В 1549 году Сулейман объявил о своем желании построить для нее отдельный дворец. Однако Роксолана не выразила по этому поводу особого восторга, ведь это означало, что она будет реже видеться со своим любимым супругом. Хюррем выступила с встречным предложением – пусть величайший архитектор всех времен и народов Синан построит мечеть имени Сулеймана.
Когда в 1558 году Роксолана умерла в своем дворце после тяжелой болезни, Сулейман был очень опечален, но старался не показывать подданным своей скорби.
После смерти матери обострилась вражда между ее сыновьями, наследником престола Селимом и его младшим братом Баязидом. Чтобы уменьшить ее, Сулейман направил их в качестве наместников в разные провинции. Баязид был любимцем отца и янычар, тогда как Селима все порицали за беспробудное пьянство, но по праву старшинства он являлся наследником престола. В письмах Сулейман убеждал сына бросить пить вино, «эту дурманящую красную жидкость». Потеряв надежду, что Селим когда-нибудь прекратит кутежи, однажды султан велел казнить одного из его собутыльников. Тогда Селим, чтобы не подводить друзей, принялся пьянствовать тайком и по большей части в одиночку.
Бусбек свидетельствовал: «Сулейман рассматривал военные приготовления младшего сына (против Селима) как угрозу своей власти, тем не менее большей частью обходил их молчанием. Этот осторожный старик не хотел раздражать Баязида, но тем самым подтолкнул его к мятежу».
Вскоре между братьями вспыхнула гражданская война, в которой султан встал на сторону Селима.
Чтобы предотвратить вооруженный конфликт между братьями, султан направил сурового арбитра Соколлу, который схватил в свое время самозванца Мустафу, с отрядом янычар и сипахов в военный лагерь Селима. Соколлу прихватил с собой сорок пушек. Узнав об этом, Баязид открыто пригрозил сералю: «Я подчиняюсь моему отцу, султану, во всем, кроме того, что разделяет меня и Селима».
В южном городе Конья сторонники Баязида напали на войска Селима, в составе которых находился и отряд султана. Раскаявшись, Баязид написал отцу письмо, в котором признал свою вину и заверял, что больше не предпримет односторонних действий, но будет полностью полагаться на суд султана.
Не дождавшись ответа, Баязид взял в долг денег у богатых купцов сколько смог и объявил, что собирает войска под собственным штандартом.
Баязида тревожило не столько назначение в Амасию, сколько то, что Селиму дали в управление Магнизию, где когда-то до провозглашения его султаном правил сам Сулейман.
Селим с помощью присланных отцом войск в 1559 году разгромил Баязида под Коньей.
В короткий летний период с мятежом в пограничных провинциях было покончено. Неумолимый Соколлу настиг мятежные войска. Баязиду удалось оторваться от преследователей. Вместе с четырьмя сыновьями, женщинами, караваном груженых верблюдов и преданными всадниками он перебрался в Персию. В горных перевалах Баязид со своими сторонниками отбил атаки кавалерии султана и направился ко двору шаха Тахмаспа, который воздал младшему сыну султана самые высокие почести и поклялся, что гость будет в полной безопасности на персидской земле.
Когда после поражения Баязид с четырьмя сыновьями и остатками армии стал искать убежища при дворе шаха Ирана Тахмаспа, Сулейман стал опасаться, что мятежный сын может получить поддержку Ирана и возобновить борьбу за престол.
Тахмасп предложил Сулейману назначить Баязида наместником в Эрзурум, контролирующий горные перевалы на восточной границе Турции, или в Багдад, в междуречье Тигра и Евфрата (оба города к этому времени вновь перешли под контроль персов).
В ответ султан заключил союз с узбекским ханством в Самарканде, угрожая Ирану новой войной.
Сулейман дал ясно понять Тахмаспу: если шах хочет сохранить мир, он должен выдать Баязида. За это шаху было обещано еще и денежное вознаграждение. Представители Тахмаспа начали торговаться: сын Сулеймана – гость их повелителя, невозможно отдавать его в неволю, а тем более на верную смерть.
Баязида шах сначала принял как дорогого гостя, с почестями и дорогими подарками. Баязид не остался в долгу, подарив шаху 50 туркменских скакунов в богатой сбруе, на которых продемонстрировали чудеса джигитовки его кавалеристы, приведя в восторг Тахмаспа и его приближенных.
Однако шах в тот момент не был готов воевать с султаном. К тому же он опасался, что, взойдя на престол, Баязид забудет об иранской помощи и продолжит давнюю османскую политику войн с Ираном. Но главным все-таки было осознание того, что иранских войск для того, чтобы дойти до Стамбула, явно не хватит, а надежд на то, что турецкая армия взбунтуется против Сулеймана и перейдет на сторону его мятежного сына, практически не было. Сулейман до самой своей смерти так и не утратил своей популярности ни у войска, ни у остальных подданных.
Далее последовал обмен дипломатическими письмами между послами султана, требовавшими выдачи или казни Баязида, и шахом, который для вида сопротивлялся, ссылаясь на законы мусульманского гостеприимства. Сначала Тахмасп рассчитывал даже использовать своего гостя-заложника для того, чтобы как следует поторговаться, потребовав возвращения завоеванных османами земель в Месопотамии. Но очень скоро он убедился в тщетности надежд на столь высокую цену за возвращение беглого принца. Баязида пришлось взять под стражу под угрозой немедленного возобновления султаном войны, к которой шах не был готов. В конечном итоге шах Тахмасп был вынужден пойти на довольно подлый компромисс, позволивший ему до некоторой степени сохранить лицо. Сулейман прислал шаху 400 тыс. золотых. Сторонников Баязида люди шаха убили, обвинив в заговоре, а самого Баязида схватили, когда он пировал вместе с шахом, и отправили в Турцию с эскортом под тем предлогом, что его передадут брату, а не султану. Но беглый принц недалеко отъехал от Тебриза. Согласно достигнутой договоренности, Баязид должен был быть казнен на иранской земле, но людьми своего отца. Таким образом Сулейман хотел убедиться, что его сын действительно убит и что шах не прячет его где-нибудь в глубине Ирана, лишь заявив о его убийстве. В обмен на 400 тыс. золотых дукатов шах передал Баязида палачу, прибывшему из Стамбула.
Турецкий палач убил Баязида вместе с детьми. Говорят, перед этим Баязиду обрили голову, чтобы опознать его как бывшего правителя Амасии. Одет он был в грязную овчину, опоясанную веревкой. Это еще в Тебризе сделали хитрые персы, чтобы Баязид не выглядел турецким принцем, пользующимся защитой шаха. Когда Баязид попросил дать ему возможность увидеть и обнять перед смертью своих четырех сыновей, ему посоветовали не суетиться и не мешать палачу. После этого ему на шею набросили шнурок и задушили.
Султан оставил Селима правителем Кутахьи в Анатолии и больше не вызывал его к себе.
Кроме Баязида, были задушены четыре его сына. Пятого сына, которому было всего три года, задушили несколько позже в Бурсе.
Сулейман избавил своего единственного наследника от конкурентов.
В 1561 году, когда был казнен Баязид, умер и Рустем. Незадолго до смерти мрачный визирь передал основную часть своего огромного имущества в вакуф. Дар был велик, ибо Рустем ежегодно имел лишь со своих вложений в религиозные учреждения доход в двести тысяч цехинов.
Наследником престола стал будущий султан Селим II, горький пьяница, скончавшийся от цирроза печени, как, впрочем, и основатель современной Турции Ататюрк. Иногда говорят, что с него начался упадок Османской империи, но это утверждение кажется преувеличением. Упадку империи способствовали объективные причины, а личности султанов большой роли в этом процессе не играли. Тем более что в царствование Селима II фактическая власть принадлежала бессменному великому визирю Мехмеду-паше Соколлу, который был столь же энергичным и талантливым государственным деятелем и военачальником, как и Сулейман Великолепный.
Сулейман не щадил не только сыновей, но и других близких родственников, если чувствовал угрозу своей власти. Здесь поучителен пример Фархада-паши. Славянин из Далмации был одним из отважных турецких военачальников. Будучи третьим визирем, он сокрушил восстание в Сирии, прислав султану голову лидера мятежников Газали. Фархад-паша отличился при осаде Белграда и Родоса и был женат на сестре Сулеймана. Однако он узурпировал власть в отдаленных провинциях и по собственному произволу казнил своих личных врагов, как врагов султана. Тогда Фархад был лишен звания паши и отозван со службы.
Сулейман назначил ему испытательный срок, отправив его служить в пограничную местность на Дунае. Однако вскоре ему стало известно, что его зять злоупотребляет властью, как и прежде. Фархад был снова вызван к султану и в течение нескольких минут приговорен к смерти. Приговор был немедленно приведен в исполнение – осужденного удушили тетивой от лука.
Сулейман назначил ему испытательный срок, отправив его служить в пограничную местность на Дунае. Однако вскоре ему стало известно, что его зять злоупотребляет властью, как и прежде. Фархад был снова вызван к султану и в течение нескольких минут приговорен к смерти. Приговор был немедленно приведен в исполнение – осужденного удушили тетивой от лука.
Бейлербеи вдали от контроля со стороны центра старались обложить феодальной данью своих служащих. Сулейман пытался бороться с взяточничеством, требуя, чтобы бейлербеи спрашивали у визиря разрешение назначать на должность. Однако канцелярия визиря в Константинополе сочла невозможным установить, сколько людей совершали злоупотребления на обширной территории падишахства. Кроме того, при помощи взяток в канцелярии визиря покупались необходимые разрешения для назначения на должность.
Последним великим визирем Сулеймана Великолепного стал Мехмед-паша Соколлу, занимавший этот пост в 1565—1579 годах и убитый фанатиком-дервишем. Чувствуя, что ему недолго осталось жить, султан позвал в Стамбул двух дочерей наследника престола Селима и выдал их замуж за Соколлу и Пиале, капутан-пашу. Хладнокровного боснийского хорвата Соколлу султан наделил властью, которой после смерти Ибрагима не обладал еще никто в империи. К должности великого визиря он пожаловал Соколлу звание сераскера. Породнившись с семьей Османов, Мехмед-паша Соколлу располагал теперь всеми полномочиями султана, за исключением самого звания. Если бы он захотел организовать заговор с целью приобретения этого звания, то, быть может, добился бы своего. Но Соколлу не замышлял этого. Он не придавал значения титулам. Твердый, как гранит, он больше любил реальную власть, чем почести. Эти качества он проявил еще в школе, и Сулейман заметил их. Султан никогда не сомневался в лояльности Мехмеда-паши.
В 1546–1551 годах Соколлу руководил турецким флотом, а в 1551–1555 годах был бейлербеем Румелии.
Назначенный в июне 1565 года великим визирем, Соколлу при сыне Сулеймана Селиме II сосредоточил в своих руках все нити управления империей, поскольку Селим мало занимался делами и не покидал Стамбула. Он назначил Мехмеда-пашу пожизненным визирем.
Селим Пьяница правил восемь лет. Соколлу же управлял Османской империей еще пять лет при султане Мураде III, сыне Селима.
Контакты Сулеймана с европейцами активизировались с прибытием в Стамбул новых иностранных миссий, в составе которых были французы, венгры, хорваты, представители короля Фердинанда и императора Карла V. Благодаря все возраставшему числу иностранных путешественников и писателей Европа, в свою очередь, все больше узнавала о султане Сулеймане, которого иногда называли Великим Турком, о его образе жизни, об институтах, с помощью которых он правил, о его дворе с его изощренным церемониалом, жизни подданных, османских традициях и обычаях. Образ Сулеймана казался Западу, сравнивавшему его с предшественниками, образом цивилизованного монарха, по крайней мере в восточном понимании этого слова. Полагали, что он поднял восточную цивилизацию до ее пика, не лишенного внешнего великолепия, хотя бы в монументальных сооружениях Стамбула. Поэтому в Европе, и прежде всего во Франции, фактически являвшейся турецким союзником, Сулеймана прозвали Великолепным.
Султаны, от Мехмета Завоевателя до Сулеймана Великолепного, заселяли Стамбул турками – уроженцами различных областей Анатолии в такой мере, что, несмотря на присутствие греков, армян и евреев, именно турки составили самую большую этническую общину. Да и многие христиане обращались в ислам.
Город был переполнен иноземцами, добивавшимися права торговать на большом крытом рынке и поставлять товары самому сералю. Им необходимо было заручиться покровительством султанской власти.
Все иноземные сообщества имели самоуправление и сохраняли право отправлять свои собственные религиозные обряды, а выходцы из Европы к тому же находились под защитой режима капитуляций. Иностранцы платили годовой налог – десятину – в турецкую казну, налог в абсолютном большинстве случаев меньший, чем тот, который они платили у себя на родине – на Востоке или Западе. Своих преступников они тоже судили сами, за исключением тех случаев, когда в преступлениях были замешаны турки. Но даже от судебного процесса, проходившего в турецком суде, европейцы вполне могли ожидать более справедливого и быстрого решения, поскольку суд проходил в присутствии их консулов. А большинство иностранцев обладали, подобно венецианцам, многими привилегиями. Евреи и армяне, даже будучи подданными Османской империи, были освобождены от набора их сыновей в школу и призыва на военную службу. Свободными от этих повинностей были также арабы и берберы. С другой стороны, на нетурецкое население накладывались и определенные ограничения. Так, иноземцы не имели права владеть оружием или устанавливать пушки на своих кораблях.
В целом Сулейман обладал лишь номинальной властью над десятками народностей, которые имели свое вероисповедание, говорили на своих языках и соблюдали свои обычаи. Османы никогда не принуждали инородцев ассимилироваться с турками, не навязывали им своего языка и своей религии. Последствия такой национальной пестроты давали о себе знать медленно, но неуклонно.
Восточная Фракия и другие балканские провинции были не в состоянии обеспечить столицу продуктами питания и прочими товарами, поэтому Стамбул все больше зависел от поставок из Малой Азии и других стран Средиземноморья. Как пишет французский историк Робер Мантран, «турки так и не стали морским народом. Они располагали большим количеством мелких судов, однако преимущественно каботажного плавания. Для перевозки значительных грузов издалека нужно было обращаться за помощью к крупным иностранным судам, которые играли главную роль в международном обмене товарами – обмене, участником которого Турция практически никогда не была».
Суровость зимы и капризы погоды провоцировали большой спрос в Стамбуле на меха. Уже в XVI веке торговля мехами, ввозимыми из Московской Руси в Турцию, достигала больших объемов. Почти постоянная влажность воздуха в Стамбуле вызывала эпидемии, в том числе чумы, которые стоили десятков тысяч жертв и порождали бунты.
Все важные решения принимались либо самим султаном, либо великим визирем, основные правительственные службы располагались внутри единого дворцового комплекса – сераля. Этот комплекс разросся вокруг султанского дворца, возведенного Мехмедом Завоевателем в 1457 году на месте древнего акрополя Византия, а впоследствии перестроенного и значительно расширенного Сулейманом Великолепным. Именно этот дворец на самой вершине холма служит как бы фокусом всего архитектурного комплекса столицы.
Первый двор сераля вмещал ведомства финансов и архивов, казначейство, управление благотворительными фондами и арсенал, помещавшийся в бывшей церкви Святой Ирины. Во втором дворе находилось здание, поделенное между диваном, канцелярией и государственной казной. В третьем дворе располагалась личная казна султана. Во дворце частично был размещен гарем султана и вся его семья. В серале проживали множество пажей, охрана, янычары и даже некоторые чиновники. От остального города он был отделен тщательно охраняемыми крепостными стенами.
Султанский дворец в XVI веке был одним из главных потребителей всего того, что привозили в Стамбул со всех концов империи и из-за границы. Он казался подобен бездонной бочке, поглощая огромное количество продуктов. Конечно, обитателей сераля и их бесчисленных слуг надо было регулярно, сытно и вкусно кормить. А поскольку все султану поставлялось даром (ведь ему принадлежало все в империи), аппетиты дворцовых обитателей постоянно росли. Вот, например, как описывает одно из султанских пиршеств французский писатель и путешественник XVII века Франсуа Пети де ла Круа, знавший толк в кулинарии: «Салаты – из маслин, из каперсов, из редиса, из свеклы, из молодого чеснока, огурцов, лепестков розы и многого еще, соответственно времени года. Мясо приносят в больших глиняных тазах, называемых здесь мартабанами. Здесь и мясо ягнят, и жареные цыплята, разрезанные на части, и баранина, тушенная с маслом и луком, и голуби, сначала обжаренные, а затем поставленные в печь тушиться в сливках с сахаром и розовой водой. Рыба – жареная и в желе (заливная), разных видов. Цыплята – фаршированные рисом и луком, подаваемые в бульоне с распущенным яйцом. Фрикадельки – из мяса, нарубленного с луком и рисом, и завернутые в листья орешника летом и в листья мальвы зимой, гусиная печень – нарубленная с яйцом, петрушкой, миндалем, луком, мускатным орехом, гвоздикой и политая сверху соусом из красного лука. Слоеные пирожки с бараньим мясом. Круглый пирог с голубятиной. Плов из риса с миндалем и корицей. Супы из пюре зеленого горошка на курином бульоне и вместо хлебных супов жаренные в масле и яичных желтках ломтики хлеба, обмакиваемые в бульон. Еще одно блюдо – салат-латук с курицей и густым насыщенным бульоном. И еще одно – куриный бульон с разными нарезанными очень мелко травами, отбеленный яйцом, разведенным в лимонном соке.