– У них там и газета есть?
– Да, она выходит в Лондоне, на английском языке.
– Что значит – погиб при невыясненных обстоятельствах?
– Вроде бы его растерзал леопард во время охоты.
– Глаша, но в Намибии нет никаких золотых приисков, хотя я, может, и ошибаюсь. В Намибии добывают алмазы, они там рассыпаны чуть ли не на поверхности, в каком-то определенном месте, и русским, не думаю, что позволят тягаться с Де Бирсом. Но как ты обо всем этом узнала? Ты же занималась Таней…
– Это все – работа Дениса. Он скинул добытую информацию, сказал, что очень хотел бы заниматься этим делом, что оно ужасно интересное, и причину этого убийства Рыбина надо искать в Намибии, еще он высказал предположение, что Германа Рыбина растерзал никакой не леопард, а убил сам Вадим Рыбин. И что братья не поделили алмазы. Знаешь, когда он говорил со мной по телефону, я чувствовала, как эмоции перехлестывают через край, он загорелся этим делом…
– А мне почему тогда не позвонил?
– Потому что я рассказала ему про Леву, и он понял, что ты ни за что не отдашь ему это дело.
– Я сама позвоню Денису… Пусть работает. Все, что касается Рыбиных, пусть роет, а я займусь Герой и Левой. Ну и Диной Робертовной, конечно.
– Хочешь, я сделаю тебе бутерброд с сыром?
– Хочу. Глаша, ты хочешь сказать, что Лева ошибается в своих предположениях относительно Геры?
– Вадим Рыбин вернулся на родину с карманами, набитыми деньгами, и решил вложиться в фирму Левы, стать его партнером. На месте Левы мог оказаться кто угодно, любой другой бизнесмен. Думаю, что, узнав об исчезновении Геры, Лева тоже, как и мы, долго ломал голову над тем, что побудило Геру исчезнуть, поскольку такое поведение ей совершенно не свойственно. И отбрасывая от себя мотив за мотивом, в частности измену Геры, он пришел к выводу, что она сделала это исключительно потому, что совершила преступление. Он решил перестраховаться, попросил тебя сделать все от тебя зависящее, чтобы обеспечить алиби Геры на момент совершения убийства Рыбина. Вот и все!
– Возможно, ты права.
– Тогда действуй!
– Лиза, но ведь Рыбин – родом из Маркса! И Гера тоже оттуда!
– Это я понимаю. Поэтому предлагаю тебе немедленно отправляться в Маркс и выяснить о возможном пересечении Рыбина и Геры. Что-нибудь еще?
– Да. Кто-то должен заняться личной жизнью Рыбина. Опросить соседей, друзей, найти свидетелей, которые рассказали бы подробности этой самой личной жизни.
– Этим займешься, когда вернешься из Маркса. Глаша, ты на меня так странно смотришь… Что-нибудь случилось?
– Я не хотела говорить… Но там, в Бобровке…
– Глаша! Что-нибудь с Дашей?
– Нет, с ней все в порядке. Но она там не одна…
– В смысле?
– Там твой Гурьев.
– Что? Дима? – Лиза уставилась на Глашу, пытаясь осмыслить услышанное. – Странно, он мне ничего не говорил.
– Он просил меня не рассказывать тебе об этом, но я решила, что ты должна знать, – решительно произнесла Глафира.
– Правильно! Бог мой, что он там делает?
– Думаю, он просто пережидает время, прячется от кого-то… Он говорил что-то про Таллин…
– Что ж, это еще лучше! Если Гурьев там, значит, за Дашей есть кому присмотреть, пока мы заняты. У нее будет время прийти в себя и отдохнуть. Ты оставила ей телефон?
– Да, но предупредила, чтобы она никому не звонила. Лиза, скажи, ты совсем не ревнуешь Гурьева? Ты интересуешься вообще его жизнью, делами? Ты любишь его?
– Глаша. – Лиза казалась спокойной, но Глафира чувствовала, что на самом деле она нервничает. – Глаша, при нашей работе и нашей занятости, том образе жизни, который мы с Димой ведем, у нас просто не получается быть друг у друга на виду. И если мы в этих условиях не будем друг другу доверять, то зачем вообще жить вместе?
– И все-таки, – не унималась Глафира, принимавшая близко к сердцу все, что имело отношение к подруге. – Он же мог сказать тебе, что находится в Бобровке, ну, чтобы ты хотя бы просто знала, где он. Тем более что у него такая опасная работа, и никогда не знаешь, где он будет в ту или иную минуту. У него же все дни расписаны, сплошные встречи, поездки, перелеты…
– Но ведь и я не всегда рассказываю ему о наших с тобой делах, и где я нахожусь, где ночую, с кем встречаюсь и кого собираюсь поселить в Бобровке. Хотя последний пункт, соглашусь, надо бы нам с ним подкорректировать. Хорошо, что там Дима, а если бы он там прятал кого? Вот был бы конфуз! Ладно, Глаша, поехали, надо работать. Позвони домой, скажи, что ты, скорее всего, не успеешь сегодня вернуться, и тебе придется переночевать в Марксе, снимешь номер в гостинице.
– А ты в Бобровку не собираешься?
– Конечно, собираюсь.
– Тогда не выдавай меня. Я обещала ему, что ничего про него не скажу.
– Как-то все это странно, Глаша. Он же понимает, что рано или поздно я там появлюсь, мне же надо встретиться с Дашей. Ну, ладно, сделаю удивленное лицо. Договорились!
Позвонил Мирошкин. Лиза слушала его, нахмурив брови.
– Хорошо, спасибо, Сережа, за информацию. Я перезвоню. – И, обращаясь к Глаше: – За городом, на свалке, обнаружен труп Ларисы Трубниковой, любовницы Зосимова.
10
Только безоговорочное доверие мужа позволило им встречаться. Лева совершенно не ревновал свою жену к молодому студенту из художественного училища, заприметившему на детской площадке в городском парке красивую молодую женщину с лицом ангела и предложившему ей написать ее портрет.
– Вы всегда так знакомитесь с девушками? – улыбнулась ему Гера, щурясь от яркого весеннего солнца. Белая кожа, темные глаза и растрепанные черные блестящие кудри. Ее маленькие дети, такие же прелестные, как и их мать, играли в песочнице вместе с другими детьми, мамы которых непринужденно болтали на расположенных поблизости парковых скамейках. Все видели, как к Гере, стоящей ближе всех к песочнице, подошел молодой человек в джинсах и куртке и заговорил. И она, нисколько не смущаясь, стояла и разговаривала с ним, не кокетливо, а как-то очень спокойно или даже лениво. Она была живая, непосредственная и переполненная счастьем, которое светилось в ее черных глазах.
– Да, мы, художники, всегда так знакомимся с девушками. Чем не повод встретиться, пообщаться, полюбоваться на их красоту? Так вы хотели бы, чтобы я написал ваш портрет?
– Я должна буду его купить?
– О, нет, что вы! Я с радостью вам его подарю. Хотя, если у меня будет время и я возьмусь за большую работу, то, с вашего разрешения, сначала выдам ее за свою экзаменационную работу, получу оценку и только потом подарю.
– Если ее не заберут в фонд училища, так ведь? – Гера засмеялась. – Просто у меня подружка училась в вашем училище, и практически все ее работы остались в училище.
– Как ее фамилия?
И они какое-то время говорили о подруге Геры, Татьяне Хохловой, чьи работы были хорошо известны Валентину, после чего Валентин пригласил Геру с детьми в кафе и угостил лимонадом с пирожными.
Он любовался ею все то время, что находился рядом с ней, ловил каждое произнесенное ею слово, каждый взгляд и чувствовал, что с ним происходит что-то непонятное, словно с каждым вздохом он пьянеет и перестает ощущать реальность происходящего.
– Знаете, я хотел бы жить с вами, – вдруг сказал он то, что думал.
– Как это? – Гера со стуком поставила стакан с лимонадом на столик. Две разряженные в пух и прах крошки-девочки с аппетитом поедали свои пирожные и, конечно же, не понимали, что только что было предложено их матери. – Вы что, Валентин, серьезно? Влюбились?
И она захохотала! Да так звонко, запрокидывая голову, что он успел увидеть ее розовое нёбо, крепкие белые зубки и тонкую напрягшуюся белую шейку. В кафе было довольно много народа, словно все свободные от работы люди высыпали в этот весенний погожий денек на улицу, расселись по кафе и кондитерским, чтобы насладиться праздностью, бездельем, пирожными и заливающим весь город теплым солнцем.
На них обращали внимание, оглядывались, улыбались.
– Я замужем, моего мужа зовут Лева, и я очень люблю его. Но я знаю, опять же из разговоров Тани, о том, как трудно найти натуру, натурщика, человека, который посидел бы некоторое время спокойно, пока его рисуют, поэтому я не отказываю вам. Времени у меня много, особенно в те часы, когда я гуляю с детьми вот здесь, в этом парке, поэтому вы можете каждый день приходить сюда со своими красками и писать мой портрет. Ну как, договорились? В дождь я, понятное дело, сижу дома. Я вообще не люблю дождь.
И были долгие часы в парке, когда Валентин, влюбленный по уши в молодую маму Геру, не помня себя от возбуждения, радости и любви, переносил красоту из живого мира на бумагу, картон, холст и даже наждачную бумагу. Десятки самых разных портретов, выполненных в разных стилях, разными средствами – акварелью, карандашом, углем, маслом, – заполняли его маленькую квартирку, которую он снимал неподалеку от художественного училища.
Был день, когда в парке появился муж Геры, симпатичный мужчина, блондин с голубыми глазами, Лев, с которым она его и познакомила.
– Это вы пишете портреты моей жены? – Глаза Льва блестели особым блеском, как у мужчины, уверенного в своей жене, в ее верности и в том, что весь мир принадлежит только им, их маленькой и прекрасной семье. – Ну-ну, молодой человек!
Он не видел в нем соперника, чем задевал Валентина, но не понимал этого. Да, он был слишком молод, выглядел совсем как мальчик, однако и в его жизни было немало побед над женщинами, немало сердец, которые он разбивал случайно, как разбивают драгоценные сосуды, просто нечаянно задев их и уронив.
Гера же была женщиной его мечты, недосягаемая, не принадлежащая ему, а оттого еще более желанная, при виде которой Валентин испытывал такие физические ощущения, граничащие с полуобморочным состоянием от невозможности освобождения, что иногда едва сдерживался, чтобы не сорвать с нее платье прямо там, в парке, под удивленными и возмущенными взглядами свидетелей его безумия.
Понимала ли Гера, что, позволяя так часто видеть себя, она дразнит его и причиняет ему боль? Конечно, нет. Она настолько привыкла и привязалась к нему, и в этой своей невинной дружбе заигралась в панибратство, что все чаще привлекала его к своей хозяйственной жизни, поручая ему присмотреть за детьми, купить лекарство, помочь открыть тугой новый замок в кладовой, починить душ, отвезти вещи на дачу, сопроводить ее на рынок за продуктами или даже почистить живую рыбу!
В семье привыкли к Валентину, Лева улыбался, когда заставал его дома, помогающего жене, как если бы наверняка знал, что Валя – евнух. И причина такого спокойствия (Валя понимал это с какой-то даже завистью, словно ему самому это было не дано!) крылась в твердом убеждении супругов, что в мире есть место обыкновенной, чистой дружбе между мужчиной и женщиной. Словно о таких понятиях, как ревность, предательство или измена, они пока еще не задумывались. То есть не настало еще то время…
Валентин же наглотался всего этого яда давно и много. Мать и отец изменяли друг другу и лгали, глядя в глаза. Папин родной брат Аркадий украл у них, просто забрал себе оформленную на него в силу особых обстоятельств новую отцовскую машину. Бабушка оставила завещание, где все оставила опять же этому Аркадию.
Первая любовь, девочка по имени Наташа, была застукана им ночью в пустой гулкой школе, где они прятались с самым близким другом Валентина, Егором. Фонарик, которым вооружился четырнадцатилетний Валя, проникнув в запертую школу через окно спортзала по наводке одного из одноклассников, полоснул по голым коленкам постанывающей на полу Натки… Двойное предательство, отравившее такие прежде ясные понятия, как дружба и даже любовь. Шли годы, и темный, душный шкаф в его душе, куда он складывал, как дохлых крыс, предательства и ложь, уже не закрывался…
Эта же семья жила как будто бы в другом мире, мире, который они создали сами и куда вот так запросто впустили совершенно чужого человека, молодого, по сути, мужчину, который, играя в чистую дружбу с Герой, на самом деле мысленно делал с ней все, что хотел, и в его смелых фантазиях она давно уже была его любовницей, наложницей, рабыней.
Однажды Валя, вернувшись с этюдов, приехал к Гере, и соседка, приятельница свекрови Геры, Дины Робертовны, доверительным шепотом поведала ему, что Гера пропала.
Валя, глядя на нее поверх букета полевых цветов, которые он собирал специально для своей возлюбленной за городом, где в течение нескольких часов делал наброски заброшенной мельницы, от потрясения не знал, как отреагировать на услышанное.
– Села в машину и уехала? И никто не знает, где она?
Поймать Дину Робертовну было делом трудным, поскольку Валентин не знал ее адреса. И где искать Геру, он тоже не знал и даже не предполагал. Круг ее знакомых был настолько узок, что ему оставалось лишь одно – расспросить о ней всех тех беззаботных мамаш, с которыми Гера проводила время, находясь с детьми в парке, на детских площадках рядом с домом или в бассейне, где Валей была проторена дорожка и где его все из ее окружения знали и помнили.
Задавая им вопросы о Гере, он понял, что никакие они Гере не подруги, а так, просто знакомые, которых объединяют лишь совместные прогулки или занятия с детьми. И что, кроме Валентина, у нее из друзей-то никого и нет! Да и сам Валя знал о ней немного. Что она родом из волжского городка Маркса, что из родителей в живых осталась только мать, которая проживает в Балаково.
Понятное дело, что Дина Робертовна все это время, что прошло со дня исчезновения Геры, тоже не сидела сложа руки, и они с Левой наверняка связались уже с матерью Геры, а может, и с какими-то возможными родственниками в Марксе.
Валентин не находил себе места, ломая голову над тем, куда могла подеваться Гера, та самая Гера, которая все то время, что он ее знал, была примерной матерью и очень честным и ответственным человеком. Однако она сама без всякого принуждения покинула семью и детей. Что за причина толкнула ее на этот странный поступок?
…Он мыл кисти, когда в дверь позвонили. Увидев на пороге Дину Робертовну, он был удивлен. Гора пришла к Магомету. Неужели она все-таки увидела в нем мужчину, раз пришла искать свою сноху сюда, к нему? Или просто надеется с его помощью вычислить ее новое местонахождение?
– Дина Робертовна?! Вот так неожиданность! Рад вас видеть! – встретил он ее, широко улыбаясь и чувствуя, как рот его сам растягивается в этой фальшивой улыбке.
Она была бледна, и видно было, что сильно нервничает.
– Проходите, пожалуйста. Извините, у меня здесь не убрано… – Он на ходу разгребал завалы из рулонов бумаги, подрамников, стульев, пропуская ее в кухню, где было более-менее свободно и не так сильно пахло скипидаром.
– Здравствуйте, Валентин. Как хорошо, что я застала вас дома. У меня к вам дело. Очень важное.
Он усадил ее в самое крепкое кресло возле окна, включил электрический чайник.
– Вы знаете, наверное, что Гера пропала, – произнесла она с трудом из-за сухости в горле.
– Да, мне сказала об этом ваша соседка.
– Понимаете, она как будто бы… сбежала…
– Честное слово, это на нее не похоже.
– Пожалуйста, Валя, попытайтесь вспомнить, о чем вы с ней говорили в последний раз. Может, она вам призналась в чем-то? Может, у нее кто-то есть? Я имею в виду мужчину.
– Я понимаю ваше волнение и отчаяние, но, думаю, вы и сами знаете все ответы на эти вопросы: у Геры никого нет. Вся ее жизнь до того момента, как она уехала, как вы говорите, в неизвестном направлении, была чиста и прозрачна, как стекло. Дом, семья, дети, Лева – вот все, чем она жила все то время, что мы с ней знакомы. А я знаю ее уже больше двух лет.
– А ваши с ней отношения? Вы-то влюблены в нее, и это, я думаю, понимают все, кроме моего сына.
– Это не совсем так, Дина Робертовна. Гера для меня – муза. Мой дом переполнен ее портретами. И мое чувство к ней носит чисто платонический характер. – Он лгал ей прямо в лицо, и ему было стыдно, что при этом он испытывал удовольствие. Как хорошо, что люди еще не научились читать мысли и чувства друг друга!
– Да, я понимаю… Скажите, Гера бывала здесь, у вас?
– Да, была несколько раз. Но всегда с девочками. Я показывал им свои работы.
– А соседи могли бы это подтвердить?
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Ответьте мне: да или нет?
– Возможно, ее кто-то и видел. Но, повторяю, она всегда была у меня дома с детьми, Дина Робертовна.
– Валентин, думаю, что то, о чем я сейчас попрошу, покажется вам бредом, и тем не менее… Я здесь для того, чтобы опорочить честное имя своей снохи.
– Не понял…
– Буду с вами откровенна, иначе мой визит не имел бы смысла. Все-таки вы были для нашей семьи не чужим человеком, вы любите моих внучек, думаю, что вам не безразлична судьба Геры. Вы должны ей помочь.
Она перевела дух. Затем принялась обмахиваться рукой, как веером.
– Есть информация, будто бы Гера замешана в преступлении. В страшном преступлении. Конечно, мы все не верим в это, но факты сложились таким образом… Словом, все против Геры! Мм… Кажется, я упустила самую суть. Леву арестовали по подозрению в убийстве его коллеги по работе. Хотя он его, конечно, не убивал. И так получилось, что Гера исчезла как раз в это же самое время. Валя, не смотрите на меня так, я и сама удивлена и потрясена не меньше вашего. Одному надежному человеку удалось встретиться с Левой там, еще не в тюрьме, а где его держат, пока идет следствие…
– Камера предварительного заключения?
– Да. Именно. Так вот. Он попросил меня, чтобы я помогла Гере обеспечить алиби, понимаете? Гера ушла из дома 11 мая, вот вы и должны сказать, если вас спросят, что она ушла к вам, понимаете? Сбежала от мужа и переехала жить к вам. Так нужно для дела, понимаете? Чтобы ее спасти, если это она действительно причастна к этому убийству…