— Нас попросили рассмотреть одно голливудское дело, предполагаемое самоубийство при невыясненных обстоятельствах, — начада объяснять Скарпетта.
— Но сначала я бы хотел сообщить об одном проишесствии, — теребил ее Винс, эксперт по огнестрельному оружию.
— Давай, — сказала Скарпетта, вынимая из конверта фотографии и раскладывая их на столе.
— Час назад кто-то стрелял в тире, — сообщил Винс, много, значительно взглянув на Джо. — В нашем расписании это не предусмотрено.
— Я собирался заказать тир вчера вечером, но совершенно об этом забыл, — ответил Джо. — Но ведь он был свободен.
— Тир надо заказывать заранее, иначе начнется путаница.
— Я испытывал новую партию оружейного желатина. Хотел проверить, изменятся ли его свойства, если вместо холодной воды взять горячую. Разница всего в один сантиметр. Хорошие новости. Он выдержал испытания.
— Да каждая порция твоей мешанины и так дает разный результат. Плюс-минус один сантиметр ничего не значит, — с раздражением произнес Винс.
— Мы не можем использовать бракованные блоки. Поэтому я постоянно работаю над калибровкой. И, следовательно, провожу много времени на стрельбище. Это не моя блажь. — Джо посмотрел на Скарпетту. — Приготовление желатина вменили мне в обязанность. — Он опять посмотрел на нее.
— Надеюсь, ты не забыл изолировать стенку, чтобы не превратить ее в сито. Я же тебя просил, — проворчал Винс.
— Вам хорошо известны наши правила, доктор Эмос, — сказала Скарпетта. В присутствии коллег она всегда обращалась к нему по фамилии, выказывая уважение, которого он не заслуживал. — Мы все должны регистрировать, — добавила она. — Каждый пистолет, каждую выпущенную пулю, каждую пристрелку. Правила следует соблюдать.
— Да, мадам.
— Есть и юридическая сторона вопроса. Большинство наших дел заканчиваются в суде.
— Да, мадам.
— Вот и отлично.
Потом Скарпетта познакомила коллег с делом Джонни Свифта. Она рассказада, что в начале ноября ему сделали операцию на запястьях, после чего он приехал в Голливуд к своему брату. Они были однояйцевыми близнецами. Накануне Дня благодарения его брат Лорел пошел в магазин и в половине пятого вернулся домой. Войдя в дом с купленными продуктами, он обнаружил доктора Свифта лежащим на диване с простреленной грудью.
— Я припоминаю этот случай, — сказал Винс. — О нем писали в газетах.
— О, я хорошо помню Свифта, — вмешаася Джо. — Он ходил на лекции доктора Селф. Как-то раз, когда я тоже был там, он явился и устроил ей истерику по поводу синдрома Туретта. Я вполне разделяю ее мнение, что этот синдром всего лишь попытка оправдать плохое поведение. А он стал распространяться о нейрохимических дисфункциях и мозговых аномалиях. Большой специалист, — саркастически произнес Джо.
Но его сообщение не вызвало интереса. Как, впрочем, и все другие его реплики.
— А какое там было оружие? Гильзу нашли? — спросил Винс.
— Согласно полицейскому протоколу, Лорел Свифт видел ружье на полу в трех футах от спинки дивана. Гильзу так и не нашли.
— Немного странно. Он стреляет себе в грудь, а потом как-то ухитряется перебросить ружье через спинку дивана, — опять подал голос Джо. — А почему на фотографиях нет ружья?
— Его брат утверждает, что видел ружье на полу за диваном. Заметьте, я сказала «утверждает». Мы остановимся на этом чуть позже.
— А на нем обнаружили следы пороха?
— К сожалению, здесь нет Марино. Он был нашим следователем по этому случаю и работал в тесном контакте с полицией Голливуда, — ответила Скарпегта, стараясь не выдать своей досады. — Насколько я знаю, одежду Лорела на следы пороха не проверяли.
— А руки?
— Реакция положительная. Но Лорел утверждает, что он прикасался к брату, тряс его, запачкался его кровью. Так что теоретически это вполне возможно. Еще несколько деталей. На запястья убитого были наложены шины, в крови обнаружен алкоголь, а на кухне полиция нашла множество пустых бутылок из-под вина.
— Мы можем быть уверены, что он пил один?
— Мы ни в чем не можем быть уверены.
— Если он только что перенес операцию на запястьях, то держать ружье ему было довольно трудно.
— Возможно, — согласилась Скарпетта. — А если ваши руки не работают, тогда как стреляться?
— С помощью ног.
— Вообще-то это возможно, я пробовала проделать это со своим двенадцатикалиберным «ремингтоном». Незаряженным, конечно, — улыбнулась она.
Ей пришлось делать это самой, потому что Марино так и не явился. И даже не позвонил. Ему на все наплевать.
— У меня нет фотографий следственного эксперимента, — вздохнула Скарпетта, дипломатично умолчав, что они у Марино, который не соизволил прийти и на этот раз. — Но не исключено, что ружье отбросило за диван ударной волной. Или он дернул ногой и таким образом перекинул его через спинку дивана. Вполне возможно при самоубийстве. Кстати, на больших пальцах ног не обнаружено никаких повреждений.
— Выстрел был сделан в упор?
— В пользу этого говорит количество сажи на рубашке, неровные края раны, диаметр и форма отверстия и отсутствие отметин от пыжа, который оказался в ране. Проблема в том, что заключение мсдэксперта оказалось прямо противоположным. При оценке расстояния, с которого был произведен выстрел, он опирался на результаты рентгенологического исследования.
— А кто был медэкспсртом?
— Доктор Бронсон.
Послышадось недовольное ворчание:
— Господи, да он же старее папы римского. Когда он наконец отправится на пенсию?
— Но папа-то уже умер, — заметил Джо.
— Спасибо за экстренное информационное сообщение.
— Рентгенолог определил, что выстрел был сделан с расстояния не менее трех футов, — продолжала Скарпетта. — Ох-ох-ох. Значит, это убийство, ведь вы не сможете держать дуло на расстоянии трех футов от своей груди.
Скарпетта пощелкала мышью, и на экране появилась цифровая рентгенограмма грудной клетки Джонни Свифта. Дробь на ней выглядела россыпью крошечных белых пузырьков, затерявшихся между призрачными силуэтами ребер.
— Дробины находятся на значительном расстоянии друг от друга, — заметила Скарпетта. — Отдавая должное рентгенологу, надо сказать, что такая картина характерна для выстрела с расстояния трех-четырех футов. Но, как мне кажется, здесь мы имеем дело с типичным эффектом бильярдных шаров.
Она убрала с экрана рентгенограмму и перешла в режим черчения, выбрав несколько ярких цветов.
— Первые дробины, попав в тело, замедляют движение, и на них наталкиваются последующие дробины, которые отскакивают рикошетом и создают картину выстрела с определенного расстояния, — объясняла она, рисуя красные дробины, бьющие рикошетом по голубым, словно они и в самом деле были бильярдными шарами. — Таким образом, создается впечатление удаленного выстрела, хотя на самом деле выстрел был сделан в упор.
— А кто-нибудь из соседей слышал выстрел?
— По-видимому, нет.
— Вероятно, они отдыхали на пляже или уехали из города по случаю праздника.
— Возможно.
— А что это было за ружье, и кому оно принадлежало?
— Мы знаем только, что это был дробовик двенадцатого калибра, — ответила Скарпепта. — Судя по всему, ружье исчезло еще до приезда полиции.
Глава 18
Эв Христиан сидела на матрасе, черном от засохшей крови.
На грязном полу убогой комнатенки с обвалившимся потолком и засаленными обоями валялись журналы. Без очков она видела плохо, но, судя по обложкам, это были порнографические издания. Еше на полу было множество бутылок из-под содовой и пищевых оберток. Между матрасом и стеной валялась неизвестно как попавшая туда розовая детская теннисная туфелька. Эв часто брала ее в руки, гадая, кому она принадлежала и жива ли сейчас эта девочка. Когда он приходил, она прятала туфельку за спину, опасаясь, что он ее отнимет. Это последнее, что у нее осталось.
Она спала по полтора-два часа и совершенно потеряла представление о времени. Оно просто перестало для нее сушествовать. В разбитое окно на противоположной стороне комнаты вливался холодный серый свет. Она почувствовала запах дождя. Солнце сюда не заглядывало.
Эв не знала, что он сделал с Кристиной и мальчиками. Она смутно припоминала первые часы своего заточения, это ощущение ужаса и нереальности происходяшсто, когда он принес ей воду и еду и смотрел на нее из темноты, словно черный призрак, парящий у двери.
— Каково это? — произнес он холодным ровным голосом. — Каково это знать, что ты скоро умрешь?
В этой комнате всегда темно, но когда он приходит, там становится еще темнее.
— Я не боюсь умереть. Над моей душой ты не властен.
— Проси прощения.
— Еще не поздно раскаяться. Бог простит даже самый тяжкий грех, если ты смиришься и покаешься.
— Проси прощения.
— Еще не поздно раскаяться. Бог простит даже самый тяжкий грех, если ты смиришься и покаешься.
— Бог — это женщина. А я ее карающая рука. Проси прошения.
— Не богохульствуй. Как не стыдно! Мне не за что просить прошения.
— Я научу тебя послушанию. Ты попросишь прощения, как это сделала она.
— Кристина?
Потом он ушел, и в доме послышались голоса. Она не могла разобрать слов, но, похоже, он говорил с Кристиной. Во всяком случае, он разговаривал с женщиной. Эв отчетливо слышала голоса. Шаги за стеной и голоса. Тогда она была уверена, что это Кристина. Но теперь она стала сомневаться, не приснилось ли ей все.
— Кристина! Кристина! Я здесь! Я здесь, рядом! Не смей ее трогать!
Она слышала, как звучал ее голос, но, может быть, это ей тоже снилось.
— Кристина? Кристина? Ответь мне! Только посмей ее тронуть!
Потом Эв опять услышала разговор, ноу нее не было уверенности, что все происходит наяву. Возможно, это сон. Вот его ботинки протопали по коридору, вот хлопнула входная дверь. Сколько же прошло времени? Несколько минут? Часов? Ей показалось, что она слышит шум отъезжающей машины. Эв сидела в темноте, надеясь опять услышать Кристину и мальчиков. Но было тихо. Она стала кричать и звать их, пока не сорвала голос.
День сменялся ночью, и столь же регулярно он приходил с едой и бумажным стаканчиком. В стаканчике были вода. Он стоял и смотрел на нее, не показывая лица. Она видела его темный силуэт и никогда не видела его лица, даже в тот день, когда он пришел к ним в дом. Он всегда носит черный колпак с прорезями для глаз, похожий на наволочку, спускающуюся на плечи. Это привидение любило тыкать ее дулом ружья, словно она была зверем, сидящим в зоопарке, которого теребят, чтобы посмотреть, что он будет делать. Он тыкал ее в интимные места и смотрел, какая будет реакция.
— Грешно так поступать, — говорила Эв, когда он начинал толкать ее дулом. — Ты можешь терзать мою плоть, но душа моя тебе неподвластна. Она принадлежит Богу.
— Ее здесь нет. Я ее карающая рука. Проси прощения.
— Мой Бог не прощает измены. «Да не будет у тебя других богов перед лицом моим».
— Ее здесь нет, — повторял он и снова тыкал ее дулом, порой так сильно, что на теле у нее оставались синие круги. — Проси прощения.
Эв сидела на вонючем трухлявом матрасе. Заскорузлый, весь в черных пятнах, он, очевидно, уже не раз был местом истязаний. Она сидела в душной замусоренной комнате и прислушивалась, стараясь собраться с мыслями. Иногда она молилась о спасении или звала на помощь. Но никто ее не слышал и не отвечал. Куда же ее завезли, если никто не слышит ее криков?
Убежать она не могла — он просунул ее руки и ступни в металлические вешалки и как-то по-особому скрутил их. Потом пропустил через них веревки, перекинутые через балку полуразрушенной крыши, превратив свою жертву в марионетку. Ее обнаженное тело, покрытое синяками, сыпью и укусами насекомых, отчаянно чесалось и болело так, словно ее вздернули на дыбу. Сделав над собой усилие, она могла подняться на ноги. Могла сползти с матраса, чтобы справить нужду. Но при этом ее пронзала такая боль, что она едва не теряла сознание.
Он появлялся только в темноте. И все прекрасно видел. Она же лишь слышала его дыхание. Черный призрак. Сатана.
— Господи, помоги мне, — молилась она, глядя на разбитое окно, за которым виднелось серое небо, где обитал Всевышний. — Прошу тебя, помоги.
Глава 19
Наконец послышался отдаленный рев мотоцикла. Он объехал здание и остановился на факультетской парковке. Скарпетта подумала о Марино. Она была готова его убить. Хотя вряд ли у нее хватило бы на это духу.
Сосредоточившись, она стала объяснять, что в доме Лорела Свифта было два телефона, но оба они оказались отключенными и без шнуров. Лорел оставил свой сотовый в машине, а мобильник брата пропал, и позвонить в полицию не было возможности. В панике он выбежал на улицу и остановил первого встречного прохожего. До приезда полиции он в дом не возвращался, а потом ружье пропало.
— Эту информацию я получила от доктора Бронсона, — пояснила Скарпетта. — Я с ним несколько раз беседовала, но боюсь, что этого недостаточно.
— А телефонные шнуры так и не нашлись?
— Не знаю, — ответила Скарпетта. Марино ей об этом ничего не говорил.
— Их мог спрятать сам Джонни Свифт, чтобы никто не мог позвонить и вызвать неотложку, если он не умрет сразу. Конечно, если это было самоубийство, — предложил свою оригинальную версию Джо.
Скарпетта промолчала. Кроме того, что сообщил ей доктор Бронсон, об этих шнурах ничего не было известно.
— А что-нибудь еше пропало из дома? Кроме телефонных шнуров, мобильника и ружья? Хотя и это немадо.
— Спросите об этом у Марино, — бросила Скарпетта.
— Он уже здесь. Только у него мотоцикл ревет, как космическая ракета.
— Если хотите знать мое мнение, то меня удивляет, что Лорелу не предъявили обвинения в убийстве, — сказал Джо.
— Как можно предъявлять такое обвинение, если не установлен характер убийства? — возразила Скарпетта. — Здесь до сих пор нет ясности. Не хватает улик, чтобы с уверенностью сказать, что это было — самоубийство, убийство или несчастный случай. Хотя, по моему мнению, несчастный случай здесь врядли возможен. Если мы не сумеем достоверно определить причину смерти, доктор Бронсон переведет это дело в разряд незакрытых.
В коридоре послышались тяжелые шаги.
— А как же здравый смысл? — усмехнулся Джо.
— Мы не можем определять характер убийства исходя из здравого смысла! — отрезала Скарпетта.
И что он все время лезет со своими дурацкими замечаниями?
В этот момент открылась дверь, и в конференц-зал вошел Пит Марино. На нем был его обычный наряд — черные джинсы, черные сапоги и черный кожаный жилет с эмблемой «Харлей-Дэвидсон» на спине. В руках он держал портфель и коробку с пончиками. Сев рядом со Скарпеттой, он поставил на стол коробку и подтолкнул ее к середине.
— Надо обязательно проверить одежду брата на наличие следов от выстрела. Мы должны достать тряпки, которые были на нем в тот день, — заявил Джо, откидываясь на спинку стула, как он делал всегда, когда хотел придать себе важности. А в присутствии Марино это его желание всегда усиливалось. — Просветим их рентгеном, посмотрим на «Факситроне» и под сканирующим электронным микроскопом.
Марино смотрел на Джо. И выражение его лица было такое, словно он собирался его убить.
— Конечно, похожие следы могут оставить вещества, не имеющие отношения к оружию. Сантехнические материалы, аккумуляторы, автомобильные смазки, краски. В прошлом месяце мы как раз рассматривали такие случаи на моем лабораторном практикуме, — продолжал Джо, вытаскивая из коробки пончик, покрытый сахарной глазурью. Он оказался помятым, и большая часть шоколада осыпалась. — Ты знаешь, где сейчас эта одежда?
Облизнув пальцы, он посмотрел на Марино.
— Ну и практикум! — сказал тот. — Интересно, кто тебя надоумил?
— Я, кажется, спросил, что случилось с одеждой, — нахмурился Джо.
— Сдается мне, ты насмотрелся всяких глупых детективных историй. — Марино повернул к нему свою массивную голову. — в твoeм большом плоском телевизоре слишком часто появляется Гарри Поттер. Тебе, видно, кажется, что ты судмедэксперт, юрист, ученый, следователь, полицейский, капитан Кирк и шоколадный заяц в одном лице.
Между прочим, вчерашняя инсценировка имела большой успех, — обронил Джо. — Жаль, что ты ее пропустил.
— Так что там с этой одеждой, Пит? — вмeшaлcя Винс. — Во что он был одет, когда обнаружил мертвое тело?
— По его словам, ни во что, — ответил Марино. — Он якобы вошел в дом через кухню, положил покупки на стол и пошел в ванную пописать. Там он принял душ, а когда выглянул из двери, то заметил за диваном ружье. В этот момент он был абсолютно голым.
— По-моему, все это вранье, — с полным ртом проговорил Джо.
— Я лично считаю, что это было прерванное ограбление, — заявил Марино. — Или какое-то другое событие, которому помешали. Возможно, богатенький доктор с кем-то связался. Никто не видел мою кожаную куртку? Такая черная, на одном плече череп и кости, на другом — американский флаг.
— А где ты ее оставил?
— Позавчера у нас с Люси была летная тренировка, и я оставил куртку в ангаре. А когда вернулся, ее уже не было.
— Я ее не видел.
— Я тоже.
— Черт. Она влетела мне в копеечку. Все нашивки делались на заказ. Проклятие. Если ее кто-то спер…
— У нас не воруют, — заметил Джо.
— Да? А как насчет идей? — посмотрел на него Марино. — Кстати, об инсценировках…
— Сейчас у нас другая тема, — остановила его Скарпетта.
— А я как раз собирался поговорить об этом.
— В другой раз.