— Что вы об этом скажете? — спросила опечаленная принцесса, когда Дасти и еще один конюх увели прихрамывающую кобылу.
— Даже не знаю…
— Знаете, знаете. Говорите.
Глаза у принцессы были очень печальные. Я сказал:
— Она выбыла из скачек по меньшей мере на год.
Принцесса вздохнула.
— Мне тоже так кажется.
— Залечите ей ногу и продайте на племя, — посоветовал я. — Родословная у нее отличная. К весне уже можно будет ее покрыть.
— О! — Принцессе идея, похоже, понравилась. — Я ее очень люблю, знаете ли…
— Я знаю.
— Я, кажется, начинаю понимать, что такое скачки, — заметила Даниэль.
Моя соседка собрала мне чемодан, и знакомый жокей из Ламборна озаботился тем, чтобы его захватить, поэтому в ложу Вонли я явился в приличном костюме. Однако время я выбрал неудачно: следующий заезд еще не начался, и все вышли на улицу смотреть лошадей.
В ложе был только один человек. Он стоял у накрытого к чаю стола, нервно переминаясь с ноги на ногу. Я с удивлением увидел, что это не кто иной, как Хью Вонли, единственный сын лорда Вонли.
— Привет! — сказал я. — Что, никого нет? Ну тогда я пошел.
— Не уходите!
Голос Хью звучал весьма настойчиво. Я с любопытством взглянул на него, припомнив, что в прошлую субботу явно была в разгаре какая-то семейная размолвка. Его лицо, обычно такое жизнерадостное, было унылым и встревоженным.
Хью был значительно стройнее своего отца и сложением походил скорее на мать.
Правильные черты лица, ямочки на щеках, рот еще по-юношески нерешительный.
«Лет девятнадцать, — подумал я. — Ну, может, двадцать. Никак не больше».
— Я… это… — сказал он. — Останьтесь. Честно говоря, мне хочется, чтобы здесь кто-то был, когда они вернутся.
— Вот как?
— Э-э… понимаете… Они не знают, что я здесь. В смысле… Папа ужасно рассердится, но он же не станет кричать на меня при чужих, верно? Я потому и приехал сюда, на скачки. В смысле, вы, конечно, не чужой, но вы же понимаете, что я имею в виду?
— Ваша матушка наверняка будет рада вас видеть.
Хью сглотнул.
— Я терпеть не могу с ними ссориться. Я этого просто не переношу. Честно говоря, папа меня просто выгнал. Почти месяц тому назад. Отправил меня к Солу Бредли. А я больше не могу, я домой хочу.
— Он вас выгнал? — Я не мог скрыть удивления. — А мне всегда казалось, что у вас такая дружная семья… Он что, решил, что вам надо привыкнуть к самостоятельности, и все такое?
— Да нет, что вы! Если бы! Я просто сделал одну вещь… Я не знал, что он так рассердится… Правда не знал…
Но мне не хотелось выслушивать его излияния. У меня было достаточно своих проблем.
— Что, наркотики? — спросил я без особого сострадания.
— Чего?
— Вы употребляли наркотики?
Судя по выражению его лица, дело было не в этом. Мое предположение его просто ошеломило.
— Да нет! — сказал он плачущим голосом. — Просто папа его так уважал… Он так говорил. Я думал, папа одобрит то, что он сделал…
— Кто — «он»? — спросил я. Но Хью посмотрел мне за спину и не ответил. Лицо его сделалось еще несчастнее прежнего. Я обернулся. В ложу вошли лорд и леди Вонли. Я отчетливо видел, какие лица у них были, когда они увидели своего сына. Леди Вонли расплылась в непроизвольной улыбке.
А вот лорд Вонли меня удивил. Когда он увидел нас вместе, на его лице отразилось не прощение, не раздражение, не равнодушие и даже не гнев. На его лице появился страх. Даже ужас.
Глава 17
Он довольно быстро пришел в себя. До некоторой степени. Леди Вонли обнимала Хью, а ее супруг смотрел на это с каменным лицом, очень недовольный.
В ложу вернулись другие гости, бывшие в прекрасном расположении духа. Хью оказался прав в том отношении, что затевать с ним скандала на людях отец не стал.
На самом деле лорд Вонли обращался в основном ко мне. Он суетливо предложил мне чаю, внимательно следя за тем, чтобы я больше не разговаривал с его сыном. Видимо, он не замечал, что его первая реакция и нынешнее поведение говорили мне куда больше, чем ему хотелось бы.
— Ну вот, — радушно сказал он, попросив официантку передать мне чашку. — Молока? Сахару? Не надо? Как там кобыла принцессы Касилии? Как ужасно, когда лошадь получает травму во время скачки! Сандвич хотите?
Я сказал, что кобыла больше в скачках участвовать не будет, и отказался от сандвича.
— Что, Хью докучал вам своими бедами? — осторожно осведомился он.
— Да нет, на самом деле…
— А что он вам сказал?
Я посмотрел в серые глаза. Всю честность и дружелюбие как ветром сдуло. Их сменила настороженность.
— Он говорил, что поссорился с вами и хочет помириться.
Он хмыкнул, всем своим видом показывая, что прощать сына не намерен.
— Он вам не надоедал?
— Нет.
— Хорошо. Хорошо. Ну, вам, наверное, пора к принцессе Касилии? Давайте вашу чашку. Как любезно с вашей стороны, что вы к нам зашли! Да. Но теперь вам, должно быть, пора? Неловко заставлять ее ждать…
Ну и, разумеется, я не мог бы остаться, не показавшись невежливым. А невежливость в данный момент делу не поможет. Поэтому я послушно отправился в переполненную гостями ложу принцессы, выпил еще чаю и заставил себя снова отказаться от сандвича и не смотреть слишком пристально на Даниэль.
— Вы рассеянны, — заметила принцесса. — Думаете о чем-то своем.
— Я думал о лорде Вонли. Я только что из его ложи.
— Очень приятный человек!
— Гм… да.
— А что касается Даниэль — какие у вас планы на сегодняшний вечер?
Я постарался не думать о том, чего мне хотелось бы. Если я могу читать мысли принцессы, возможно, и она временами может читать мои.
— Ну поговорим, пообедаем, и я отвезу ее домой.
Принцесса похлопала меня по руке, представила своим гостям — с большей частью я был уже знаком, — и я принялся пробиваться к Даниэль, рассыпая по дороге любезности, как конфетти.
— Привет! — сказала она. — Ну что, я еду в Лондон с тетей Касилией или как?
— Едемте со мной. Если хотите, конечно.
— О'кей!
Мы вышли вместе со всеми на балкон, посмотреть шестую скачку, а потом вежливо простились с принцессой и ушли.
— Ну и куда мы теперь? — спросила Даниэль.
— Погуляем, выпьем, пообедаем. Но прежде всего пойдем в город. Я оставил машину там, на всякий случай, чтобы меня не подстерегли, как в тот раз.
— Ну с вами не соскучишься! Кстати, давай на «ты», а?
— Давай.
Я забрал из раздевалки свой чемодан, мы вышли через дешевые трибуны к самым дальним воротам и без приключений добрались до моего нанятого «мерседеса».
— Я даже и не подумала, что такое может случиться снова, — призналась Даниэль.
— Да, только на этот раз рядом может не оказаться принцессы с машиной.
— А ты что, серьезно думаешь, что они могут устроить засаду?
— Вещи, которые им нужны, по-прежнему у меня.
И к тому же я успел всерьез накрутить им хвост.
— Я просто стараюсь не появляться там, где меня могут ждать, и надеюсь на удачу.
— Да, конечно, но долго ли это еще будет продолжаться? — спросила Даниэль.
— Хм… — сказал я. — Джо ведь по воскресеньям не работает?
— Нет. Он тоже выйдет на работу только в понедельник вечером, так же как и я. А какое это имеет отношение к тому, как долго все это продлится?
— До вторника либо до среды, — сказал я.
— Как-то все это туманно…
— Это оттого, что я еще не знаю наверняка. — Мы сели в машину, и я завел мотор. — Я сейчас как жонглер. Подбрасываю одновременно десяток палок, и все они могут в любой момент упасть.
— И завалить тебя?
— Нет, — сказал я. — Я постараюсь увернуться.
Я не спеша доехал до Хенли, остановился у телефона-автомата и попытался позвонить Розе Квинс, но ее не было. У нее стоял автоответчик, который попросил меня оставить свой номер. Я сказал, что перезвоню позже.
Хенли-на-Темзе сверкал огнями. Субботний вечер, все магазины полны народу. Мы с Даниэль оставили машину на стоянке и медленно пошли по улице.
— Куда мы идем? — спросила она.
— Покупать тебе подарок.
— Какой подарок?
— Какой хочешь.
Она остановилась.
— Ты что, псих?
— Нет.
Мы стояли напротив магазина спорттоваров.
— Ракетку хочешь?
— Я не играю в теннис.
Я указал на соседний магазин.
— А пианино?
— Я не умею играть на пианино!
— А орхидеи? — я махнул рукой в сторону цветочной лавки.
— Орхидеи я люблю, но не на себе.
— А может, ты хочешь антикварный стул?
Она рассмеялась, щуря глаза.
— Тогда и ты расскажи, что ты любишь, а что нет.
— Ладно.
Мы шли вдоль витрин, разглядывая их и болтая на ходу. Оказалось, что она любит голубое и розовое, но не зеленое, узор из птиц и цветов, а не геометрический, что она любит корзинки, ручки с пластиковым колпачком, виноград без косточек и книги про Леонардо да Винчи. Она пообещала, что подберет мне что-нибудь простенькое. И если я действительно собираюсь ей что-то дарить, пусть это тоже будет что-то попроще.
Она рассмеялась, щуря глаза.
— Тогда и ты расскажи, что ты любишь, а что нет.
— Ладно.
Мы шли вдоль витрин, разглядывая их и болтая на ходу. Оказалось, что она любит голубое и розовое, но не зеленое, узор из птиц и цветов, а не геометрический, что она любит корзинки, ручки с пластиковым колпачком, виноград без косточек и книги про Леонардо да Винчи. Она пообещала, что подберет мне что-нибудь простенькое. И если я действительно собираюсь ей что-то дарить, пусть это тоже будет что-то попроще.
— Ладно, — сказал я. — У тебя двадцать минут. Встречаемся в машине. Вот тебе ключи на случай, если я задержусь.
— И не дорогое, — сказала она. — А то я не играю!
— Ладно, ладно!
Когда я вернулся со своим свертком, она уже сидела в машине и улыбалась.
— Ты потратил полчаса! — сказала она. — Тебя дисквалифицируют.
— Беда какая!
Я сел в машину рядом с ней, и мы принялись разглядывать подарки. Мой подарок для нее был упакован в оберточную бумагу, ее был более плоский, в полиэтиленовом пакете. — Угадай, что это! — сказала она. Я подумал, но в голову ничего не приходило.
— Не могу! — с сожалением сказал я.
Она долго разглядывала сверток у меня в руках.
— Три книжки? Три фунта шоколаду? Чертик в коробочке?
— Не угадала!
Мы обменялись подарками и принялись их разворачивать.
— Прямо как на Рождество, — сказала она. — Или на день рождения. Ой, я и забыла, у тебя ведь день рождения на Рождество! Как прикольно… — Она подумала. — Нет, на Рождество все-таки лучше. Но и это тоже прикольно.
Американцы всегда так выражаются. Я открыл сумку, которую она мне дала, и обнаружил, что Даниэль тоже немало узнала обо мне за время нашей прогулки вдоль витрин. В сумке был мягкий, застегивающийся на «молнию» чемоданчик коричневой кожи, в каких обычно носят всякие бумаги, а на крышке было золотыми буквами написано: «Кит».
— Открывай-открывай! — сказала Даниэль. — Я просто не могла удержаться. Ты ведь любишь всякие полезные мелочи, совсем как я.
Я расстегнул чемоданчик, раскрыл его и расплылся в довольной улыбке.
На одной стенке чемоданчика был набор инструментов, а на другой — карманный калькулятор и записная книжка. Все в кармашках, все надежное, отличного качества.
— Понравилось! — обрадовалась она. — Я так и думала, что тебе понравится. И еще с твоим именем!
Она закончила разворачивать оберточную бумагу, и я увидел, что угодил ей не меньше, чем она мне. Это была маленькая старинная шкатулка с выдвижными ящичками. Она слабо пахла воском. У ящичков были крохотные медные ручки, и выдвигались они мягко, как по маслу. Аккуратная, маленькая, добротно сделанная, полезная и красивая — такая же, как чемоданчик с инструментами. Даниэль долго размышляла, потом посмотрела мне в глаза.
— Как странно, — медленно произнесла она, — мы оба угадали!
— Да, странно.
— А ты нарушил правила! Эта шкатулка дорогая.
— Набор тоже не дешевый.
— Слава богу, на свете есть кредитные карточки!
Я поцеловал ее, так же как в прошлый раз. Подарки все еще лежали у нас на коленях.
— Спасибо.
— И тебе спасибо.
— Ну, — сказал я, перекладывая чемоданчик на заднее сиденье, — должно быть, к тому времени, как мы туда доберемся, ресторан будет уже открыт.
— Какой ресторан?
— Тот, куда мы едем.
— По-моему, легче угадать, что ты собираешься сказать, чем то, чего ты говорить не собираешься, — сказала Даниэль.
Мы приехали во «Французский рожок» в Соннинге. Этот ресторан славился своей кухней, и свет из окон освещал плакучие ивы над Темзой. Мы вошли внутрь и уселись на диване, глядя, как жарятся утки на вертеле над открытым огнем, и попивая шампанское. Я потянулся и глубоко вздохнул, чувствуя, как уходит напряжение этой долгой недели. Но мне надо было еще позвонить Розе Квинс.
Я пошел и позвонил. Снова автоответчик. Я сказал:
— Роза, Роза, я вас обожаю! Роза, вы мне нужны. Если вернетесь домой до одиннадцати, пожалуйста, позвоните мне в отель «Французский рожок», телефон 0734-69-22-04. Скажите им, что я в ресторане.
Потом позвонил Уайкему.
— Как мигрень? — спросил я.
— Какая мигрень?
— Ладно, неважно. Как там кобыла?
— Нога болит, но кобыла ест. Жеребец мистера Дэвиса измотан до предела, а у Ледлэма такой вид, словно он и не скакал вовсе.
— У Ледника, — поправил я.
— Чего? И зря ты все-таки шел на нем первым.
— Ему так больше нравится. И потом, сработало же!
— Я смотрел по телевизору. Ты не заедешь во вторник тренировать лошадей? У нас в этот день скачек нет, в Саутуэлл я никого не посылаю.
— Ладно, заеду.
— Ты молодец! — откровенно сказал Уайкем. — Очень хорошая работа.
— Спасибо.
— Да. Кх-кх… Ну спокойной ночи. Пол.
— Спокойной ночи, Уайкем, — ответил я.
Я вернулся к Даниэль, и мы весь вечер разговаривали. Столовое серебро блестело в свете свечей на столах, и под потолком росли плети живого винограда. Мы уже собирались уходить, когда мне позвонила Роза Квинс.
— Одиннадцать уже есть, — сказала она, — но я все же решила попробовать.
— Роза, вы прелесть!
— Несомненно. Что за срочное дело, старина?
— Хм… — сказал я. — Скажите, имя Сол Бредфилд, или Сол Бредли, или что-то в этом духе вам что-нибудь говорит?
— Сол Бредли? А как же! А зачем он вам вдруг понадобился?
— Кто это такой?
— Бывший спортивный редактор «Глашатая». В прошлом году ушел на пенсию… Он был такой, знаете ли, всеобщий добрый дедушка. Старый друг Билла.
— Вы не знаете, где он живет?
— Господи… Погодите, я подумаю. А зачем он вам?
— Все затем же — ищу способ раздавить нашего делового друга, которого мы смотрели на кассете.
— А-а… Ладно, дайте подумать. Он переехал. Сказал, что хочет увезти жену к морю. Я еще подумала, что он там свихнется от скуки, но о вкусах не спорят. Куда же он переехал? В Вортинг, что ли? Нет! В Селси. Да-да, — решительно повторила она. — В Селси, в Суссексе.
— Классно! — сказал я. — И еще — где живет лорд Вонли?
— Обычно в Риджентс-парке, в Нэше. Но у них еще есть дом в Кенте, около Севеноукса.
— А точный адрес дать не можете? — спросил я. — В смысле… я хотел ему написать, поблагодарить за приз «Глашатая» и вообще за помощь.
— Конечно! — спокойно ответила Роза и дала адреса обоих домов, вместе с почтовыми индексами, а заодно и телефоны. — Вдруг понадобятся! В справочнике их нет.
— Я снова ваш должник! — сказал я, записывая телефоны.
— Свои люди — сочтемся!
Я положил трубку, чувствуя себя бессовестным обманщиком, но не раскаиваясь, и пошел за Даниэль, чтобы отвезти ее домой. Было около полуночи, когда я остановил машину на Итон-сквер. На самом деле я предпочел бы отвезти ее в какое-нибудь другое место, но так оно было лучше.
— Спасибо за хороший день, — сказала она.
— А как насчет завтра?
— О'кей.
— Только я не знаю, когда именно, — сказал я. — Мне надо сперва провернуть одно дело.
— Ну позвони тогда.
— Ладно.
Мы еще посидели в машине, глядя друг на друга, хотя, казалось бы, за этот вечер успели насмотреться. «Мы знакомы со вторника…» — подумал я. За пять дней она успела врасти корнями в мою жизнь. Я поцеловал ее — куда более жадно, чем раньше, но она вроде была не против. «Уже скоро…» — подумал я. Скоро, но еще не сейчас. Не раньше, чем это покажется вполне уместным.
Мы еще раз попрощались на тротуаре, и она ушла в дом, держа в руках свой подарок и помахав мне рукой перед тем, как закрыть дверь. «Принцесса, — подумал я, — вы, конечно, будете против, но ведь я обещал, что привезу вашу племянницу домой, и я выполнил обещание. А чего хотела сама Даниэль, я не знаю. Я не могу читать ее мысли, а словами она мне не сказала. Но завтра… Завтра я, быть может, спрошу сам».
Рано утром я отправился на Южный берег, в Селси, и нашел адрес Сола Бредли в телефонном справочнике. Он жил на Си-Вью-лейн, в доме пятнадцать.
Дом был двухэтажный, в псевдотюдоровском стиле, с кремовыми оштукатуренными стенами, перекрещенными темными балками, и смотрелся бы уместнее в лондонском пригороде, чем здесь, у моря. Когда я позвонил, дверь мне отворила седая, материнского вида дама в очках, в цветастом халате, и я услышал запах жарящегося бекона.
— Хью? — переспросила она в ответ на мой вопрос. — Да, Хью еще здесь. Но он еще спит. Вы же знаете, мальчики такие сони…
— Я подожду, — сказал я. Она заколебалась. — Он мне действительно очень нужен, — сказал я.
— Вы входите, — сказала она. — Я у мужа спрошу. Он, наверно, бреется, но скоро спустится вниз.
Она провела меня через прихожую в маленькую кухню, всю оклеенную желтой и белой плиткой и залитую солнцем.
— Вы друг Хью? — спросила она. — Да… мы вчера разговаривали.