– Спать и видеть прекрасные сны… – мурлыкал Котов. – Не удивляйся тому, что вокруг, это… м-м… карантин. Ты не один здесь. Еще сутки-двое, и тебя отвезут домой. Просто сейчас нужно отдохнуть. Ложись скорее, мой хороший. И ничего не бойся. Все уже позади. И мы тебя не оставим. Пока ты будешь спать, мы будем рядом, мы позаботимся о тебе…
По идее, больше всего на свете вожак сейчас хотел именно спать. Но не с такими сиделками под боком. В иных обстоятельствах он бы вообще, наверное, удрал. Проломил бы хлипкую стену, выскочил в коридор и задал стрекача. Увы, сейчас за стеной занимался день. Серый и паскудный, но все равно день. А перед вожаком было двое врагов, твердо убежденных, что не боятся его. Придавленный невидимым солнцем, вожак плохо видел, чувствовал, двигался, соображал. И поэтому был смертельно напуган. Его загнали в угол, и он не мог понять, что страшнее – утро за стеной или двое убийц здесь, в комнате.
– Ладно, больной, хватит! – повысил голос Котов. – Ну-ка, ложитесь. Я кому сказал! – Он протянул руку и толкнул вожака в плечо. Тот чуть пошатнулся.
– Ты ляжешь, сука, или нет?! – взревел Зыков.
Против ожидания, вожак на Зыкова не отреагировал вовсе и продолжал стеклянным взглядом пялиться Котову в глаза.
– Тебе что сказано, пидарас сраный?! – орал, надсаживая глотку, Зыков.
Вожак смотрел на Котова. Тот на вожака. Сеанс двустороннего гипноза.
Зыков откашлялся.
– Ни х…я не понимает, – просипел он. – И что теперь?
– Товарищи, наша разминка окончена, – голосом радиодиктора произнес Котов. – Переходим к сексуальным извращениям. Где берданка, Робокоп?
– Ох, забрызгает тебя…
– Я плащом закроюсь и назад упаду. Тащи свой бластер. И в душу ему на счет «три». Чего стоишь? Последние мозги прое…л?
– Да ладно тебе… – начал было Зыков.
В этот момент вожак, собравшийся, видимо, с силами и переборовший страх, перешел в наступление. Выронив телогрейку, одну когтистую граблю он выбросил в сторону Котова, а второй махнул, пытаясь зацепить Зыкова. Котов дернулся было, но вожак достал его и ухватил за лацкан. Котов рванулся назад и попытался вскочить на ноги. Ветхая ткань плаща затрещала и «поехала».
Несмотря на свои габариты, двигаться Зыков умел стремительно и с неким тяжеловесным изяществом. Сначала он вобрал живот, отчего когти вожака прошли мимо. А потом мощным рубящим ударом врезал сверху вниз по запястью руки, вцепившейся в одежду Котова. Раздался короткий треск. Освобожденный от захвата, и лацкана заодно, Котов упал на спину. Зыков взвыл от боли. Вожак раздраженно зашипел и развернулся к нему лицом. За что моментально огреб ногой по зубам и опрокинулся на нары. К несчастью, удар, после которого нормальный человек оказывается в глубоком ауте, вожака только раззадорил. Или разбудил. Сделав на нарах кувырок и ударившись о стену, вожак от нее пружинисто оттолкнулся и прыгнул к Зыкову.
Котов уже встал на четвереньки и прямо из такого положения тоже прыгнул, совсем в другую сторону. Он схватил лежащий рядом с неподвижной «девочкой» обрез и развернулся, чтобы бросить его Зыкову. Развернулся и обомлел.
Вожак, скаля клыки, сидел на краю нар, обеими руками вцепившись в громадную волосатую лапу, которой Зыков ухватил его за тощую длинную шею. Свободным кулаком Зыков методично бил вожака в переносицу. Каждый удар сопровождался коротким взревыванием Зыкова, которому, видимо, было очень больно колотить по твердому. И тяжким оханьем вожака, у которого, наверное, сдвигались все сильнее остатки мозгов. Вожак был в панике. Вместо того чтобы полосовать руку Зыкова когтями, он пытался сдернуть ее со своей шеи.
– Кот! Кот! Кот!!! – звал Зыков.
– Ох! Ох! Ох! – жаловался вожак.
Котов швырнул ружье назад, выхватил пистолет и метнулся к единоборствующей парочке. Сгреб телогрейку, накинул ее вожаку на голову, упер ствол в область темени и нажал спуск.
Даже на фоне уже имеющегося концерта, в замкнутом пространстве комнаты выстрел прозвучал оглушительно. Вожак резко дернулся назад. И заорал Зыков, да так, что уши у Котова заложило совсем.
– Су-у-у-ка-а!!! Ру-у-у-ку!!!
Присмиревший вожак медленно и неуверенно тянул с простреленной башки телогрейку. Зыков, задрав лицо к потолку, рычал и выл. Его левая рука безвольно повисла, заметно вывернутая в плече.
– Уход! – скомандовал Котов до того громко, что сам расслышал. – Зыков! Уход!
– Слома-а-ал!!!
– Да ни хера не сломал, вывихнул!
– А-а-а! Гр-р-р… – Зыков схватился правой рукой за левое предплечье и, видимо, сделал еще больнее, потому что выкрикнул лишь одно слово: – Убью!!!
Вожак обнажил голову и теперь с крайне задумчивым видом ощупывал свою макушку. Зыков сунулся было врезать ему ногой еще раз, так сказать, в знак благодарности, но Котов ухватил напарника за воротник.
– Атас! – рявкнул он Зыкову прямо в ухо.
– А-а?!
Глаза у Зыкова оказались похлеще, чем вожаковы стекляшки. Тут были прямо фары от «КамАЗа». Конечно, если фары отмыть.
Котов застегнул на Зыкове засаленный неопределенного цвета пиджак, не без труда отнял у напарника пострадавшую руку и быстро, но осторожно уложил ее за борт.
– Это «мастер»! Не видишь?! Уходим!
Зыков обернулся к вожаку. Тот вставал. С явным намерением продолжить драку. И вставал довольно быстро.
– Блллядь! – выдохнул Зыков, отступая и озираясь в поисках оружия.
Котов несколько раз выстрелил, почти не целясь. Сначала пули толкали вожака в грудь, заставляя всего лишь приостанавливаться, но последняя угодила прямо в глаз и вынесла его напрочь – аж с тыльной стороны черепа брызнуло. Вожак кувыркнулся назад, карикатурно дрыгнув в воздухе ногами, и крепко треснулся затылком. Но тут же сделал попытку вскочить.
Зыков подхватил свой обрез и с одной руки саданул по вожаку картечью, снова припечатав того к полу. Расстреливаемый, уразумев, что подняться ему не дадут, встал на четыре лапы и снова двинулся в атаку. Картечь Зыков рубил из технической серебряной проволоки, «рядовой» член стаи от нее закрутился бы винтом, как обезглавленная гадюка. А вожак только зашипел, будто угодил в крапиву.
– Уход! Уход! – орал Котов. Он был уже у двери. – Зыков, бегом!
Зыков перехватил обрез за цевье, рванул, досылая новый патрон, снова подбросил оружие и ловко поймал его за рукоятку. Долю секунды помедлил, раздумывая, не стрельнуть ли еще, но все-таки внял голосу разума – или начальника – и мимо Котова метнулся в коридор.
Котов стрелял по вожаку. Взяв пистолет двумя руками, считая патроны и выбирая на теле монстра больные места. От пороховой гари в комнате уже было не продохнуть. А вожак, содрогаясь при каждом попадании, тем не менее упорно полз вперед. Он был страшно изуродован, но по-прежнему опасен.
На выходе из барака смачно бубухнуло – отступающий Зыков прошиб собой дверь. Котов на прощание влепил пулю вожаку в переносицу и бросился наутек.
Снесенная с петель дверь валялась на земле. Котов об нее запнулся и спикировал в глубокую коричневую лужу. Приложился он так, что относительно чистым остался разве пистолет. Поджидавший напарника Зыков, увидев, что тот более или менее жив, повернулся и резво припустил вверх по косогору, оскальзываясь на мокрой траве и размахивая обрезом, дабы удержать равновесие. Котов, матерясь, вскочил на ноги, уронил пистолет в карман плаща и рванул следом.
Далеко позади рычало, скулило и лезло на стену в припадке бессильной злобы то, что осталось от вожака.
На подъеме Котов поскользнулся, упал и, решив попусту не вставать, поскакал вверх на четвереньках. Через несколько секунд он обогнал Зыкова и упрыгал вперед.
– Машину отпирай… – пропыхтел Зыков ему в спину. – Скорее! У меня шок проходит… Кажется…
Потрепанная котовская «Волга», по документам серая, а на самом деле бурая от ржавчины и грязи, сливалась с придорожными кустами заподлицо. Котов секунду провозился с ключами, распахнул дверцу, швырнул на сиденье пистолет, с отвращением стряхнул на землю изгвазданный плащ и полез в машину. Поднял фиксатор задней двери, выбрался наружу и прыгнул к багажнику.
– Давай на заднее! – крикнул он Зыкову.
В багажнике под кучей разнообразного хлама обнаружился еще один саквояж. Котов достал запасную аптечку и поспешил на помощь Зыкову, который уже открыл себе дверь и теперь неловко лез на заднее сиденье.
– Сейчас уколемся быстренько, и все будет хорошо… Давай, Терминатор, уколемся. Пару кубов анальгинчика, будешь как огурчик. Ну-ка! Во-от. Слушай, я не умею вправлять серьезные вывихи. Пусть рука так лежит. Ага? Десять минут до больницы, не больше, гарантирую…
– Да не суетись ты, – буркнул сквозь зубы Зыков. – Все нормально. Бывало и хуже. Ты молодец, Кот. Спасибо.
Смотрел он не на Котова, а в сторону кустов, за которыми скрылся барак. И в уцелевшей руке крепко сжимал обрез.
– Нет канистры, представляешь? Канистры нет! Кр-р-ретин! – простонал Котов. – В гараже оставил, ур-р-род! Подпалить бы сейчас! Это же «мастер» – видел, зубы какие?! – его надо огнем… Плеснуть бензинчику, запалить барак к едрене матери…
Смотрел он не на Котова, а в сторону кустов, за которыми скрылся барак. И в уцелевшей руке крепко сжимал обрез.
– Нет канистры, представляешь? Канистры нет! Кр-р-ретин! – простонал Котов. – В гараже оставил, ур-р-род! Подпалить бы сейчас! Это же «мастер» – видел, зубы какие?! – его надо огнем… Плеснуть бензинчику, запалить барак к едрене матери…
– И хорошо, что нет канистры, – сказал Зыков.
– У-у, да ты уже, брат, заговариваешься. Сейчас поедем, сейчас, я только плащ свой подберу, может, хоть на тряпки сгодится…
– Девочку жалко, – объяснил Зыков. – Ты бы и ее спалил. Тебе волю дай, ты кого угодно спалишь. А девочку жалко.
Котов этой реплики толком не расслышал, потому что уже возился в багажнике.
– Чего? – спросил он, возникая на переднем сиденье.
– Ничего…
– Все, мы едем! – Котов вытащил из-под себя пистолет, критически его оглядел, сунул за пазуху и занялся машиной. Заскрипели педали, отчетливо хрустнуло в коробке передач.
– Она нас однажды угробит… – с философским безразличием заметил Зыков.
– Ты про работу? – Котов воткнул ключ в замок и, невольно затаив дыхание, повернул. Из-под капота раздался отвратительный скрежет. Раздался и стих.
– Про машину.
– Какой хозяин, такая и машина, – преувеличенно бодро сообщил Котов, поворачивая ключ снова. «Волга» вся содрогнулась, будто от подступившей тошноты. Котов тихонько ругнулся.
С третьего раза – прямо как в анекдоте – машина завелась.
– Береги руку! – сказал Котов. – Не очень больно сейчас?
– Берегись автомобиля! – хмуро ответил Зыков. – Совсем не больно.
Подумал и добавил:
– Потом, наверное, будет.
Котов довольно плавно тронул свой рыдван с места и начал петлять, объезжая колдобины. Он преодолел метров двести, когда из переулка выкатился ему наперерез длинный черный «БМВ». Котов дал по тормозам, стертые до металла колодки отозвались хриплым гулом. Зыков тяжело охнул.
Одной рукой Котов крутил ручку, опуская стекло, другой безуспешно пытался воткнуть передачу заднего хода.
Дверь «БМВ» распахнулась, и на улицу не спеша, с достоинством, шагнуло нечто, имеющее внешность человека.
– По самые яйца, – вяло сказал Зыков, кладя на плечо Котову цевье обреза. – Вляпались.
– Не спеши, – прошипел Котов, терзая коробку передач. – Не спеши…
Существо размеренным шагом приближалось. Одетое в безукоризненно отглаженный черный костюм, выглядело оно на разбитой дороге, ведущей в промзону, совершенно неуместно. Что-то на уровне инопланетянина. Или, допустим, президента США.
– Не могу… Заело… – сдавленно пробормотал Котов. – Ну ладно… – Он воткнул первую и легонько газанул, не отпуская сцепления. И вытащил пистолет.
Существо подошло к «Волге» со стороны водительской двери и нагнулось, заглядывая Котову в лицо. А вот в смотрящие прямо на него стволы оно глядеть и не пробовало. Угроза оружием его просто не волновала.
«Расслабьтесь, вы мне не нужны, – подумало существо. – Мне нужен тот, которого вы нашли сегодня ночью. Вы же нашли его, верно?»
– Я с-сейчас т-тебе п-прямо в р-рожу с-с-блюю… – еле выдавил предупреждение Котов.
– А я стрельну, – очень уверенно заявил Зыков. Ему было легко целиться одной рукой – он по-прежнему использовал плечо напарника как упор. Нимало не заботясь тем, что от первого же выстрела у Котова накроется барабанная перепонка.
«Вы нашли его, – подумало существо. – Но не справились. Он совсем рядом. Где?»
– Н-не н-надо т-так, – давился словами Котов. – Я-а п-понял. Я-а с-скажу. Н-не д-дави. Д-давай с-сотрудни… чать.
«Есть направление, я чувствую его, – подумало существо. – Это в таком длинном заброшенном доме. Теперь я знаю, где. Но вы очень сильно все усложнили. Вы разбудили его, запугали, довели до истерики. Плохо».
– Слушай, Кот, чего мы усложнили? – возмутился Зыков. – Да пошел ты на х…й, ты… сам попробовал бы!
«Теперь нам придется очень трудно. Это из-за вас. Я буду жаловаться», – подумало существо.
– Чего-о?! Жаловаться?! Ах ты… Козел нерусский! Да пошел ты!.. Да я тебя… Ща так отрихтую, мама не узнает! Ща как схлопочешь прям в е…ало из двенадцатого калибра! – в искреннем возмущении орал Зыков.
Котов молчал, только головой тряс. И пистолетом.
«Мама?.. Да, мама не узнает, – подумало существо, обращая взор к Зыкову. – Я помню, что такое мама».
Зыковская ругань умолкла по затухающей, будто разъяренного громилу за шнур из розетки выдернули.
Котов у себя на переднем сиденье вроде бы начал дышать.
– Извините, спасибо, до свидания… – пробормотал Зыков очень тихо и скромно, убирая ствол.
«Уезжайте немедленно», – подумало существо, распрямилось и величественной походкой удалилось к своему «БМВ».
– Кот, а Кот? – позвал осторожно Зыков. – Ты живой?
– Вроде, – без особой уверенности ответил Котов. Он спрятал пистолет и теперь утирал лицо грязным рукавом. «БМВ» развернулся и проехал мимо. Котов проводил его безумным взглядом.
– Трое, – сказал он. – Трое их там. Ужас…
– Откуда ты знаешь? Стекла тонированные.
– Знаю, и все, – отрезал Котов. Педали под его ногами издали протяжный скрип, «Волга» дернулась, затарахтела и покатилась вперед.
– Он тебя почти и не коснулся, – сказал Котов нарочито громко, чтобы перекрыть голосом фырканье и пуканье глушителя. – А вот меня…
– Жуткий тип, – согласился Зыков. – Кто это, а? Тоже «мастер»? Тогда почему днем?.. Как же он днем-то, Кот?
– Я не знаю, кто это. Ужас, летящий на крыльях ночи. Хозяин жизней.
– Хозяин жизни, – поправил Зыков.
– Не-ет, Терминатор, я не оговорился. Именно жизней. Вот наших с тобой, например.
– Тьфу! Водки хочется, – пожаловался Зыков. – Слышь, Кот, я понимаю, тебе хреново пришлось, но ты не мог бы побыстрее, а?
– Ничего ты не понимаешь. Мне не хреново пришлось. Он меня убил вообще. Ох, уеду я, уеду…
– Туда, откуда… эти? В Москву? Брось. Слушай, правда, давай газуй. Плечо на глазах пухнет.
– Держись там за что-нибудь, – сказал Котов. – Нет, ну какого же хрена?! Ведь напрасно все, напрасно… И зачем мы это делаем?!
Котов длинно выматерился и утопил педаль в пол. На заднем сиденье Зыкова принялось болтать, он бросил обрез и растопырил здоровые конечности во все стороны.
– «Дворники» опять едва шевелятся, – буркнул Котов. – Пусть моросит, вот только бы не дождь.
И пошел дождь.
Глава ВТОРАЯ
Всю ночь Мишу одолевали кошмары. Раз за разом он пытался убежать на ватных ногах от каких-то неясных зловещих теней, которые, естественно, настигали его и принимались душить. Миша в ужасе просыпался, но оказывалось, что он лишь перепрыгнул из одного сна в другой, где все повторялось. Непослушное тело, обычно сильное и проворное ночью – о да, там, во сне, была ночь, – отказывалось повиноваться, руки преследователей сжимались на Мишином горле… И так до бесконечности. Закончилось все тем, что Миша, катаясь по постели в тщетной попытке вырваться из лап кошмара, навалился на Катю и почти разбудил ее. А Катя просто как следует двинула Мишу локтем под ребро. Отвернулась лицом к стене и засопела носом.
Миша лежал, мучительно хрипя пересохшим горлом, держась за ушибленный бок и стараясь не глядеть в сторону окна. Там занимался рассвет. Все было естественно и понятно – Миша забыл с вечера задернуть шторы. Точнее, не забыл, а просто вытеснил из памяти эту необходимость. С каждым новым циклом ему все меньше хотелось прятаться от солнца. Чем больше это было нужно, чем сильнее день обжигал сердце – тем меньше хотелось.
Но сейчас придется встать и зашторить в доме все окна. Иначе проснется Катя, и тогда держись. Настоящая Катя никогда не закатывает сцен. Она любит своего Мишу и скорее умрет, чем допустит ссору в доме. А вот эта, другая, измененная, которая сейчас так уютно спит…
Зубами к стенке.
Двигаясь рывками, как марионетка, Миша сел на кровати и зябко обхватил себя руками за плечи. Тело слушалось хуже, чем во сне. Там оно было просто как желе, а в реальности будто состояло из отдельных плохо сопряженных частей. На тупых корявых шарнирах. Примерно через пятнадцать часов это тело будет – вещь, но что толку? Какой во всем смысл, если другое тело, сейчас мирно лежащее рядом, красивое и гладкое, любимое, вдруг – каждый раз это словно плевок в глаза – проснется с душой озлобленной неудачницы?
А может, ну их, эти шторы?
Нет. Будет очень больно, и вскоре случится одно из двух. Либо инстинкт самосохранения погонит Мишу драпировать окно, либо поднимется Катя, сделает это сама, а потом обругает мужа последними словами. А то еще и ударит. Она пока что не пыталась это делать, но в прошлый раз было заметно – готова.
Когда Миша вставал, ему показалось, что у него скрипят все суставы. Шаркающей походкой он дополз до окна спальни, задернул наглухо толстые гардины и тяжело вздохнул. Предстояло еще топать в мастерскую и на кухню. И там делать то же самое одеревеневшими руками. Зато потом, на кухне, можно будет выпить стакан воды. Многократно удушенное врагами горло невыносимо саднило.