– Женя, ну ты красава! Отменный спектакль!
А затем послышались редкие, громкие хлопки, звук которых отлетал от стен, эхом проносясь по двору.
– Что тебе надо, Ищенко? – Женька устало повернул к нему украшенную обручем голову. – Как ты вообще здесь оказался? Тебе что, приплачивают, чтобы портил мне жизнь?
Ищенко не засмеялся, он сделал шаг к Женьке, бесстрастно глядя в его раскрасневшуюся физиономию.
– Не обольщайся так по своему скромному поводу, мы здесь с Титяковым четвертную по физре отрабатываем. Реквизит для спектакля готовим… А эта девочка ничего так. – Он кивнул головой в сторону укатившего «фольксвагена». – Не знаю, что у вас за дела. И знать не захочу, если устроишь мне знакомство с этой брюнеточкой. А то у нас как-то не заладилось… там, на балконе…
– Отвянь, Ищенко!
Женька уже отвернулся и направил было стопы в сторону дома, как ему на плечо легла тяжелая рука.
– Погодь, куколка! – прозвучало с натянутой нежностью. – Не спеши… Или хочешь, чтобы твой маскарад раскрылся? Уж я найду нужные слова для нашей брюнеточки. Не хочешь по-хорошему, так будет по-плохому.
Женька только попытался осмыслить сказанное, но времени не хватило даже на это, его караулило новое испытание: из подъезда с мешком мусора выскочил Титяков. И, увидев ребят, тут же пристыл к месту. Одетый явно наспех, в домашних клетчатых тапочках и тонкой олимпийке вместо куртки, несмотря на холод, он очень долго и внимательно смотрел на Женьку.
– Стасик, а вы что, с ней знакомы? – Он сконфуженно улыбался, обходя кругом тепло обнявшуюся парочку.
Ищенко и Рудык переглянулись. Стас поспешно убрал руку.
– А он неплохо вошел в роль оленя, – тихо шепнул Женька. – Туговато соображает…
– Я вспомнил, – выкрикнул Титяков чуть хрипловато и почесал граблей руки короткий ежик на голове, – где я тебя видел!..
Женька даже прикрыл глаза от скуки, второй сеанс разоблачения за день – это начинало входить в привычку.
– Я встретил тебя на этом же месте с месяц назад. Ты тогда совсем промокла и была такая маленькая, хрупкая, беззащитная – никак образ из головы не шел! Я тогда еще предложил тебе зонт… Помнишь? – Титяков сиял на Женьку зубами, точно хотел понравиться. – Ну, вспомни…
Такого поворота Женька никак не ожидал. Судя по всему, Титяков умудрился не узнать его. И теперь его чуть согнутая к низу фигура являла собой смесь смущения и надежды.
– А вы что, встречаетесь? – Он ждал от Стаса и Женьки ответа.
Но те совершенно потеряли дар речи. Мальчишки смотрели на Титякова, будто ряженым здесь был он, а не Женька. Первым нашелся Стас и сказал все тем же, ровным, железным голосом:
– Я просил у Жени протекции. Мне понравилась та горячая черноволосая Джульетта с балкона…
Титяков будто оттаял, даже перестал дружелюбно дрожать, как уличный пес, липнущий к ногам человека.
– Значит, тебя Женя зовут? – Он преданно пожирал Женьку голодным взором. – А я Митя. Дашь телефончик?
– Это фатально, – протянул Стас, скривив ехидную мину и явно не желая теперь же разоблачить Женьку.
Наверное, он уже придумывал, каким образом использовать свое знание для личной выгоды, но пока не мог сообразить, в чем соль положения. Женьку второй раз спасал тот факт, что Ищенко, а тем более Титяков, не отличались скоростью мысли. Потому он успел выкрикнуть:
– Да пошли вы все!
И молниеносно дал стрекача. Так что даже растерявшийся лишь на миг Стас не успел схватить его за поясок кашемирового пальто. Женька улепетывал, что есть мочи, и дворы кружили в прелой шелухе листьев. Кажется, поднимался ветер. Вслед за Женькой в город спешила непогода…
– Куда так летишь? – окликнула старушка у родного подъезда. – Успеется…
– В Астрахань! – огрызнулся Женька, на ходу распоясывая пальто. – Не поминайте лихом.
Оказавшись дома, он мечтал лишь об одном: запереться в своей комнате, скинуть проклятый наряд и хорошенько все обдумать. Но и тут его ожидало новое испытание. В дверях стояла мама. Ее угораздило именно в этот день освободиться пораньше и самоотверженно заступить на вахту родителя и воспитателя. Видимо, с личной жизнью у нее сейчас тоже что-то не ладилось, потому душевных сил было не занимать. Увидев сына в своем старом платье и относительно новом пальто, судьба которого недавно вызвала ее опасения, мама даже задохнулась от гнева. Потом приложила руку к горлу, потирая шею и будто ослабляя чью-то невидимую хватку. И когда воздух, наконец, начал снова поступать в легкие, воскликнула:
– Ты вернулся в «Маску»? Я так и знала!
– Нет, мам, теперь я так живу, – тихо, почти неслышно, ответил Женька.
Он скинул пальто на спинку кислотного стула, ссориться сейчас не было сил.
– Как же я тебя распустила! – Мама без удовольствия изучала Женькин облик. – Ты же на человека не похож…
– Ну да, я похож на женщину, – обреченно изрек Женька.
Он смотрел на маму, которая сегодня даже повязала фартук и кипятила на кухне что-то зловонное. Он разглядывал мамино чистое лицо, чуть припухшее и покрасневшее от тщательной уборки макияжа. Мама выглядела совсем юной, растерянной и раздосадованной. Женька смотрел на нее и понимал: волею лукавой судьбы – это самый близкий его человек. И если не с ней советоваться, делясь сокровенным, тогда с кем?
– Мам, я конкретно влип! – сказал он, расстегивая тугой ворот узкого платья. – Не знаю, как дальше быть…
Мама с минуту в замешательстве смотрела на него, в ней явно родитель боролся с воспитателем, победило кровное родство.
– Ах, ты бедный мой ребенок! – Она склонилась над Женькой и обняла, вжимая его лицо в крутые и плотные чашечки бюстгальтера. – Ну, ничего, сейчас ты мне все расскажешь, и мы что-нибудь придумаем…
Внезапно оказавшись у материнской груди под конец этого событийного дня, Женька совсем раскис. Ему всерьез захотелось всплакнуть, и слова хлынули из него градом. Наконец он излил свою душу…
Уже к ночи, голодные после маминого бездарного ужина и вконец опустошенные долгим откровенным разговором, Женька с мамой расползлись по кроватям. Решение было принято – Ника должна как можно скорее узнать правду! И пусть истина опередит недоброжелателей. В остальном же мама довольно сносно отнеслась к вынужденному балагану. Хотя Женька подозревал, что она просто обрадовалась возвращению старых шмоток, втайне пожалев о необдуманном транжирстве. Так что они даже успели обменяться парой нарядов, и Женька заполучил шерстяное теплое платье из новых маминых приобретений. Также подсластили пилюлю школьные успехи сына – плод регулярных спектаклей.
За окном бушевал ветер, он бился в стекла, будто хотел перевернуть все вверх дном в Женькиной комнате. И рамы тихо ныли под его натиском. Осень носилась по городу, впопыхах срывая последние листья с деревьев, она спешила покинуть свои владения. Улицы вымораживались от поступи новой хозяйки – к Москве приближалась зима. И Женька еще не знал, что готовит ему эта Снежная королева, каким испытаниям его подвергнет. А если бы и знал, то предпочел бы до весны не вылезать из своей теплой кровати. Забраться под легкое, пуховое одеяло, залечь в спячку, как медведь. И пусть бы невзгоды обошли стороной, притворившись иллюзией снов. Женька спал, и вокруг него бродили смутные образы, карауля новый день. Которому, возможно, суждено будет стать поворотным в этой странной истории…
Глава восьмая, в которой спектакль продолжается…
– Евгений, не будь ослом! – Эля была в ударе и выбрасывала слова изо рта, точно ядра из пушки.
Женька никогда не видел ее такой. Волосы вились над головой, как змеи, глаза метали молнии, она была по-настоящему разгневана.
– Но мы же сразу договорились, что обо всем расскажем Нике, – неуверенно вставлял он. – Да что с тобой такое?
Эля летала из угла в угол, точно тугой мяч – стремительно и бесцельно.
– Я рискую доверием родителей! Я все свободное время трачу на то, чтобы натаскать тебя к сдаче экзаменов! – разбрасывала по сторонам. – К тому же эта противная Николь постоянно мозолит глаза… а как она мерзко хохочет! Я все жду, когда же у нее закончится воздух, и она закатится от смеха, а потом шлепнется замертво прямо посреди этой комнаты…
Эля покровительственно ткнула пальцем в пол, будто смерть Ники была предрешена и более не вызывала сомнений. На лице ее даже отразилось некое животное удовлетворение, Эля продолжила еще более воодушевленно:
– И вот, когда я добилась таких успехов! Когда ты наконец стал пристойно учиться и у тебя появились шансы на достойное будущее. Именно теперь ты решил все испортить?
– Ну что ты, я этого и в мыслях не имел! – оправдывался Женька, на всякий случай обходя стороной то место, где покоилась воображаемая Николь. – Я хочу лишь быть собой…
Эля остановилась, вперив в Женьку колючий, как репей, взор. И как Женька ни вертелся, пытаясь сбросить с себя эту обузу, взгляд залип крепко, не отпуская и на миг.
– Ну что ты, я этого и в мыслях не имел! – оправдывался Женька, на всякий случай обходя стороной то место, где покоилась воображаемая Николь. – Я хочу лишь быть собой…
Эля остановилась, вперив в Женьку колючий, как репей, взор. И как Женька ни вертелся, пытаясь сбросить с себя эту обузу, взгляд залип крепко, не отпуская и на миг.
– Вот и будь собой. Только в женском платье. – Окончательно пригвоздила Эля. – Как только ты снова почувствуешь себя в брюках – нашему делу настанет конец. Я знаю.
– Да, с чего ты это взяла? – Женька впервые повысил голос.
Ему уже порядком надоело чувствовать себя виноватым без всякого повода. Эля даже не дрогнула, продолжая буравить Женьку своими железными глазками.
– Между вами начнутся все эти противные шуры-муры, – кисло сказала она, – ты и думать забудешь об уроках…
– Считаешь, между нами может что-то начаться? – невольно размечтался Женька, лицо его поплыло, щеки бесстыдно ползли к ушам.
И это было огромной ошибкой. Узрев счастливую гримасу, Эля совершенно осатанела:
– Ты даже сейчас смотришь на меня в упор, а видишь свою Нику!
– Да что ты, – спохватился Женька, однако с оттенком недовольства. – Я весь внимание.
– Что ты врешь? Ты же никогда! Никогда не видишь меня! – Лицо Эли как-то скуксилось, она еще больше подурнела. – Раньше я не задумывалась об этом. Ты всегда витал где-то в иных мирах, казалось, ничего не замечаешь вокруг. Но теперь я вижу, все иначе… Ты все делаешь ради нее… А я, я… Я что неинтересный для тебя человек, да?
Женька был совершенно раздосадован, более всего его злило то, что он не желал сейчас сочувствовать Эле, входить в ее положение, да и вообще – говорить о ней. Впервые дружба готова была дать серьезную трещину, Эля перетягивала внимание на себя, когда Женька оказался в таком неприятном, даже ущемленном положении. Когда ему нужны были поддержка и понимание. И вместо этого его встретили упреки. Ему зачем-то захотелось съязвить.
– Ты очень интересный человек! – сказал он. – Так же как энциклопедия – интересная книга. Но ты видела, чтобы хоть кто-нибудь читал ее ночами взахлеб, с фонариком под одеялом?
Где-то хлопнула дверь, но ребята не услышали ее в пылу спора.
– Ах так! – сказала Эля. – Раз так! – еще громче повторила она…
И тут в комнату вплыла, легко покачивая плетеным пояском, сама Николь.
– У вас здесь отброски? – спросила она, и бровки ее удивленно заплясали над глазами.
– Разборки, – машинально поправил Женька, залюбовавшись Никой, как и в первый день.
– Женька говорит, что я скучная и толстая! – выкрикнула Эля, будто в поисках защиты.
– Я такого не говорил…
– Он без шуток назвал меня Энциклопедией!
Женька смотрел на Элю и не узнавал ее. Вроде все было тем же: широкое лицо, такой же широкий, даже приплюснутый утиный нос. Его она взяла от отца, теперь Женька знал это. Зато пух волнистых волос она унаследовала от мамы, как и тяжелую, немного раздающуюся книзу фигуру. Но Женька видел теперь все это будто бы в ином свете – что-то загорелось у Эли внутри, меняя прежние очертания, перемалывая их во что-то новое, пока непонятное. Женька даже зажмурился, как щурятся люди, выходя из темноты к яркому свету. Ника же стояла спокойно, широко распахнув небесный взор, ничто не мешало ей как следует разглядывать Элю.
– Значит, так, сегодня никакой теории! – Она вывалила из сумки учебники прямо на пол, и они стыдливо уткнули обложки в пол. – Объявляю практические занятия!
И не успела Эля опомниться, как Ника схватила ее за руку и крутанула, как неповоротливую юлу.
– Не обижайся, но Женя права, ты скучно выглядишь, – беспощадно сказала она. – Тебе нужно срочно поменять style! Подправим имидж, ты сама себя не узнаешь…
– Не хотелось бы так радикально, – совершенно стушевалась Эля.
Не слушая отговорок, Ника уже тянула ее в коридор. Женька еле поспевал за девочками. Он и соображать не успевал, как быстро менялись декорации. Вот только что была ключевая, можно сказать кульминационная сцена, а теперь героев неожиданно выбросило в морозный подъезд, и они направились неизвестно куда, неизвестно зачем. Но противиться Нике почему-то никто не мог. Она была до остатка охвачена идеей помочь Эле, и та вдруг стала мягче горячего воска – вся прямо расплавилась после недавней вспышки. Женька отчего-то вспомнил, с каким вожделением Эля засовывала нос в пакет с отказными нарядами его матери. Неужели магазины ей были интереснее учебников? Кто бы мог подумать! Лифт приехал раньше, чем кто-нибудь успел его вызвать, навстречу ребятам вывалился пожилой мужчина, навьюченный фирменными пакетами.
– Вы заказывали продукты из «Утконоса»? – спросил он сквозь зубы, выволакивая тяжесть из кабины.
– Это туда, – Эля указала на соседнюю квартиру. – А вы что, новенький?
Мужчина на всякий случай кивнул, хотя, судя по виду, чувствовал себя порядком поизносившимся. Кое-как он приковылял к указанной двери и втиснул звонок в стену. Заорала знакомая Женьке птица.
– Ну все, пошли. – Эля заскочила в лифт. – Ему не откроют, пока на лестнице кто-то есть.
Лифт слопал ребят и поволок через этажи все ниже и ниже.
– А кто там живет? – спросила Ника, махнув головой вверх.
– Этого никто толком не знает, – отчего-то шепотом сказала Эля. – С тех пор как мы сюда переехали, ни разу соседа не видели. Папа говорит, там какого-то преступника охраняют по программе свидетелей. И курьер из «Утконоса» на самом деле – полицейский. Но он просто любит детективы. А мама думает, что там живет больной, которому совершенно нельзя появляться на свету. Ну, вроде Брэда Питта из «Темной стороны солнца». Просто, от скуки она пересмотрела слишком много мелодрам…
Ребята вышли из дома, холодный ветер пахнул им в лицо, неся с собою что-то мокрое и колючее, оседающее на одежде прозрачной капелью.
– А что думаешь ты сама? – спросила Ника, по всему было видно, что ее так и распирает от любопытства.
Эля сделала несколько шагов от подъезда, на всякий случай уйдя из-под окон, и сказала уже громче, не замедляя шага:
– Я как-то заговорила с прежним курьером. Он был совсем молодой и дико веселый, все шутил со мной, если встречались в подъезде. Ну, я и решилась спросить про загадочного соседа. Так он сказал, будто там живет непомерный толстяк, который не в силах даже вставать с кровати…
– Ха! – хохотнула Ника. – Забавно, а почему же ты шептала там, в доме?
Эля покосилась на нее, как на ущербную.
– Но что, если прав мой папа? Тогда курьер просто обманул меня, отшутившись. Он увидел, что я проявляю ненужный интерес, и немедленно доложил об этом своим, – Эля подняла указательный палец к низким облакам, будто указывая на саму небесную канцелярию. – Вдруг я уже на учете у спецслужб? И сейчас за нами следят! А курьера быстренько убрали, раз мы вступили с ним в неформальные отношения… Раньше сюда только тот, веселый и молоденький, ходил, а теперь этот – немощный, угрюмый…
Женьке неожиданно стало зябко в мамином пальтишке, конечно, он не верил, что Эля оказалась замешана в какой-то шпионской истории. Скорее виновата в этом была промозглая погода, но все же ему захотелось поскорее убраться из этого двора.
– Эй, девушки! – В спины неожиданно ударил настойчивый окрик.
Вся троица мигом замерла, представляя, что уже на прицеле у агента спецслужбы.
– Титяков! – выдохнула Эля, которая первая не побоялась обернуться. – Это опять ты!
Слегка смущенный своим бесстрашием, Титяков вытащил тощую фигуру из темного угла, что образовывал подъезд и стена дома. Он будто специально караулил там, выжидая удобный момент, чтобы заговорить с девушками.
– А вы куда-то спешите? – Титяков уже пристроился поближе к Женьке и точно ненароком нежно таранил его плечом. – Жень, а Ищенко просил тебе привет передать.
– Передал? Теперь отвянь, – процедил Женька, уволакивая плечо подальше.
– Она всегда такая кусачая? – простодушно, но настойчиво спросил Титяков.
Ника захихикала. Эля же никак не могла сообразить, разыгрывает ли ее Титяков или же это истинная святая наивность.
– Ищенко, это тот… мраморный истукан с балкона? – спросила Ника, с безразличием разглядывая свои перчатки.
И Женьке показалось, что за иронией скрывался какой-то глубинный интерес, она кинула эту фразу как бы невзначай, но теперь явно ждала рассказа о Стасе.
– А знаешь, ты тоже ему понравилась, – отшутился Титяков.
Кажется, Ника чуть зарделась, но Женька списал легкий румянец на обветренность щек в этот морозный день.
– Титяков, исчезни наконец! – крикнула Эля, доставая из кармана безотказный кулак.
Этими словами и жестом она выразила то, о чем Женька мечтал сейчас больше всего, впервые за день он был по-настоящему благодарен подруге. Титяков снова смутился, бросил на Женьку какой-то затравленный, просительный взор, но неожиданно за него вступилась Ника: