— Мам, я должна с ним встретиться. Ну, не знаю… Как-то поблагодарить его, что ли… Дать ему возможность увидеть меня. Ведь я — его дочь. Думаю, ему очень интересно знать, какая я… А? Как ты думаешь?
— Да он приезжал сюда, тебя искал.
— Как это искал?
— Не знаю. Сначала звонил, потом приезжал. Но я сказала ему, что он не должен видеть тебя, что ты ничего о нем не знаешь, что тебе ни к чему…
— Мама, но так же нельзя!
— Конечно, теперь, когда все открылось, конечно… еще эти деньги… И все-таки, Марина. — Она повысила голос. — А ты не подумала о том, что мне это будет неприятно?! Вот ваши новые отношения… И твоему отцу… вернее, Мише — тоже! Словом, не знаю, делай так, как считаешь нужным. Но только чтобы его здесь, в нашем доме, никогда не было. Ты мне можешь это обещать?
— Не знаю… Я уже ничего не знаю. Мне надо обо всем подумать…
И Марина принялась с остервенением чистить плиту.
12
Вернувшись из Камышина, Караваев не обнаружил дома жены. Решив, что так даже лучше и его никто не сможет отвлечь от важного дела, он включил компьютер, открыл свою страницу в фейсбуке и принялся искать Марину Караваеву. Девушек и женщин с таким именем высыпалось на страницу так много, причем некоторые были из Камышина, что он понял — не там надо искать. Его целью было найти портрет Марины Караваевой, чтобы понять, что вообще происходит и почему проживающая в Камышине дочь Марина вдруг исчезла без объяснений. Хотя на самом деле он просто хотел выяснить: кто проживал с ним под одной крышей, выдавая себя за его дочь?
Нервничая, Максим выпил полстакана виски, после чего набрался храбрости и позвонил Егору Гольцеву. Попросил его, проживающего в Камышине, во что бы то ни стало найти фотографии Марины и выслать на электронный адрес. Сказал, что это очень важно. Егор ответил, что это не вопрос, что ее фото есть в альбоме его старшей дочери, подруги Марины. И что он прямо сейчас пойдет в комнату своей дочери Маши, которой сейчас дома нет, к счастью, она ушла в кино с другом, найдет самый подходящий, крупный снимок Марины, сделает фотографию с него и сразу же пришлет. Что самое большее у него уйдет на это полчаса. Но предупредил, что на снимке, возможно, будут обе подружки. Та, которая кудрявая брюнетка с голубыми глазами, — Машка, а вторая — с каштановыми длинными волосами — Марина.
Максим больше всего опасался вопросов Егора, мол, зачем тебе это. Он и ответ-то заранее не обдумал, просто не знал, что сказать. Не признаваться же ему, что Марина пропала, исчезла. Ведь если та девушка, которая выдавала себя за его дочь, никуда из Камышина не уезжала и всегда была на глазах матери или соседей, то, получается, к Максиму набивалась в дочери какая-то аферистка?! Но как такое возможно? Да и зачем ей это было делать, если она не взяла у него ни копейки, ничего не требовала?.. Просто жила с ним какое-то время, искренне, как он считал, радуясь тому, что у нее появился родной отец.
Однако Егор ни о чем не спросил. Может, понимал, что просто так Максим бы ему не позвонил, что, значит, фотография дочери действительно очень нужна.
И через двадцать минут на электронный адрес Максима действительно пришли три фотографии. Хорошего качества. С изображенными на них совершенно незнакомыми Максиму девушками. Кудрявая брюнетка, значит, Маша, а вот вторая, симпатичная девушка, очень похожая на Галину, свою мать, — Марина. И конечно, совсем не та Марина, которую он знал и с которой вместе жил.
Значит, это и есть его настоящая дочь?
Он перезвонил Егору, поблагодарил за оперативно выполненную работу, сказал, что тот его сильно выручил.
И что теперь? Кто была та, другая «Марина»?
И тут его бросило в пот. Как же так? Он ведь держал паспорт Марины в руках! Просматривал его… Конечно, он не обратил внимания на дату рождения, просто открыл и залюбовался фотографией. Ведь он ту, другую девушку считал своей дочерью.
Но зачем она это сделала? И кто она такая?
И еще: почему ему так хочется, чтобы она вернулась?
Он позвонил Саве Головко. Раз частный сыщик — пусть ищет Марину. «Мою Марину».
— Сава, пожалуйста, приезжай.
13
— Знаешь, что-то мне твои духи не нравятся, слишком резкие. Да и ты сегодня какая-то не такая, холодная… Ты изменилась, Веруся…
Загородная гостиница «Синий бор» мокла под дождем. Но в номере было тепло, даже жарко. Вера сидела на кровати в юбке и лифчике. Ее любовник, Андрей Маслов, очень красивый молодой человек, брюнет с черными глазами, обмотав бедра белым махровым полотенцем, уселся в глубокое, обитое розовым атласом кресло и закурил.
— Андрей, отдай блузку.
— Не отдам. Ты поросятина, Верка. Тебе звонишь, ты трубку не берешь. Обещаешь прийти — не приходишь. Совсем испортилась. Надо тебя наказать.
Он вроде бы и шутил, но лицо у него при этом было каменным, а взгляд — бесстрастным.
— Да другая бы на твоем месте просто пищала от восторга, что имеет такого парня, а ты, значит, брезгуешь?
— Прошу тебя, отдай блузку, мне надо домой, меня ждут. — Она старалась быть терпеливой.
— Ждут-ждут, подождут. А если так спешишь, набрось на плечи курточку и поезжай. Расскажешь своему муженьку, где провела день и с кем. Если любит, простит…
— Ты идиот? Ты вообще соображаешь, что говоришь?
— А ты соображаешь, что ты мне недавно сказала? Денег у нее, видите ли, нет. Зачем врать? Вот у меня денег на самом деле нет. А мне за квартиру платить…
— Врешь. Тебе твои бабы все оплачивают. И никакую квартиру ты уже давно не снимаешь. Я же знаю тебя! Андрей, пожалуйста, отдай мне одежду… А где мои сапоги?
Она вдруг поняла, что нигде не видит их. Встала и на цыпочках, босая, в тоненьких колготочках, пробежалась по спальне, выбежала в большую комнату, с толстым ковром посередине, осмотрелась, сапог нигде не нашла.
— Ты и сапоги спрятал. Ну, ты урод, Андрюша. Послушай, давай уже разбежимся, и дело с концом, а? Ты знаешь, у меня Максим, я детей хочу… Ну зачем тебе все это?
— Ты дура, что ли, Верка? Какие дети? Тебя саму еще воспитывать надо.
— Отдай вещи…
— Мне нужны деньги.
— Попроси у кого-нибудь еще. Я недавно купила шубу, я потратила все, что у меня было… Я просто не могу сейчас вот так взять и…
— Сможешь, дорогуша. Ты все сможешь. Если не дашь, домой вернешься босиком. Я не шучу. А будешь дерзить мне, и шубу заберу, спрячу, вот так и останешься в одном лифчике.
Она вернулась в спальню, забралась с ногами на постель, вздохнула.
Ее тошнило. Еда, которую они ели в ресторане гостиницы, оказалась несвежей. «Зимний» салат с колбасой. И зачем она только его заказала? В желудке начались боли, голова, как назло, разболелась, а тут еще и Андрей чудит. Совсем с ума сошел.
— Хорошо, я дам тебе денег. Сколько?
— Четыре тысячи баксов.
— Ты что, совсем с ума сошел? С какой стати?
— Просто дашь, и все.
— Я не могу тебе дать столько. От силы — сто-двести баксов. Ну, могу еще подкинуть пятьсот рублей.
— Нет, милая, мы сейчас поедем, и ты снимешь с банкомата четыре тысячи баксов.
Она смотрела на него, впав в какой-то ступор, пока вдруг не почувствовала такой прилив сил, что поняла: еще немного, и она набросится на него, задушит. Она закрыла глаза и даже как будто бы услышала хруст его сломанной шеи. Так трещат хрящи…
Ее снова затошнило.
Мало того, что она согласилась встретиться с ним, хотя не хотела, да и не могла. На карту была поставлена вся ее настоящая жизнь, ее благополучие, ее будущее. Она уступила ему, когда он уложил ее в постель, хотя и это не входило в ее планы, они должны были просто поговорить, обсудить свои дела. И все это она сделала с единственной целью: не злить Андрея, не рисковать. Она знала, насколько он может быть мстителен, мерзок, жесток. Его внешность — лишь оболочка, внутри он весь прогнил, в нем давно уже не осталось ничего человеческого. Продажная гадина, тварь, живущая за счет женщин.
— Ты не смотри на меня так… — услышала она и подняла голову.
— Да я и не смотрю…
— А почему ты на меня не смотришь?
— Слушай, вроде ты и выпил мало, чего ты такое несешь? Зачем ты мучаешь меня? У тебя что, баб мало, с кого можно стрясти эти деньги? Какие у тебя проблемы? Ты ведь врешь, что тебе надо оплачивать квартиру. Ты наверняка присмотрел себе что-нибудь, какую-нибудь побрякушку… Золото… я не знаю…
— Говорю же — я снял квартиру. Мне надоело спать в чужих постелях. Теперь эти суки приходят ко мне как по расписанию. И это я диктую им условия. Но я хочу выкупить эту квартиру. И мне не хватает для первого взноса. Теперь поняла?
— Но четыре тысячи — это очень много!
— Я отдам тебе сейчас одежду, мы оденемся и поедем, ты снимешь деньги в банкомате…
Она подумала, что главное сейчас — это одеться. Она и сама не заметила, как и когда он успел спрятать ее вещи. В любом случае они где-то в номере.
— Хорошо. Но только я не знаю, сколько у меня осталось на карточке.
Он встал, расправил плечи, посмотрел на нее с усмешкой. Его красота в эту минуту показалась ей дьявольской, ненатуральной, неземной. Как можно быть таким совершенным внешне и отвратительным внутри?
И тут он на глазах у нее вытянул тонкую шелковую блузку из-под кровати. Прежде белая, она была теперь грязная, пыльная и в паутине. Спрятал…
— Ах ты, мразь! — И Вера, вскочив на кровати, прыгнула прямо на Андрея, повалила его на ковер и принялась что есть силы колотить по лицу, по его красивому, ненавистному ей лицу.
Она успела попасть ему пару раз по носу, щеке, как вдруг почувствовала, что ее приподнимают над полом. Еще мгновение, и она оказалась на кровати, больно стукнувшись о деревянную резную каретку. Она хотела подняться, чтобы снова кинуться на мужчину, выцарапать ему глаза острыми ногтями, но он опередил ее, поймав ее руку и с силой рванув на себя. Она, слетев с кровати, рухнула, ударившись о стену, возле самой двери. А потом стало темно…
14
— Марина, Мариночка, родная! — Зоя бросилась к ней, обняла. Важным для нее было, что Марина жива, что внешне выглядела, как вполне здоровая. Не считая, конечно, мелких ссадин на лице, следов йода на коже. Но у нее и не было еще времени как следует рассмотреть ее. Едва увидев ее в палате, она сразу поняла, что видит перед собой подругу, близкого и родного человека.
Она так сильно прижала ее к себе, что Марина застонала. И Зоя тотчас разжала объятия. Отстранилась, чтобы получше рассмотреть подругу.
— Вик, — позвала она, не оборачиваясь. — Ты видишь? Она жива и здорова! Подойди!
Вик, топтавшийся на пороге палаты, растерянный и потрясенный тем, что увидел Марину, но какую-то чужую, непонятную, с отсутствующим взглядом, тихо подошел и присел рядом на стуле. Он, не отрываясь, смотрел на нее, а она — на него, болезненно морща лоб и пытаясь, наверное, его вспомнить.
— Кто там сказал, что ты потеряла память, а? — Зоя схватила Марину за плечи и посмотрела ей в глаза, близко-близко. — Ау, Марина! Ты же знаешь, кто я?
Но она молчала. Смотрела на нее широко распахнутыми глазами, которые стали быстро наполняться влагой.
— Извините… — прошептала она, глотая слезы. — Но я не помню вас.
— Марина, да ты что? Я же Зоя, мы вместе с тобой были сначала в детдоме, потом в интернате! А это Вик, наш Вик, Виктор, мы всегда были вместе… Ты, я, Вик, Валя… Ну, помнишь? Еще Соня!
— Я не знаю, что мне делать… — Марина закрыла лицо руками и заплакала. — Пожалуйста… Простите меня.
Она снова подняла голову:
— Зоя… Вы сказали, что вы — моя подруга. Я очень рада.
Дверь в палату распахнулась, и вошел низенький, с красным лицом человек в белом халате. Движения его были решительны и энергичны.
— Что здесь происходит? — спросил он, вращая маленькими темными глазками. Его толстые губы жирно блестели, словно его только что оторвали от трапезы. — Кто вы такие? И что делаете в столь позднее время? Посещения уже давно закончились, и больным нужен покой!
— Извините… — Зоя быстро подошла к нему и, взяв под локоть, словно они были знакомы, зашептала ему в ухо: — Пожалуйста, давайте выйдем, мне надо сказать вам пару слов наедине… Вас как зовут?
— Я дежурный врач, Дворкин Григорий Ефимович, — ответил он, уже сбавив тон и давая Зое вывести себя в коридор. Словно заранее зная, что за этим последует.
— Меня зовут Зоя Гурвич, я близкая подруга Марины, вот этой самой девушки, которая лежит здесь, у вас, и которая, как выяснилось, потеряла память в результате несчастного случая… Мы бы хотели забрать ее домой, я смогу обеспечить ей достойный медицинский уход…
— Вы что, шутите? Какой еще несчастный случай! Это было покушение на убийство! И почему я должен вам верить? Да по-хорошему, к ней уже давно должны были приставить охрану…
— Однако не приставили. Поэтому-то я и хочу ее поскорее отсюда увезти.
От Дворкина пахло почему-то женскими духами и какой-то едой, с чесноком и орехами. Странный свежий запах. Но выглядел он так, словно его действительно только что оторвали от вкусной медсестрички, с которой он ел ореховый торт или сациви.
— Где доказательства того, что вы на самом деле являетесь ее подругой, а не связаны с теми, кто хотел ее убить? Я должен непременно позвонить в полицию и сообщить о вашем приходе. У меня на этот счет имеются инструкции и визитка следователя.
— Понимаете, мы с Виком, с нашим другом, только что увидели репортаж по телевизору, где говорилось о Марине. Конечно, надо было сразу сообразить и прихватить альбомы с фотографиями, где мы все вместе, чтобы показать, чтобы нам поверили… Но мы так обрадовались, что она вообще нашлась, что сразу собрались и поехали. И конечно же, надеялись на то, что Марина, увидев, узнает нас и что память к ней вернется.
— И что? Вернулась?
— Я понимаю вас, вы в какой-то степени несете ответственность за нее…
— Конечно, несу! Поэтому никуда она с вами сейчас не поедет. Вы что такое говорите? Ее прооперировали, ей были нанесены ножевые ранения…
— Ну, хотите, я покажу вам свой паспорт? Я — Зоя Гурвич, может быть, вы когда-нибудь слышали что-нибудь о моем муже — Семене Гурвиче? Он был известным человеком, меценатом, он помогал многим лечебным заведениям, а потом с ним случился несчастный случай, и он разбился на снегоходе…
— Ну, не знаю… Что-то такое слышал… Но все равно, я не могу отпустить ее с вами…
— Григорий…
— …Ефимович.
— Извините. Григорий Ефимович, мы сможем с вами договориться…
Он отвернулся от нее, вздохнул, как бы соображая, как ему лучше поступить.
В это время из палаты вышел Вик. Подошел к ним.
— Вот черт, она действительно нас не узнает. Смотрит на меня, хлопает глазами и молчит. Это так страшно, Зоя…
— Вик, вот доктор Дворкин считает, что нам нельзя доверять. Он не доверяет нам…
— Зоя, но он в какой-то степени прав. Представь себе, что сюда ночью заявились те, кто покушался на нее… ты бы хотела, чтобы медперсонал вот так легко отдал ее неизвестно кому? Давай уже привезем фотографии, их довольно много… И вы сами все увидите. Мы — детдомовцы, понимаете? Мы всегда поддерживаем друг друга. И что бы вы, доктор, сделали на нашем месте, если бы ваша подруга, близкая подруга исчезла, а потом нашлась, да только без памяти? Вы бы развернулись и ушли?
— Вероятно, я, как и вы, попытался бы доказать, что мы с ней друзья…
Зоя посмотрела на Вика, подумала, потом сказала:
— Мне кажется, я знаю, что мы можем для нее сделать… — Она повернулась к Дворкину: — Понимаете, не так давно она нашла своего отца… Причем вот в таком вот, можно сказать, взрослом возрасте… Его фамилия Караваев. Максим Караваев. Он уважаемый в городе человек, крупный бизнесмен. Если он сегодня не увидел репортаж о Марине, а я предполагаю, что именно так и случилось, поскольку господин Караваев, повторяю, человек занятой и редко смотрит телевизор. Так вот, может статься, что он до сих пор не знает, где она и что с ней… Что она нашлась, наконец! Но мы можем позвонить ему и сообщить эту радостную для него новость. Он приедет и подтвердит, что Марина — его дочь. Караваева Марина Максимовна. Больше того, утром по его или нашей просьбе могут приехать Маринины коллеги с ее работы, она работает в банке, и тоже подтвердят ее личность. Так что, как видите, это вопрос только времени…
— Ну что ж… Тогда звоните ее отцу! — пожал плечами Дворкин. — Пусть приезжает, мы с ним поговорим… Но и вы тоже должны меня понять…
Быть может, в эту минуту, подумала Зоя, дежурный врач горько пожалел о том, что вовремя не согласился взять денежки.
— Хорошо, я оставлю здесь, с вами, сестру, так на всякий случай, — сказал он, разглядывая стоящую возле окна пальму в кадке, — а вы звоните ее отцу… Только пусть он прихватит документы.
И Дворкин, сильно размахивая руками, быстрым шагом удалился в ординаторскую.
— Вик, ты же знаешь телефон Караваева, звони, — сказала Зоя. — А я вернусь в палату, попробую еще раз поговорить с Мариной. Господи, даже и не верится, что человек может вот так резко потерять память…
Вик позвонил Караваеву:
— Добрый вечер… Господин Караваев?
— Да, слушаю… — ответили на другом конце. — Кто это?
— Меня зовут Вик. Я друг вашей дочери Марины. У меня есть информация для вас…
— Что, что с ней случилось? Она жива?
— Да, она жива и почти здорова… Мы находимся в Первой городской больнице, ее доставили сюда после тяжелого ранения… Она ничего не помнит. Пожалуйста, возьмите с собой свои документы или, если есть, какие-нибудь ее фотографии, вещи, я не знаю… Нам всем надо будет доказать, что Марина — это Марина. Ваша дочь…
Отключив телефон, Вик вздохнул. Подумал о том, что, когда все откроется, часть вины за все происходящее он разделит вместе с Мариной. Но так ли уж велика эта вина? И вина ли вообще?..