Ее мать называла их «горничными».
Эллис постаралась выкинуть из головы все эти мысли и огляделась в поисках своего бокала с коктейлем. Склонившись над раковиной, она умылась холодной водой. В дверях кухни показался Джой Кардоне.
— Босс сказал мне, что если я хочу выпить, то надо самому себе налить. Можешь не трудиться. Я бывал тут раньше и знаю, где что стоит.
— Тогда берись за дело, Джой. Ты нашел все, что тебе нужно?
— Еще бы. Прекрасный джин, великолепный тоник… Эй, в чем дело? Ты что, плакала?
— С чего бы мне плакать? Я просто умылась.
— У тебя щеки еще мокрые.
— Я же говорю тебе, это от воды.
Джой поставил бутылку с тоником и присмотрелся к Эллис.
— У вас с Джонни какие-то неприятности?.. Эта история в среду… О’кей, Джонни рассказывал, что это было какое-то дикое, несообразное ограбление… Но если тут есть что-то еще, дай мне знать, идет? Я хочу сказать, что если он затеял опасные игры с крупной рыбой, то не стоит держать это в тайне от меня, ладно?
— С крупной рыбой?
— Ростовщики, к примеру… У меня есть клиенты в его телекомпании. Даже держатели акций… Вы с Джонни живете совсем неплохо, но шестьдесят тысяч долларов, которые остаются после уплаты налогов, — это ведь не так много.
У Эллис Таннер перехватило дыхание.
— Джон отлично справляется!
— Все относительно. Мне кажется, что Джон попал в какую-то заваруху. Он не может сам с ней справиться, но в то же время и не хочет нарушать покой своего маленького королевства. Но это ваши с ним дела. Просто я хочу, чтобы ты передала ему от меня… Я его друг. Его хороший друг. И я чист. Абсолютно чист. И если ему что-то понадобится, ты скажи, чтобы он позвонил мне, хорошо?
— Джой, я тронута. В самом деле. Но я не думаю, что в этом есть необходимость. Ей-богу, не думаю.
— Но ты скажешь ему?
— Скажи ему сам. У нас с Джоном есть неписаное соглашение. Мы больше не обсуждаем его заработную плату. Но, откровенно говоря, я согласна с тобой.
— Значит, я прав насчет неприятностей?
— Нет, не совсем… То, что ты можешь счесть неприятностями, мы таковыми не считаем.
— Надеюсь, что это так. И все же скажи ему. — Кардоне торопливо подошел к бару и взял стакан. И прежде чем Эллис успела что-то сказать, он вернулся обратно в гостиную.
О чем это Джой говорил тут, она ничего не поняла…
— Никто не давал права ни тебе, ни любому другому работнику средств массовой информации считать себя единственным хранителем истины! Меня мутит от всего этого! И я слышу об этом каждый день. — Не скрывая своего гнева, Тремьян стоял перед камином.
— Конечно, о непогрешимости не может быть и речи, — ответил Таннер. — Но никто и судам не давал права мешать нам искать информацию и предельно объективно подавать ее.
— Если эта информация построена на предубеждении к какому-то лицу или к его противнику, вы не должны выносить ее на всеобщее обозрение. Если она носит фактический характер, ее следует предоставить суду. И терпеливо дождаться его решения.
— Это невозможно, и ты это знаешь.
Помолчав, Тремьян слегка улыбнулся и вздохнул.
— Конечно, знаю. Если быть реалистом, то объективное решение вообще невозможно.
— А ты уверен, что хочешь найти его? — спросил Таннер.
— Конечно.
— Почему? Сегодня у тебя все преимущества. Если решение в твою пользу, ты победил. Если ты проиграл, то можешь объявить, что суд подкуплен продажной прессой, и подать апелляцию.
— Апелляция в редких случаях приносит успех, — сказал Бернард Остерман, сидящий на ковре рядом с диваном. — Даже мне это известно. Да, она привлекает внимание, но редко увенчивается успехом.
— Апелляция, кроме того, стоит денег, — добавил Тремьян, пожимая плечами. — И массы впустую потерянного времени!
— Вот и заставь прессу сдерживаться, когда вокруг вас пахнет жареным. Ничего нет проще. — Джой допил свой бокал и ободряюще посмотрел на Таннера.
— Это далеко не так просто, — сказала Лейла, сидящая в кресле напротив дивана. — Таким образом, выносится какое-то решение. Кто определит пределы сдержанности? Вот что Дик имеет в виду. Тут невозможно провести четкие границы.
— Бог простит меня, если я рискну возразить своему мужу. — При этих словах Вирджиния засмеялась. — Я думаю, информирование общества столь же важно, как и неподкупный суд. Они тесно связаны между собой. Так что я на твоей стороне, Джон.
— И снова возникнет необходимость в решениях, — сказал ее муж. — Пока это только мнение. Кто поставляет информацию и кто ее истолковывает?
— Это верно, — рассеянно сказала Бетти. Она наблюдала за своим мужем. Он слишком много пил.
— Что значит «верно»? Почему верно? Давайте представим себе гипотетическую ситуацию. Между Джоном и мною. Скажем, я полгода работал над деталями сложной сделки. Как юрист, соблюдающий этические правила, я имею дело с клиентами, которым доверяю; приходится сводить друг с другом множество различных компаний, чтобы сохранить рабочие места, и фирмы, которые стоят на краю банкротства, получают новую жизнь. И вдруг появляются несколько человек, считающих себя обиженными, — хотя, может быть, дело в их собственной некомпетентности, — и начинают кричать о нарушениях. Допустим, они встречаются с Джоном и начинают вопить: «Подлость!» И лишь потому, что они выглядят — подчеркиваю, всего лишь выглядят — загнанными и затравленными, Джон уделяет их делу одну минуту, всего лишь одну минутку эфирного времени по всей стране. И тут же к моему делу начинают относиться с предубеждением. И не пытайтесь уверять меня, что суд не поддается мнению массмедиа. Одна минута может перевесить шесть месяцев.
— И ты полагаешь, что я могу пойти на такое? Ты считаешь, что кто-то из нас сможет?!
— Вам нужны только материалы. Вам вечно нужны материалы! И наступает время, когда вы перестанете что-либо понимать! — Тремьян все повышал голос и теперь уже почти кричал.
Вирджиния встала.
— Наш Джон так никогда не поступит, дорогой… Я пойду сделаю себе еще чашку кофе.
— Я сама сварю, — сказала Эллис, вскакивая с дивана. Она смотрела на Тремьяна, удивляясь его внезапной горячности.
— Не будь идиотом, — бросила Джинни мужу, выходя в холл.
— Я бы выпил. — Кардоне протянул стакан, ожидая, что кто-то возьмет его.
— О, конечно, Джой. — Таннер взял стакан. — Джин с тоником?
— Это я пил.
— И слишком много, — добавила его жена.
Таннер прошел на кухню и стал готовить коктейль для Кардоне. Джинни стояла у плиты.
— Я разогрела микроволновую, а то газовые горелки уже не горят.
— Спасибо.
— У меня вечно те же самые проблемы. Проклятые горелки отключаются, и кофе остается холодным.
Хмыкнув, Таннер налил тоника. Затем, вспомнив, что Джинни ждет его реакции, неохотно пробурчал:
— Я предлагал Эллис купить электрическую плиту, а она все отказывается.
— Джон!
— Да?
— Прекрасная ночь. Почему бы нам не искупаться?
— Конечно. Отличная идея. Я сейчас пущу в бассейн проточную воду. Вот только отнесу это Джою. — Таннер вернулся в гостиную, как раз чтобы услышать увертюру к «Тангейзеру». Эллис рассматривала альбом «Вчерашние хиты».
Его, как обычно, встретили дружным смехом.
— Вот тебе, Джой. Кто-нибудь хочет еще что-нибудь?
Раздался хор голосов: «Нет, спасибо». Встав, Бетти оказалась лицом к Дику, расположившемуся около вешалки. Таннер подумал, что они смотрят друг на друга, словно продолжают спор. Эллис у стерео показывала Берни оборотную сторону альбома хитов; Лейла Остерман сидела напротив Кардоне, глядя, как тот тянет джин с тоником, не скрывая раздражения оттого, что он явно напился.
— Мы с Джинни пойдем прогоним воду в бассейне. А потом поплаваем, хорошо? Надеюсь, трусики и все прочее на вас, но если нет, то в гараже целая куча купальников.
Дик посмотрел на Таннера. Странный у него взгляд, подумал журналист.
— Не забивай Джинни голову своим чертовым бассейном. Я уже сказал ей: никаких бассейнов.
— Почему бы и нет? — спросил Кардоне.
— Слишком много ребят тут вокруг болтается.
— Так поставь забор, — с легким презрением сказал Джой.
Таннер через кухню вышел на задний двор. За спиной он услышал внезапный взрыв смеха, но это был не тот смех, который говорит о веселье собравшихся. Он был какой-то неприятный и даже, пожалуй, злобный.
Неужели Фассет прав? Неужели «Омега» начинает показывать зубы? И на поверхности их отношений начинает чувствоваться враждебность?
Он подошел к краю бассейна.
— Джинни?
— Я здесь, рядом с помидорами Эллис. Кажется, я погнула один и никак не могу его поправить.
— Минутку. — Повернувшись, он подошел к ней. — Который? Ничего не вижу.
— Минутку. — Повернувшись, он подошел к ней. — Который? Ничего не вижу.
— Вот тут, — показала Джинни.
Таннер опустился на колени и увидел стебель. Он был не помят, а надломлен.
— Должно быть, тут бегали ребята. — Он приподнял сломанный стебелек и осторожно положил его на землю. — Завтра я им займусь.
Он встал. Джинни, стоявшая вплотную к нему, взяла его за руку. Он обратил внимание, что из дома их не видно.
— Это я сломала его.
— Почему?
— Я хотела поговорить с тобой. Наедине.
Она расстегнула несколько пуговичек блузки. Таннер увидел ложбинку меж ее высоких грудей. Не пьяна ли она, подумал он. Но Джинни никогда не переходила известных пределов, и если даже она и делала это, то втайне от всех.
— О чем ты хотела поговорить?
— О Дике и еще кое о чем. Я прошу прощения за него. Он стал ужасно… грубым, когда волнуется.
— Он был груб? Взволнован? Я ничего не заметил.
— Да заметил, конечно. Я следила за вашим спором.
— Ты ошибаешься.
— Не думаю.
— Давай займемся бассейном.
— Минутку. — Джинни тихо рассмеялась. — Надеюсь, я не пугаю тебя?
— Мои друзья не могут пугать меня, — сказал Таннер, улыбаясь.
— Мы знаем друг о друге довольно много.
Джинни стояла к нему вплотную, лицом к лицу, и Таннер видел ее глаза и закушенную губу. Неужели пришла та секунда, показалось ему, когда может свершиться невероятное? В таком случае, он должен помочь ей.
— Мне всегда казалось, что мы знаем друг о друге почти все. Во всяком случае, я так думал. Но порой мне приходит в голову — так ли это?
— Тебя тянет… физически тянет ко мне. И ты знаешь об этом.
— Нет, — удивившись, ответил Таннер.
— Пусть тебя это не пугает. Я ни за что на свете не причиню Эллис каких-то страданий. И я не думаю, что это накладывает на тебя какие-то обязательства…
— Никому не запрещено фантазировать.
— Ты не хочешь мне ответить прямо.
— Что ответить?
— Говорю тебе, что не требую от тебя никаких обязательств.
— Я всего лишь живое существо. Какие-то обязательства я готов выполнить, от каких-то откажусь…
— Я тоже живая. Можно, я поцелую тебя? Хоть один поцелуй я заслужила.
Джинни закинула руки на шею изумленного Таннера и прижалась к нему губами, приоткрыв рот. Таннер видел, что она старается возбудить его, прилагая для этого все силы. Он ничего не понимал. Если она в самом деле хотела того, на что намекала, тут просто негде было этим заниматься.
Наконец он все понял. Она намекала на то, что связь у них может возникнуть в дальнейшем. Это она имела в виду.
— О, Джонни! О, Господи, Джонни!
— Ладно, Джинни. Хорошо. Не… — «Может, она в самом деле перебрала? — подумал Таннер. — И вчера она вела себя как полная дурочка». — Поговорим попозже.
Джинни слегка отстранилась от него, откинув голову.
— Конечно, мы поговорим попозже… Джонни. Кто такой Блэкстоун?
— Блэкстоун?
— Прошу тебя! Я должна знать! Ничего не изменится, я обещаю тебе! Кто такой Блэкстоун?
Таннер взял ее за плечи и развернул лицом к себе.
Она плакала.
— Я не знаю никакого Блэкстоуна.
— Перестань! — шепотом выкрикнула она. — Прошу тебя, ради Бога, не говори так! Скажи Блэкстоуну, чтобы он прекратил!
— Это Дик послал тебя?
— Он скорее убил бы меня, — тихо ответила она.
— Давай-ка поставим все на свои места. Ты предлагаешь мне…
— Все, что захочешь. Только чтобы его оставили в покое… Мой муж хороший человек. Очень, очень достойный. Он всегда был тебе хорошим другом! Прошу тебя, не причиняй ему зла!
— Ты любишь его?
— Больше жизни. Так что, прошу тебя, не причиняй ему зла. И скажи Блэкстоуну, чтобы он прекратил!
Резко повернувшись, она убежала в дом.
Он хотел было последовать за Джинни и успокоить ее, но призрак «Омеги» остановил его. Он попытался размышлять: если Джинни столь явно, как настоящая шлюха, предлагает себя, то она способна и на гораздо более опасные вещи.
Но Джинни никогда не была шлюхой. Беспечной — возможно, порой она не без юмора могла быть довольно откровенной в интимной сфере, но ни Таннеру, ни кому-то другому из их общих знакомых не приходило в голову, что она сумеет разделить свою постель с кем-то, кроме Дика. Нет, она не такая.
Разве что она решилась вести себя как шлюха по заданию «Омеги»?
Из дома опять донесся натужный смех. Таннер услышал увертюру к скрипичному концерту «Амаполы». Встав на колени, он вытащил из воды термометр.
Внезапно он почувствовал, что не один тут. В нескольких футах от него в траве стояла Лейла Остерман. То ли она бесшумно вышла из дома, то ли он был слишком занят, чтобы услышать скрип двери на кухню и звук ее шагов.
— О, привет. Ты напугала меня.
— Я думала, тебе помогает Джинни.
— Она… Она просыпала немного хлорки на юбку… Смотри, температура поднялась до восьмидесяти трех. Джой скажет, что вода слишком теплая.
— Если он вообще что-нибудь скажет…
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. — Таннер, улыбаясь, поднялся на ноги. — Но Джой не алкоголик.
— Он пытается стать им.
— Лейла, как получилось, что вы с Берни приехали несколько дней назад и никому не дали об этом знать?
— Он не говорил тебе? — Лейла помедлила, явно недовольная, что ей придется давать объяснение.
— Нет. Ни слова.
— Ему надо было оглядеться. У него были разные встречи, ленчи.
— Что он искал?
— Ох, да самые разные идеи и проекты. Ты же знаешь Берни: он вечно в поиске. Он никак не может забыть, что однажды «Нью-Йорк таймс» назвала его «восхитительным»… или «проницательным», я уж и не помню. К сожалению, он падок на такие высокие оценки.
— Не в пример мне.
— Он хотел бы найти какую-нибудь классную серию; понимаешь, типа старого «Дилижанса». В агентствах ходят разговоры, что требуется более высокое качество.
— Неужто? Я ничего не слышал.
— Ты работаешь в области информации, а у него — программы.
Таннер вытащил пачку сигарет и предложил одну Лейле. Когда она закурила, по выражению ее глаз он увидел, как она напряженна и сосредоточенна.
— Берни уже зарекомендовал себя. Вы с ним организовали агентство, которое принесло вам кучу денег. И с ним удобно работать — он умеет быть чертовски убедителен.
— Боюсь, что тут требуется больше, чем просто умение убеждать, — сказала Лейла. — Тем более если хочешь работать на процентах в области культуры, которая теперь почти не приносит доходов… Нет, тут требуется чье-то влияние. И очень сильное влияние, чтобы люди с деньгами чем-то заинтересовались. — Лейла, избегая взгляда Таннера, глубоко затянулась.
— Он способен на это?
— Может статься. Слово Берни весит больше, чем какого-либо другого писателя на всем побережье. У него есть «имя», как говорят… И поверь мне, к нему прислушиваются даже в Нью-Йорке.
Таннер почувствовал, что ему не хочется больше разговаривать. Это требовало от него слишком больших усилий. Лейла выложила ему достаточно много, но так ничего толком и не сказала, подумал он. Она говорила обо всем, но ни словом не намекнула на «Омегу». Конечно, Берни собирается заниматься тем, чем ему хочется. Берни в высшей степени умеет заставлять людей менять свою точку зрения, принимать совершенно иные, чем поначалу, решения. Или же это умеет делать «Омега», а он как часть ее — часть их всех.
— Да, — мягко сказал он, — я верю твоим словам — большой человек.
Они молча постояли несколько секунд, а потом Лейла резко спросила:
— Ты удовлетворен?
— Что?
— Я спросила, удовлетворен ли ты? Ты только что задавал мне вопросы, как коп. Если хочешь, тебе не хватало только протокола. Мы были в парикмахерской, в учреждениях, в магазинах — я не сомневаюсь, что каждое посещение отмечалось.
— О чем ты говоришь?..
— Ты отлично знаешь, о чем! И если ты еще ничего не понял, должна сказать тебе, что сегодня не очень приятная вечеринка. Мы все ведем себя так, словно никогда раньше не встречались и нас весьма смущают наши новые знакомые.
— Ко мне это не имеет отношения. Может быть, все дело в тебе.
— Почему? — Лейла сделала шаг назад. Таннеру показалось, что она растерялась, но он не слишком доверял своим ощущениям. — Почему? В чем дело, Джон?
— Может, ты расскажешь мне?
— Господи милостивый, вы с ним так похожи! Разве не так? Ты так похож на Берни.
— Нет. Я ни на кого не похож.
— Джон, да послушай же меня! Берни жизнь свою отдаст за тебя! Разве ты не знаешь?
Лейла Остерман швырнула сигарету на землю и ушла.
Когда Таннер притащил в гараж ведро с хлоркой, Эллис тоже вышла наружу в компании Берни Остермана. Джон попытался понять, сказала ли ему что-нибудь Лейла. Скорее всего нет. Его жена и Берни просто хотели узнать у него, где стоит сода-виски, и сообщить, что все уже в купальных костюмах.