Под псевдонимом «Allegro»
Об этой поэтессе, писавшей под звучным псевдонимом «Allegro», сегодня можно узнать главным образом из антологий, посвященных Серебряному веку (например, «Лирика русских поэтесс», 2004), хотя она выпустила несколько стихотворных сборников, ее стихи для детей печатались в хрестоматиях, их заучивали наизусть. Она была знакома со многими ведущими поэтами-современниками, с А. Блоком состояла в переписке, однако история литературы почти забыла ее скромное, но типичное для эпохи творчество.
Настоящее и полное имя поэтессы – Поликсена Сергеевна Соловьева (1867–1924). Она была младшей дочерью знаменитого историка и сестрой философа Владимира Соловьева. Марина Цветаева отмечала внешнее сходство брата и сестры: «Тот же светлый лоб, те же грозовые глаза, те же пухлые и нагие губы». Сочинять Поликсена стала «с тех пор, как помнила себя», – этому способствовала обстановка и люди в родном московском доме. Первые, еще слабые, стихи были напечатаны в 1885 году в журнале «Новь». Десять лет спустя Соловьева взяла себе несколько эстетский псевдоним «Allegro» и тогда же переехала из Москвы в Петербург. Поселилась начинающая поэтесса на Большом пр., 20/5, Петроградской стороны, но вскоре перебралась в центр, на Фонарный пер., 5/9, не так далеко от Театральной площади.
В 1899 году вышел ее первый сборник, который открыл доступ в поэтические круги – она стала бывать на известных «пятницах» К. Случевского. Второй сборник «Иней» (1905 г.) похвалил А. Блок: «И вот мы встречаем новую и тихую поэзию…». Он посвящен детской писательнице Наталье Ивановне Манассеиной (1869–1930), неразлучной подруге и литературной соратнице. Вместе с ней Поликсена зимой жила в Петербурге, а летом – в Коктебеле, где много общалась с поэтом М. Волошиным, тот в 1914 году верно подметил, что в сборнике «Вечер» (он считается лучшим у Соловьевой) ее голос звучит «почти как мужское контральто с женскими грудными нотами». Кстати, все стихотворения Поликсены написаны от мужского лица.
П.С. Соловьева
По словам поэта С.М. Соловьева, племянника поэтессы, в детстве она «была очень странной и очаровательной девочкой. В ней не было ничего женского, и наружностью, и характером она походила на мальчика. В лице ее было что-то совсем не русское, а дикое и африканское. Большие ясные глаза ее были прекрасны, но негритянский рот портил все лицо. Она была богато одарена талантом к музыке, живописи, поэзии. Но выказать себя вполне ей не удалось ни в одном из искусств».
Действительно, кроме стихотворчества Соловьева, проучившись несколько лет у И. Прянишникова и В. Поленова в Строгановском училище в Москве, профессионально занималась живописью и иллюстрацией. «Пожалуй, всего больше выражалась ее оригинальность, – продолжает
Соловьев, – в пении цыганских романсов. Это дикое, цыганское начало очень роднило ее с братом Владимиром, которого отец его, шутя, называл «печенегом». Как Владимир, она постоянно острила и хохотала, как он, очаровывала всех кругом себя, и прислугу, и детей. Но веселье сменялось у нее приступами бурной тоски, страха смерти, который прошел с годами».
«Поликсена Сергеевна, – вспоминал тот же мемуарист, – не только не стыдилась своей оригинальности и своего мужеподобия, но всячески его демонстрировала: носила жилеты и пиджаки и даже иногда шаровары…». Свою внутреннюю раздвоенность поэтесса сама признавала:
Правда, это признание типично для многих поэтов, но символисты, к которым принадлежала Соловьева, особенно часто его повторяли. Как всем символистам, ей тоже присущи мотивы жизненного разочарования, сладости смерти, греховных демонических искушений, пессимизма.
Соловьев точно определил, что «с годами бурный поток ее души покрывался ледяной корой, в ней усиливалась гордость – коренной недуг Соловьевых – гнев застывал иногда в холодную ярость и нетерпимостью <…> И только в последние годы, отрешась от чуждых влияний, она явилась передо мной в ярком свете добра и подлинной, живой поэзии.
Любовь занимает большое место в поэзии Поликсены Сергеевны. Но, как у Сафо (древнегреческой поэтессы. – В. А.), все ее трагические стихи обращены к женщинам, иной любви она никогда не испытала <….>, чувство любви у Поликсены Сергеевны ничего общего не имело с „лесбийской любовью“ в вульгарном и грязном смысле этого слова. Это было чисто платоническое обожание к подруге, которую она называла: „Иней души моей, иней прекрасный“». Напомним, что сегодня эти отношения застенчиво именуются «нетрадиционной ориентацией». Язвительный А. Белый так изобразил Поликсену: «Худая, высокая, черноволосая, толстогубая, точно нарочно скрипела она сапогами, точно силилась себя вздуть <…> до матерого разбойника с большой дороги».
Соловьева и Манассеина в 1906 году основали детский журнал «Тропинка» и издательство, в котором Поликсена выпустила более 20 книг для детей. Журнал приобрел значительную известность и выходил шесть лет. В нем печатались многие современные авторы, дебютировали С. Городецкий и А. Толстой; обложки рисовали И. Билибин и М. Нестеров. Редакция размещалась на Театральной пл., 6/наб. кан. Грибоедова, 107, в обширном доме, перестроенном в стиле эклектики. В 1909 году Соловьева первая перевела и опубликовала «Алису в стране чудес» Л. Кэррола.
В 1910 году, еще до закрытия журнала, подруги снова переехали, но поселились неподалеку от прежнего места. «В 1916 году, живя несколько недель в Петербурге, – вспоминал тот же Соловьев, – я ежедневно под вечер заходил к Поликсене Сергеевне <…> на Вознесенском проспекте». Ныне этот угловой дом имеет № 36/11. Из него летом 1916 года обе женщины отбыли в Коктебель, где их застала революционная смута. Пришлось испытать треволнения, нищету, заниматься случайными заработками, одним из которых служило шитье шапочек для отдыхающих. 3. Гиппиус, былая пассия, посылала из эмиграции продовольственные посылки. В конце 1923 года Поликсена и Манассеина наконец-то перебрались в Москву. Там поэтесса Allegro прожила всего несколько месяцев, но она еще увидела напечатанным свой сборник, который провиденциально был озаглавлен «Последние стихи».
Поликсену Сергеевну по праву можно назвать петербургской поэтессой – в городе она прожила двадцать лет. Здесь написано большинство ее произведений, здесь выходила «Тропинка». Город на Неве поэтесса воспринимала и изображала как большинство символистов: загадочный, мрачный, таинственный и призрачный…
Такое же восприятие присуще и более позднему стихотворению, написанному незадолго до прощания с Петербургом:
Это – зыбко-сумрачный Петербург Блока, Белого, Сологуба, столь отличный от строго-ясного Петербурга Мандельштама, Ахматовой, Георгия Иванова. Именно в зыбкосумрачном виде увидела наш город Поликсена Соловьева вопреки своему псевдониму, ибо Allegro значит «радостный, веселый». Более соответствует этому псевдониму многообразная детская проза поэтессы, увы, несправедливо забытая в истории петербургской культуры.
«Красная баронесса»
В Третьяковской галерее в Москве, в зале И.Е. Репина, выставлен, датированный 1889 годом, портрет в полный рост баронессы Варвары Ивановны Икскуль фон Гильдебрандт, один из самых эффектных женских портретов знаменитого художника. Другой художник М.В. Нестеров оставил об этом портрете следующий отзыв: «Баронесса Икскуль была изображена на нем в черной кружевной юбке, в ярко-малиновой блузке, перехваченной по необыкновенно тонкой талии поясом, в малиновой же шляпке и с браслеткой на руке. Через черный вуаль просвечивало красивое, белое, не юное, но моложавое лицо. Это было время самого расцвета таланта Репина. Все его живописные достоинства, как и недостатки, были налицо: свежая, молодая живопись лица, рук, блузки, золотых брелоков – почти полное отсутствие вкуса». Позже художник отмечал: «Особую оригинальность облику Варвары Ивановны придавал локон седых волос надо лбом, как у Дягилева. Этот седой локон на черных, вьющихся, хорошо положенных волосах придавал большую пикантность лицу <…>»1.
Кем была эта незаурядная, умная и красивая женщина, вызывавшая у современников лестные отзывы, весьма известная при своей жизни и полузабытая сегодня? Чем она, как магнит, привлекала к себе людей, разных по характеру, политическим взглядам и общественному положению?
В биографии Варвары Ивановны (1850–1928) до сих пор много неизученных страниц, включая дату ее рождения. Источники указывают разные годы: от 1846 до 1854; на надгробной плите на парижском кладбище Батиньоль обозначен 1851 год.
Документированная дата – 11 ноября 1850 года приведена В.М. Боковой в энциклопедии «Русские писатели. 1800–1917».
Этому автору принадлежит также первое обобщающее исследование о баронессе Икскуль2.
В.И. Икскуль фон Гильдебрандт. И.Е. Репин.
Отец баронессы – Иван Сергеевич Лутковский (1805–1888), генерал-адъютант и генерал от артиллерии, служил в Петербурге директором Артиллерийского департамента Военного министерства и членом Военного совета (1862 г.), состоял адъютантом при великом князе Михаиле Николаевиче. В 1836–1841 годах он командовал 3-й гвардейской конно-артиллерийской бригадой и имел сослуживцами детей Н.М. Карамзина. В 1846 году Лутковский получил орден Св. Георгия IV степени, в 1856 – звание генерал-адъютанта.
Он был на 15 лет старше своей жены, княгини Марии Алексеевны Щербатовой (ок. 1820–1879), дочери зажиточного малороссийского помещика Алексея Петровича Штерича, потомка сербских переселенцев времен Екатерины II в Екатеринославской губернии. В 1837 году девушка вышла замуж за гвардейского офицера-гусара князя Александра
Михайловича Щербатова (1810–1838), от него родила сына, рано умершего. Муж, «злой и распущенный человек», скончался через год после свадьбы.
После смерти зятя бабушка Серафима Ивановна Штерич (1778–1848) увезла свою любимицу в столицу, в собственный дом на Фонтанке, 101, где собиралось, по словам A.B. Никитенко, «так называемое высшее общество столицы»3. Приятельницей светской дамы была А.П. Керн, жившая в ее доме. М.И. Глинка давал молодой вдове уроки пения и так отзывался о ней: «Видная, статная и чрезвычайно увлекательная женщина».
В доме на Фонтанке с Марией Алексеевной зимой 1839 года познакомился М.Ю. Лермонтов и «сильно заинтересовался кн. Щербатовой». Поэт встречался со Щербатовой также в знаменитом салоне Карамзиных. Н.М. Смирнова в «Памятных заметках» отметила: «Он (Лермонтов) влюбился во вдову княгиню Щербатову <…>, за которой волочился сын французского посла барона Баранта. Соперничество в любви и сплетни поссорили Лермонтова с Барантом. Они дрались». С княгиней связаны стихотворения «Молитва», «На светские цепи» и «Отчего». Вот посвященные ей строфы:
Увлечение поэта было недолгим, ибо в начале мая 1840 года ему пришлось из столицы отправиться в кавказскую ссылку4.
3 января 1844 года, через два года после гибели Лермонтова, Щербатова вышла в Малороссии замуж за гвардейского полковника Лутковского из старинного рода новгородских бояр (имение – село Дудкино Боровичского уезда, оно исчезло в 1980-е гг.). Этот брак оказался удачным. Ей было 30, супругу – 45 лет, когда родилась дочь Варвара, будущая хозяйка салона у Аларчина моста. От своих сербских предков она унаследовала несколько цыганский облик: была необычайно стройна, до самой старости худощава, с большими темными притягательными глазами.
Воспитывала Варю гувернантка-француженка Алиса Дюран-Гревиль (1842–1902), писавшая потом во Франции под псевдонимом Анри Гревиль романы из русской жизни. Ее муж до 1872 года преподавал в Училище правоведения французский язык, переводил Тургенева и Островского и писал о них, то есть был ценителем русской литературы. Не удалось выяснить, училась ли генеральская дочь в каком-либо столичном пансионе или воспитывалась дома.
В 16 лет Варенька вышла замуж за дипломата, действительного статского советника и камергера Николая Дмитриевича Глинку-Маврина (1832–1884), секретаря русских миссий в Париже и Берне, затем генконсула во Франкфурте-на-Майне. Он был вдвое старше жены и приходился племянником известному военному деятелю генерал-лейтенанту Борису Григорьевичу Глинке-Маврину.
Прожив насколько лет в Европе и родив двух сыновей Ивана и Григория и дочь Софью, Варвара Ивановна отдельно от мужа обосновалась в Париже, где в журналах в начале 1880-х годов публиковала на французском свои рассказы и повести («Евреи из Софиевки») под псевдонимом «Руслана», некоторые – с предисловием Г. де Мопассана. В 1886 году, вернувшись после смерти мужа в Петербург, она напечатала в «Северном вестнике» светский роман «На туманном севере». Сочинительница перевела его с оригинала, написанного ею тоже на французском. Роман был неудачен, как по языку, так и по сюжету. Вскоре писательница разочаровалась в своих литературных способностях и занялась издательской и общественной деятельностью.
В это время Глинка-Маврина носила уже другую фамилию, ибо вышла замуж за остзейского барона Карла Петровича Икскуля фон Гильдебрандта (1817–1894), русского посла в Италии в 1876–1891 годах. По легенде, итальянского короля Умберто так пленила красота Варвары Ивановны, что однажды, сопровождая ее с мужем, он устроился на скамеечке посольской коляски. Дипломат и на сей раз был вдвое старше жены; он прожил с ней в браке около десяти лет5.
Баронесса не стала ждать, когда супруг оставит свой пост, и в 1889 году после смерти отца окончательно переехала в его дом на Екатерининском канале, у Аларчина моста, от которого со временем получила шутливое прозвание – «герцогиня д’Аларкон».
Дом на наб. Екатерининского кан., 156, доныне сохранил свою дореволюционную нумерацию. Оформлен ионическими пилястрами и на углу имеет балкон с красивой чугунной решеткой. С середины XIX века особняк принадлежал Аделаиде Осиповне Витали, супруге статского советника академика Ивана Петровича Витали (1794–1855), известного скульптора. Жену, крестьянскую девушку, он нашел в конце 1830-х годов, когда проживал в Италии. Ее юный облик запечатлен на портрете, написанном в 1838 году известным акварелистом П.Ф. Соколовым. Возможно, что последние годы жизни скульптор провел именно в доме на набережной.
В 1860 году вдова скульптора задумала перестроить свой особняк, поручив проект академику В.В. фон Витту, который повысил со двора здание на этаж. После этого 26 апреля 1862 году дом по купчей перешел к артиллерийскому капитану Василию Людвиговичу фон Витту, вероятно, родственнику архитектора. Он владел им недолго и в период 1865–1866 годов продал своему начальнику генералу от артиллерии И.С. Лутковскому, который поселился и жил здесь до самой кончины. С той поры никаких изменений фасад не претерпел, но его интерьер его был в советское время был утрачен6.
Обосновавшись в унаследованном от отца доме, баронесса завела в нем светский салон, который быстро ставший в Петербурге модным и очень посещаемым. Зал на втором этаже, где проходили «четверги» с литературными чтениями и концертами, по описанию Д.Н. Мамина-Сибиряка от 1893 года, был роскошно убран в эклектическом стиле 1880-х годов: «Представь себе три больших комнаты, сплошь набитых всякими редкостями – китайским фарфором, японскими лаками, старинными материями, редкой мебелью разных эпох и стилей, артистической бронзой, картинами и даже археологией, в виде старинных поставцов, укладок, братин, идолов и всяких цац и погремушек. Получается нечто среднее между музеем и галантерейным магазином, так что даже ходить по комнатам нужно с большой осторожностью, чтобы не своротить какую-нибудь подлую редкость <…> Вообще баронесса – настоящая петербургская знаменитость, и быть принятым у нее считается за честь <…>».
В этом году престарелый супруг баронессы, по словами того же писателя, был уже паралитиком: «Он терпеливо ждет христианской кончины где-то на своей половине, и гости баронессы никогда его не видят». Спустя год бывший дипломат скончался7.
Салон посещали многие известные лица: кроме Д.Н. Мамина-Сибиряка, писатели В.Г. Короленко, Г. Успенский, А.М. Горький, известный критик-народник Н.К. Михайловский, знаменитый юрист А.Ф. Кони, философ Вл. Соловьев, художники H.H. Ге, П.П. Чистяков, И.Е. Репин. В адресной книжке А.П. Чехова есть адрес баронессы: «Аларчин мост, 156». 19 декабря 1890 года писатель просил издателя A.C. Суворина передать ей «две книги из Вашей библиотеки: 1). Сочинения Гребенки; 2). Сочинения Голицынского, которые будут Вам возвращены с большой благодарностью». Сын баронессы, морской офицер Григорий, сопровождал Чехова при его возвращении с Сахалина.
Хозяйку салона под именем «баронессы» Н.С. Лесков вывел в рассказе «Необыкновенные услуги».
И.Е. Репин. Автопортрет
Репин на вечерах обычно сидел в сторонке и карандашом рисовал в альбоме портреты присутствующих. Сохранились листы с изображениями Вл. Соловьева, Мережковского, Короленко, Михайловского и других. Художник жил неподалеку – на Екатерингофском пр., 26 (ныне – пл. Репина, 3); там же, на верхнем этаже, размещалась его мастерская, где, вероятно, и был написан великолепный портрет Варвары Ивановны Икскуль. Кстати, ее сын изображен в картине «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», созданной в той же мастерской (он стоит за спиной писаря).