Повествуя о ювелирных украшениях, я вошла во вкус и вырвалась за границы Аравии на планетарный простор. Подробно и с большим чувством я рассказала поразительно кроткому и сговорчивому милому об афганской бирюзе, китайских жемчугах, индийских изумрудах и совсем уже собралась забросить удочку насчет перуанских алмазов, но тут Денис вдруг перестал быть душечкой, буркнул:
– Ну, пока! Увидимся, – и отключился.
– Пока... – растерянно сказала я гудящей трубке, посмотрев на нее с недоумением.
Ох, уж эти мужчины суровых профессий! Копят запас чуткости и деликатности годами и расходуют его за пятнадцать минут! Внутренний голос подсказывал, что следующего душевного разговора с Денисом я дождусь не скоро.
Мечты о жемчугах и изумрудах разбередили душу, так что уснуть снова мне не удалось. Мешали и звуки, доносящиеся со стороны караоке-бара. Там какие-то сильно нетрезвые и откровенно безголосые граждане устроили свою «Фабрику звезд» и один за другим проводили отборочные туры конкурса на звание «Карликовая звезда российской эстрады». Ближе всех к лаврам подобралась на диво неутомимая дамочка с картавым голосом вождя мирового пролетариата, охрипшего в словесных баталиях с буржуазией.
– Ой, могоз, могоз! Не-е могозь меня! – горланила она, упорно не желая хотя бы сменить репертуар.
Я без одобрения отношусь к любительскому пению и считаю караоке мучительной пыткой, которую по чистой оплошности не изобрели отцы инквизиторы. Горластую хрипато-картавую дамочку мне хотелось не просто «замогозить», а на веки вечные запереть в криогенной камере без права реанимации!
К сожалению, за собственным пением вокалистка не слышала моих мысленных проклятий. Я высунулась в окошко, надеясь разглядеть за кустами неутомимую певунью и послать ментальный сигнал более адресно, но перепутала окна и увидела соседний коттедж. А там тоже происходила борьба, но отнюдь не песенно-конкурсного характера! На желтом экране разворачивалось представление в духе японского театра теней – маленькая темная фигура молотила кулачками фигуру покрупнее, та же в ответ являла похвальный пример христианского смирения и всепрощающей любви к ближнему, ибо отвечала на удары поцелуями в превосходящей пропорции два к одному.
В первый момент я подумала, что в мотель закатилась на ночь страстная садомазохистская парочка, но уже во второй поняла, что и очертания резвящихся теней, и сценарий представления мне знакомы. Я переместила взгляд с окна домика на его дверь и в свете лампы над крыльцом разглядела большую цифру 6. Значит, торопясь в постельку, Зяма знал, что будет спать не один, а с Трошкиной. И ладно бы они там тихо спали! Мордобой-то зачем устраивать?
– Вот придурки! Герои-любовники! – зло обругала я их. – Нашли время выяснять отношения!
Братишка совершенно некстати надумал привлекать к себе внимание и принимать гостей. Я решила сообщить ему об этом безотлагательно, с каковой целью оделась, машинально сунула в карман мобильник и пошла в шестой коттедж, оставив бабулю вкушать подобающий ее возрасту мирный сон. Старушка с головой укрылась одеялом, да еще, наверное, уши заткнула, раз ее не потревожили ни звонок Дениса, ни вопли отмороженной певуньи.
Дверь шестого коттеджа была не заперта – похоже, Трошкина распространила привычку жить широко, нараспашку, с собственного жилья на съемное. Опасаясь вломиться к голубкам не вовремя – когда они перестанут клеваться и начнут согласно ворковать, я на крыльце шумно пошаркала ногами о коврик, стукнула в дверь и крикнула:
– Гостей принимаете?
– Дюха, это ты? – обрадовался братец. – Заходи! Спаси меня!
Я вошла, оценила ситуацию, уперла руки в бока и строго сказала:
– Алка, поставь бутылку и разожми кулаки! Если у Зямы будут синяки, это скомпрометирует нашу милицию. Все подумают, что его допрашивали с применением силы!
Напоминание о такой суровой реалии жизни, как опасность угодить под арест со всеми вытекающими последствиями, живо успокоила и Алку, и Зяму: братец втянул губы, нацеленные на поцелуи, и руки, жаждущие объятий, а Трошкина прекратила его колотить. Я бы с удовольствием продолжила это доброе дело за нее, но меня в детстве учили, что драка по принципу «двое на одного» – дело неблагородное. Поэтому я сдержала порыв накидать оплеух гостеприимному братишке и холодно поинтересовалась:
– Каким ветром к нам, Трошкина?
– Она поесть привезла, – благородно вступился за подругу Зяма.
– И попить, – робко добавила Алка, поставив наконец на тумбочку бутылку сидра.
– И полы помыть, да? – непримиримо выдвинутым подбородком я указала на просторную кефирную лужу, растекшуюся по полу.
В белом море айсбергом высилась кубическая картонная коробка из-под кисломолочного напитка «Снежок».
– Не мого-озь меня-а! Моего-о коня-а! – в тему взвыла заоконная певунья.
– Дюха, пиццу будешь? – разряжая обстановку, спросил Зяма и открыл коробку.
Я увидела помидорные кружочки и ветчинные полумесяцы, запаянные в расплавленный сыр, и сглотнула слюну. Покушать действительно было бы неплохо!
– Только у меня нет ни тарелок, ни вилок, ни салфеток, – предупредил он. – И руки помыть не получится, в кране нет воды, тут ее отключают ровно в двадцать три ноль-ноль.
– Ты, я смотрю, завсегдатай! – съязвила Трошкина и снова стиснула кулачки.
– Ладно, Алка, расслабься! Тайм-аут на время позднего ужина! А очищение рук мы сейчас организуем, – сказала я и полезла в карман за влажными салфетками.
Перепутав карманы, вместо упаковки салфеток я вытянула мобильник и с ужасом обнаружила, что он, оказывается, включен! Ну, конечно, я же затолкала трубку в тесный карман, не заблокировав клавиатуру!
Отчаянно отмахнувшись от Зямы, который уже протягивал мне кусок пиццы, я прилепила размеренно вякающий мобильник к уху и прислушалась.
– Инка! Ин-ка! Что за черт? Ты меня слышишь, нет? – сердито, без малейшего намека на недавнюю душевную теплоту, аукал меня Денис.
Я поняла, что непредумышленно послала вызов последнему собеседнику, а им как раз и был Кулебякин, но не это меня испугало. Незапланированный сеанс телефонного общения с милым я уж как-нибудь пережила бы, лишний раз услышать родной голос даже приятно. Но в трубке слышался не один голос! Музыкальный аккомпанемент взывающему ко мне Денису составляло хриплое сопрано:
– Моего-о коня-а...
Я отдернула трубку от уха, прыгнула к окну, прислушалась к отдаленным шумам караоке-бара и услышала:
– Белогги-и-во-ва!
Картавая певица еще набирала в грудь воздух для повтора припева, а я уже выключила мобильник, глянула на Зяму так, что он уронил кусок пиццы, сотворив в кефирном море треугольный остров, и бешеным шепотом скомандовала:
– Вон отсюда, живо! Нас нашли, Кулебякин уже совсем рядом!
Зяма с Алкой, спасибо им, не задали ни одного вопроса и не стали копаться.
Я выскочила на крыльцо первой, Трошкина второй, сграбастав по пути вторую коробку с пиццей. Братец цапнул свою сумку, которую так и не успел разобрать, и последовал за нами, но немного отстал, запирая на ключ дверь домика. Я мысленно похвалила его за сообразительность – можно было надеяться, что закрытая дверь Дениса немного задержит.
Рощица, упоминавшаяся ранее в числе местных природных достопримечательностей, оказалось ореховой. Один за другим мы пролезли сквозь низкие раскидистые кусты, царапая руки ветками и сбивая спелые плоды фундука, чтобы подступить к бабулиному коттеджу с тыла.
– Ба! Ба! – запрыгнув на высокий цоколь и сунув физиономию в форточку, шмелем загудел Зяма. – Бабуля, просыпайся!
Бабуля упорно не просыпалась, а возможности энергично разбудить ее у нас не было. Окошко, обращенное к роще, осторожная старушка открывать на ночь целиком не стала, а дотянуться до спящей через форточку Зяма не мог. И орать в полный голос мы не смели, опасаясь себя выдать.
– Дай мне какую-нибудь ветку, Дюха! – шепотом попросил братишка.
Я всем телом повисла на гибкой плети орешника, пытаясь оторвать ее от куста.
– Я сбегаю через дверь! – вызвалась Алка.
– Стой! – Я ухватила ее за юбку.
С другой стороны к коттеджу подъехала машина. Хлопнула дверца, потом вторая. Раз и другой протестующе застонала сигнально-бельевая веревка. Под хоровую мужскую ругань Зяма бесшумно канул вниз и потянул меня за руку. Так мы и ушли, как в сказке «Репка»: Зямка за Инку, Инка за Алку. Бабке, увы, в новом прочтении сказки места не нашлось.
30
Бойкая пенсионерка Катерина Максимовна не планировала беспробудно спать этой ночью. Вообразив, что она в семейной команде старшая не только по возрасту, но и по званию, бабуля с готовностью подставила свои плечи под груз ответственности. Ей было совершенно ясно, что позаботиться о безопасности и благополучии любимых внуков – ее святой долг. Внуки, как поняла Катерина Максимовна, имели несчастье попасть в скверную историю, в сравнении с которой временные трудности любительской детективной деятельности самой бабули представлялись мелкими несерьезными неприятностями. Подумаешь, следователь Красиков имеет право сердится на нее за утайку кое-какой информации, взрослый сын – за побег с дачи, а подружка Раиса Павловна – за хищение диванной накидки! По мнению Катерины Максимовны, все это были мелочи, которые со временем утрясутся сами собой, нужно только подождать.
30
Бойкая пенсионерка Катерина Максимовна не планировала беспробудно спать этой ночью. Вообразив, что она в семейной команде старшая не только по возрасту, но и по званию, бабуля с готовностью подставила свои плечи под груз ответственности. Ей было совершенно ясно, что позаботиться о безопасности и благополучии любимых внуков – ее святой долг. Внуки, как поняла Катерина Максимовна, имели несчастье попасть в скверную историю, в сравнении с которой временные трудности любительской детективной деятельности самой бабули представлялись мелкими несерьезными неприятностями. Подумаешь, следователь Красиков имеет право сердится на нее за утайку кое-какой информации, взрослый сын – за побег с дачи, а подружка Раиса Павловна – за хищение диванной накидки! По мнению Катерины Максимовны, все это были мелочи, которые со временем утрясутся сами собой, нужно только подождать.
Если честно, способность к долгому многотерпеливому ожиданию в число бабулиных талантов не входила. Маньяк затаился и не давал о себе знать. Кипучая энергия азартной старушки требовала выхода, аналитический ум – достойной задачи. У внуков такая задача как раз была, но они, по мнению бабули, не выработали четкого методологического подхода к ее решению.
– Знание – сила! – убежденно шепнула Катерина Максимовна спящей внучке, заботливо подоткнув ей одеяло.
Едва внучка Дюшенька уснула, бабуля выбралась из постели и тихо оделась, после чего быстро и сноровисто соорудила из подушки и двух одеял убедительную имитацию фигуры спящего человека. Соответствующее умение бывшая учительница переняла у шустрых пионеров полвека назад во время работы в летнем лагере. Другим навыком, приобретенным тогда же, было умение красиво расписывать лица спящих зубной пастой «Поморин», но это искусство Катерине Максимовне с благословенных пионерлагерных пор ни разу не пригодилось. О чем она немного жалела, ибо высоко ценила любые знания и умения как потенциально полезные.
Вот взять хотя бы ее новый навык добывать важные сведения с помощью диктофона, весов-кантора и съедобной сельскохозяйственной продукции: Катерина Максимовна собиралась придумать какой-нибудь новый эффектный трюк, чтобы разжиться информацией для своих внуков. Их интересует убийство некой Дарьи Павелецкой? Официальное следствие наверняка располагает фактами и выводами, которые пригодятся Дюше и Зяме!
Впрочем, обнадеживать деток заранее бабуля не стала.
– Пусть это будет для них сюрпризом! – прошептала Катерина Максимовна, бесшумно уходя в ночь.
Ей требовалось тихое спокойное место – сделать телефонный звонок. Час был не слишком поздний – начало одиннадцатого, и бабуля не сомневалась, что нужный ей человек еще не спит.
Нужного ей человека звали Артем Данилович Дыбенко. Он преподавал математику в юридическом институте МВД, заведовал кафедрой, носил звание доцента, имел кандидатскую степень и писал докторскую. Именно от этого многотрудного интеллектуального процесса отвлек его звонок бабули.
– Добрый вечер, Тема! – сказала она бархатно-твердым, как замшелое бревно, учительским голосом.
При его незабываемых звуках доцент Дыбенко подобрался и расшаркался, как пай-мальчик, каким он был тридцать лет назад:
– Здравствуйте, Катерина Максимовна!
Сорокалетний Тема питал к своей бывшей учительнице глубокое уважение, которое с годами только крепло. Этому очень способствовали семейные обстоятельства доцента Дыбенко: он оказался решительно неспособен привить любовь к точным наукам собственным детям. «Это нормально. Сапожник без сапог!» – дипломатично утешила Артема Петровича мудрая Катерина Максимовна, призванная на подмогу. Это она заставила сына бывшего ученика проникнуться живым интересом к интегралам и логарифмам, вытащила его «на медаль» и подготовила к поступлению в престижный столичный вуз. Второкурсник Саша Дыбенко до сих пор с трудными вопросами по сопромату звонил по междугородке не папе-доценту, а пенсионерке Кузнецовой. А с учетом того, что дочь Артема Петровича уже доросла до девятого класса и при честолюбивом намерении обучаться в престижном Институте мировой экономики имела по алгебре слабенькую «троечку», роль личности Катерины Максимовны Кузнецовой в семейной истории Дыбенко обещала быть непреходяще значительной.
– Тема, извини за беспокойство, но у меня важное дело. Нужна твоя помощь, – произнесла Катерина Максимовна все тем же чудесным голосом, который доцент Дыбенко тщетно силился воспроизвести в аудитории.
– Конечно, Катерина Максимовна, о чем речь! Рад буду помочь! – Артем Петрович и впрямь обрадовался.
Идейная учительница Кузнецова упорно отказывалась брать плату за свои занятия, так что папа троечников Саши и Кати был перед ней в долгу.
– Прекрасно. – Голос Катерины Максимовны остался твердым, но слой амортизирующего мха на палке-погонялке сделался толще. – Тема, мне нужно знать, что известно об обстоятельствах смерти гражданки Павелецкой Дарьи Михайловны, проживавшей по адресу: улица Нововасильевская, дом тридцать пять, квартира шесть. Узнаешь у своих?
«Своими» доцент Дыбенко, как каждый преподаватель, считал всех, кого когда-то учил. За семь лет работы в вузе таких набралось немало. Поскольку институт относился к системе МВД, выпускники его работали в том же ведомстве, и у Артема Петровича было множество добрых знакомых среди гаишников, оперов, следователей и даже прокуроров.
– Повторите, я запишу...
Доцент зафиксировал информацию и позволил себе осторожно поинтересоваться:
– Это у вас что-то личное, Катерина Максимовна?
– Лично-общественное, – ответила та. – Есть необходимость решить одну задачку, нужны данные. Срочно!
Способности старой учительности по части решения любых задачек Артему Петровичу были хорошо известны, и на расширенном ответе он настаивать не стал.
– Узнаю все, что смогу, и сразу же позвоню, – пообещал он.
– На этот номер, – уточнила Катерина Максимовна. – Спасибо, Тема. Спокойной ночи!
Старая учительница прекрасно знала всех «своих» – на слово бывшего отличника Темы Дыбенко можно было твердо положиться.
Катерина Максимовна убрала в сумку телефон, но выйти из-за пожарного щита, в густой тени которого уединилась для конфиденциального разговора, не успела. Сначала ей помешала нетрезвая парочка, которая по затейливой кривой влеклась по дорожке, оглашая окрестности звуками сочных, как лопающиеся от спелости абрикосы, поцелуев. Как раз напротив щита целующиеся остановились, чтобы тесно пообниматься друг с другом и с припутывающимися к ним ветвями орешника, и бабуля из вежливости отступила поглубже в тень, под елочку. По характерному запаху она поняла, что до нее тут уже кто-то побывал, причем с конкретной целью, но было поздно: туфли уже испачкались. Поэтому, выйдя из общественной хвойной уборной, Катерина Максимовна еще долго топталась на краю травяного газона, шаркая подошвами по жесткой, как щетка, выгоревшей траве. От этого занятия ее отвлекла одинокая летучая мышь, спикировавшая на белый отложной воротник бабулиного платья с неясной целью. Возможно, растревоженное чужими любовными играми животное тоже искало себе компанию, но Катерина Максимовна к мышам всех родов питала стойкую антипатию, в связи с чем общительный родич Бэтмена был безжалостно отброшен прочь. Сама бабуля побежала в противоположную сторону, заблудилась в орешнике и вернулась в свой коттедж гораздо позже, чем планировала.
Свет она не включила, чтобы не разбудить внучку, поэтому ее отсутствие заметила не сразу, а лишь когда окна снаружи осветили фары подъехавшего автомобиля и вслед за разноголосой мужской руганью послышались частые удары в дверь соседнего домика.
– Инка, Зяма, я знаю, что вы здесь! Открывайте! – потребовал сердитый голос внучкиного кавалера.
Одновременно со стороны окна, обращенного к забору, донеслись звуки какой-то подозрительной возни.
Катерина Максимовна поняла, что враги подступают со всех сторон. Попасть в окружение бравой бабуле не улыбалось, и она выбрала тактику мгновенно. Собственная сумка была при ней, а сумку внучки она стащила с прикроватной тумбочки, проследовав мимо нее в высокоскоростном полуприседе. Неприятель, занятый возней с дверью шестого коттеджа, щуплой фигуры, юркнувшей в кусты с крыльца домика номер пять, не заметил.
Едва воссоединившись, семейный квартет «Кузнецовы и К» распался, и каждая из его частей пошла своим путем, горько сокрушаясь о понесенной потере.
31
Забор из редких железных прутьев оказался преградой плевой, даже мы с Трошкиной не затруднились ее преодолеть. К реке спускаться не стали, хотя Зяма, вообразивший себя вождем племени, бубнил что-то о воде, которая скроет все следы. Случайно встреченное такси скрыло наши следы ничуть не хуже. За пятнадцать минут и сто рублей мы по пустой набережной проскочили на другой конец города и высадились из машины в непроглядной тени под Толстовским мостом. Устало присев на основание первой бетонной опоры, мы поиграли немного в гляделки, и Зяма заговорил первым.