная! - Нолик даже захлебывался от восторга. - По Цельсию - тридцать восемь. А плотность все время растет, аписывать не успеваю.
– Пробы взял?
– Конечно.
– Тогда поехали наверх: посмотрим, подумаем, - и вдруг замолчал, пораженный услышанным. - Говоришь, плотность непрерывно растет?
– Растет! А что?
– Это хорошо, - сказал Рогов, - это просто великолепно, - добавил он и, перешагнув через барьерчик люльки, встал на воду.
Именно встал: зеленое желе чуть прогнулось под ногами, как батут, качнуло его, и он ухватился за люльку, чтобы удержать равновесие.
Наверху ахнули. Он поднял голову, помахал им рукой, хитро подмигнул ошеломленному Нолику и шагнул вперед. Потом сделал еще шаг, пошел медленно вдоль корпуса судна. Желе отлично держало его, только идти было трудновато: поверхность неровная и качается, того и гляди упадешь.
– Стойте, Павел Николаевич! - заорал Нолик. - Я с вами! Он тоже перелез через барьер, нелепо размахивая руками, побежал к Рогову, не удержался, плюхнулся во весь рост, но тут же поднялся, осмотрел себя, спросил удивленно:
– Почему следов никаких нет? Даже не намок...
– А это не вода, - спокойно ответил Рогов, внутренне содрогаясь, - ересь! бред! И все же не вода!
– Что же? - Нолик с надеждой смотрел на своего бога.
– Не знаю, - вздохнув, признался бог.
– А почему она нас держит?
– Тоже не знаю. Ты лучше не спрашивай: мы с тобой сейчас на равных - ни о чем не догадываемся. Ты подумай лучше: плотность среды растет отчего?
Нолик пожал плечами с недоуменной гримасой.
– Высказываю гипотезу, - Рогова внезапно охватило ощущение охотника: добыча рядом, только руку протяни! - Постороннее тело, помещенное в среду, вызывает повышение плотности вокруг него. А значит...
– А значит, - восторженно подхватил Нолик, - чем дальше от корабля, тем плотность меньше! Так?
– Пятерка, - похвалил Рогов. - Проверим?
Позади загрохотала лебедка. Рогов обернулся: люлька стремительно взлетела вверх, в нее влезли Малинин и два лаборанта, и через три минуты они присоединились к Рогову с Ноликом. Малинин даже задыхался от изумления.
– Держит. Нет, вы подумайте: держит, - повторял он, глупо улыбаясь, и вдруг уже серьезно спросил: - Павел Николаевич, это же не вода, верно?
Рогов усмехнулся про себя: молодость, несомненно, имеет преимущества. Вот и Малинин: он не придавлен авторитетом Большой ауки, вернее, еще не придавлен, и ему понадобилось меньше времени и меньше усилий, чтобы признать невероятное.
– А что же это? - он задал Малинину тот же вопрос, что пятью минутами раньше Нолик.
Но Малинин не прикрылся спасительным "не знаю", он пошевелил губами, подумал, потом засмеялся, сказал:
– Бред, конечно, но вдруг это жизнь?
– Мыслящий океан? - лениво спросил Рогов. - Лема начитались...
– Почему обязательно мыслящий? - фантазировал Малинин. - Даже наверняка не мыслящий. Микроорганизмы, растворенные в питательной среде. Или не в среде... Сама среда - совокупность микроорганизмов.
– Не опровергаю, - сказал Рогов. - Здесь любая гипотеза допустима. Проверим нашу с Ноликом: ее хоть сразу проверить можно.
Они подошли к люльке. Нолик обвязал вокруг пояса тонкий канат, второй конец закрепил за барьер люльки и медленно, как по льду, пробуя поверхность желе носком кеды, пошел прочь от корабля. Он отошел шагов на десять, обернулся и крикнул:
– Держит хуже!
– Иди обратно, - приказал Рогов, но парень не послушался, шагнул дальше и вдруг провалился по щиколотку, не удержался, сел, и Малинин с лаборантами, ухватившись за канат, подтащили Нолика к люльке. Рогов нагнулся и внимательно осмотрел его кеды: они были по-прежнему сухи, неведомая среда не оставляла следов.
– Как в болоте, - ошеломленно проговорил Нолик. - Засасывает и давит.
– Хватит экспериментов, - сердито бросил Рогов. - Пробы у нас есть, можно и подниматься.
Он влез в люльку вместе с Ноликом, сказал Малинину:
– Вы с ребятами вторым рейсом.
Малинин кивнул, не оборачиваясь. Он смотрел на корпус судна: зеленая "плесень" - оторванная от своей среды, она казалась именно плесенью обхватила корпус "Миклухо-Маклая", поднялась почти до иллюминаторов. Верхний ее край, неровный, ажурно-рваный, ощутимо полз вверх, а внизу этот тонкий, почти прозрачный слой "плесени" переходил в уже привычное желе, и там, где эта "плесень" вырастала, желе чуть покачивалось взад-вперед, словно подталкивало ее по борту судна вверх.
– Ну и ну! - изумленно воскликнул Рогов. - Пять минут назад плесени не было.
Малинин и сам помнил, что борт был абсолютно чист, когда они спускались вниз. Значит, плесень выросла недавно и очень быстро.
– Это же не опасно, - неуверенно, словно уговаривая самого себя, сказал Нолик. - Она ведь не оставляет следов.
"Верно, - подумал Малинин, - следов не оставляет. На кедах. На человеческом теле, руке к примеру. И это все? Но есть еще корпус судна, есть еще вещи в каютах..." И вдруг с какой-то особенной остротой понял, что вся их восторженная беготня вокруг морского феномена может быть опасной. Он задрал голову вверх и заорал изо всех сил:
– Артур Янович! Прикажите задраить иллюминаторы везде. И побыстрее!
Рогов внимательно разглядывал зеленую корку на борту.
– Не успеем, - проговорил он задумчиво. - Спохватились, да поздно. Видите: эта штука уже к каютам подобралась.
Кое-где хлопали иллюминаторы, а "плесень" уже застилала их, и там, где хозяева не успели забаррикадироваться, пробиралась в каюты, и кто знает, что она там натворит.
– У нас иллюминатор открыт, - сказал Малинин. - Поднимайтесь, Павел Николаевич, и бегом в каюту.
Рогов и сам понимал, что надо спешить. Едва люлька поравнялась с палубой, он легко перескочил через поручень, сбежал по трапу, толкнул дверь в каюту. Сзади сопел Нолик, пытаясь через его плечо рассмотреть, что же успела захватить зеленая "плесень".
А захватить-то она успела не так уж много. Зеленый кисель сполз из кольца иллюминатора на письменный стол, растекся по его полированной деревянной крышке.
– Вот вам и еще пробы для опытов, - сказал Нолик, задраивая иллюминатор.
– Ладно, - махнул рукой Рогов, - потом соберем. Пошли на палубу.
Честно говоря, он был чуть-чуть разочарован: зеленая "плесень" не ползла по каюте, не пожирала все на своем пути, не росла с каждой минутой. Однажды разыгравшаяся фантазия уже неудержима. Ступив на плотный кисель за бортом "Миклухо-Маклая", Рогов уже не сдерживал свое закованное в строго научные шоры воображение. Да и как можно сдерживать, если эти "строго научные шоры" ни черта не объясняют, а явно ненаучное воображение подсказывает гипотезы одна другой хлеще, зато всё объясняющие. Пока они с Ноликом бежали к каюте, Рогов успел наделить "плесень" разумом и ждал от нее бурных проявлений. Но растекшийся по столу кисель мало походил на существо или вещество "сапиенс", и шаткие ножки безумной гипотезы легко и охотно подломились. Рогов усмехнулся: "Совсем спятил, старик. Ты же на Земле, а не на альфе Центавра. Откуда здесь "разумная плесень"?"
На палубе стоял Малинин и смотрел в капитанский бинокль. Растерянный Артур Янович топтался рядом, порываясь отобрать бинокль. Малинин не давал, толкался и повторял:
– Погодите, погодите, сейчас, сейчас...
– Что-нибудь новенькое нашли? - поинтересовался Рогов.
– Старенькое, - невежливо буркнул Малинин, неохотно отдавая бинокль капитану, который тотчас же прилип к нему, застыл памятником. - Как вы смотрите на то, что мы в плену?
На палубе стоял Малинин и смотрел в капитанский бинокль. Растерянный Артур Янович топтался рядом, порываясь отобрать бинокль. Малинин не давал, толкался и повторял:
– Погодите, погодите, сейчас, сейчас...
– Что-нибудь новенькое нашли? - поинтересовался Рогов.
– Старенькое, - невежливо буркнул Малинин, неохотно отдавая бинокль капитану, который тотчас же прилип к нему, застыл памятником. - Как вы смотрите на то, что мы в плену?
– У пиратов? - спросил Нолик.
– У "плесени", - не поддержал шутки Малинин. - Артур Янович, дайте шефу полюбоваться...
Может быть, Малинин и преувеличивал, но ведь Рогов решил ничему сегодня не удивляться, верить самому невероятному. Везде, до самого горизонта, а быть может, и дальше, за ним, по всей земле, расстилалась ровная зеленая поверхность. Ни волн на ней не было, ни всплесков, ни белых пенных гребешков, столь привычных на море. Да и море ли это было? Скорее, "суша", жадное агрессивное болото, которое заперло корабль наглухо, намертво, навеки - какие еще слова подобрать? Рогов обернулся: позади, там, откуда они пришли в этот странный зеленый мир, по-прежнему качалась прозрачная занавеска. За ней, как в гигантском аквариуме, бился синий тайфун. В двенадцатикратный "цейс" видны были волны, которые разбивались об эту занавеску, вероятно, с грохотом, с воем ветра. Но звуки, как и волны, оставались за ней, как за синим стеклом, неизвестно кем и зачем повешенным, не известно как пропустившим судно в это диковинное тихое болото. Да, здесь была тишина, безоблачное голубое небо, застывшая зеленая пленка болота, ровная, как по линейке проведенная линия горизонта.
– Эфир все еще молчит? - спросил Рогов.
– Молчит, - сказал капитан и добавил просительно: - Куда же мы попади, Павел Николаевич?
Рогов пожал плечами: мол, спросите что-нибудь полегче, а Малинин ответил неожиданно сорвавшимся голосом:
– Хотите знать? Могу объяснить, - и даже рукой махнул. - Только кто мне поверит...
– Я сегодня всему верю, - безнадежно сказал Рогов и не соврал: какая в сущности разница - верить или не верить? От объяснений легче не будет. Да и кто докажет: верны они или нет? Все возможно за синей завесой тайфуна. Говорите, - попросил он Малинина.
Малинин начал, посмеиваясь: "Не верите - опровергайте". Но Рогов знал своего ученика: тот не шутил, не выламывался, не пытался огорошить супероригинальной идеей. Эта идея у него явно была выношена, продумана за последние часы, а смешочки, они от неуверенности, от привычной робости: как примут?
– Мы не на Земле, - говорил Малинин. - Или, вернее, на Земле, но не нашей - другой. Проклятый тайфун родился на грани двух миров: того, где мы живем, и этого - чужого. Я не оригинален: идея множественности миров существует давно. И кое-кто из серьезных ученых - вы слышали, Павел Николаевич, - уже пробует найти дверку в соседний мир. Пока безуспешно, на ощупь, но пробует! А мы нашли ее, случайно наткнулись в потемках и прорвались сюда, где все иное, не похожее на привычные земные атрибуты. Я читал в каком-то фантастическом романе о том, как человек путешествует из мира в мир, вернее, путешествует его биополе, совмещаясь в соседних мирах с биополями его аналогов.
Авторы предположили, что миры эти бесконечно повторяют друг друга, отличаясь лишь по времени; где-то оно отстает от нашего, где-то его опережает. А почему бы не допустить, что миры эти вообще не похожи на земной? Ну вот как здешний, - он обвел вокруг рукой и засмеялся: - Красив?
Рогов кивнул:
– Красив. Ваша гипотеза имеет право на существование, - он помолчал и добавил: - Впрочем, как и всякая другая. У тебя никакой нет, Нолик?
У Нолика не было гипотезы: его заворожила малининская, и он готов был охотно принять ее на веру. Да и Рогов не находил возражений против нее: она все объяснила. А то, что она невероятна, так через невероятность можно перешагнуть, и тогда все становится понятным и объяснимым. Но гипотеза гипотезой, а выбираться из плена необходимо...
– Нужны аммонитные шашки, - сказал он. - У вас они есть, капитан?
– Есть.
– Тогда запускайте машину. Поиграем в игру под названием "Из ледяного плена".
Рогов думал так: если машина сама не вытянет их из болота, то взрыв поможет расчистить впереди путь. Может помочь. А дальше - Рогов сам проверял зеленая каша теряет плотность. До тайфуна несколько километров, надо попробовать проскочить. Уж лучше тайфун, чем эта зеленая дрянь, пусть даже и безобидная.
Конечно, ему не хотелось уходить: когда еще представится такой случай встреча с колонией неизвестных науке микроорганизмов. В том, что это действительно микроорганизмы, Рогов не сомневался. А где они находятся - на Земле или в соседнем мире, - значения в сущности не имело. Не имело для него ученого. А для руководителя экспедиции еще как имело. Поэтому, не очень-то веря в гипотезу Малинина, он гнал сейчас судно в зону тайфуна, в опасность, но в привычную опасность, если хотите, в земную. А здесь оставалась мнимая безопасность зеленого спокойствия, интересная, но, увы!.. загадочная.
И в том, что безопасность мнимая, Рогов убедился сразу же, как только вошел в каюту. Зеленая "плесень", отрезанная иллюминатором, прихотливо растеклась по полу, осторожно обойдя початую бутылку с боржоми, чугунное пресс-папье, пластмассовые шариковые ручки, кожаную папку с серебряной монограммой - все, что было на столе и в столе. Самого стола не было. Не было и деревянного стула, прикрученного к металлическому листу, которым в каютах обшит пол. Они растворились, исчезли, хотя Рогов ясно помнил, что, когда Нолик закрывал иллюминатор, "плесень" была на столе.
Рогов рванул дверь и выскочил в коридор. Из соседней каюты вышел Малинин. Вид у него был испуганный и ошарашенный.
– Стол? - быстро спросил Рогов.
– Что стол, - Малинин неожиданно по-детски всхлипнул. - Моя диссертация...
И тогда Рогов прислонился к теплой переборке коридора и засмеялся. Сначала хмыкнул негромко, потом еще и еще: не мог сдержаться, потом захохотал громко и весело. И вместе со смехом проходило дикое напряжение, в котором - он и сам не подозревал об этом - Рогов находился последние два часа. Пусть это была истерика - называйте, как хотите, - но именно она-то и развеяла все сомнения и колебания, гипотезы и идеи, все, кроме одной - бежать. Бежать скорее, изо всех сил.
Малинин - тут надо ему отдать должное - не бился головой об стену, не рвал на себе одежды, не хватал любимого начальника за грудки и не требовал сатисфакции. Он скромно ждал, пока любимый начальник отсмеется, а когда Рогов затих, вытер слезящиеся от смеха глаза, Малинин спросил его:
– Как у вас со здоровьем?
– Отлично, - сказал Рогов. - Лучше не бывает. А диссертацию вашу "плесень" сожрала. И стол и стул. А бутылкой с боржоми побрезговала. И пресс-папье тоже.
– Что же, она только дерево жрет? - спросил Малинин.
– А что? - удивился Рогов. - Вполне возможно. В вашем мире допустимо любое предположение, даже самое глупое. И не расстраивайтесь, ради бога: приключение стоит пачки листов, которые, кстати, нам с вами нетрудно восстановить...
Его оборвал взрыв. Потом еще один и еще. "Миклухо-Маклай" дрогнул и двинулся медленно, с трудом. Громыхнул еще один взрыв, и судно чуть заметно прибавило скорость.
– Пока мы не вошли в тайфун, надо бы эту гадость собрать, - сказал Рогов Малинину. - Скажите Артуру, пусть пошлет ребят пройти по каютам. А то мы так до Владивостока не доберемся: "плесень" все сожрет.
Малинин пошел по коридору, приноравливаясь к неровному ходу судна. А Рогов закрыл глаза, прислонился к переборке и ждал. Потом мимо него пробежали посланные Артуром матросы. Кто-то спросил на ходу:
– Вам плохо, Павел Николаевич?
Рогов покачал головой отрицательно, глаз не открыл, стоял расслабленно и слушал двигатель. Тот работал ровно и сильно, и судно шло все быстрее: видимо, "плесень" не успевала "сплотиться" вокруг него. А позже в гул двигателей вошли другие звуки: грохот волн, свист ветра. А спустя секунду "Миклухо-Маклай" дернулся, качнулся, прыгнул вперед и вниз, будто в пропасть. И Рогов не устоял, грохнулся на металлический пол, прижался к нему щекой. Потом поднялся и, держась за стены, пошел к трапу на палубу. Судно вошло в тайфун, далекая синева его стала близкой и понятной чернотой бури, и Рогову захотелось на воздух - просто подышать соленым и мокрым ветром, обыкновенным земным ветром.