– Да, это было бы сви...
Алка хотела сказать – «свинством», но в последний момент смягчила и окультурила формулировку:
– ...свидетельством самой черной неблагодарности!
Собеседники обменялись понимающими взглядами, и после небольшой паузы Петридис душевно поинтересовался:
– А что же с вашим дедушкой?
– А все с ним! – пожала плечиками Алка, не выказывая особой скорби по поводу кончины вымышленного родственника. – Умер он, теперь надо хоронить. Вот, пожелал после жизни вернуться в родную землю. Вы можете это организовать?
Вопрос был задан для отвода глаз. Алке было абсолютно все равно, по силам ли бюро «Гвоздика» организовать воображаемому аргентинскому дедушке посмертный трансатлантический тур, но она твердо помнила слова Штирлица о том, что лучше всего запоминаются первая и последняя фраза разговора.
– В принципе, да, – Иннокентий Петридис оживился не в пример почившему дедушке. – Однако это будет сопряжено с большими трудностями, в том числе и материальными. Вы к этому готовы?
– Всегда готовы! – браво ответила Трошкина и встала.
Алка уже узнала, что хотела, и не собиралась засиживаться в чертоге скорби сверх необходимости.
– Я позвоню вам утром, и мы обсудим все детали, – нагло соврала она владельцу похоронного бюро. – Спокойной ночи! Еще раз простите за беспокойство. Надеюсь, сегодня вас больше никто не потревожит.
– Ну, почему же, пусть тревожат, – пробормотал Иннокентий.
Ночные подъемы по тревоге были не просто обязательной составляющей похоронного бизнеса, но и условием его высокой доходности.
Мысленно господин Петридис без малейшего сочувствия прикидывал, в какую сумму обойдется ночной гостье запоздалая репатриация латиноамериканского дедули.
Тем временем в «Гостевом доме» тоже кое-что произошло.
– Вы где? – спросил смутно знакомый голос в трубке, и разбуженный Зяма сонно пробормотал в ответ:
– Мы здесь.
– Конкретнее! – потребовал смутно знакомый голос.
– «Гостевой дом» на набережной, – послушно уточнил Зяма, спросонья даже не вспомнив, что данная информация является глубоко секретной.
Трубка успокоенно загудела, Зяма автоматически выключил ее и без промедления воссоединил голову с подушкой.
34
Сначала я собиралась вернуться прямиком в «Гостевой дом», но уже в такси решила, что правильнее будет двинуться кружным путем. Таксисту было безразлично, куда ехать, он без вопросов изменил маршрут и доставил меня к отчему дому. Впрочем, в дом я не пошла, а прошмыгнула в обход светлых пятен от фонарей через тихий пустой двор к гаражам. В одном их них сиротела без любимого хозяина Зямина новая машина. Не то чтобы я решила скрасить ее одиночество, просто подумала, что на данном этапе стихийно предпринятого расследования нам не обойтись без собственного транспорта.
Ключики и от гаража, и от машины у меня были, братец сразу после покупки авто вручил мне комплект в расчете на то, что уж я-то его не потеряю. Я никогда не теряю ключи, у меня к этим маленьким кусочкам металла трепетное отношение коллекционера: в детстве я ключики собирала и любовно складывала в коробку, застеленную кусочком бархата. Зачем я это делала – сама не знаю, но увлекал меня данный процесс настолько, что родители побаивались оставлять меня без присмотра в чужих прихожих. В нежном дошкольном возрасте я стырила у знакомых столько ключей, что мамуля всерьез опасалась – а не вырастет ли из меня матерая домушница?
В общем, мое воссоединение с Зяминым транспортным средством прошло без проблем. Окинув сожалеющим взором родную многоэтажку (у Кулебякина в спальне горел свет), я выехала со двора и покатила в «Гостевой двор». По пути еще заехала на автозаправку, потом в круглосуточный супермаркет за продуктами в дорогу и прибыла к гнезду разврата в пятом часу утра. Там пришлось еще немного подождать, пока толстая сонная тетка, хозяйка заведения, недовольно бормоча: «Ходят, ходят, сколько можно ходить!», открыла мне дверь. Я мимоходом заверила злюку, что ходить больше не буду, только лежать, и исполнила свое обещание, рухнув в арендованных нами апартаментах на первую попавшуюся кровать. Последним моим сознательным действием была установка будильника в мобильном телефоне на восемь часов утра.
Совершив этот маленький подвиг, в восемь ноль одну я о нем страстно пожалела. Спать хотелось до одури, глаза не открывались, ноги путались в одеяле, руки цеплялись за подушку, а мобильный будильник с откровенной издевкой распевал: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!» Ощущение было такое, словно смертный бой уже состоялся, и я в нем пала смертью храбрых.
Самовынос хладного тела дался мне с большим трудом. Стукаясь о стены и косяки малознакомого помещения, я выползла в холл, из которого открывался прямой путь в ванную, и увидела, что на этом стратегически важном рубеже окопались Алка с Зямой. Они прикатили в холл сервировочный столик с прохладительными напитками и с удобством устроились в больших глубоких креслах с видом на дверь ватерклозета.
– Ну, наконец-то! – с претензией сказал Зяма, приветствовав мой выход слабым взмахом полотенца.
– Тут очередь? – вяло поинтересовалась я. – А кто крайний?
– Ты, – ехидно ответила Трошкина, прихлебывая газировку.
– А там кто? – спросила я, кивнув на дверь.
Алка поперхнулась лимонадом и выпучила глаза.
– Мы думали, там ты! – удивленно ответил Зяма.
Трошкина с грохотом поставила на столик полупустой стакан и воззрилась на моего брата, сделав брови птичкой. Птичка у нее получилась взъерошенная, скукоженная, страшненькая. Зяма испуганно ойкнул, недоверчиво поглядел на дверь, за которой весело журчала вода, и скороговоркой забормотал:
– А я не знаю, кто там, я никого не звал, клянусь, может, кто-то сам пришел, но я тут ни при чем, я ничего такого не делал, чисто спал, и все тут!
Я подошла поближе и прислушалась. Журчание за дверью прекратилось, зато стало слышно тихое пение. Вне всякого сомнения, солировала женщина, вполне довольная жизнью. В ее безмятежное мурлыканье время от времени вплетались обрывки текста героико-патриотического хита, который был невероятно популярен в середине прошлого века.
Песня утверждала, будто мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Трошкина при звуках приятного меццо-сопрано исковеркала лицо гримасой, которая яснее ясного говорила: той сказке, которую Алка самолично готова сделать былью для Зямы, самое место в сборнике мамулиных ужастиков.
– Свинья ты все-таки, Зямка! – злобно сказала подружка моему братцу. – Стоит только оставить тебя одного, как сразу же появляется какая-нибудь девка! Нет, ты неисправим!
– Девка? – повторила я, прислушиваясь к звукам замшелого хита.
Выбор песенного произведения указывал на особу возрастную. Определенно, девкой она была очень, очень давно...
Весело щелкнул замок, дверь открылась, в образовавшийся проем выдвинулся высокий тюрбан из махрового полотенца. Разгневанная Трошкина уже занесла над ним кулачок, но я вовремя перехватила ее руку, и со словами «все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц» в холл бодрой птичкой выпорхнула наша бабуля.
– Ба! – безгранично обрадовался Зяма. – Это ты! Какое счастье!
– Катерина Максимовна! – Трошкина разжала кулачки и расплылась в виноватой улыбке.
– Привет, бабуля! Мы думали, что ты в милиции, а ты тут и прекрасно выглядишь! – Я обняла родную старушку.
От нее вкусно пахло незнакомыми духами.
– Долгая прогулка на свежем воздухе плюс свежий макияж – вот и весь секрет, – красуясь, ответила бабуля. – Я прикупила себе новое платье и кучу косметики.
– Покажи! – в один голос потребовали мы с Алкой.
Пока дамы заинтересованно рассматривали флакончики и тюбики, единственный джентльмен просочился в ванную. Когда он вышел, мы уже знали, что бабуля благополучно избежала милицейского плена, несколько часов болталась в круглосуточном торговом центре и от нечего делать занималась шопингом. На вопрос, откуда у нее деньги, бабуля лаконично ответила:
– С биржи! – и я поняла, что проблем с электроэнергией стране не избежать.
Однако ситуации с РАО ЕЭС наша беседа не коснулась. Я вкратце рассказала о своем общении с маменькой Андрея Попова, Алка – о визите в похоронную контору. Бабуля нетерпеливо ждала своей очереди исповедоваться, но я ей слова не дала. Мне не терпелось проверить одну свою догадку.
– Договорим по дороге! – сказала я и замолотила кулаком в дверь ванной, требуя от Зямы освободить помещение для нужд других граждан.
– Что еще за дорога? – нахмурилась домоседка Трошкина.
– Хорошая дорога, шоссейная, – уклончиво ответила я, внедряясь в ванную, из которой вышел братец. – В машине расскажу.
– Что еще за машина? – спросил Зяма.
– Хорошая машина – твоя собственная! – ответила я уже из-за двери.
Братец пытался добиться от меня каких-то объяснений, но я его требования проигнорировала. Бабуля великодушно поделилась со мной своей новой косметикой, и с ее помощью я должна была срочно нарисовать себе нормальное человеческое лицо. То, которое самопроизвольно образовалось к исходу бурной ночи, меня решительно не устраивало: с такой физиономией никак нельзя было претендовать на звание Мисс Детектив, а я чувствовала, что имею полное право на лавры.
35
– Ах, какая красота! До чего же замечательная у нас природа! – с детской непосредственностью восторгалась бабуля, поминутно засматриваясь в закрытое окошко.
Она неоднократно пыталась в него высунуться, но бдительная Трошкина всякий раз удерживала ее за юбку. Замечательная окрестная природа была представлена в основном девственным лесом, подступающим к узкой дороге с двух сторон. Бабуля в своих кружевах и широкополой дырчатой шляпке из розовой соломки запросто могла зацепиться головным убором за ветку, которая выдернула бы ее из машины, как удочка – игривую форель. А мы не хотели снова потерять свою родную старушку.
Впрочем, старушкой наша Катерина свет Максимовна не выглядела. Она вообще для своих семидесяти лет неприлично хороша, со спины сойдет за девушку, а тут ее еще здорово украсил новый наряд: бледно-розовое шелковое платье модного балахонистого фасона смотрелось на бабуле просто замечательно. Я, пока не уснула, то и дело оглядывалась, чтобы еще и еще раз посмотреть на ее наряд и прикинуть, как бы он смотрелся на мне. Бабуля приняла мои физкультурные упражнения за проявление внимания к ее рассказу: усевшись в машину, она первым делом похвасталась своими детективными успехами.
– Я использовала свои личные связи и узнала, как идет расследование убийства гражданки Павелецкой Дарьи Михайловны! – откровенно гордясь собой, сообщила наша шустрая старушенция.
– Как же оно идет? – живо заинтересовался Зяма.
Бабулин ответ нас огорошил:
– Уже никак! Расследование закончено, подозреваемый задержан.
– И кто же это? – переглянувшись с братом, спросила я.
Безусловно, радовало, что это не один из нас, хотя было удивительно, что следствие нашло кого-то более подозрительного.
– Некто Балабон Виктор Васильевич.
– Король русского леса! – злорадно вскричала я. – То-то мне физиономия его сразу не понравилась!
– Дашеньку убил король? – огорчилась романтичная Трошкина. – Как же так... Не царское это дело!
– Почему это не царское? – тут же заспорил с ней Зяма. – А Ивана Грозного вспомни! Собственноручно грохнул отпрыска!
– Не знаю, о чем вы говорите, – немного обиженно сказала бабуля. – Но резоны для задержания Балабона имелись серьезные. Во-первых, в квартире убитой всюду полно его отпечатков, свеженьких, как утренние розы. При этом никаких чужих пальчиков не обнаружено.
Тут Зяма снял руку с руля и с довольным видом показал мне свой собственный большой пальчик. Я кивнула, безмолвно соглашаясь с тем, что отсутствие у следствия отпечатков этого и всех остальных Зяминых перстов, не говоря уж о моих собственных, есть, безусловно, приятная новость.
– Во-вторых, достоверно установлено, что этот самый Балабон состоял с гражданкой Павелецкой в длительной связи, – не умолкала бабуля. – И история их взаимоотношений далека от идиллии. То они вместе, то разбегаются... С год назад Дашенька даже уехала было в столицу, закрутила там роман с каким-то олигархом, но буквально на прошлой неделе вернулась и опять воссоединилась с Балабоном. Между прочим, ту квартирку на Нововасильевской подарил именно он! А теперь самое главное: сам-то Балабон живет в том же доме, только этажом выше!
– То есть, убив Дашеньку, он мог и не выходить из здания, так что привратник его не увидел бы, – смекнул Зяма.
– И последнее: в то время, когда произошло убийство, Балабон как раз был дома. Говорит – спал. Один. Так что алиби у него нет, – закончила бабуля.
Она явно ждала, что ее похвалят, и я сказала:
– Отличная работа, ба! Теперь мне многое понятно.
– А мне непонятно главное, – влезла Трошкина – неисправимая любительница хеппи-эндов. – Зачем Балабон убил свою любимую женщину? И сделал это не тогда, когда она от него ушла, а когда она к нему вернулась?
– Она вернулась, но оставаться не планировала, – вспомнила я. – Дашенька активно присматривала себе нового «дусю». Может, Балабон узнал об этом и убил подругу из ревности?
– Ой, да ладно вам! – фыркнул Зяма. – Большое дело – повод! Бывают женщины, которых хочется убить три раза на день!
– Тебе, конечно, виднее, – желчно заметила Алка.
– Следователь разберется, – авторитетно сказала бабуля. – Он парень неглупый, институт окончил с красным дипломом и работать не ленится. Раскопал, что у Балабона были серьезные проблемы в бизнесе, им уже интересовались органы, о чем этот ваш «лесной король» прекрасно знал. Он даже начал потихоньку распродавать свою империю, готовился удрать за границу. Между прочим, его ведь не сразу арестовали, сначала оставили на воле под подписку о невыезде, но уже на другой день после убийства Павелецкой взяли с чемоданами в аэропорту. Этот умник с загранпаспортом на чужое имя садился в самолет на Вену. Не вышло, не сел.
– Ничего, теперь сядет! – ухмыльнулся Зяма.
Ему, в отличие от добрячки Трошкиной, было ничуть не жаль опального лесного владыку. Я тоже не страдала от переизбытка сочувствия, поэтому о драме в осиротевшем хвойно-лиственном королевстве быстро забыла и вернулась к жизнерадостным мыслям о чудесном розовом платье.
На мне оно будет, конечно, короче, чем на бабуле, но мне своих ног стесняться нечего... Я пришла к мысли, что должна в обязательном порядке выклянчить этот замечательный шелковый наряд у любимой бабушки, после чего спокойно уснула.
Ночью я спала мало, поэтому задремала быстро и проснулась не по сигналу своих биологических часов, как хотелось бы, а от громкого крика.
– Рота, подъем! – гаркнул мне в ухо Зяма. – Дюха, открой глаза, посмотри и скажи: мы туда приехали?
Узкая, но гладкая асфальтированная дорога на втором часу пути ручейком пробилась через лес и влилась в озерцо аккуратной тротуарной плиточки. На его дальнем берегу высилась арка, похожая на переполовиненный символ «Макдоналдса». Дугу венчало изображение неведомой науке птицы, зобатой, клювастой и приятно упитанной. Я бы, пожалуй, приняла это сооружение за памятник прародителю чиккен-наггетсов, если бы на мясистой грудке пернатого не блистала серебряная кираса с золотыми буквами: «Феникс».
– Ну? Туда или не туда? – Зяма требовал ответа.
– А есть варианты? – удивилась я, с трудом подавив зевок. – Дорога всего одна, ведет под арку, и объехать ее нельзя. Вперед!
– Надеюсь, это ресторан, – хмуро пробормотал Зяма, пристально взглянув на мак-феникса, и въехал под арку.
– Ага! Вот и варианты появились! – непонятно чему обрадовалась Алка.
Сразу за воротами дорожка разделялась на два рукава, которые огибали аккуратное трехэтажное здание и исчезали в густой зелени.
– Налево пойдешь – с глаз пропадешь! Направо пойдешь – тоже с глаз пропадешь! А прямо пойдешь – в главный корпус попадешь! Вот, интересно, это главный корпус чего? – Трошкина задумалась.
– Корпус мира? – вспыхнула энтузиазмом наша пожилая любительница ребусов и головоломок. – Или, может быть, армейский корпус – танковый, например?
– Здравствуйте! – небрежно козырнул Зяме дюжий парень, камуфляжные одежды которого и навеяли бабуле армейскую тему. – Вы к кому?
– К кому мы? – братец переадресовал вопрос мне.
Завалившись спать, я упустила время и не успела поделиться со спутниками своими соображениями. Куда мы поехали, мои компаньоны по детективной авантюре представляли плохо, а зачем – и вовсе не догадывались.
– Мы к вашему начальнику! – сказала я охраннику.
Начальник – понятие универсальное, так можно назвать любого руководителя – хоть бригадира свекловодов, хоть генерала танкового корпуса (или же Корпуса мира).
– К Дмитрию Богдановичу?
– К нему, к нему! – обрадовалась я и протянула парню свое «эмбисишное» удостоверение. – По вопросу бесплатной рекламы вашего заведения!
Слово «бесплатной» я выделила интонационно, и это сработало.
– Минуту, я узнаю.
Охранник оставил нас, вернулся в караульную будку и оттуда, видимо, связался со своим танково-свекольным генералом. А тот, как я и рассчитывала, пленился перспективой халявной рекламы и согласился со мной встретиться.
«Отлично сработано! – похвалил меня внутренний голос. – Остается решить последнюю проблему: убедить его превосходительство Дмитрия Богдановича чистосердечно и искренне ответить на твои вопросы. Боюсь, не захочет он откровенничать!»