Да, я был откровенно разочарован:
– В России всего 400 масонов?
Зоя развела руками:
– Что-то около того. Никто точно не знает.
– И чем они занимаются?
– Современные масоны занимаются не только благотворительной, филантропической деятельностью, но и стремятся участвовать в обустройстве демократии в неразвитых странах. Как и раньше, свое профессиональное мастерство они используют для влияния на властные структуры, для проникновения в них. Поскольку это закрытые организации, то под их «крышей» нередко работают спецслужбы и обыкновенные аферисты.
После уничтожения отечественного масонства в начале 20 века, оно несколько возродилось в 90-х годах. Но в нем уже практически нет политиков, чиновников высокого ранга, известных бизнесменов. Да, масоны помогают друг другу в карьерном росте, но в современной России больше ценятся аппаратные связи «в верхах». Деловым людям некогда заниматься мистическими собраниями, они и так слишком заняты. И у современных студентов также есть занятия поинтереснее – интернет, ролевые игры, ночные клубы. К тому же и элементарной моды на масонство сегодня просто нет.
Современное отечественное масонство состоит в основном из интеллигенции. Есть преподаватели, мелкие предприниматели. Также к масонству приходят отставные офицеры, испытывающие, видимо, дефицит общения. Основное занятие нынешних российских «вольных каменщиков» – работа над сочинениями на этические, философские и исторические темы. Отечественное братство крайне слабо в материальном отношении и едва может содержать себя.
Все это звучало для меня очень, очень разочаровывающее. Но разочарование, конечно, не захватило меня полностью. Это нормально, когда версии умирают. Все они не могут быть подтверждены. Хотя и от этой масонской пока еще рано отказываться…
Зоя так интересно рассказывала, что я не мог не покачать восторженно головой:
– Просто заслушался. А ведь никогда не любил историю.
Зоя улыбнулась:
– У тебя просто не было хорошего учителя. А к нам на лекции даже из других вузов приезжают. Все-таки Московский университет…
Вот так под масонов мы и перешли «на ты». Просидели несколько минут в тишине. Зоя, наверное, устала рассказывать. Я – переваривал услышанное.
Зоя внезапно зевнула:
– Ой…
Я тут же подскочил:
– Извини. Спасибо. Я пойду. Ложись спать…
– Да, пожалуй. Бессонница кажется, прошла…
Я вышел в прихожую. Сел на стул и достал из сумки список происшествий в МГУ. Нужно было сверить его. Не было ли 24 июня – в день основания масонства – какого-либо происшествия. Конечно, даже если что-то и было, это еще ничего не доказывает, но все-таки, все-таки…
Смотрю на список:
05.03.05 – убийство профессора МГУ
21.04.06 – большой пожар с гибелью людей в ГЗ МГУ
17.05.06 – убийство студентки МГУ
07.10.06 – парашютисты в ГЗ МГУ
25.10.06 – убийство студента МГУ
25.11.06 – взрыв, пожар 5 кв.м. в ГЗ МГУ
18.12.06 – самоубийство научного сотрудника МГУ
14.01.07 – взрыв в общежитии МГУ на Шверника
26.01.07 – взрыв в ГЗ МГУ
15.02.07 – убийство аспирантки МГУ рядом с ГЗ
Нет, 24 июня в МГУ ничего из моего списка не случилось. И судя по всему, что я узнал сегодня, масоны здесь явно были не при делах…
Охота продолжается
Я снова приоткрыл внешнюю дверь в коридор – как и раньше никого. До утра еще несколько часов. Немного подумал о Хираме и его храме, о масонских символах и Зое. В длинном свитере, наброшенном, видимо, на голое тело. На красивое тело. Вздохнул и снова взялся за книгу.
Я читал, почти не отвлекаясь на неясные звуки за стенами, в коридоре, на тихое завывание в вентиляции. Почему-то был уверен, что второй раз сегодня черный аспирант не придет, что все будет, как в предыдущий день. Он был вечером, а ночью не показался. И сегодня все повторится. Черный аспирант уже приходил, а значит, кто и может объявиться, так это Кеша с кастрюлей – повеселит своим бледным присутствием. Но время шло, а Кеши все не было. Или заранее суп сварил. Или спит вовсю этой вьюжной ночью Кеша начитавшись, натрескавшись пищи духовной. Похрапывает себе, переваривая.
«12 июня 1812 г. войска Наполеона переправились через реку Неман и вторглись в Россию. Студенты Московского университета начали записываться в народное ополчение, поступать на работу в полковые госпиталя. Университет эвакуировался в Нижний Новгород. Из-за недостатка подвод в Москве пришлось оставить большую часть коллекций, имущества профессоров, библиотеку из 20 000 книг, университетский архив и даже часть казны, которые погибли во время сентябрьского пожара. При оставлении Москвы Наполеоном пострадают от взрывов, устроенных французами для уничтожения Кремля, и остатки университетских зданий.
В 1813 г. обозы с университетскими вещами и книгами, а также учениками, студентами, семьями профессоров возвращаются, и с 17 августа в наемном доме в Долгоруковском переулке занятия возобновлены.
Ввиду недостаточности содержания, получаемого в одном месте, профессорам и преподавателям разрешено в 1817 г. совмещать преподавание в других учебных заведениях. В этом же году начато восстановление здания Московского университета (главный архитектор Д. И. Жилярди). В мае попечитель Оболенский утверждает положение о вступительных экзаменах в университет. Согласно нему, производили „в студенты тех токмо, которые знают Арифметику, главные основания Всеобщей и Отечественной Истории, логики и риторики и правила российского и латинского языка, вменяя хотя не в обязанность, но в похвалу и одобрение знание иностранных языков”.
В 1819 г. утверждено „Положение о производстве в ученые степени” – первый в истории России устав, регулирующий процесс научной аттестации. Согласно этому документу определялись ученые степени, требования, предъявляемые к соискателям, правила сдачи экзаменов и защиты диссертаций. Организована кафедра „Богопознания и Христианского учения”, посещение лекций которой было объявлено для всех студентов обязательным. Через два года в университете прекращено преподавание философии. Труды профессора Давыдова в министерстве духовных дел и народного просвещения нашли „пропитанными богопротивным учением Шеллинга”.
В 1823 году Совет университета издал постановление, согласно которому студенты должны были слушать не менее восьми профессоров. Это возмутило студентов, которые хотели даже не подчиниться постановлению. Часть из них оставила университет в знак несогласия с чрезмерной, по их мнению, нагрузкой.
14 декабря 1825 на престол восходит Николай I. В восстании „декабристов” против нового императора принимают участие несколько десятков университетских питомцев.
В 1826 г. попечителем Писаревым представлены новые принципы университетского устава. В них доказывается преимущество единоличного управления университетом над коллегиальным, необходимость полицейского надзора. Впервые напрямую поставлен вопрос о благонамеренности как самих профессоров, так и преподаваемых ими дисциплин. В Московский университет направлен флигель-адъютант императора Николая I граф Строганов, которому было велено обратить внимание на „вредный образ мыслей”, господствующий между студентами. Граф посетил вступительную лекцию „О возможности философии как науки” Давыдова, который после пятилетнего ожидания был, наконец, зачислен по распоряжению попечителя на кафедру философии. Лекцию Строганов нашел „вредной”, потребовал уничтожения всех ее печатных экземпляров и запрещения преподавания философии в университете, которое возобновится только в 1845 г.
21 июля 1826 г. в Москву прибывает Николай I. Ему представлена записка агента III Отделения Бибикова „О Московском университете”. Императору доносилось, что „профессоры знакомят юношей с пагубной философией нынешнего века и дают полную свободу их пылким страстям”". В пример приводились отрывки из поэмы студента Александра Полежаева „Сашка”, „наполненной развратными картинами и самыми пагубными для юношества мыслями”.
Позже Михаил Лермонтов напишет:
Александр Полежаев среди студентов славился как дебошир и гуляка, но при этом он хорошо учился и готовился к преподавательской деятельности. Полежаев был автором многих стихов, в том числе и оды „В память благотворений Александра I Императорскому Московскому университету”, написанной по поручению университетского начальства к торжественному акту 12 января 1826 года. Но сатирическая поэма „Сашка”, в которой изображались студенческие похождения и попойки, испортила всю его жизнь. Поэма ходила по рукам в списках:
В целом достаточно невинная поэма содержала строки, из-за которых делу был дан ход:
В целом достаточно невинная поэма содержала строки, из-за которых делу был дан ход:
Граф Бенкендорф препроводил крамольную рукопись государю.
Александр Полежаев не входил в тайные общества и не был лично связан с декабристами. Однако поэт был вызван к государю вместе с ректором университета и министром просвещения. Полежаева „взяли утром, в чем он был, и отвезли к государю в грязном сюртуке, с двумя пуговицами и в пуху”. Николай I подал ему тетрадь с поэмой „Сашка” и велел читать вслух. Император слушал внимательно, а по окончанию чтения воскликнул: „Я положу предел этому разврату! Это все еще следы, последние остатки; я их искореню!” Получив же от министра просвещения отзыв, что Полежаев „поведения превосходнейшего”, Николай I неожиданно спросил: „Хочешь в военную службу? Даю тебе военной службой средство очиститься”. Потом царь положил руку ему на плечо и поцеловал в лоб.
По личному распоряжению Николая I А.И.Полежаев был отдан в солдаты. В „1838 года января 16 дня Тарутинского егерского полка прапорщик Александр Полежаев от чахотки умер и священником Петром Магницким на Семеновском кладбище погребен”. Могила поэта, на которой не было установлено памятника, затеряна среди многих других безымянных могил…»
Я оторвался от книги. Задумался. Университет, рожденный царем для укрепления его могущества, стал взрослеть и угрожать своему же родителю. А тот уже не может все вернуть вспять и закрыть рассадник вольнодумства – государству нужны достижения науки. И оставить все, как есть, тоже нельзя, во имя самосохранения режиму приходится бороться с «брожением умов». Парадокс: история университета – это противостояние власти, его создавшей и кормящей, во благу государству, управляемому этой властью…
«7 сентября 1826 года выходит указ Николая I об обязательном ношении студентами Московского университета мундира установленного образца. Еще через двадцать дней император посещает университет и высказывает желание „видеть в воспитанниках Московского университета прямо Русских”. В октябре попечитель Писарев предписывает Совету университета „отбирать у студентов предосудительные стихотворения и запрещенные книги и воспрещать им иметь что-либо подобное, кроме учебных книг, избранных начальством”.
В 1827 г арестованы и исключены из университета несколько студентов – участников кружка Критских, желавших „преобразовать Россию” путем „учреждения конституции”. По указанию Николая I установлен надзор городской полиции за студентами, живущими вне университета. Через год на отделение физико-математических наук поступили вольнодумцы Герцен и Огарев. Их любимое место в столице – Воробьевы горы. На них дали они свою клятву: „Взбежали на место закладки Витебергова храма на Воробевых горах.
Запыхавшись и раскрасневшись, стояли мы там, обтирая пот. Садилось солнце, купола блестели, город стлался на необозримое пространство под горой, свежий ветерок подувал на нас, постояли мы, постояли, оперлись друг на друга, вдруг обнявшись, присягнули, в виду всей Москвы, пожертвовать нашей жизнью на избранную нами борьбу…”
Сначала студенты восторгаются своей университетской жизнью: „Всего казенных студентов 150 человек. В каждом номере находится от восьми до 12 студентов. У каждого студента своя кровать, свой стол и своя табуретка. Кровати все железные… Мягкие, довольно высокие тюфяки, подушки, простыня, желтое байковое одеяло, к которому пришита другая простыня, и полосатый чехол составляют постель. Наволоки, простыни и одеяла всегда бывают белы, как снег, и переменяются еженедельно… Чистота и опрятность необыкновенные. Для каждого номера определен солдат, который метет пол, прибирает постели и прислуживает студентам. По уставу вставать должно в 6 часов, впрочем, спать можно и до 8 с половиною. В семь часов бывает завтрак, который состоит из булки и стакана молока… Стол по будням состоит из трех блюд: горячего, холодного и каши… Увидя столы, накрытые снеговыми скатертями, на которых поставлены миски, блюда, карафины с квасом, приборы в величайшем порядке, можно подумать, что это приготовлен обед для гостей какого-нибудь богача по случаю праздника, бала или чего-нибудь подоб ного…”
Но студентов становится больше. Их быт меняется: „Бывало, в номере жило не более как по десяти, или много-много по одиннадцати, а теперь по пятнадцати, семнадцати и девятнадцати… Столики стоят в таком близком одни от другого расстоянии, что каждому даже можно читать книгу, лежащую на столе своего соседа, а не только видеть, чем он занимается. Теснота, толкотня, шум, крик, споры… Извольте тут заниматься! Сидя пять часов сряду на лекциях, должно и остальное время вертеться на стуле… Пища в столовой так мерзка, так гнусна, что невозможно есть…”
В 1830 г. в своекоштные студенты нравственно-политического отделения принят Михаил Лермонтов. В сентябре занятия прекращены в связи с вспыхнувшей в Москве эпидемией холеры. В университете создан комитет по борьбе с холерой, в который вошли ректор и несколько профессоров.
В 1831 г. занятия возобновляются. В марте состоялась первая в истории университета публичная демонстрация студенческого протеста. За свою грубость и невежество был изгнан студентами из аудитории и, в итоге, уволен из университета профессор нравственно-политического отделения Малов. В „акции” принимали участие студенты Герцен и Лермонтов.
В последних числах мая в общежитии университета студент-медик Шанявский, „понося с дерзостью священнейших особ России”, произнес речь в честь восставшего польского народа. Он был арестован и сослан в Сибирь. В июне арестованы и исключены из университета шестеро студентов – участников кружка Костенецкого.
В июле того же года по предложению попечителя князя Голицына университетским Советом приняты правила „О должности декана”. Согласно им деканы были обязаны „наблюдать за точным преподаванием курсов и потому посещать по временам лекции преподавателей в факультете, иметь сведение от преподавателей о поведении студентов на лекциях, доводить до сведения Совета, если кто-либо из преподавателей на своих лекциях отступает от конспекта, одобренного высшим начальством”.
Осенью 1831 года начал свою деятельность кружок Герцена и Огарева, следовавший идеям сен-симонизма, отличавшийся общей свободолюбивой и республиканской направленностью.
3 декабря 1831 года состоялась лекция И. И. Давыдова „О слове российском”, которая была восторженно встречена студентами и расценена III отделением как нарушение порядка в университете. 27 сентября 1832 г. лекцию Давыдова по истории русской литературы посетил А. С. Пушкин. „Вот вам теория искусства, – сказал граф Уваров, обращаясь к студентам и указывая на Давыдова, – а вот и самое искусство, – прибавил он, – указывая на Пушкина”.
Пушкин в то время питал к данному учебному заведению весьма малую симпатию. „Ученость, деятельность и ум чужды Московскому университету” отмечал он в одном из своих писем. На его взгляд, университет не успевал за бурным развитием русской литературы, современной науки.
„На первый курс поступило много молодых людей из так называемых аристокра– тических домов; они принесли с собою всю пошлость, всю наружную благовидность, и все это бездушное приличие своей сферы, всю ее зловредную светскость. Аристократики сшили себе щегольские мундирчики и очень ими были довольны, тогда как студенты доселе старались как можно реже надевать свое форменное платье. Аристократики пошли навстречу требованиям начальства… Сурово смотрели старые студенты на этих новых поклонников форменности, предвидели беду и держали себя с ними гордо и далеко… Прежде русский язык был единственным языком студентским; тут раздался в аудитории язык французский… Пошлая форменность, утонченная внешность завладели университе том и принесли свои гнилые плоды…”