Вскоре, обойдя справа возвышающуюся над местностью горку, Игорь достиг опушки леса и, взяв левее, повел группу почти строго на запад, огибая обширную поляну и стремясь зайти так, чтобы обрушиться на противника с севера. Игорь по-прежнему бежал первым. Рядом, не отставая ни на шаг, тяжело топал Ляпин. Чуть сзади тащил свой пулемет Мыльцын, а дальше, растянувшись почти на сотню метров, вся остальная группа.
Решив, что опушка осталась позади, и наверняка зная, что впереди не далее чем в полутора сотнях метров идущая по хребту тропа, Игорь замедлил шаг и, наконец, встав, поднял руку, останавливая набегающих бойцов.
Прежде чем ввязаться в бой, нужно было хоть немного передохнуть и восстановить дыхание.
Подполковник Трясунов
Комбат нервно расхаживался у стола дежурного по части. Его и без того осунувшееся от болезни лицо за последние полтора часа казалось постарело на несколько лет, щеки ввалились, а в глазах только усилился лихорадочный блеск. Или это мерцали тщательно скрываемые от других слезы?
– Товарищ подполковник, – оперативный дежурный тоже выглядел сильно уставшим, – Крушинин докладывает, что бой продолжается.
– Интенсивность?
– Без изменений, – не слишком уверенно ответил оперативный.
– Когда к месту боестолкновения подтянутся наши группы? – перестав ходить, подполковник остановился напротив карты.
– Продолжают движение… – Уверенности в голосе оперативного не было вовсе.
– Я уже битый час слышу одно и то же: «продолжают движение»! – Командир отряда махнул рукой, выражая досаду. – Крайние координаты групп?
– Они в движении… мы… они не передавали.
– Запросите координаты, живо! Нет, я сам! – И тут же он сделал жест рукой, словно отметая свое предыдущее приказание – «не стану мешать». – Что относительно авиации?
Оперативный отрицательно покачал головой.
– Облачность.
Входная дверь открылась, и в палатке появился майор Грелкин.
– Никишин докладывает, что они уже на подходе, – прямо с порога объявил он.
– На подходе? – хмыкнул комбат. – Это они на подходе к …там, а пока выберутся к месту боя… – Доводить до конца свою мысль подполковник не стал, а, махнув рукой, сел на скамейку и принялся ждать новых и хотя бы чуточку утешительных сведений.
Шамиль Басаев
Генерал продумывал свою речь – выступление, посвященное еще одной победе армии Ичкерии над русскими интервентами. Сидя в кресле и мечтательно полуприкрыв глаза, он готовился поведать миру о победе, доказывающей силу оружия и крепость духа подчиненных ему воинов. Но слова не складывались. Посидев некоторое время в раздумьях, Шамиль решил, что, пожалуй, вместо речи ему стоит дать интервью.
– Да, пожалуй, это будет правильным решением. – Шамиль последнее время привык высказывать свои мысли вслух. Постоянное затворничество, вынужденная ограниченность общения постепенно давали о себе знать. – Вот так прямо сразу завтра и выступлю, пусть снимают. Только надо будет передать Келоеву: пусть притащит ко мне этих тележурналистов.
Шамиль улыбнулся и, погрузившись в свои мысли, надолго закрыл глаза.
Старший прапорщик Ефимов
Сергей ждал до последнего. Ждал, когда из глубины леса вылезет как можно больше бандитов. Ждал, когда они, настороженно озираясь, подтянутся к окопам, и только тогда нажал спусковой крючок. Пулемет вздрогнул, затрясся, вытолкнув из себя десятки пуль. Вставшие на их пути люди падали, оказавшиеся в стороне с криками убегали в лес, но и там многих настигли возжелавшие крови маленькие смертоносные жала. Загремели ответные выстрелы, засвистел вокруг свинец.
Прекратив стрелять, Сергей подхватил пулемет и, низко пригнувшись, рванул в сторону базы, надеясь пройти достаточно далеко, чтобы затем атаковать противника с тыла. В какой-то миг Ефимову показалось, что ему удастся совершить этот маневр незаметно от врага; но в момент, когда он устремился к очередному укрытию, словно злой волшебник наслал нескончаемый порыв ветра и сдернул покров тумана, до того окутывавшего поле боя…
Ибрагим Келоев
Все же Ибрагим не был настолько беспечен, чтобы не оставить у себя в тылу нескольких наблюдателей. Беспечность проявили другие – эти самые прикрывающие тыл боевики. Когда туман начал сгущаться, все три наблюдателя сошлись в одном месте. Ладно бы сошлись, так еще вместо того, чтобы вести наблюдение, вслушиваться в расстилающийся вокруг лес, они если и вслушивались, так только в звуки доносящегося боя. Когда действо неоправданно затянулось, измученные ожиданием моджахеды и вовсе, придвинувшись друг к другу, начали травить боевые байки. Конечно, воин не должен говорить лишних слов, но когда изнываешь от безделья, да еще к тебе начинает подползать страх, нет ничего лучше, как подбодрить себя веселой или поучительной историей. Боевики старались говорить тихо, и произносимые ими слова тут же терялись в окружающем тумане, но когда туман внезапно рассеялся…
Лечо
Пулеметная очередь рубанула из тумана как огонь из преисподней. Праздновавший уже свою победу Лечо, не добежав двух шагов до бруствера, рухнул на землю. Рядом повалился Набоб, наемник, тридцатипятилетний опытный воин, воевавший уже не первый год и побывавший не на одной войне. Еще кто-то застонал у них за спиной. Впрочем, лежащему на сырой почве Лечо было не до чужих стонов и криков, он сам задыхался от пронзившей тело боли. Ноги мелко-мелко дрожали, а срывающимися ногтями он загребал сырую глину, словно пытаясь таким образом ухватить ускользающую жизнь.
Группа капитана Гуревича
– Только дернись! – Ствол автомата стоявшего перед ними спецназовца плавно покачивался, переходя с одной застывшей фигуры на другую. Справа – слева, чуть отступив назад, стояли еще двое русских, тем самым лишая перепугавшихся моджахедов любой попытки к сопротивлению.
– Лицом в землю! Руки за голову! Живо! Стволы! – Кто-то, шагнув вперед, стал забирать лежащее рядом с бандитами оружие. Последовала новая команда:
– Связать!
– Тыл, ко мне! – прозвучал приказ по радиостанции, и когда тыловая тройка явилась на зов, была отдана очередная команда: – Этих троих по одному, вот туда! – левая рука Гуревича указала в направлении ручья. Приказывал он тихо, но отчетливо, чтобы не повторять дважды. – Предположительно справа база. Занять позицию так, чтобы одновременно прикрывать наш тыл и вести наблюдение за базой. – И когда уже разведчики ухватились за первого боевика, зло сказал: – Мочить всех!
О том, чтобы не разевать варежку, Игорь говорить не стал. Сами знают, да и эти связанные боевики в качестве примера только на пользу, как яркое подтверждение утери бдительности. Гуревич бросил в эфир:
– Начинаем движение. Второй, третий – занять позиции на флангах. Открытие огня по моей команде!
И группа, на ходу разворачиваясь в цепь, соответствующую отражению нападения противника с фронта, выдвинулась в направлении продолжающегося боя.
Ваха
– Слева! – Ваха довольно быстро сумел сориентироваться и направить огонь своих моджахедов в нужную сторону. Пулемет умолк.
– Сдох! – обрадованно воскликнул моджахед, но налетевший порыв ветра вмиг развеял клочья тумана, и глазам не верящего в происходящее Вахи предстала выплывшая из тумана фигура русского. Помощник Ибрагима вскинул автомат, но было уже поздно: спецназовец упал за укрывающий от глаз взгорок.
– В плен, взять в плен! – закричал Ваха, чаша терпения которого переполнилась окончательно.
Старший прапорщик Ефимов
Все же одна из пуль, распоров материал «горки», чиркнула по лопатке и, оставив на спине старшего прапорщика длинную полосу, полетела дальше. Поморщившись, Сергей отполз чуть в сторону и, вскинув пулемет, быстро нашел цель. Белой искрой мелькнула отлетающая от дерева щепка, и прижавшийся к его стволу бандит раскрыл рот в беззвучном крике. Палец на спусковом крючке убитого непроизвольно сжался, и автомат выпустил длинную, постепенно уходящую в небеса очередь, подаваясь назад и опрокидывая своего хозяина на спину. А Ефимов уже выискал новую цель, и пулемет снова забасил, оглашая окружающий лес своим демоническим хохотом. Вокруг вовсю резвились вражеские пули, прижимая Сергея к земле, отрезая от покинутых, оставленных окопов. Поняв, что отойти ему не дадут, Ефимов выложил перед собой гранату и взглянул на пулеметную ленту.
«Негусто!» – заключил он с таким явным сожалением, будто ожидал, что там могло что-то прибавиться. А стрельба со стороны противника только нарастала. Сергей почти физически чувствовал, как бандиты перебегают по лесу, все ближе и ближе подбираясь и окружая противостоящего им спецназовца. В их действиях Ефимову виделся только один положительный момент: похоже, бандиты пока оставили попытки захватить окопы и сосредоточили свои усилия на столь безрассудно покинувшем их спецназовце.
«Негусто!» – заключил он с таким явным сожалением, будто ожидал, что там могло что-то прибавиться. А стрельба со стороны противника только нарастала. Сергей почти физически чувствовал, как бандиты перебегают по лесу, все ближе и ближе подбираясь и окружая противостоящего им спецназовца. В их действиях Ефимову виделся только один положительный момент: похоже, бандиты пока оставили попытки захватить окопы и сосредоточили свои усилия на столь безрассудно покинувшем их спецназовце.
– Эй, спец, сдавайся! – В голосе кричавшего не было уверенности одержавшего победу врага. Сергей это понял сразу и ухмыльнулся.
– Не дождетесь! – зло процедил он, мысленно матеря и «этих уродов» и туман, столь подпортивший ему вылазку, и самого себя за то, что прежде, чем предпринять это действие, не пробежался по окопам и не проверил наличие оставшихся патронов в пулемете Тушина. Вот только хватило бы у него на это времени?
– Сдавайся, и ты умрешь легко! – Похоже, говоривший уже понял, что сдаваться никто не собирается.
Эх, если бы у Сергея были лишние патроны, он бы ответил длинной очередью, а так приходилось выжидать удобного момента. Пользуясь укрытием, Ефимов сместился вправо, повернув туда же ствол пулемета. И он угадал: выскочивших во фланг боевиков смело# градом ударивших им навстречу пуль, но и Сергей почувствовал, как его предплечье обожгло болью. Рукав начал заполняться кровью. Взгляд опять коснулся ленты – кургузого отрезка в пятнадцать-двадцать патронов. Рука непроизвольно снова потянулась к гранате.
Ваха
– Какого шайтана ты все еще возишься? – проговорила радиостанция Вахи голосом Ибрагима. – Добей сукина сына! Попинай его труп, – Ибрагим позволил себе шутку, – и возьми мне наконец остальных! – Последние слова Келоев буквально проорал в едва выдержавший такой напор микрофон.
– Сделаем! – Ваха даже самому себе не признался бы, что обрадовался такому приказу. В злобе появившаяся мысль взять русского живьем уже обошлась его моджахедам в три трупа, а спец все еще продолжал сопротивляться. Но отмена собственных приказов – это проявление слабости, а проявлять слабость Ваха не собирался. Так что команда Ибрагима поскорее покончить с наглым спецом поступила как нельзя вовремя: – «ВОГами» огонь!
Старший прапорщик Ефимов
Из всех криков, раздававшихся в лесу, Сергей смог вычленить и понять только одно слово – «ВОГи». И почти тут же вокруг залопались разрывы, брызнули мелкие осколки и понеслись во все стороны, срубая остатки небольшого кустарника, вминаясь в неподатливую древесину деревьев, впиваясь своими рваными краями в мягкую человеческую плоть. Под прикрытием плотного огня противник подбирался все ближе. Терять стало нечего…
«Олеся, прости!» – прошептали потрескавшиеся губы, перед глазами возник улыбающийся сынишка, а вот навстречу, распахнув ручонки для объятий, бежит дочурка… Не увидеть… никогда… никогда больше… «Нет, так неправильно, так не должно быть!»
А враги все ближе.
Сергей выдернул кольцо гранаты…
Ваха
В какой-то момент Ваха понял, что им удалось сломить сопротивление русского. Залповый огонь из подствольников принес свои плоды. Вот только жаль, что и у его моджахедов почти не осталось этого боеприпаса. Но бой подходил к концу, а потом боекомплект легко можно пополнить. Благо проблем с поставками оружия у их отряда пока не существовало.
– Ты – туда, ты – туда, ты – обходи оттуда! – кричал Ваха, размахивая руками и заставляя своих воинов охватывать цепью столь удивительно удачливого противника. Сам же Ваха тоже постепенно приближался к уже давно умолкшему спецу. «Может, он уже мертв?» – с надеждой подумалось боевику, но что-то подсказывало, что это не так. И он не стал торопиться. Теперь, как ему думалось, лишняя минута не играла никакой роли.
Рядовой Алексей Гаврилюк
Алексей слышал стрельбу, слышал прорывающиеся сквозь нее крики, слышал, как кто-то спешно оттаскивает раненых, и ждал, что каждую последующую секунду придут они. Ствол по-прежнему в подбородок, и палец на спусковом крючке то чуть сжимался, выбирая холостой ход, заставляя внутренне содрогнуться и замереть в ожидании страшного, то снова расслаблялся. Этими движениями Алексей как бы подготавливал себя к тому, что в следующий раз палец должен будет сжаться сильнее. На бледном, обескровленном лице отчетливо проступили стиснутые до предела скулы.
Было бы легче сделать ЭТО, если бы он был не один. Вдвоем проще… Никто не захочет показать своей слабости. Вот бы командир был рядом… Хотя, если бы командир оказался рядом, этого, может быть, делать и не пришлось?
А там, где мог сейчас находиться командир группы старший прапорщик Ефимов, раздавалась трескотня выстрелов и грохот многочисленных разрывов.
Старший прапорщик Ефимов
Ефимов выдернул кольцо гранаты…
«Так не должно быть, ты сам учил другому! – не мысль, а всего лишь искра мысли, разжегшая костер протеста. – Так не должно быть!» – уже как клятву повторил Сергей, сразу же вслед за очередными разрывами вскочил на ноги и, размахнувшись, изо всех сил бросил гранату в сторону противника, затем нагнулся, подхватил пулемет и, начав стрелять, рванулся в направлении ставших уже своими окопов.
«Хрен вам, не дождетесь! – Приготовленная для самого себя граната взорвалась, изрешетив осколками спину неудачно спрятавшегося от нее бандита. – Зубами буду… – Короткая очередь. – Сволочи! – Палец на спуск; очередь, убывающая с неимоверной быстротой лента. – Сколько там? Семь, десять патронов? Две очереди, но чтобы наверняка. Там… там попробуйте взять!» – Что-то липкое пропитало «горку» на спине, стекало по груди, и со лба по лицу тоже тек пот, только странный – темный, оставляющий за собой такие же темные полосы. Сергей увидел стреляющего с колен моджахеда. Короткий рык пулемета, и бандит упал. Полыхнувшая со стороны леса очередь, и ногу Сергея пронзила боль. Скорость его бега замедлилась. В ленте бронзово-матовых цилиндров – на одно нажатие пальца. Еще три долгих шага вперед, и радующаяся неистовости своего полета пуля ударила Ефимова в район разгрузки. Острая боль разламывающихся костей, и Сергей, потеряв равновесие, повалился вниз, на сломанные, иссеченные пулями и осколками ветки, на невообразимую мишуру перемолотых войной листьев. Крик и радостные завывания уверовавшего в свою победу врага сопроводили это падение.
И почти в этот же миг в тыл боевикам ударила подошедшая группа Гуревича.
Младший Келоев
У Идриса возникло ощущение, что про него все забыли. Время шло, наверху уже давно шел бой, а до него словно никому не было никакого дела. Устав лежать, он встал и, схватив автомат, выскочил на улицу. Вначале дневной свет показался ему ослепительно ярким, затем, когда глаза наконец привыкли, Идрис понял, что и без того пасмурный день стал еще пасмурнее; тучи, ползшие по небу, казались совершенно непроницаемыми. А с отрогов начали расползаться пока еще разрозненные и едва заметные клочья тумана. До ушей донеслась барабанная дробь разрывающихся ВОГов. Зло глянув в направлении разрывов, Идрис выплюнул зеленую жвачку насвая и решительной походкой двинулся к землянке, занимаемой репортершей.
«Брат сказал охранять, значит, буду охранять», – решил Идрис, хотя только Аллах ведал, зачем на самом деле младший Келоев отправился к отнюдь не жаждущей продолжения общения Барбаре.
Рядовой Алексей Гаврилюк
Алешке снова послышались шаги. Он обнял винтовку, крепко притянул ее к груди и плотно прижал к подбородку ствол; большой палец правой руки коснулся спускового крючка и потянул его вниз. Все же, сколь ни был длинен холостой ход «Винтореза», он все равно кончился. Еще одно маленькое незначительное усилие – и смерть, как избавление от всех страхов. Еще чуть-чуть, и металл ударит о металл, порождая гнев взбесившейся энергии, рвущейся на волю и толкающий впереди себя девятимиллиметровую тяжелую смертоносную пулю. Она принесет покой и успокоение, не станет ничего, ни страха, ни боли, совсем ничего. Ни травы, ни запаха опадающих листьев. Даже этого въевшегося в легкие смрада сгоревшей взрывчатки и пороха. Не будет: ни папы, ни мамы, ни маленькой сестренки. НИЧЕГО!!! БОЖЕ! И пусть… ведь все равно… скоро… только, возможно, больнее и страшнее… Возможно… Сознание ухватилось за это сказанное слово. Возможно, значит еще ничего не решено, где-то там, справа, еще бьется командир группы, а здесь неподвижно лежат раненые ребята. Если он умрет, то это «еще более страшное» придет для них. Алексей зажмурился, мышцы пальца напряглись в последнем усилии, и вдруг неожиданно из глубины сознания, словно искры вспыхнувшего костра, мелькнули и сложились отчетливой светящейся лентой не раз слышанные слова командира группы: «Последнюю пулю оставь для врага, убей его, завладей его оружием, а там будь что будет! Бей его прикладом, ногами, руками, грызи зубами, но не сдавайся. Последнюю пулю – врагу, а там будь что будет!»