– Привет. Ты ко мне? С чего бы это?
– Я не столько к тебе, сколько за тобой, – сказал братец, длинным и клейким, как язык лягушки, взглядом слева направо сопроводив проплывающий мимо загорелый бюст.
– А чего не позвонил?
– На счету ноль рублей ноль копеек! Куда только деньги деваются, не понимаю! – Зяма удивленно повертел головой, заодно отследив перемещение в разных направлениях сразу двух фигуристых девиц. – Ты-то где пропадаешь? Бабуля тебя потеряла, уже с милицией ищет.
– С чего бы это? – повторила я. – Это не бабуля меня, это я ее должна искать с милицией! Ты в курсе, что наша неугомонная старушка-огневушка увела у меня мобильник?
– Потому и не может тебе дозвониться!
Зяма похлопал ладонью по сиденью своего скутера:
– Садись, прокатимся!
Я девушка не закомплексованная, на лимузинах и кабриолетах не зацикленная. Могу и на скутере прокатиться, если надо. Мне только прическу испортить не хотелось, поэтому я категорически отказалась от шлема, предложенного Зямой. Впрочем, волосы все равно растрепались на ветру.
– Куда ты меня привез? – сойдя с братишкиного мотоконька-горбунка, я прищурилась на потемневшую от времени вывеску на фасаде изрядно обветшалой двухэтажки времен расцвета кубанского купечества. – Что тут у нас? Филиал краеведческого музея?
– Почти! – Зяма хмыкнул и открыл передо мной тяжелую резную дверь. – Тут у нас райотдел милиции!
– Ой! А зачем мне сюда? – Я в растерянности остановилась посреди полутемной прихожей.
– Затем, что тут тебя ждет следователь Красиков Иван Иванович! – Зяма по-свойски кивнул дежурному милиционеру за пасторальным деревянным заборчиком, протолкнул меня дальше в темный коридор и довел до двери, украшенной табличкой с уже озвученным ФИО. – Тебе сюда! Желаю удачи!
Дверь за моей спиной скрипнула и стукнула. Тощенький лысоватый молодой человек в сиротской белой футболке – надо полагать, упомянутый следователь Красиков – поднял глаза от заваленного картонными папками стола и устремил блуждающий взгляд сквозь очки в мою сторону (плюс-минус пятнадцать градусов).
– Здрасьте. Я, кажется, к вам, – сказала я, приседая в символическом книксене, и вежливо представилась: – Я Индия.
– Индия, – задумчиво повторил следователь Красиков, после чего снял свои очки, неспешно определился с направлением взгляда и сфокусировал его на уровне моих ключиц.
– Кузнецова, – добавила я, ибо знаю, что упоминание одного моего имени, без фамилии, нередко вызывает у свежего человека некий географический коллапс.
– Кузнецова, – повторил Иван Иванович с прежней задумчивой интонацией.
Тогда я сказала еще:
– Борисовна.
И больше ничем не могла ему помочь.
Товарищ Красиков основательно проморгался, проехался взглядом с крутой выпуклости моего бюста до мысков модельных босоножек, смущенно покраснел и спросил с необыкновенной для следователя задушевностью:
– А вы, девушка, по какому вопросу?
Тут мое терпение закончилось.
– Да ни по какому! Зашла попрощаться, – с досадой сказала я, повернулась и дернула дверь.
В коридоре, загораживая узкий проход своими широкими плечами, высился Зяма.
– Дюха, ты куда? – удивился он. – Уже побеседовали? Надо же, а бабку нашу тут целый час мариновали!
За моей спиной в кабинете раздался тихий хлопок – то ли заторможенный следователь Красиков подобрал отпавшую челюсть, то ли шлепнул себя по намечающейся лысине.
– Одну минуточку, девушка! – услышала я. – Насчет бабки... Так вы внучка?
– А кто ж еще? – огрызнулась я. – Репка, что ли?
– Тогда попрошу присесть! – мягкий голос Ивана Ивановича неприятно одеревенел.
Я беспомощно взглянула на Зяму. Он развел руками, нараспев провозгласил:
– Посадил мент внучку! – и некультурно захлопнул дверь кабинета.
Делать было нечего, я нехотя развернулась, проследовала к указанному мне стулу и присела. В чем я провинилась и чего от меня хочет следователь, было непонятно, но на всякий случай я решила подстраховаться и заранее обеспечить себе какую-то защиту. И с этой целью в первую же свою фразу непринужденно ввернула звучное имя проверенного милицейского товарища:
– Итак, я Индия Борисовна, пока что Кузнецова, но скоро буду Кулебякина. А вы, случайно, не знакомы с капитаном Денисом Кулебякиным, ведущим экспертом-криминалистом ГУВД края и моим будущим мужем?
Я от души надеялась, что наш разговор не записывается. Капитан Кулебякин, попади ему в руки такая улика, как мое чистосердечное признание его своим будущим мужем, немедленно организует пожизненное заключение в своих объятиях!
– Кулебякин? Наслышан, – ответил следователь и, как я и ожидала, подобрел.
Во всяком случае, вопрос его показался мне совершенно невинным:
– Вы каким троллейбусом на работу добираетесь, Индия?
– Девяткой, а что? – ответила я, откровенно недоумевая, каким боком касаются следователя мои транспортные проблемы?
– Девяткой, – повторил Иван Иванович, а потом записал эту бесценную информацию на бумажке. – И этот снимок вы в девятке сделали?
На краешек стола, у которого я притулилась, как скромная сиротинушка, легла свежая фотография фрагмента пластикового потолка с отчетливо видимой надписью: «Хочешь стать богатой – 2486!»
– Вы сделали фотку с моего мобильника? Ух, ты! Здорово получилось! – восхитилась я. – А свинюшек не распечатали? У меня там в «Моих картинках» такие поросятки сфотканы славные, просто душечки, они та-ак нежно целуются!
Тут я по выражению лица следователя поняла, что поросячья эротика его не очень интересует, во всяком случае, в данный момент, и потому вернулась от аморального свинства к вполне нравственной теме троллейбусной каллиграфии:
– Вы ищете тот расписанный троллейбус?
– Мы ищем того, кто его расписал.
– А зачем?
Этот простой и естественный вопрос Ивана Ивановича почему-то затруднил.
– Ну... Должны же мы кого-то искать! – подумав, несколько неуверенно сказал он.
– Логично! – горячо одобрила я. – Милиция всегда кого-то ищет!
Некоторое время мы с товарищем Красиковым преувеличенно доброжелательно смотрели друг на друга. Мое терпение иссякло быстрее, а с ним испарились и хорошие манеры.
– Короче, в чем дело? – не выдержала я.
Дело оказалось серьезное, серьезнее некуда, – об убийстве! Ахая и охая, я выслушала скупой рассказ Ивана Ивановича о том, как наша бабуля с Раисой Павловной искали в лесочке встречи с автором троллейбусного послания, а нашли мертвую женщину.
– Кто она? Я ее знаю? – спросила я.
– Было бы здорово, – сказал следователь и тихо вздохнул. – Боюсь, узнать, кто она такая, будет очень непросто. Вся надежда только на вашего будущего мужа и его коллег-экспертов.
О работе Дениса Кулебякина и его коллег-экспертов я знаю главным образом из детективных романов и бульварных газет, которые неутомимо муссируют подробности жутких преступлений и кошмарных ЧП. Я с дрожью вспомнила пугающие сюжеты и по возможности осторожно сформулировала вопрос:
– Видимо, в лесополосе нашли не все? Не целое тело, я имею в виду?
– Нет, тело-то нашли все, но вместе с ним нашли еще два центнера застывшего цемента, – скучно ответил следователь. – И тело неизвестной женщины нашлось как раз внутри глыбы, снаружи остались только фрагменты.
– А...
Я открыла рот и замолчала. Это что же такое должно было остаться снаружи, чтобы стало ясно, что внутри мертвая женщина?! Спросить я постеснялась, но многоопытный следователь угадал не прозвучавший вопрос и любезно ответил:
– С одной стороны глыбы торчали пальцы ног со свежим педикюром, с другой – крашеный локон.
– Уже кое-что! – приободрилась я. – По лаку и краске есть мизерный шанс выйти на педикюршу и парикмахершу! Какого цвета локон?
– В природе такой бывает только у тигров.
– Что?!
Я снова потеряла дар речи. Слова «тигровый локон» и «парикмахерша» соединились в моем сознании так естественно, что я зримо увидела недавнюю картину: вот Зяма с гвоздичками наперевес стоит у гроба, а рядом с ним нервно переминается и что-то таинственно шепчет тощенькая дамочка с волосами, затейливо и сложно окрашенными «под тигра». Как это называл мой брат-дизайнер? «Колорирование в стиле „энимал“! Мгновенное озарение оформилось в страшное подозрение: да уж не парикмахершу ли Сигуркину нашли в лесополосе?
«Погоди, не горячись! – окоротил меня мой внутренний голос. – Мало ли на свете баб с крашеными волосами?»
«С такими – мало!» – уверенно ответила я, конечно, мысленно: привлекать к обсуждению темы следователя Красикова мне по некоторым причинам совсем не хотелось.
Дальнейшее наше общение с Иваном Ивановичем прошло сумбурно и при минимальном моем участии. Он еще что-то спрашивал, я односложно отвечала, потом подписала какую-то бумажку, попрощалась, вышла за дверь – и все это на автопилоте. Только на крыльце райотдела, увидев неподалеку Зяму, восседающего на своем скутере в гордой позе легенды Дикого Запада – ковбоя Буффало Билла, я обрела своеобычную живость.
Дальнейшее наше общение с Иваном Ивановичем прошло сумбурно и при минимальном моем участии. Он еще что-то спрашивал, я односложно отвечала, потом подписала какую-то бумажку, попрощалась, вышла за дверь – и все это на автопилоте. Только на крыльце райотдела, увидев неподалеку Зяму, восседающего на своем скутере в гордой позе легенды Дикого Запада – ковбоя Буффало Билла, я обрела своеобычную живость.
– Что, все? – спросил братец, при моем появлении гостеприимно потеснившись на сиденье.
– Какое там – все! – Я с разбегу запрыгнула в седло. – Трогай! Уберемся отсюда подальше – я тебе такое расскажу! Закачаешься!
Зяма качнулся заранее, снял скутер с подножки, и мы тронулись.
10
– Да ты не просто тронулась, ты совсем свихнулась! – орал на меня братец пятнадцать минут спустя, бегая кругами по виноградной беседке во дворе нашего дома. – С чего ты взяла, что убили Сигуркину? Почему обязательно Сигуркину? Что, в миллионном городе больше убить некого? Да кто она такая? Простая парикмахерша! Где это слыхано, чтобы простых парикмахерш закатывали в цемент? Чтобы убить кого-то таким образом, нужны очень веские основания!
– Нужно двести кило цемента! Что, собственно, и дает в результате очень веское основание, – сказала я, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.
Зяма сбился с шага, остановился, всплеснул руками и вскричал:
– Как ты цинична!
– И это говорит человек, шаривший под юбкой у покойницы! – хладнокровно парировала я.
Братишка хлопнул глазами, скривил губы, бухнулся рядом со мной на скамейку, пару раз дернул себя за вихры и сказал:
– Ладно, давай поговорим спокойно. Если ты думаешь, что убитая женщина – парикмахерша Сигуркина, почему не поделилась своими мыслями со следователем?
– Ага, нашел дурочку! – Я покрутила пальцем у виска. – Знаешь, какая у ментов солидарность? Думаешь, я хочу, чтобы Красиков рассказал обо всем Денису? Кулебякин, когда узнает, что меня к следователю вызывали, обязательно поинтересуется темой нашей беседы. Красиков ему все выложит, и как я потом объясню Кулебякину, зачем мы с тобой поперлись на поминки в ночной клуб?
– А вот, кстати, – зачем мы туда поперлись? – запоздало поинтересовался братец.
Я посмотрела на него с жалостью: увы, слабоумие не лечится, Зяма обречен!
– Мы пошли в «ночник», чтобы завести перспективные знакомства! – по слогам, как совсем тупому, сказала я. – Тобой, неотразимый ты наш, живо заинтересовалась гламурная красотка Дашенька, а мне по бартеру мог обломиться «русский лес».
– Одеколон, что ли?
– Сам ты одеколон! Лесной король юга России! – Тут я вспомнила этого самого короля и быстро остыла. – Впрочем, на этот «русский лес» не позарился бы даже голодный жук-короед. Сей господин оказался таким уродом, что мне стало все равно, кто он – лесной король русского юга или наследный принц африканской сельвы...
– Что ж, я понял. Ты побоялась, что Денис узнает о твоей готовности махнуть его на богатенького Буратино! – с покоробившей меня прямотой молвил Зяма. – Ладно, не будем муссировать эту скользкую тему. Предлагаю забыть о похоронах, поминках и всяческой бредятине в диапазоне от неподтвердившихся подозрений Сигуркиной до провалившейся компании по скоростному освоению тобой отечественных лесных угодий!
Я минуту подумала, взвешивая все «за» и «против», и предложила компромисс:
– Давай сначала выясним, кто там, в бетоне? Если не Сигуркина – мы все забудем.
– А если она самая? Что тогда? – Лицо у Зямы сделалось тоскливое-тоскливое.
Я похлопала его по плечу и ободряюще сказала:
– Тогда будет по пословице: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!» Тогда ты сможешь достойно ответить всякому, кто попытается представить в искаженном свете твой интерес к ногам покойной Машеньки. Скажешь, что ты проверял слова Сигуркиной, так что это был не возмутительный акт вандализма, а необходимый следственный эксперимент! И тогда получится, что ты не извращенец, а герой-детектив.
Мне и самой понравилось, как красиво я все изложила, а уж Зяма просто пришел в восторг:
– А ведь и верно, Дюха! Если там Сигуркина, то посмертный цемент придает ее бредням определенный вес, так что проверить их, конечно, стоило!
По четкости изложения своих мыслей братцу было до меня далеко, но я поняла, о чем он, и согласно кивнула. Мы пришли к общему мнению и согласовали цели, а вырабатывать план действий пошли домой.
11
Из кухни доносился бойкий стук клавиш. Наша писательница виртуозно исполняла новый авторский этюд для компьютерной клавиатуры с оркестром. Духовые инструменты и медные тарелки успешно заменяли кипящий чайник со свистком и весело подпрыгивающая кастрюльная крышка. Мамуля, всецело занятая творчеством, посторонних шумов не замечала.
Я прошла к плите и погасила газовые конфорки, тем самым исключив из оркестра свистящие духовые и гремящие ударные, а потом поверх мамулиного плеча взглянула на монитор ноутбука. Выхватив из середины листа строчку: «Алый лак на ногте посиневшего скрюченного пальца блестел, как капля свежей крови», – предпочла дальше не читать. Ужастики – это не мое, я предпочитаю жизнеутверждающие любовные и приключенческие романы.
– Привет! – сунувшись в кухню следом за мной, поздоровался с мамулей Зяма.
– Добрый вечер, – не отрываясь от процесса, отрешенно отозвалась писательница.
Мы с Зямой одновременно посмотрели на полочку с фарфоровым слоном, беременным хронометром. Слон укоризненно цыкал, категорически не соглашаясь с мамулиным восприятием времени: часы показывали самое начало третьего.
– Да не вечер еще, добрый день, ма! – заручившись поддержкой часового слона, Зяма попытался вывести мамулю из творческой прострации. – Маму-уля! Ау! Ку-ку! Это мы пришли, твои детки, Зяма и Дюша!
– Мир вам! – не меняя направления взгляда и скорости печати, с завыванием возвестила мамуля.
– Хорошо, что не нашему праху! – опасливо буркнула я и увела брата из кухни.
В прихожей на самом видном месте – на тумбочке под зеркалом – лежал мобильник, красиво перевязанный красным бантиком с конфетной коробки. Праздничное убранство наводило на мысль о подарке, но телефон был мой собственный, отнюдь не новый. Новыми в нем были три пропущенных звонка – от Трошкиной, из офиса и от Дениса – и еще одно письмо, сообщающее о поступлении на мой счет ста рублей. Я догадалась, что это бабуля замаливает грехи, и милостиво решила ее простить. Хотя если бы вместо старого мобильника бабуля вернула мне новый, она могла бы рассчитывать не только на мое милостивое прощение, но также на внучатое благословение и глубочайшую признательность. Я решила, что имеет смысл уведомить об этом родную старушку – не для общего ее развития, а на тот случай, если она вновь умыкнет что-нибудь из моего ценного имущества.
Однако бабули дома не оказалось. В гостиной у телевизора сидел папуля, который смотрел популярное кулинарное шоу. Вернее сказать, он его слушал, потому что в очках для чтения толком не видел экрана. Записывая новый рецепт, папуля возмущенно фыркал и спорил с ведущим. Он и меня попытался втянуть в дискуссию:
– Белокочанная капуста! Дюша, ты когда-нибудь слышала, чтобы в салат «Самурай» клали белокочанную капусту?
– Нет, – коротко сказала я.
Это была чистая правда. Я никогда не слышала, более того – и не стала бы ничего слушать про белокочанную капусту. Как-то так получалось, что у меня всегда находились более интересные темы. Но папуля в мои резоны вникать не стал и полученным ответом остался вполне доволен.
– Вот и я говорю, что это должна быть не белокочанная капуста, а пекинская! – сказал он.
Родитель быстренько записал это кулинарное откровение в блокнотик, от усердия сломал карандаш, поморщился и спросил:
– Дюша, а ты не знаешь, где мой диктофон?
– А ты не знаешь, где наша бабуля? – задала я встречный вопрос.
Клянусь, я спросила это без всякой задней мысли, но папуля уловил некий скрытый намек и насупился:
– Думаешь, это она утащила с собой диктофон?
– Куда?
Тут выяснилось, что бабулю сослали-таки в деревню. Сразу после возвращения нашей старейшей авантюристки из милиции папуля самолично погрузил бабулю в семейный автомобиль, отвез ее в Бурково и оставил томиться в одиночном заключении на даче – без компьютера, Интернета и телефона.
– Но с диктофоном, – напомнила я.
– Не понимаю, зачем он ей понадобился! – рассердился папуля, которому диктофон необходим для работы – чтобы без отрыва от кастрюлек и поварешек оперативно фиксировать свои кулинарные озарения.
– Возможно, бабуля готовится писать мемуары, – предположила я, чем очень огорчила папулю.
Он совершенно искренне считает, что одной писательницы на семью более чем достаточно, и с радостью разделил бы высокую честь иметь в своих рядах труженицу пера с парой-тройкой других ячеек общества. Папуля вообще полагает, что популяции Кузнецовых пора уже прирастать за счет представителей нетворческих профессий. В этом смысле отец питает большие надежды на мое замужество и Зямину женитьбу. Думаю, он будет вполне счастлив, если Зяма сочетается браком с ткачихой, а я выйду за сантехника.