— Я видела, как прошлой ночью ты застрелил человека, — говорит Марла.
«Нет, это была бомба», — возражаю я, — «И случилось это сегодня утром. Тайлер просверлил монитор компьютера и наполнил его бензином или пороховой смесью».
Все люди, у которых в самом деле рак желудка, стоят вокруг и наблюдают всю эту сцену.
— Нет, — отвечает Марла. — Я шла за тобой до Прессмен-Отеля, и ты был официантом на одной из таких вечеринок, с таинственным убийством.
Вечеринки с таинственным убийством, — богатые люди приезжают в отель на большой праздничный ужин, и разыгрывают что-то в духе рассказов Агаты Кристи. Когда-то между «сельдью под шубой» и «седлом вепря» на минуту гаснет свет, и кто-нибудь притворяется убитым. По идее это должна быть смерть в шутку, вроде «представим себе».
Весь остаток ужина гости будут напиваться и есть свое «мадейра консоммэ», пытаясь найти улики — кто из них был убийцей-психопатом.
Марла орет:
— Ты застрелил особого представителя мэра по переработке!
Тайлер застрелил особого представителя мэра по чем-то там.
Марла продолжает:
— И у тебя даже рака нет!
Все происходит настолько быстро.
Щелчок пальцами.
Все смотрят.
Я ору — «У тебя тоже нет рака!»
— Он два года сюда ходил, — провозглашает Марла. — А у самого ничего нету!
«Я пытаюсь спасти тебе жизнь!»
— Что?! Почему это мою жизнь нужно спасать?
«Потому что ты пошла за мной. Потому что следила за мной ночью, потому что видела, как Тайлер Дерден кого-то убил, — а Тайлер прикончит всякого, кто может угрожать Проекту Разгром».
Все в комнате, кажется, выскочили из маленьких личных трагедий. Своих раковых мелочей жизни. Даже притупленные обезболивающим люди настороженно смотрят широко открытыми глазами.
Я говорю толпе — «Извините. Не хотел причинять неудобств. Нам лучше уйти. Нам лучше обсудить это снаружи».
Все поднимают шум:
— Нет! Останьтесь! Что дальше?
«Я никого не убивал», — говорю, — «Я не Тайлер Дерден. Он — другая сторона моей двойной личности». Спрашиваю — «Кто-нибудь из вас фильм „Сибил“ смотрел?» Марла спрашивает:
— Так кто собирается меня убить-то?
«Тайлер».
— Ты?
«Тайлер», — повторяю, — «Но я могу позаботиться о Тайлере. А ты просто остерегайся участников Проекта Разгром. Тайлер мог дать им указания следить за тобой, или похитить тебя, или еще что-нибудь».
— Почему я должна верить всему этому?
Все происходит настолько быстро.
Говорю — «Потому что, по-моему, ты мне нравишься».
Марла спрашивает:
— Только нравлюсь, и все?
«Сейчас не то время», — отвечаю, — «Не надо об этом».
Все вокруг улыбаются.
«Мне нужно идти», — говорю, — «Нужно выбираться отсюда». Потом говорю — «Остерегайся бритоголовых парней, или ребят, побитых с виду. С синяками под глазами. С выбитыми зубами. Вроде того».
А Марла спрашивает:
— Куда это ты собрался?
«Нужно позаботиться о Тайлере Дердене».
Глава 28.
Его имя было Патрик Мэдден, и он был особым представителем мэра по переработке. Его имя было Патрик Мэдден, и он был противником Проекта Разгром.
Я выхожу в ночь из Первой Методистской, и начинаю припоминать все это.
Начинаю припоминать все вещи, которые известны Тайлеру.
Патрик Мэдден составлял список баров, в которых собирался бойцовский клуб.
Вдруг я узнаю, как запустить кинопроектор. Я узнаю, как взламывать замки и как Тайлер снял дом на Пэйпер-Стрит, — прямо перед тем, как объявиться передо мной на пляже.
Я знаю, откуда взялся Тайлер. Тайлер любил Марлу. С первой ночи нашей с Марлой встречи, Тайлер, — то есть какая-то часть меня, — искал способ быть с ней рядом.
Не то, чтобы это имело значение. Сейчас уже нет. Но все детали припоминаются мне, пока я иду сквозь ночь к ближайшему бойцовскому клубу.
Бойцовский клуб проходит в подвале бара «Оружейная» по субботним ночам. Его, скорее всего, можно найти в списке, который составлял Патрик Мэдден, — бедный, ныне мертвый Патрик Мэдден.
В эту ночь я иду в бар «Оружейная», и толпа ширинкой брюк расступается передо мной, когда я вхожу. Для всех здесь, я — Великий и Могучий Тайлер Дерден. Бог и отец.
Со всех сторон я слышу:
— Добрый вечер, сэр.
— Добро пожаловать в бойцовский клуб, сэр.
— Спасибо, что присоединились к нам, сэр.
Я, со своим чудовищным лицом, которое только начало заживать. Дыра у меня на лице улыбается сквозь щеку. Мой настоящий рот твердо сжат.
Это потому, что я — Тайлер Дерден, и поцелуйте все меня в задницу: этой ночью я вызываю на бой всех парней в клубе. Пятьдесят драк. Бои идут один за другим. Без рубашек. Без обуви.
Бои продолжаются ровно столько, сколько нужно.
И, если Тайлер любит Марлу, — …
Я люблю Марлу.
И что происходит дальше — не описать словами. Я хотел загадить пляжи Франции, которые я вовек не увижу. Представьте, как охотитесь на лосей в пропитанных влагой лесах, окружающих руины Рокфеллер-Центра.
В первой своей драке парень зажал меня в полном захвате, вмазал мне в лицо, вмазал в щеку, вмазывал дырой в моей щеке о бетонный пол, пока мои зубы не хрустнули внутри, впившись потрескавшимися корнями в язык.
Теперь я припомнил мертвого Патрика Мэддена на полу, хрупкую фигурку его жены, — будто маленькой девочки с прической-шиньоном. Его жена хихикала и пыталась влить шампанское между губ своего мертвого мужа.
Его жена сказала, что поддельная кровь слишком, чересчур красная. Миссис Патрик Мэдден коснулась двумя пальцами лужи крови, растекшейся рядом с ее мужем, и потом поднесла их ко рту.
Зубы вонзились мне в язык, я чувствую вкус крови.
Миссис Патрик Мэдден почувствовала вкус крови.
Я помню, как стоял там, на задворках вечеринки с таинственным убийством, и официанты, обезьяны-космонавты, телохранителями окружали меня. Марла, в своем платье с орнаментом из темных роз, наблюдала это с другого конца бального зала.
Вторая драка, — парень уперся коленом мне между лопаток. Парень скрутил мне руки за спиной, и колотит меня грудью о бетонный пол. Я слышу, как с одной стороны хрустнула ключица.
Я бы приложился к мозаике Элджина кувалдой и подтер бы себе задницу Моной Лизой.
Миссис Патрик Мэдден стояла, подняв руку с двумя окровавленными пальцами, и кровь проступала у нее между зубами, и кровь стекала с ладоней, вниз по рукам, просачиваясь сквозь бриллиантовый браслет, и капала с локтей.
Бой номер три, — я просыпаюсь, и настало время боя номер три. В бойцовском клубе больше нет имен.
Твое имя — это не ты сам.
Твоя фамилия — это не ты сам.
Номер третий похоже знает, что мне нужно, и держит мою голову в темноте и тумане. Удушающий захват, дающий ровно столько воздуха, сколько нужно человеку чтобы держаться на ногах. Номер три держит мою голову на сгибе руки, как ребенка или мяч, и бьет мне в лицо тяжелым молотом сжатого кулака.
Пока мои зубы не прокусывают щеку изнутри.
Пока дырка у меня в щеке не сливается с уголком рта, соединяясь в рваную ухмылку от носа до уха.
Номер три колотил меня, пока не ободрал кулак до мяса.
Пока я не заплакал.
О том, как все, что ты любишь, рано или поздно отвергнет тебя, — или же умрет.
Все, что бы ты ни создал, будет выброшено прочь.
Все, чем ты когда-либо гордился, в итоге превратится в хлам.
Я — Озимандия, я мощный царь царей [8].
Еще один удар, — и мои зубы защелкиваются на языке. Кажется — почти половина моего языка падает на пол и отлетает куда-то из-под ног.
Хрупкая фигурка миссис Патрик Мэдден сидит на корточках на полу возле тела своего мужа, и богатые люди, те люди, которых они звали друзьями, пьяно шатаются рядом и смеются.
Потом его жена позвала:
— Патрик?
Лужа крови расползается шире и шире, пока не касается ее юбки.
Она говорит:
— Патрик, довольно, хватит изображать мертвого.
Кровь взбирается по кайме ее юбки, — капиллярный эффект, — нитка за ниткой пропитывая ткань.
Вокруг меня кричат люди из Проекта Разгром.
Потом миссис Патрик Мэдден закричала.
И в подвале бара «Оружейная» Тайлер Дерден соскальзывает на пол теплым куском мяса. Великий Тайлер Дерден, который был совершенством один миг, и который сказал, что один миг — это самое большее, что можно получить от совершенства.
А бой продолжается и продолжается, потому что я хочу умереть. Потому что только по смерти мы обретаем имена. Потому что только по смерти мы более не являемся частью Проекта Разгром.
Глава 29.
Тайлер стоит неподалеку, в совершенстве сложенный, как ангел, во всем своем белокуром сиянии. Моя воля к жизни меня поражает.
Я ведь — образец окровавленной ткани, присохший к матрацу в своей комнате в Мыловаренной Компании на Пэйпер-Стрит.
Из моей комнаты все исчезло.
Мое зеркало с фотографией собственной ступни, на которой у меня был рак на десять минут. Даже что-то пострашнее рака. Зеркала нет. Дверь туалета открыта, и мои шесть белых рубашек, черные брюки, нижнее белье, носки и ботинки тоже исчезли. Тайлер говорит:
Я ведь — образец окровавленной ткани, присохший к матрацу в своей комнате в Мыловаренной Компании на Пэйпер-Стрит.
Из моей комнаты все исчезло.
Мое зеркало с фотографией собственной ступни, на которой у меня был рак на десять минут. Даже что-то пострашнее рака. Зеркала нет. Дверь туалета открыта, и мои шесть белых рубашек, черные брюки, нижнее белье, носки и ботинки тоже исчезли. Тайлер говорит:
— Вставай.
Внизу, позади, и внутри всего, что я принимал как данность, росло нечто ужасное.
Все развалилось на части.
Обезьяны-космонавты убрались. Все передислоцировано, — липосакционный жир, армейские кровати, деньги, — особенно деньги. Остался только сад и арендованный дом.
Тайлер говорит:
— Последнее, что нам осталось сделать — это акт твоего мученичества. Акт твоей великой гибели.
«Не такой, как эта тоскливая, никчемная смерть, — а вдохновляющей гибели, укрепляющей силы».
«О, Тайлер, я изранен. Убей меня прямо здесь».
— Вставай.
«Да убей же меня, наконец. Убей меня. Убей меня. Убей меня. Убей меня».
— Это должно быть внушительно, — возражает Тайлер. — Представь такое — ты на крыше самого высокого здания в мире, все оно захвачено Проектом Разгром. Дым валит из окон. Столы летят в толпу на улице. Настоящая арена смерти — вот что ты получишь!
Я говорю — «Нет. Достаточно ты меня использовал».
— Не будешь сотрудничать — нас не станет только после Марлы.
Я говорю — «Ладно, валяй».
— Тогда на хрен вставай с кровати, — сказал Тайлер. — И тащи свою задницу в хренову тачку.
И вот, Тайлер и я на верхушке Паркер-Моррис Билдинг, и у меня во рту торчит пистолет.
У нас осталось десять минут.
Паркер-Моррис Билдинг не станет через десять минут. Я знаю это, поскольку это известно Тайлеру.
Ствол пушки уперся мне в глотку, Тайлер говорит:
— На самом деле мы не умрем.
Я отпихиваю ствол языком за уцелевшую щеку и говорю, — «Тайлер, это как про вампиров».
У нас осталось восемь минут.
Пушка лишь на тот случай, если полицейские вертолеты успеют раньше.
Богу сверху виден лишь одинокий человек, который держит пистолет во рту, — но на самом деле пистолет держит Тайлер, а речь идет о моей жизни.
Берешь одну часть 98-процентного концентрата дымящей азотной кислоты и смешиваешь ее с тремя частями серной кислоты.
Получаешь нитроглицерин.
Семь минут.
Смешиваешь нитроглицерин с опилками — получаешь милую пластиковую взрывчатку. Многие обезьяны-космонавты мешают его с хлопком и добавляют горькой соли — в качестве сульфата. Тоже работает. Некоторые обезьяны используют смесь парафина и нитроглицерина. Как по мне — парафин вообще никогда не срабатывает.
Четыре минуты.
Тайлер и я у бортика крыши, пистолет у меня во рту, и я с интересом думаю, насколько он грязен.
Три минуты.
Потом кто-то кричит:
— Стой! — а, это Марла, идет к нам по крыше.
Марла идет ко мне, — ко мне одному, потому что Тайлер исчез. Бедняжка. Ведь Тайлер — моя галлюцинация, а не ее. Быстро, как в волшебном фокусе, Тайлер испарился. И теперь я просто одинокий человек, который держит пистолет во рту.
— Мы шли за тобой! — кричит Марла. — Здесь все люди из группы поддержки. Не надо делать этого. Убери пистолет.
Позади Марлы — все больные раком желудка, мозговыми паразитами, люди с меланомой, люди с туберкулезом, — идут, ковыляют, катятся в колясках ко мне.
Они говорят:
— Стойте!
Их голоса доносит до меня холодный ветер, слышно:
— Остановитесь!
И потом:
— Мы сможем помочь вам!
— Позвольте нам помочь вам!
С неба доносится «хоп-хоп-хоп» — полицейские вертолеты.
Я ору — «Прочь! Убирайтесь! Это здание сейчас взорвется!» Марла кричит:
— Мы знаем!
Все это для меня — как момент полнейшего богоявления.
«Я убью не себя», — кричу, — «Я убью Тайлера!».
Я — Жесткий Диск Джека.
Я помню все.
— Это не любовь или что-то там, — выкрикивает Марла. — Но мне кажется — ты мне тоже нравишься!
Одна минута.
Марле нравится Тайлер.
— Нет, мне нравишься ты! — кричит Марла. — Я знаю разницу!
И ничего.
Ничего не взорвалось.
Ствол пистолета уткнулся в мою уцелевшую щеку, я говорю — «Тайлер, ты что — смешал нитроглицерин с парафином?» Парафин никогда не срабатывает.
Я должен это сделать.
Полицейские вертолеты.
И я спустил курок.
Глава 30.
«В доме Отца Моего комнат много» [9]. Естественно, когда я спустил курок — я умер.
Лжец.
И Тайлер погиб.
Когда полицейские вертолеты грохотали над нами, Марлой, и всеми людьми из группы психологической поддержки; теми, что не могли помочь себе, но пытались помочь мне, — я обязан был спустить курок.
Это лучше, чем настоящая жизнь.
И твой единственный миг совершенства не продлится вечно.
Повсюду на небесах белое на белом.
Симулянт.
Повсюду на небесах тихо, все на резиновых подошвах.
Мне удается уснуть здесь.
Люди пишут письма мне на небеса, и рассказывают, что меня помнят. Что я их герой. Что мне станет лучше.
Ангелы здесь, как в Ветхом Завете — легионы и лейтенанты, воинство небесное, — они работают по сменам, меняются каждый день. Дежурят по ночам. Приносят тебе пищу на подносе, с бумажным стаканчиком лекарств. Набор игрушек «Долина Кукол».
Я встречал Бога, — за его ореховым столом, его дипломы висели на стене позади, и Бог спросил меня:
— Зачем?
Зачем я принес столько страданий?
Разве я не понимаю, что каждый из нас — неповторимая, чудесная снежинка, красивая своей уникальной особенной красотой?
Разве я не вижу, что все мы — проявления любви?
Я смотрел, как Бог за своим столом делает пометки в блокноте, — ведь Бог же все не так понимал.
Мы не особенные.
Но мы и не хлам, и не отбросы.
Мы просто есть.
Мы просто есть, и что случается — то случается.
А Бог сказал:
— Нет, это не так.
Ну да. Ладно. Как же. Бога ведь учить нечему.
Бог спросил меня — что я помню?
Я помню все.
Пуля из пистолета Тайлера разорвала мою другую щеку, оставив мне рваную улыбку от уха до уха. Ага, как у злобной тыквы на Хэллоуин. Японского демона. Жадного дракона.
Марла осталась на Земле, и она мне пишет. Когда-нибудь, говорит она, меня вернут обратно.
И если бы на небесах был телефон — я бы позвонил Марле с небес, и когда она сказала бы — «Алло», — я не повесил бы трубку. Я ответил бы — «Привет. Как там дела? Расскажи мне все, каждую мелочь».
Но я не хочу обратно. Не сейчас.
Просто потому что.
Потому что из раза в раз, когда кто-нибудь приносит мне поднос с завтраком и лекарствами — у него синяк под глазом, или припухший от швов лоб, и он говорит:
— Мы скучаем по вас, мистер Дерден.
Или кто-то со сломанным носом толкает швабру по полу около меня и шепчет:
— Все идет в соответствии с планами.
Шепот.
— Мы разобьем цивилизацию, и сможем сделать из этого мира что-нибудь получше.
Шепот.
— Мы собираемся забрать вас назад.
1
Здесь и далее — названия аэропортов крупных городов Америки.
2
Данные героя не совсем верны. Частота кадров кинопроектора — 25 к/сек.
3
В ранней редакции «Джо», но отечественному читателю более знаком последний вариант, по которому был написан сценарий одноименного кинофильма.
4
Действительно, в японской поэзии хоку используется ритмический стандарт: всего три строки, первая строчка — пять ударений (слогов), вторая — семь, и третья — пять. В английском варианте ритмику стараются сохранить, в русском же — зачастую опускают ради выразительности.
5
Известный американский фильм о злоключениях трех девушек, мечтающих стать суперзвездами.
6
Известный исторический памятник; по преданию, поцеловавший камень Бларни обретает дар красноречия.
7
Речь об известной трехгранной статуэтке, изображающей трех обезьянок: одна с прикрытыми глазами, вторая затыкает уши, а третья зажимает ладонями рот.
8
Строчка из стихотворения «Озимандия».
9
Часть речи Иисуса Христа о небесах, сказанной апостолам незадолго до распятия.