Якоб и Вильгельм Гримм Сказки братьев Гримм
© ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2014
Бременские уличные музыканты
У одного хозяина был осёл, который уж много лет кряду таскал да таскал кули на мельницу да наконец-таки обессилел и начал становиться к работе непригодным. Хозяин стал соображать, как бы его с корму долой сбыть; но осёл вовремя заметил, что дело не к добру клонится, убежал от хозяина и направился по дороге в Бремен: там, мол, буду я городским музыкантом.
Прошёл он сколько-то по дороге и наткнулся на легавую собаку, которая лежала на дороге и тяжело дышала: видно было, что бежала издалека.
– Ну, что ты так запыхалась, Хватайка? – спросил осёл.
– Ах, постарела ведь я да ослабла и к охоте негодна становлюсь, – отвечала собака, – так хозяин-то мой убить меня собирался! Ну, я и удрала из дому! Да вот только не знаю, как теперь на пропитание заработаю?
– А знаешь ли, что я придумал? – спросил осёл. – Иду в Бремен и собираюсь там быть уличным музыкантом. Пойдём вместе, поступай тоже в музыканты. Я стану на лютне играть, а ты в медные тарелки бить.
Собака согласилась с удовольствием, и пошли они далее. Немного прошли, повстречали на дороге кота; сидит хмурый такой, пасмурный.
– Ну, тебе что не по нутру пришлось, Усатый? – спросил осёл.
– Небось не очень развеселишься, когда до твоей шкуры добираться станут! – отвечал кот. – Из-за того, что я стар становлюсь и зубы у меня притупились и что я охотнее сижу за печкой да мурлычу, чем мышей ловлю, хозяйка-то моя вздумала меня утопить. Я, конечно, от неё таки улизнул и вот теперь и не знаю, куда голову приклонить?
– Пойдём с нами в Бремен. Ведь ты ночью вон какую музыку разводишь – значит, и в уличные музыканты пригодишься. Коту совет показался дельным, и он пошёл с ними по дороге. Пришлось затем нашим трём беглецам проходить мимо одного двора, и видят они – сидит на воротах петух и орёт что есть мочи.
– Чего ты это орёшь во всю глотку так, что за ушами трещит? – спросил его осёл.
– Да вот я предсказал на завтра хорошую погоду, – сказал петух, – потому что завтра Богородицын день; но из-за того, что завтра, в воскресенье, к нам гости будут, хозяйка всё же без жалости велела меня заколоть на суп, и мне сегодня вечером, наверно, свернут шею. Ну, и кричу я во все горло, пока могу.
– Ишь ведь, что выдумал, красная головушка! – сказал осёл. – Да тебе же лучше с нами уйти! Идём мы в Бремен. Всё это лучше смерти будет! Да и голос у тебя такой славный: а если мы все вместе заведём музыку, так это будет очень и очень недурно.
Понравилось петуху это предложение, и вот они все четверо направились далее.
Однако же в один день им не удалось добраться до Бремена. Вечером пришли они к лесу, где и задумали заночевать. Осёл и собака легли у корня большого дерева, кошка и петух забрались в ветви его, а петух взлетел даже на самую вершину дерева, где ему казалось всего безопаснее. Прежде чем глаза сомкнуть, он ещё раз огляделся по сторонам, и показалось ему, что вдали что-то светится; вот он и крикнул товарищам, что где-то неподалёку есть жильё, потому что огонёк мерцает.
Осёл и сказал:
– Ну, так надо с места сниматься да вперёд брести, потому что тут приют у нас неважный.
Собака при этом подумала, что пара косточек да мясца кусочек ей были бы очень кстати.
Вот и пошли они на огонёк, и огонёк светил всё светлее, становился больше и больше, и наконец вышли они к ярко освещённому дому, который был разбойничьим притоном.
Осёл был повыше всех, подошёл к окошку да и стал смотреть.
– Ты что там видишь, Серый? – спросил петух.
– Что вижу? Накрытый стол, а на нём и яства, и питьё, и разбойники за столом сидят и угощаются.
– Это бы и для нас не вредно было! – сказал петух.
– Да, да, хорошо бы и нам быть там! – сказал осёл.
Тогда стали они между собою совещаться, как бы им ухитриться и разбойников из дома выгнать…
Наконец-таки нашли способ. Осёл должен был упереться передними ногами в подоконник, собака вспрыгнуть ему на спину, кошка взобраться на спину собаки, а петух должен был взлететь и сесть кошке на голову. Как условились, так по данному знаку разом и принялись за свою музыку: осёл заревел, собака залаяла, кот замяукал, а петух стал кукарекать. А потом и вломились в дом через окно, так что оконницы задребезжали. Разбойники, заслышав этот неистовый рёв, повскакивали со своих мест; им показалось, что в окно лезет какое-то страшное привидение, и они в ужасе разбежались по лесу.
Тут уселись наши четверо приятелей за стол, принялись за остатки ужина и так наелись, как будто им предстояло голодать недели три.
Покончив с ужином, все четверо музыкантов загасили огни в доме и стали себе искать постели, каждый по своему вкусу и удобству.
Осёл улёгся на навозе, собака прикорнула за дверью, кошка растянулась на очаге около тёплой золы, а петух взлетел на шесток; и так как они все были утомлены своим долгим странствованием, то и заснули очень скоро.
Когда минула полночь и разбойники издали увидели, что огни в их доме погашены и всё, по-видимому, спокойно, тогда их атаман сказал им:
– Чего мы это сдуру так заметались! – и велел одному из шайки пойти к дому и поразнюхать.
Посланный видит, что всё тихо, и вошёл в кухню, чтобы вздуть огня; подошёл к очагу, и покажись ему кошачьи глаза за горящие уголья. Он и ткнул в них серной спичкой, чтобы огня добыть. Но кот шутить не любил: как вскочит, как фыркнет ему в лицо да как цапнет!
Разбойник с перепугу бросился к чёрному ходу, но тут собака сорвалась со своего места да как укусит его в ногу!
Он пустился напрямик через двор мимо навозной кучи, а осёл-то как даст ему заднею ногою!
В довершение всего петух на своём шестке от этого шума проснулся, встрепенулся и заорал во всю глотку:
– Ку-ка-ре-ку!
Побежал разбойник со всех ног к атаману и доложил:
– В доме там поселилась страшная ведьма! Она мне в лицо дохнула и своими длинными пальцами поцарапала! А у дверей стоит человек с ножом – мне им в ногу пырнул! А на дворе дрыхнет какое-то чёрное чудище, которое на меня с дубиной накинулось. А на самом-то верху сидит судья да как крикнет: «Давай его, плута, сюда!» Едва-едва я оттуда и ноги уволок!
С той поры разбойники не дерзали уж и носа сунуть в дом, а четверым бременским музыкантам так в нём полюбилось жить, что их оттуда ничем было не выманить.
Кто их там видал, тот мне о них рассказывал, а я ему удружил – эту сказку сложил.
Снегурочка
Зимним деньком, в то время как снег валил хлопьями, сидела одна королева и шила под окошечком, у которого рама была чёрного дерева. Шила она и на снег посматривала, и уколола себе иглой палец до крови. И подумала королева про себя: «Ах, если бы у меня родился ребёночек белый, как снег, румяный, как кровь, и чернявый, как чёрное дерево!»
И вскоре желание её точно исполнилось: родилась у ней доченька – белая, как снег, румяная, как кровь, и черноволосая; и была за свою белизну названа Снегурочкой.
И чуть только родилась доченька, королева-мать и умерла. Год спустя король женился на другой. Эта вторая жена его была красавица, но и горда, и высокомерна, и никак не могла потерпеть, чтобы кто-нибудь мог с нею сравняться в красоте.
Притом у неё было такое волшебное зеркальце, перед которым она любила становиться, любовалась собой и говаривала:
Тогда и отвечало ей зеркальце:
И она отходила от зеркальца довольная-предовольная и знала, что зеркальце ей неправды не скажет.
Снегурочка же между тем подрастала и хорошела, и уже по восьмому году она была прекрасна, как ясный день. И когда королева однажды спросила у зеркальца:
Зеркальце отвечало ей:
Ужаснулась королева, пожелтела, позеленела от зависти. С того часа, как, бывало, увидит Снегурочку, так у ней сердце от злобы на части разорваться готово. И зависть с гордостью, словно сорные травы, так и стали возрастать в её сердце, и разрастаться всё шире и шире, так что наконец ни днём, ни ночью не стало ей покоя.
И вот позвала она однажды своего псаря и сказала:
– Выведи эту девчонку в лес, чтобы она мне более на глаза не попадалась. Убей её и в доказательство того, что моё приказание исполнено, принеси мне её лёгкое и печень.
Псарь повиновался, вывел девочку из дворца в лес, и как вынул свой охотничий нож, чтобы пронзить невинное сердце Снегурочки, та стала плакать и просить:
– Добрый человек, не убивай меня; я убегу в дремучий лес и никогда уже не вернусь домой.
Пожалел псарь хорошенькую девочку и сказал:
– Ну и ступай. Бог с тобой, бедная девочка!
А сам подумал: «Скорёхонько растерзают тебя в лесу дикие звери», – и всё же у него словно камень с сердца свалился, когда он пощадил ребёнка.
Как раз в это время молодой оленчик выскочил из кустов; псарь приколол его, вынул из него лёгкое с печенью и принёс их королеве в доказательство того, что её приказание исполнено.
Повару приказано было их присолить и сварить, и злая баба съела их, воображая, что ест лёгкое и печень Снегурочки.
И вот очутилась бедняжка в дремучем лесу одна-одинёшенька, и стало ей так страшно, что она каждый листочек на деревьях осматривала, и не знала, что ей делать и как ей быть.
И пустилась бежать, и бежала по острым камням и по колючим кустарникам, и дикие звери сновали мимо неё взад и вперёд, но ей не причиняли никакого вреда.
Бежала она, пока несли её резвые ноженьки, почти до вечера; когда же утомилась, то увидела маленькую хижинку и вошла в неё.
В этой хижинке всё было маленькое, но такое чистенькое и красивенькое, что и сказать нельзя. Посреди хижины стоял столик с семью маленькими тарелочками, и на каждой тарелочке по ложечке, а затем семь ножичков и вилочек, и при каждом приборе по чарочке. Около стола стояли рядком семь кроваток, прикрытых белоснежным постельным бельем.
Снегурочка, которой очень и есть, и пить хотелось, отведала с каждой тарелочки овощей и хлеба и из каждой чарочки выпила по капельке вина, потому что она не хотела всё отнять у одного. Затем, утомленная ходьбой, она пыталась прилечь на одну из кроваток; но ни одна не пришлась ей в меру; одна была слишком длинна, другая – слишком коротка, и только седьмая пришлась ей как раз впору. В ней она и улеглась, перекрестилась и заснула.
Когда совсем стемнело, пришли в хижину её хозяева – семеро гномов, которые в горах рылись, добывая руду. Засветили они свои семь свечей, и, когда в хижинке стало светло, они увидели, что кто-то у них побывал, потому что не всё было в том порядке, в каком они всё в своём жилье оставили.
Первый сказал:
– Кто сидел на моем стульце?
Второй:
– Кто поел из моей тарелочки?
Третий:
– Кто от моего хлебца отломил кусочек?
Четвертый:
– Кто моего кушанья отведал?
Пятый:
– Кто моей вилочкой поел?
Шестой:
– Кто моим ножичком порезал?
Седьмой:
– Кто из моей чарочки отпил?
Тут первый обернулся и увидел, что на его постели была маленькая складочка; он тотчас сказал:
– Кто к моей постели прикасался?
Сбежались к кроваткам и все остальные и закричали:
– И в моей, и в моей тоже кто-то полежал!
А седьмой, заглянув в свою постель, увидел лежавшую в ней спящую Снегурочку. Позвал он и остальных, и те сбежались и стали восклицать от изумления, и принесли к кроватке свои семь свечей, чтобы осветить Снегурочку.
– Ах, Боже мой! – воскликнули они. – Как эта малютка красива! – И так все были обрадованы ее приходом, что не решились и разбудить её, и оставили её в покое на той постельке.
А седьмой гномик решился провести ночь так: в кроватке каждого из своих товарищей он должен был проспать по одному часу.
С наступлением утра проснулась Снегурочка и, увидев семерых гномиков, перепугалась. Они же отнеслись к ней очень ласково и спросили её:
– Как тебя звать?
– Меня зовут Снегурочкой, – отвечала она.
– Как ты попала в наш дом? – спросили её гномики.
Тогда она им рассказала, что мачеха приказала было её убить, а псарь её пощадил – и вот она бежала целый день, пока не наткнулась на их хижинку.
Гномики сказали ей:
– Не хочешь ли ты присматривать за нашим домашним обиходом – стряпать, стирать на нас, постели постилать, шить и вязать? И если ты всё это будешь умело и опрятно делать, то можешь у нас остаться надолго и ни в чём не будешь терпеть недостатка.
– Извольте, – отвечала Снегурочка, – с большим удовольствием, – и осталась у них.
Дом гномов она содержала в большом порядке; поутру они обыкновенно уходили в горы на поиски меди и золота, вечером возвращались в свою хижинку, и тогда для них всегда была готова еда.
Весь день Снегурочка оставалась одна-одинешёнька в доме, а потому добрые гномики предостерегали её и говорили:
– Берегись своей мачехи! Она скоро прознает, где ты находишься, так не впускай же никого в дом, кроме нас.
А королева-мачеха после того, как она съела лёгкое и печень Снегурочки, предположила, что она и есть теперь первая красавица во всей стране, и сказала:
Тогда зеркальце ей отвечало:
Королева испугалась; она знала, что зеркальце никогда не лгало, и поняла, что псарь её обманул и что Снегурочка жива.
И стала она думать о том, как бы ей извести падчерицу, потому что зависть не давала ей покою и ей непременно хотелось быть первой красавицей во всей стране.
Когда же она наконец нечто придумала, она подкрасила себе лицо, переоделась старой торговкой и стала совершенно неузнаваемой.
В этом виде направилась она в путь-дорогу за семь гор к хижине семи гномов, постучалась в их дверь и крикнула:
– Товары разные, дешёвые, продажные!
Снегурочка глянула из окошечка и крикнула торговке:
– Здравствуй, тётушка, что продаёшь?
– Хороший товар, первейшего сорта, – отвечала торговка, – шнурки, тесёмки разноцветные, – и вытащила на показ один шнурок, сплетённый из пёстрого шёлка.
«Ну, эту-то торговку я, конечно, могу впустить сюда», – подумала Снегурочка, отомкнула дверь и купила себе красивый шнурок.
– Э-э, дитятко, – сказала Снегурочке старуха, – на кого ты похожа! Пойди-ка сюда, дай себя зашнуровать как следует!
Снегурочка и не предположила ничего дурного, обернулась к старухе спиною и дала ей зашнуровать себя новым шнурком: та зашнуровала быстро да так крепко, что у Снегурочки разом захватило дыхание и она замертво пала наземь.
– Ну, теперь уж не бывать тебе больше первой красавицей! – сказала злая мачеха и удалилась поспешно.
Вскоре после того в вечернюю пору семеро гномов вернулись домой и как же перепугались, когда увидели Снегурочку, распростёртую на земле; притом она и не двигалась, и не шевелилась, была словно мёртвая.
Они её подняли и, увидев, что она обмерла от слишком тесной шнуровки, тотчас разрезали шнурок, и она стала опять дышать, сначала понемногу, затем и совсем ожила.
Когда гномы от неё услышали о том, что с нею случилось, они сказали:
– Эта старая торговка была твоя мачеха, безбожная королева; остерегайся и никого не впускай в дом в наше отсутствие.
А злая баба, вернувшись домой, подошла к зеркальцу и спросила:
И зеркальце ей по-прежнему отвечало:
Услышав это, злая мачеха так перепугалась, что вся кровь у неё прилила к сердцу: она поняла, что Снегурочка опять ожила.
– Ну, уж теперь-то, – сказала она, – я что-нибудь такое придумаю, что тебя сразу прикончит! – И при помощи различных чар, в которых она была искусна, она сделала ядовитый гребень. Затем переоделась и приняла на себя образ другой старухи.
Пошла она за семь гор к дому семи гномов, постучалась в их дверь и стала кричать:
– Товары, товары продажные!
Снегурочка выглянула из окошечка и сказала:
– Проходите, я никого в дом впускать не смею.
– Ну а посмотреть-то на товар, верно, тебе не запрещено, – сказала старуха, вытащила ядовитый гребень и показала его Снегурочке. Гребень до такой степени приглянулся девочке, что она дала себя оморочить и отворила дверь торговке.
Когда они сошлись в цене, старуха сказала:
– Дай же я тебя причешу как следует.
Бедной Снегурочке ничто дурное и в голову не пришло, и она дала старухе полную волю причёсывать её как угодно; но едва только та запустила ей гребень в волосы, как его ядовитые свойства подействовали, и Снегурочка лишилась сознания.
– Ну-ка, ты, совершенство красоты! – проговорила злая баба. – Теперь с тобою покончено, – и пошла прочь.
К счастью, это происходило под вечер, около того времени, когда гномы домой возвращались.
Когда они увидели, что Снегурочка лежит замертво на земле, они тотчас заподозрили мачеху, стали доискиваться и нашли в волосах девушки ядовитый гребень, и, едва только его вынули, Снегурочка пришла в себя и рассказала всё, что с ней случилось. Тогда они ещё раз предостерегли её, чтобы она была осторожнее и никому не отворяла дверь.