- По-моему, да.
- Ну и отлично. Значит, не заходи, пока кто-нибудь не завизжит по-настоящему, понял? Если же завизжат все девицы разом, беги со всех ног. Меч свой без крайней нужды не обнажай, а уж пускать его в ход не нужно ни при каких обстоятельствах. Где ты его взял, между прочим?
- Получил от Быстрого бога, - сказал я и, лишь сказав это, осознал, что не понимаю смысла сказанных мною слов.
- Ах ты, бедолага. - Каллеос легонько поцеловала меня в щеку. - Фая, милочка, позови сюда этих ленивых нерях, пусть несут подносы и блюда гостям, а то мужчины мои уже заскучали. Да настрой свою лиру, если еще не успела, и скажи флейтисткам, чтоб приготовили свои дудки. Однако играть не начинайте, пока не накроют столы.
- Да знаю я, знаю, - проворчала Фая.
Вновь обернувшись ко мне, Каллеос покачала головой:
- Вино, музыка и женщины - разве мужчине нужно что-то еще? Этот вопрос задал мне твой друг, поэт. И, знаешь, я чуть не сказала: "А как же! Мясо! Телятина, молодая баранина..." Между прочим, они мне стоили немало, хотя я, конечно, этого никогда своим гостям не скажу, это невежливо. А ведь я заказала еще и отличную рыбу, три сорта сыра, свежий хлеб, спелые смоквы, виноград и мед! Причем завтра тебе по меньшей мере половину всего этого придется выбрасывать, когда будешь убирать дворик. К сожалению, ты пришел в мой дом не как свободный человек, Латро... - Она помолчала, внимательно глядя на меня. - А знаешь, ведь и я когда-то была рабыней. Я с севера.
- Мне приходила в голову эта мысль - из-за твоих волос, - сказал я. Здесь мало у кого такие рыжие волосы и при этом яркие голубые глаза.
- Я из племени будини (*81). Хотя теперь уж и язык родной позабыла. Наверное, меня выкрали совсем ребенком. - Она снова помолчала. - А ты хочешь стать свободным, Латро?
- Я и так свободный человек, - возразил я. - Я просто ничего не помню.
Она вздохнула.
- Ну что ж, пока ты ничего не помнишь, тебе постоянно нужен рядом человек с хорошей памятью, чтобы подсказывать, как поступить в том или ином случае. И по-моему, я в этом отношении ничуть не хуже других.
Когда угощенье было подано на стол, я подошел ко входу во внутренний дворик, чтобы послушать флейты, однако через несколько минут Пиндар снова вытащил меня на кухню.
- Гиперид продал тебя Каллеос, - объявил он.
- Да, я уже давно на нее работаю.
- Но таким образом, я-то оказался в весьма затруднительном положении! Надеюсь, ты это понимаешь?
Я сказал, что, пока я не найду свой дом и друзей, мне будет здесь ничуть не хуже, чем где-либо еще.
- Хорошо тебе или плохо - позволь уж мне говорить начистоту! - это не слишком меня беспокоит. Меня куда больше беспокоит данный мною в храме Светлого бога обет. Я ведь обещал доставить тебя в святилище Великой Матери. Пока что я делал все, что было в моих силах, и, должен сказать, Светлый бог милостиво меня вознаградил за это: я слышал божественную игру на флейте, я слышал и твое пение - дар великого божества. Такая привилегия дается немногим! Послушав дивную музыку богов, я и сам стал писать гораздо лучше. Но если я вернусь в родной город, не исполнив обета...
- Что тогда? - спросил я.
- Он может все это отнять - вот чего я боюсь. И даже если он этого не сделает, меня непременно спросят о нашем посещении святилища Великой Матери-богини. И что я тогда отвечу? Что оставил тебя в Афинах - рабом в доме гетеры, - а сам пытался накопить денег и выкупить тебя? И что будет с моей репутацией? Нет, нам нужно что-то придумать!
- Что ж, постараемся, - сказал я.
Он хлопнул меня по спине.
- Я знал, что ты ответишь именно так! Будем думать. А если нам удастся вскоре добраться до святилища, к тебе, возможно, вернется память, и тогда мы позаботимся уже о том, чтобы ты был окончательно счастлив. Может быть, тебе больше всего захочется вернуться на родину, и я сумею устроить тебя на какое-нибудь торговое судно. Война почти закончена, и купцы скоро снова начнут выходить в море.
- Это было бы хорошо, - сказал я. - Мне очень хочется вернуться домой и найти тех, кого я никогда не забывал и не забуду.
Глядя Пиндару через плечо, я заметил, как задняя дверь приоткрылась, в щель осторожно заглянул чернокожий, приложил палец к губам и знаками показал, чтобы я потом вышел к нему. Дверь снова закрылась.
- Тебе лучше вернуться к гостям, - сказал я Пиндару. - Они могут хватиться тебя. Я и так все понял.
- Ничего они не хватятся! - возразил он. - В крайнем случае решат, что я по нужде вышел.
- Скажи, Пиндар, а твой Светлый бог считается у вас очень могущественным?
- Он один из самых могущественных! Это бог музыки и поэзии, света и внезапной смерти, хранитель стад и отар, великий целитель и еще многое другое.
- В таком случае, раз он хочет, чтобы я непременно посетил то святилище, я так и поступлю. Он доверил тебе вести меня, а значит, тебе следует верить ему - ведь это он ведет нас обоих.
Пиндар потрясение покачал головой:
- Неужели ты так мудр именно потому, что не можешь ничего запомнить, Латро?
Мы еще немного поболтали, и он рассказал мне, как идет переоснастка кораблей Гиперида, а я ему - о том, что мы с чернокожим успели сделать в качестве слуг Каллеос.
- Вы здесь сотворили настоящее чудо! - воскликнул Пиндар. - Мне кажется, что я вернулся в прежние Афины и меня, естественно, пригласили на обед в один из лучших домов. Как ты думаешь, меня попросят читать стихи?
- Думаю, да.
Он с сомнением покачал головой.
- Вот главное неудобство для поэта: все друзья вечно считают тебя затейником! Но еще хуже то, что у меня сейчас ничего подходящего из новых стихов нет. Постараюсь увильнуть от выступления, если смогу, - предложу спеть всем вместе или сыграть во что-нибудь...
- Я уверен, ты что-нибудь придумаешь.
Глядя в сторону, он пробормотал:
- Я бы с куда большим удовольствием придумал, как поскорее доставить тебя в это святилище!
Как только он ушел, я бросился к задней двери. Из темноты мне, сверкнув зубами, улыбнулся чернокожий. На руках у него спала девочка.
- Это Ио, - сказал я, ибо еще помнил ее. Еще утром мы вместе с нею были на корабле Гиперида.
Чернокожий прошел на кухню, где было больше света, и изобразил пальцами одной руки, что все расстояние от гавани до дома Каллеос Ио прошла пешком.
- Вот как! - сказал я. - Ничего удивительного, что она так устала. Видимо, она незаметно шла за Пиндаром, стараясь, чтоб ее не заметили.
Чернокожий знаком велел мне следовать за ним. Он отнес девочку в одну из спален без крыши и положил на груду тряпья на полу. Потом приложил палец к губам.
- Нет, - возразил я, - если она проснется и не будет знать, как попала сюда, то страшно перепугается. - Не знаю, почему я так решил - наверное, просто знал это, как и множество других вещей. Я тихонько потряс девочку за плечо, приговаривая: - Ио, ты зачем так далеко забралась?
Она открыла глаза:
- О, это ты, господин мой!
- Тебе следовало остаться с той женщиной, - сказал я.
- Но я принадлежу не ей, а тебе, - прошептала она.
- С тобой могло случиться все что угодно среди этих развалин. Да и все равно утром тебя придется отослать назад.
- Но я ведь принадлежу тебе! Светлый бог велел мне о тебе заботиться!
- Светлый бог велел это делать Пиндару, - возразил я. - Так, по крайней мере, утверждает наш поэт.
Вид у нее был сонный, однако она не сдавалась:
- Пиндара послал тебе оракул. А меня - сам Светлый бог!
Спорить с ней, видимо, было бессмысленно, и я сказал:
- Хорошо, Ио. Но ты должна вести себя тихо и никуда не выходить из этой комнаты. Я укрою тебя потеплее, и ты поспи. Смотри, если Каллеос или ее девушки тебя обнаружат, то могут прогнать. В таком случае сразу иди к задней двери дома и жди меня там.
Я не успел договорить: она уже уснула. Чернокожий положил возле нее деревянную куколку, а сам растянулся рядом на полу.
- Да, - сказал я, - оставайся здесь. Хорошо, если у нее будет защитник.
Он кивнул - и, по-моему, тоже мгновенно уснул. Я еще даже не успел закрыть за собой дверь.
И вот сейчас я сижу на сломанном стуле у входа во внутренний дворик и слушаю пение Фаи. Рядом стоит лампа с новым фитилем; она горит ровно и ярко, так что я могу любоваться звездами и ущербной луной и одновременно записывать в дневник события сегодняшнего дня. Вряд ли теперь я усну. Если бы Каллеос вздумала меня поколотить, как своего раба, я, наверно, убил бы ее; только мне этого совсем не хочется. К тому же и сам я в результате могу умереть. Лучше буду пока писать, хотя глаза мои щиплет от усталости и они слезятся.
Поздняя ночь. Фая умолкла. Пиндар предложил поиграть в коттаб (*82), и я, не зная, как играют в эту игру, довольно долго простоял в дверном проеме, наблюдая за играющими. Пиндар нарисовал на полу кружок и на некотором расстоянии от него провел линию. Все встали за эту линию, и каждый осушил свою чашу, а он выплеснул из своей остатки вина прямо в нарисованный круг.
Когда все сыграли по нескольку раз, Эврикл предложил, чтобы в следующий раз проигравший рассказал какую-нибудь историю, и Пиндар поддержал его. Проиграл Гиперид, и теперь я с интересом слушаю (хотя вряд ли стоит записывать в дневник и эту его историю).
Когда все сыграли по нескольку раз, Эврикл предложил, чтобы в следующий раз проигравший рассказал какую-нибудь историю, и Пиндар поддержал его. Проиграл Гиперид, и теперь я с интересом слушаю (хотя вряд ли стоит записывать в дневник и эту его историю).
15. ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ УХОДИЛА ИЗ ДОМУ
Теперь уже Фая как раз собиралась начать свой рассказ, и меня разбудил взрыв смеха. Фая, без сомнения, нарочно промахнулась и не попала в кружок, а может быть, ее толкнул под локоть или ущипнул кто-то из мужчин. Привожу здесь то, что помню из рассказанной ею истории.
Жила как-то женщина, у которой муж был очень богатый, но страшно скупой. У них имелось поместье за городом, а в самом городе - отличная вилла, множество рабов, в общем, дом - полная чаша, однако несчастная женщина по-прежнему носила ту одежду, которую привезла с собой еще из отчего дома, а муж даже гребешка нового не желал ей купить.
Однажды лежала она на кровати и плакала, и это увидела ее служанка, которая была родом из Вавилонии (*83), а значит, отличалась особой хитростью, как и все жители этого города. Служанка и говорит ей:
- Госпожа, нетрудно догадаться, почему ты так горько плачешь, ведь у всех здешних женщин, кроме тебя, есть помимо мужей еще и любовники, которые их развлекают, дарят им серебряные браслеты, всякие диковинки, привезенные из Египта, и говорящих птиц, которые без устали твердят своим новым хозяйкам, что они прекрасны, даже когда рядом нет их любовников. А у тебя, бедняжка, есть только старый уродливый муж, глупец и скряга, который и воробья-то простого никогда тебе не подарит!
- Нет, не потому я плачу, - возразила ее хозяйка. - Просто он мне никогда и медяка не даст на расходы.
- Так ведь и я об этом! - воскликнула служанка. - Для нас, женщин, мужчины и деньги - почти одно и то же. Говорила ли я тебе, госпожа, когда-нибудь, как у нас в Вавилоне девушки получают свое приданое?
- Нет, - удивилась молодая женщина. - Но, пожалуйста, расскажи скорей, даже если это окажется не слишком удачной выдумкой. Ведь послушать хоть какую-то историю все же интереснее, чем валяться на холодной супружеской постели и плакать.
- Но это вовсе не выдумка! - сказала служанка. - Это чистая правда. Когда у нас в городе девушке приходит пора выходить замуж, она начинает продавать себя каждому понравившемуся ей мужчине за такую цену, какую тот согласится заплатить. Вскоре те, что покрасивее, набирают изрядную сумму денег, а потом получают и хорошего красивого мужа, от которого рожают отличных детишек. Ну а скромницы, из тех, что вечно держатся за материну юбку, не получают ничего, хотя всем известно, что мы, вавилонянки, самые красивые женщины в мире. - Тут Фая, за которой я незаметно наблюдал из дверного проема, ласково погладила себя по головке, чем вызвала всеобщий смех и аплодисменты. - Хотя тебя, госпожа моя, сочли бы красавицей где угодно!
- Все это очень интересно, - задумчиво проговорила хозяйка, - и очень для меня ново, но какой мне-то от всего этого прок? Ведь я уже замужем, и второе приданое мне не требуется.
- Верно, - согласилась служанка, - но ты только представь себе: ты выходишь ночью из дому и делаешь первому встречному красивому мужчине примерно такое же предложение, какое делают девушки у нас в Вавилоне, и получаешь на всю ночь замечательного любовника и кучу денег в придачу!
- Очень привлекательная идея! - воскликнула хозяйка. - Только, по-моему, ничего у меня бы не вышло, ведь мой супруг ложится со мною каждую ночь. Так что если он вдруг проснется и обнаружит, что я ушла... Впрочем, раз уж ты сама заговорила об этом, не могла бы ты помочь мне и раздобыть какое-нибудь слабенькое и безвредное снотворное? Пусть бы он сладко проспал всю ночь. Нет ли у тебя какого-нибудь знакомого лекаря?
Служанка печально покачала головой.
- От подобных снадобий, госпожа, чаще всего никакого толку. И даже самое жалкое из них стоит кучу денег. Но не огорчайся: я знаю одну уловку, которая стоит дюжины снотворных снадобий. Только скажи, нет ли поблизости могилы такой женщины, которая при жизни славилась своими любовными похождениями?
- Конечно, есть! - обрадовалась ее госпожа. - Так ты, значит, и колдовать умеешь? Как это замечательно! Видишь ли, могила моей двоюродной сестры Филис совсем недалеко отсюда... Она подойдет, как ты думаешь?
- Не знаю, - сказала служанка. - А что, мужчин эта Филис любила?
- Чрезвычайно! - воскликнула госпожа. - А когда она умерла, то даже один из козлов моего дядюшки целый месяц отказывался от пищи.
- Ну так она просто идеально подойдет нам! - заявила служанка. - И вот что мы теперь сделаем: за ужином мы кое-что подложим твоему мужу в тарелку, и он вскоре почувствует себя неважно...
- Может быть, экскременты? - деловито предложила ее госпожа.
- Нет, слишком резкий запах... - покачала головой вторая заговорщица. Ага, придумала! Он привык к несвежему маслу - для кухни он только такое и покупает. Отдай мне свою старую заколку для волос, я сменяю ее на рынке на кусочек самого свежего и душистого масла, какое только смогу найти. От этого масла у него непременно расстроится живот, и он всю ночь проведет в храме Великого врачевателя [Аполлона], надеясь на выздоровление. Когда он уйдет из дома, мы, госпожа, накопаем в саду немного глинистой земли и отнесем ее на могилу твоей кузины. Там ты смочишь глину одной жидкостью я потом скажу, какой именно, у тебя ее в избытке, - и мы слепим маленькую куколку, а внутрь нее положим прядь твоих волос.
Госпожа даже в ладоши захлопала от восторга.
- Ах, это куда интересней, чем слезы лить!
- Затем, - продолжала служанка, - мы положим куколку на могилу и станем вместе повторять заклинания, которым я тебя научу. А потом каждый раз, когда тебе захочется уйти на ночь из дому, нужно будет всего лишь положить глиняную куколку вместо себя в супружескую постель. Если твой муж случайно проснется, то увидит рядом с собой тебя. Ну а если он станет обнимать куколку, та ответит ему с таким пылом, что любовь его к тебе не погаснет вовек.
- Замечательно! - воскликнула госпожа, и в ту же ночь они с полным успехом осуществили задуманное.
На следующую ночь госпожа подождала, пока муж заснет, положила на свое место куколку и отправилась развлекаться в город, пережив удивительные приключения, которые сделали ее куда богаче, чем она была прежде.
Некоторое время все шло хорошо: она почти каждую ночь уходила из дому в город на поиски приключений, а муж ее ни разу не пожаловался; но вскоре она заметила, что глиняная куколка странным образом постепенно меняет форму. Рано утром, вернувшись назад, госпожа оглаживала и подправляла куклу, пытаясь сделать ее такой, какой они ее слепили, однако вечером, снова достав ее, она обнаруживала, что глина как бы оплыла книзу самым безобразным образом. В конце концов госпожа пожаловалась служанке.
- Увы, госпожа, - сказала та, - этого-то я и боялась. У нас в Вавилоне таких куколок обжигают в гончарной печи - чтобы впоследствии не иметь подобных неприятностей. Но поскольку у тебя не было денег, а я не знала никого из гончаров, кто согласился бы помочь нам даром, то я решила, что сойдет и так.
- О чем это ты говоришь? - удивилась хозяйка. - Что такое с этой куклой?
- Она в том самом интересном положении, - вздохнула служанка, - в каком ты, госпожа, по-моему, никак не хотела бы оказаться. И если позволить природе взять свое, то вскоре у нас будет _две_ куколки, а не одна.
- Как это ужасно! - сказала хозяйка. - И что же нам делать? Но ведь теперь мы могли бы заплатить гончару, пусть бы обжег ее!
- Госпожа, - возразила служанка, - теперь это может окончиться лишь плачевно: кукла просто развалится на куски. Мне кажется, лучше всего снова похоронить ее там, где мы вырыли для нее глину. Тебе, правда, придется спать с мужем - по крайней мере, некоторое время, - но с этим уж ничего не поделаешь. Помнишь ли ты, между прочим, то место в саду?
- Ну разумеется! - воскликнула госпожа. - Под яблоней.
- В таком случае именно там мы ее и похороним, - сказала служанка.
Так они и поступили, и молодая женщина-снова стала спать со стариком мужем.
Однажды один из деловых партнеров и соперников ее мужа, человек тоже чрезвычайно скупой, встретил его, очень мрачного, на рынке и спросил:
- Что случилось? Неужели тебя кто-нибудь обсчитал? - Ему было бы очень неприятно услышать, что обманул жадного старика кто-то еще, а не он сам.
- Нет, - ответил муж-скряга. - Это все моя жена виновата.
- Ах вот как! - воскликнул его знакомый. - Ну, в наши дни такое часто случается.
- Понимаешь, совсем недавно она была в постели такой страстной, что лучшего ни один мужчина не мог бы пожелать. Но теперь...
- Легко могу себе представить, - сочувственно покивал знакомый, - хотя лично у меня в семье такого никогда не случалось.
- Теперь я будто глиняное чучело по ночам обнимаю! - воскликнул несчастный муж. - И у меня из головы не идут воспоминания о былых пирушках и замечательных любовницах, которых я менял каждую ночь! Я-то думал: вот женюсь на молоденькой, и все будет просто замечательно, ведь самому оплачивать пирушки - а это время от времени все-таки приходилось делать и мне - ужасно дорого; но, честно тебе скажу, в старое время было все равно лучше, теперь я в этом окончательно убедился!