— Не знаю, — ответила Ханна. — Я никогда с ним не встречалась. — Она повернулась и посмотрела в глаза Мэриан.
Совершенно пораженная таким ответом, Мэриан едва осмеливалась встретиться взглядом со своей хозяйкой. Когда она наконец решилась, то почувствовала, что Ханна опять напряженно размышляет о чем-то еще, и прошло время, прежде чем Мэриан поняла, что рука со множеством колец, настоятельно протянутая к ней, как бы просит, чтобы ее пожали. Она сделала это.
Впервые Мэриан так прямо смотрела на Ханну. Действительно, такая внешность редко встречалась в ее жизни. Она внезапно поняла, что ей предъявляют какое-то требование, и напряглась, готовая его выполнить. Обращенное к ней встревоженное утомленное прекрасное лицо с золотистыми глазами сияло, как будто действительно озаренное светом.
— Простите меня, — сказала Ханна.
— За что?
— За этот бесстыдный призыв к любви… — Она на минуту задержала руку Мэриан, а затем опустила ее, глядя на дом. Но потом она снова обратила настойчивый взгляд на лицо девушки, как будто давая ей понять, что разговор не окончен и должен быть продолжен в том же ключе.
— Ну… Вы знаете, что я люблю вас, — сказала Мэриан. Она сама удивилась, услышав свои слова, так как не привыкла вслух проявлять подобные чувства. И все же здесь они казались вполне естественными, их как будто вытянули из нее какой-то непреодолимой силой.
— Да. Спасибо. Я думаю, что каждый должен призывать любовь, просить ее. Как странно, что люди боятся этого слова. Однако все мы нуждаемся в любви. Даже Богу нужна любовь. Я думаю, именно поэтому он и создал нас.
— Он плохо все организовал, — сказала, улыбаясь, Мэриан. Произнеся эти слова, она почувствовала, что действительно любит Ханну, просто прежде она не могла найти названия своим нежным чувствам.
— Вы хотите сказать, потому что люди не любят Его? Но они любят. Несомненно, мы все любим Его, скрывая это под той или иной маской. Он так жаждет нашей любви, а огромнее желание любви может вызвать любовь к жизни. Вы верите в Бога?
— Нет, — ответила Мэриан. Она не чувствовала вины, признаваясь в этом. Она была слишком захвачена разговором и не представляла себе, что Ханна религиозна. Она никогда не ходила в церковь. — А вы верите?
— Да, думаю, что верю. Я никогда не задавала себе такого вопроса, поскольку не способна к размышлениям. Я просто должна верить и должна любить Бога.
— Но, предположим, вы любите что-то, чего нет здесь?
— В известном смысле ты не можешь любить что-то, чего нет. Мне кажется, если ты действительно любишь, значит, оно здесь. Но я не разбираюсь в таких вещах.
Уже почти стемнело. Очертания Райдерса растаяли в небе, оставив созвездие огней. Кто-то пересек дальний конец террасы, спустился по ступенькам и скрылся в направлении рыбных прудов. Серебряная луна сократилась до размеров тусклой золотой монеты, и свет ее уже таял в последних сумерках. Легкий ветерок подул с […?].
Ханна вздрогнула и закуталась в шаль.
— Надеюсь, ветер не начнется снова.
— Le vent se leve — il faut tenter de vivre[5].
— А, — она помедлила, затем продолжила: — Ночи — печальное время суток. Как таинственны день и ночь, это бесконечное чередование тьмы и света. Переход всегда действует на меня. Одолевают грустные мысли — о людях, испуганных и попавших в беду, обо всех одиноких и обездоленных, об узниках… Ладно, я пойду домой, а вы прогуляйтесь по саду.
— Вы не пройдетесь со мной? Давайте сходим на утесы и полюбуемся лунным светом.
— Нет, идите вы. Я лучше подумаю о вас здесь. Идите этой дорогой, так быстрее. Спокойной ночи. Простите меня. — Она быстро встала и скрылась, прежде чем Мэриан успела подняться.
Девушка некоторое время стояла озадаченная и растроганная. Она радовалась, что барьер между ними сломался, но вместе с тем и была взволнована какой-то невнятной мольбой. Ей хотелось сказать: «Я не знаю, чего вы требуете от меня, но я постараюсь все сделать». Однако разговор с Ханной был ей совершенно не понятен.
Луна теперь полностью воцарилась на небосклоне. Мэриан медленно двигалась по саду. Подойдя к воротам, которые показала ей Ханна, она попыталась их открыть, но они не поддались, как будто кто-то держал их с другой стороны. На минуту она забеспокоилась, затем дернула снова, и они распахнулись, осыпав ее землей и песком. Она попыталась выйти.
В саду позади нее луна отбрасывала черную тень от каменной стены. Ровная, общипанная овцами лужайка, что вела к вершине утеса, лежала прямо перед ней. Пустая, лишенная теней, она была пугающе неподвижна при тусклом холодном лунном свете. Мэриан стояла в воротах. Позади простирался густой и притягивающий сад. Что-то в нем пугало и в то же время, как магнит, удерживало ее. Желание выйти прошло. Она боялась сделать хоть шаг наружу и какое-то время стояла в воротах как парализованная, пытаясь сдержать дыхание. Огромный утес оставался холодным и внушительным, видимым и в то же время нереальным. Он, казалось, поджидал, что же сделает девушка.
Глава 7
Спустя несколько минут Мэриан направилась обратно к дому через пришедший в упадок сад, так и не решившись выйти за его пределы. Луна скрылась за облаком. Все вокруг выглядело таким тревожным, что ей пришлось с трудом заставить себя оторвать руки от камня и сдвинуться с места. Она никогда не испытывала ничего подобного, в чувство одиночества вплеталось ощущение, что во тьме что-то подстерегало ее. Она твердила себе: «Так не может продолжаться. Я должна с кем-нибудь поговорить». Но с кем и о чем? На что она может пожаловаться, кроме как на одиночество и скуку, которых вполне можно было ожидать? Что вызвало у нее столь внезапный страх и тревогу? Она увидела впереди себя огонек, движущийся во тьме сада, и остановилась, вновь испытывая смятение. Огонек перемещался колеблясь, как будто что-то разыскивая. На мгновение он пропал и возник снова, маленькое круглое пятно света, скользившее по листве и камню. Мэриан решила, что это, должно быть, электрический фонарик. Она бесшумно двинулась вперед по усыпанной гравием дорожке, настолько заросшей травой и мхом, что шагов ее не было слышно. Огонек светил немного правее, и у затаившей дыхание девушки было только одно желание — быстро проскользнуть мимо него, а затем бежать к дому. Ее сердце отчаянно колотилось, и она ускорила шаг.
Вдруг свет взметнулся на нее, и она тотчас же остановилась, увидев, как ее ноги и платье осветились. Гравий хрустнул под ее каблуками. Это был первый звук за долгое время. Свет поднялся к лицу, ослепил ее, и она тяжело вздохнула, пойманная на месте.
— Мисс Тэйлор.
Это был голос Дэниса Ноулана. Ей следовало бы помнить, что он иногда выходил ночами посмотреть на свою рыбу при свете фонаря.
— Мистер Ноулан, вы напугали меня.
— Мне очень жаль.
Они по-прежнему оставались в официальных, немного враждебных отношениях. Шагнув ему навстречу по жесткой траве, Мэриан вспомнила рассказ о том, как он набросился на Алису Леджур. Однако теперь она уже больше не боялась.
Минуту они стояли на траве, их разделял круг света. Затем она спросила:
— Можно мне посмотреть рыб? Я их ни разу толком не видела.
Он повел ее, направив свет ей под ноги, к похрустывающей гравием тропе. Три овальных, поросших лилиями пруда когда-то составляли часть итальянского парка, но мощеная дорожка вокруг них уже давно заросла ракитником, молодыми деревцами ясеня и всевозможными дикими цветами. Белые и темно-красные лилии все еще цвели, свет фонаря теперь скользил по большим сухим листьям и закрывшимся головкам. Затем свет нырнул вниз.
Ноулан встал на колени, и Мэриан опустилась рядом с ним. Проволочная сеть, обычно покрывавшая пруды, была снята.
— Для чего эта сеть?
— Против журавлей.
— Журавлей? А, понятно. А то бы они ловили рыбу.
Она всмотрелась вниз, в подводный мир. Он был зеленый, глубокий, полный густой растительности. Рыбы проплывали, не обеспокоенные светом фонаря, с задумчивой медлительностью, округлые и золотистые.
— Это золотистый карась, эти быстрые стройные ребята — язи, золотые язи. А там вы могли бы увидеть линя, он темно-зеленый — едва ли вы сможете рассмотреть его, зеленый линь, тинка.
— Это его зоологическое название?
— Да.
— Как здорово! А где Земляничный Нос?
Ноулан повернулся к ней в темноте, и легкая вспышка фонаря осветила пространство.
— Откуда вы знаете это имя?
— Он был у вас в резервуаре, когда мы познакомились, и вы назвали его мистеру Скоттоу.
— О, он в другом пруду. С ним все в порядке.
Мэриан почувствовала, что задела его. Он, как и все местные жители, обладал достоинством, но был совершенно лишен чувства юмора и не выносил ни малейшего намека на насмешку. Она и не думала насмехаться и, переведя разговор, быстро спросила:
— Как летучая мышь?
— Она умерла.
Сев на каменный край пруда, Мэриан ощущала благоухающую тьму вокруг себя, огромную массу дома поблизости, слабо очерченную на фоне неба, окрашенного скрывшейся луной в синевато-черный цвет. В одном из окон горел свет, но она не могла понять в каком. Камень, нагретый дневным солнцем, все еще сохранял тепло. Фонарь заколебался, свет скользнул но воде и погас.
Мэриан спросила:
— Мистер Ноулан, вы не будете возражать, если я задам вам несколько вопросов?
Он уже стоял, как будто собираясь уйти. Она только смутно различала его голову и плечи, возвышавшиеся над ней.
— Что за вопросы?
— Что происходит с этим местом?
Он помедлил, прежде чем ответить, на минуту снова зажег фонарь и быстро посветил вокруг. Темно-зеленые кусты ракитника, легкая дымка колокольчиков, белые маргаритки, развесистый горошек внезапно высветились и исчезли.
Он сказал:
— Ничего особенного. Просто вы не привыкли к такому уединенному месту.
— Не пытайтесь отделаться от меня, — сказала Мэриан. Едва сойдя с посыпанной гравием дорожки, она уже знала, что момент откровения настал.
— Присядьте, мистер Ноулан. Вы должны рассказать мне, во всяком случае, хоть что-то сказать. Что произошло семь лет назад?
Он опустился на одно колено рядом с ней, слившись с темнотой сада.
— Ничего не случилось, ничего особенного. А что?
— Расскажите, — настаивала Мэриан. — Я уже довольно много знаю. О том, что мистер Крен-Смит упал с утеса, и так далее. Вы должны рассказать мне больше. В этом месте есть нечто очень странное, и это не только уединенность. Я уверена. Пожалуйста, расскажите мне. Вы должны понять, как мне трудно здесь и даже в некотором отношении ужасно. Расскажите, а не то мне придется просить кого-нибудь еще. — Слова, произнесенные ею, не были продуманы заранее, но когда она произнесла их, то почувствовала, что Ноулан сдался. Он сел. Их колени почти соприкасались на теплой поверхности шершавого камня.
— Я не могу ничего сказать вам.
— Значит, есть что сказать? Но мне необходимо знать, если я останусь здесь, чтобы совершенно не сойти с ума.
— Как все мы, — тихо сказал он.
— Пожалуйста, расскажите. Иначе я спрошу миссис Крен-Смит.
— О, не делайте этого.
Он встревожился. Она снова взяла верную ноту.
— Давайте, Дэнис, — его имя прозвучало совершенно естественно.
— Послушайте… Хорошо… Подождите минуту; — он снова осветил все вокруг фонарем медленно и осторожно. Свет в доме погас. — Я кое-что расскажу вам. Действительно, вы должны знать это, если намерены остаться здесь. И лучше я расскажу вам сам, чем если вы узнаете об этом от другого.
Он помедлил. Раздался легкий плавный звук, издаваемый рыбой, всплывшей на поверхность.
— Вы спрашиваете, что происходит с этим местом. Я скажу вам. Дело в том, что это тюрьма.
— Тюрьма? — переспросила Мэриан изумленно, испытывая возбуждение от близости разгадки. Ее сердце болезненно билось. — Тюрьма? А кто же узник?
— Миссис Крен-Смит.
Она почувствовала, что наполовину знала это. Хотя как она могла знать? Даже сейчас она не совсем понимала. — А кто тюремщики?
— Мистер Скоттоу, мисс Эверкрич, Джеймси. Вы. Я.
— Нет, нет! — возразила она. — Только не я! Но я не понимаю, о чем вы говорите. Вы хотите сказать, что миссис Крен-Смит здесь в заключении?
— Да.
— Но это безумие. А что же мистер Крен-Смит, почему он не…
— Не спасет ее? Она заточена по его желанию.
— Я ничего не понимаю, — сказала Мэриан. Как и ранее у ворот, ее вновь охватила паника, которую она пророчески почувствовала уже в первый день. — Может, миссис Крен-Смит больна… Я хочу сказать — не в своем уме, или опасна, или еще что-то в этом роде?
— Нет.
— Хорошо, почему же тогда ее заточили здесь? Человека нельзя просто так взять и заточить. Мы живем не в средние века.
— Да, не в средние. Но это не имеет значения. Муж заточил ее, потому что она обманула его и пыталась убить.
— О Боже, — ей уже было не до любопытства. Она просто испытывала страх перед историей, которую ей предстояло услышать, как будто она могла помутить ее рассудок. Мгновение она была готова остановить его. Но он продолжал, понизив голос.
— Лучше я расскажу вам все по порядку. Теперь, когда уж столько поведал вам, осталось немного. И Бог простит меня, если я поступаю неправильно. Дело было так. Ханна Крен-Смит богатая женщина и была одной из самых богатых невест в этих краях. Например, этот дом и земли на много миль вокруг принадлежат ей. И она вышла замуж очень молодой за своего кузена Питера Крен-Смита. Он был, да простит меня Бог, если я несправедлив к нему, довольно грубый молодой человек, хотя и обаятельный, любитель выпить и поухаживать за женщинами, а с женой обращался жестоко. Они часто бывали в этом доме, так как он любил порыбачить и поохотиться. Этот брак нельзя назвать удачным. Она страдала, и так продолжалось, пока не появился Филип Леджур.
— Филип Леджур?
— Да. Они называют его Пип Леджур. Сын старого профессора мистера Леджура. Молодой мистер Леджур купил Райдерс, когда тот был совершенно в развалинах, купил за бесценок, чтобы использовать как охотничий домик, и арендовал право на охоту и рыбную ловлю. Так он познакомился с мистером Крен-Смитом и с миссис Крен-Смит тоже. Мужчины часто вместе охотились. Это было лет девять назад. Затем мистер Крен-Смит уехал в Америку по делу. Я думаю, что по делу, хотя ничего не знаю о его деятельности, кроме того, что он богатый молодой человек. А когда он уехал, миссис Крен-Смит и мистер Леджур полюбили друг друга и стали близки.
Он помедлил и снова зажег фонарик. Сад был абсолютно безмолвным.
— Так продолжалось некоторое время, и мистер Крен-Смит ничего об этом не знал. Как долго? Я не знаю и не представляю, что бы сделала миссис Крен-Смит в дальнейшем. Но однажды мистер Крен-Смит неожиданно вернулся назад, вернулся сюда, в Гэйз, и застал свою жену в постели с молодым мистером Леджуром, — он остановился. — Это произошло семь лет назад.
Некоторое время он молчал, как будто всецело поглощенный сказанным, затем продолжил:
— Я уже говорил вам, что мистер Крен-Смит был жестоким человеком. Не был, а есть, так как он жив. Бог простит мне, если я несправедлив к нему. Он поступил очень жестоко тогда.
— С мистером Леджуром?
— Со своей женой.
На мгновение он опять замолчал, охваченный душевным волнением, затем снова заговорил:
— Он стал тогда держать ее дома, держать взаперти.
— Что же сделал мистер Леджур?
— Он ушел. Что он мог сделать? Он бы забрал ее, он бы освободил ее. Она знала это. Были письма, были люди, доставлявшие эти письма, хотя они рисковали, что им здорово достанется от мужа. Но она не ушла.
— Но почему? Если мистер Крен-Смит был таким…
— Она была обвенчана с ним в церкви.
— Да, но все же, когда…
— Как мы можем знать, что у нее на душе? Может, она боялась его, а она, должно быть, действительно ужасно боялась его. Было нелегко покинуть дом. Ее охраняли, за ней наблюдали. Кроме того, оставить мужа, вступить в новую жизнь (не забудьте, она вышла замуж очень молодой) — возможно, она просто не захотела, а может, уже тогда испытывала чувство вины, сожаления.
— Уже тогда?
— Еще кое-что произошло спустя несколько месяцев, может быть недель. Я не знаю, что бы она сделала. Но случилось еще нечто. Однажды, возможно после какого-то оскорбления, я точно не знаю, она убежала из дома. Она выбежала через дверь, ведущую к утесам, через которую вы только что пришли. Она бежала к вершине утеса. Только Бог в своем милосердии знает, что было у нее на уме, вполне возможно, что самоубийство — броситься вниз с утеса. А может, она просто бежала прочь, ни о чем не думая. Мистер Крен-Смит побежал за ней. Что случилось потом, никто точно не знает. Но между ними была борьба, и мистер Крен-Смит упал с края утеса.
— О Боже, — прошептала Мэриан. Она испытывала удушье, как будто чувствуя вкус или запах гари, и вздрогнула при вспышке фонаря. Снова наступила тьма.
— Он выжил. Это было чудо. На утесе в том месте проходит что-то вроде трещины, не знаю, видели ли вы ее, трещину — маленькое каменное русло, возможно, старого ручья. Он упал в него. Это было долгое падение, но он выжил.
— Он сильно пострадал?
— Не знаю. Он выжил. Говорят, он как-то покалечен или сильно ушибся, но все говорят по-разному, и я не знаю.
— Вы не видели его с тех пор?
— Нет. И довольно редко до того. Я тогда не жил в Гэйзе. С того времени ноги его здесь не было, а это произошло семь лет назад.
— А она?
— Ее заточили.
— Вы хотите сказать, с тех пор, семь лет?
— Да. Он заточил ее. Именно тогда он привез в дом Джералда Скоттоу. Джералд был его другом, хотя они и принадлежали к разным мирам. Они подружились в детстве, когда Питер мальчиком приезжал сюда порыбачить. Он доверял Джералду и приставил его следить за ней. И так проходило время.