Шоу прошло как во сне. Еще и лучше чем с профессионалками Олей и Наташей.
Все-таки Вагановское, оно и в Африке остаётся Вагановским.
Мастерства балетных ножек ни каким юрфаком потом не вытравить!
Надя такой стрип-балет сымпровизировала, что ей бы и Ла-Скала и парижская Гранд-опера рукоплескали бы, это как пить дать!
Надя притаранила из своей машинки си-дишник с классической музыкой, который всегда возила с собой и слушала в дороге, дала его нашему ди-джею и тот поставил сперва адажио из Лебединого, а потом начало первого акта из Жизели Адана. Уже потом, когда после отъезда Лагутина на вокзал, все пили и отмечали успех, Надя рассказала всей компании, что эти отрывки она учила на экзамене по классическому танцу.
– А балетные туфли, а пуанты то ты где достала? Откуда? – изумлялся Сева.
– А случайно в багажнике в сумке у меня оказались и вот пригодились, надо же! – счастливая смеялась Надя, – а ведь какой успех, за все столики на приват-стриптиз меня звали, сколько еще денег я могла бы сегодня заработать!
– Это точно, – добродушно посмеивался Сева, он был рад, что уезжая провожать москвича, Гриша Золотников его похвалил и поблагодарил за работу, – это точно, и Олька с Натахой потом жаловались, что никто из посетителей после Надиного триумфа их за столик на приват-стриптиз не звал, все только орали, давай, мол, балерину, балерину давай!
А особенное впечатление на пятничную публику, да на самих Золотникова с Лагутиным, произвел любительский стриптиз, показанный поваришкой Леночкой из холодного цеха.
Сева – даром что ли моряк-подводник, Ленку накачал коньяком, потом усадил в зале с охранником Петей, как будто они пара посетителей, и отдал ее на растерзание Максиму Тушникову, когда тот начал свой коронный номер с вытаскиванием из зала стриптизерки-любительницы.
Зал ахнул, когда в сиянии рампы перед взорами подгулявшей публики затряслись в торжестве природной зрелости юные груди пятого, если не шестого номера-размера.
И кабы все не увидали потом, что спутником этой красоты является сильный высокий мужчина, быть бы потасовке за право обладания этой прелестью!
– Главное, что Лагутин и Гриша в восторге, – подытожил Сева.
– Ну, вроде все срослось, – вздохнул Тушников, – будем теперь ждать результатов, авось и нас в Москву позовут.
***
В отдельном купе Николаевского экспресса, до которого его проводил приятнейший парень Гриша Золотников, подвыпившему Лагутину снился большой бюст поварихи Лены.
Она танцевала на пуантах и груди ее вздрагивая, прелестно вибрировали при каждом всяком движеньи ее прекрасных стройных балетных ножек. А Лагутин все бегал за ней по сцене, а она все убегала, все убегала…
– Надо пригласить в Москву этого парня их арт-директора к нам в Останкино, – думал Лагутин, жарко переваливаясь с боку на бок, – пускай он у нас сделает подобное шоу, типа Деголяс на льду, или анекдоты Максима на ринге и женский кэтч…
***
ГЛАВА ШЕСТАЯ
– Денег на супершоу дашь? – спросил Лагутин.
Они сидели у Зураба Ахметовича на открытой веранде его большого только что отстроенного коттеджа, настолько нового, что как бы прораб и рабочие ни пытались скрыть следы отделочных работ, но тонкие лагутинские нюх и глаз то тут, то там безошибочно подмечали свежесть еще не подсохших лаков и олиф.
Поэтому и на открытой веранде они сидели в этот не такой уж и жаркий сентябрьский день, потому что в доме уж слишком пахло и свежей отделкой и новой мебелью. Это Лагутин подметил потому как сам уже третий год был в непрерывном процессе, как он его называл – перманентного строительства коммунизма. Лагутин замахнулся на одновременное строительство сразу двух домиков. По Калужскому на Десне для подраставшей и учившейся в МГИМО доченьки Любы и для себя по Рублевке в Усово. Так что, запахи свежих лаков и красок были Лагутину теперь также близки, как и запахи писчебумажного магазина для прилежного первоклашки.
– Денег на новое шоу дашь?
Вопрос повис в воздухе.
Зураб Ахметович медленно перебирал четки и глядел вдаль, мимо лагутинского плеча.
А воздух, если отринуть эти запахи строительства, был здесь волнующе свеж и прохладен, как бывает грустно прохладен и свеж первый предвестник скорых октябрьских холодов.
Лагутин тоже поглядел вдаль.
Да, неплохих архитекторов нанял Зураб Ахметович, это как в петровские и екатерининские времена старой России, когда для обустройства петербургских версалей выписывались лучшие мастера ландшафтной архитектуры, чтобы не просто выстроить дворец, но безошибочно вписать его в изгибы местного пейзажа.
Вот и у Зураба Ахметовича этот его новый Штакеншнейдер или Шнейдерштукер – кто ему строил этот его коттедж, оказался отнюдь не дилетантом и поставил домик на крутом бережку речки таким образом, что с веранды открывался щемящий душу прекрасный вид на заливной луг и на такую вот чисто русскую излучину неширокой реки, когда сужаясь перед изгибом, речка стоит недвижима глубоким омутом, покрытая листьями белых водяных лилий, а за поворотом, разливается вдвое и втрое, и уже бежит себе весело желтым песчаным мелководьем.
Наверное, дети местные, да и дачники, что из Москвы на лето приезжали, любили здесь купаться, – подумал Лагутин, – а теперь Зураб Ахметович отгородил десять гектаров, да пустил вдоль забора охранников с собаками, не покупаться, не порезвиться местной теперь детворе. Зато самому Зурабу хорошо. Никто думать не мешает.
– Так, даёшь денег на новое шоу? – спросил Лагутин впавшего в нирвану Зураба Ахметовича.
– Уж больно дорого твое это шоу стоит, – как бы очнувшись, и сфокусировав рассеянный дотоле взгляд, ответил Зураб Ахметович, – это ваше телевидение, оно ни пощупать, его ни потрогать его, не сосчитать, а денег очень больших требует.
Вот, я к примеру водочные заводы у себя на Кавказе имею, так водка, ее когда отгружаешь фурами на Москву, все фуры сосчитать можно, сколько машин выехало, сколько в каждой машине сотен ящиков, сколько до Москвы доехало, сколько на склады поступило, а это ваше телевидение, я не умею его сосчитать.
– Но тем не менее, это бизнес выгодный, – улыбнулся Лагутин.
– Был бы он не выгодный, я бы с тобой не разговаривал, дорогой уважаемый, – подняв кисть правой руки, подавая знак нукерам, чтобы приблизились, сказал Зураб Ахметович, – чаю свежей заварки давай выпьем и дальше поговорим, мне этот твой проект пока не совсем понятен, дорогой уважаемый.
Алкоголя в доме не подавали, говорили, что Зураб Ахметович готовится совершить хадж в Мекку на следующий год.
Два нукера восточной наружности тихо и быстро сервировали стол для чаепития, и покуда они возились с чайниками и пиалами, Зураб Ахметович молчал и глядя в даль перебирал свои четки.
– Денег дам, но для страховки, найди мне еще одного гаранта-соинвестора, опытного в этих ваших медиа-делах, – сделав два неторопливых глотка, сказал Зураб Ахметович, – если найдешь мне подельника в пополам, в пятьдесят на пятьдесят, и такого, чтобы я его знал, и такого, чтобы в твоем этом шайтан-телевидении понимал, тогда я готов открыть финансирование.
– Это разумно, – кивнул Лагутин, – только если я найду тебе компаньона что хорошо разбирается в медиа-бизнесе, и с именем известным в моих телевизионных кругах, тогда может не обязательно пятьдесят на пятьдесят?
– Поговорим, обсудим, – кивнул Зураб Ахметович, – но еще бы я хотел тогда, чтобы и ты вложил своих, хотя бы пять процентов, причем наличными, тогда я согласен и увеличить свою долю инвестиций.
– Хитрюга этот водочник, – подумал Лагутин, прикидывая, кому он может предложить стать гарантом и соучастником. Нового шоу, – надо их с этим питерским что-ли с Гришей Золотниковым свести?
***
А Гриша Золотников в это время тоже был на даче и гонял там шары на русском бильярде.
Ехать на дачу в дождливую погоду – это было в чистом виде выполнением жениной прихоти. В абитьюде жены Гриши Золотникова Насти наблюдалась строгая приверженность некогда заведенным правилам, регламентам и ритуалам. Вот положено в еще не завершенный сентябрем летний период выезжать в конце недели на дачу, значит умри, но поезжай! И ни дождь в пятницу, ни прогнозы заморозков на субботу-воскресение, не давали Грише освобождения от ритуального выезда, как легкий насморк не давал его сыну второклашке вожделенного освобождения от ненавистной физкультуры.
Дождь барабанил по жестяным подоконникам.
– Это надо же, какие тебе звонкие подоконники строители сделали, – пустив свояка в дальнюю лузу, и натирая кий мелом для нового удара, сказал Сева.
Сева Карпов с женой Анечкой, тоже приехали на эти выходные погостить. И только разве что приезд гостей и развеял на немного грустное дождливое обязательство Гриши сидеть весь уикенд здесь на берегу озера в Кирилловском и слушать, как дождь стучит по жестяным подоконникам.
– Слыхал про Алиску Хованскую, что она с Митей Красивым в аварию попала? – спросил Гриша, прицеливая от борта трудного чужого в среднюю лузу.
– Слыхал, мне Максимка наш Тушников вчера рассказал, – кивнул Сева, доставая из бара очередную бутылочку холодного Туборга.
– Завидует Максимка Алиске, завидует, – хмыкнул Гриша, – надо это здоровое чувство зависти поставить на службу общему делу.
– Ну, он у нас и так на все сто застимулирован, – с веселым пшиканием открыв бутылку и делая добрый глоток их горлышка, сказал Сева, – в клубе ломовая посещаемость, у меня к нему как к арт-директору претензий нет.
– Не только одним нашим клубом ограничивается шоу-бизнес, дружище Биттнер, – назидательно заметил Гриша и ловким щелчком кия метко заслал трудного шара в дальнюю лузу.
– Хочешь расширяться? – поинтересовался Сева, – есть мысли?
– Это нормальный ход мышления для делового человека, – развел руками Гриша и улыбнулся, – если у тебя одна точка работает очень хорошо и дает тебе хорошую прибыль, то отчего не открыть вторую точку?
– Второй клуб? – спросил Сева, – и тоже с Максимом, как с арт-директором?
– Ну что ты все "клуб, да клуб"? Узко мыслишь, Сева, шоу-бизнес это не только клубы, но и кино, и телевидение, и продажа музыкальных дисков, и концертный чес…
– Заслать Максимку по провинциям с чесом по городам, как раньше группа Мираж и Ласковый Май с Веркой-Сердючкой чесали? – с сомнением покачал головой Сева.
– Надо будет – и зашлем, – с безжалостной твердостью вивисектора – резателя лягушек, сказал Гриша, – Максим мой раб, Максим это мой станок для зарабатывания денег, я его купил, я его и выжму до остатка, до полной выработки моторесурса, понятно?
– Понятно, – кивнул Сева и подумал про себя, – а его самого, а Севу, он выжмет до полного износа? Или как?
– Мальчики-и-и! Мальчики, обедать! – послышалось снизу.
– Настя зовет, пошли, она не любит, когда к столу опаздывают, – сказал Гриша, вытирая белый от мела руки, – там они нам такой обед насочиняли, как Чайковский с Мусоргским, симфония, а не обед.
***
Настя любила принимать по-простому, без прислуги. Ей очень нравились передачи по телевизору про то, как жена одного известного кинорежиссера ловко управляется на кухне, и поэтому тоже все что касалось питания семьи, брала на себя.
Нынче была суббота, и поэтому обедали в отсутствии младшего Золотникова, который в этот момент был еще на занятиях в гимназии. После уроков его встречал и привозил на дачу Гришин шофер.
– На закуски у нас салат из своих парниковых овощей, холодный отварной язык с хреном, холодец и грузди соленые, – во всем стараясь подражать той самой жене известного кинорежиссера, сказала Настя. Подбоченясь, в красивом кухонном передничке, она была и в самом деле хороша. Образцовая жена образцового бизнесмена.
– Под такую закусочку можно и по пятьдесят грамм русской очищенной, – хлопнув в ладоши и протягиваясь к запотелому графинчику, сказал Гриша, – давайте, девочки, вино в сторону, русские люди в конце-концов.
Мужчины смачно выпили.
Женщины пригубили и поставили назад недопив и половины.
– Слушайте, со мной тут такая смешная история в среду была, – сказала жена Севы Аня Карпова, – я на неделе собралась в Финляндию к школьной подруге, на один денек туда и обратно.
– О! Точно, это такая история, обхохочитесь, – подтвердил Сева, показывая Грише, чтобы наливал еще по одной.
– Собралась я к подруге, она в Хельсинки давно уже замужем за финном…
– Ну ясное дело, не за якутом, – хмыкнул Гриша.
– Не перебивай, – Настя шлепнула мужа по руке, – давай, Анечка, рассказывай.
– В общем, собралась я в Финляндию, а Севка мне машину не дает, моя в ремонте, а его машина ему самому нужна, и вышло так, поехала я впервые как все трудящиеся на автобусе. Маленькие такие автобусы, вроде маршруток, отправляются от гостиницы на площади Восстания. Наберется как на маршрутку народу, и автобус отправляется. Очень удобно, знаете ли.
Ну, подъехала я на такси к гостинице, автобусов стоит штук пять. В них даже зазывают, – "кому до Хельсинки? Кому до Хельсинки?". Ну, я выбрала, какой на вид поновее и покрасивее, по-моему форд-транзит на двенадцать пассажиров, ну и сажусь в него самая первая. А шофер, мужчина молодой лет тридцати, поглядел на меня, вылез из своей шоферской дверцы, и залезает тоже в салон. Я уж испугалась, ну, думаю, ко мне сейчас клеиться надумал, приставать будет. Но нет, сидит спокойненько и молчит. Я тоже сижу. А народ потихоньку набирается. Залезают, спрашивают, – на Хельсинки? А шофер им отвечает, – да, до Хельсинки, а сам вроде как ни при чем. Набрался уже полный автобус, все места заняты, а этот шофер все сидит в салоне, как пассажир. Народ волноваться начал, – где этот водитель? Где его черти носят? Когда он придет, наконец? Когда же мы поедем?
Ну, я молчу, ведь только я одна знаю, что он за рулем сидел, но уже и я заволновалась, а шофер ли этот дядька?
Вдруг, после очередного гневного возгласа, – сколько же можно ждать? Этот мужчина громко, чтобы все слышали, говорит, – а у меня права есть, я рулить умею, давайте поедем… Сказал он это, вылез из салона, обежал вокруг автобуса, уселся на шоферское место и завел мотор.
Все в автобусе мигом напряглись и притихли.
Кто-то ему даже говорит, – постой, мужик, может не надо? Может шофера подождем ?
А этот своё, – я дорогу знаю, мигом до Хельсинки довезу, и сам уже на площадь выруливает.
Кто-то из тёток вдруг как заверещит, – остановите, остановите, я слезу сейчас…
А мужиченка этот мне через плечо подмигивает и говорит, – разыграл я вас, собирайте пока деньги за проезд, следующая остановка город Выборг. Такой вот стебок нам попался, веселый шофер.
Все засмеялись.
– Да, забавный шофер попался, прямо как наш Максимка в нашем клубе, – сказал Гриша.
На первое горячее у Насти был грибной суп на мясном говяжьем бульоне из белых сушеных грибов с перловкой и солеными огурцами.
– Сама грибочки в это лето собирала, – похвасталась Настя.
– Под такой супчик грех не выпить, – уважительно отозвался Сева.
Выпили.
Поговорили о природе, погоде, грибах, рыбалке.
Выпили еще по одной.
А потом Настя вынесла жаркое.
– Натуральный тушеный кролик, кролик тушеный по-андалузски, в вине и с настоящими испанскими специями.
– А откуда специи? – поинтересовался Сева.
– А мы же с Гришкой весной в Испанию ездили, я там по всем кулинарным кухням все облазила.
– А кролик не тот, что мяу-мяу? – гогоча пошутил Сева.
– Дурак ты, дурак, – обиделась Настя – Да ей этот кролик вообще, как родной, – пояснил Гриша, – Настя тут от безделья так вся в хозяйство ушла, что кролей решила завести.
– А на следующий год и козу и курочек, – похвасталась Настя.
– А зимой? А зимой кто за ними ходить будет? – удивилась наивная Аня.
– А тот же, кто и летом, – хохотнул Гриша, – наш сторож и садовник Динар за ними ходить будет, он круглый год тут живет.- пояснил Гриша.
После десерта, представленного мороженым и фруктовыми салатами, компания вновь разделилась.
Мужчины поднялись наверх в Гришин кабинет, а Настя с Аней пошли в сад – так как дождь, вроде бы перестал и девочкам захотелось подвигаться, чтобы не очень растолстеть.
– Слушай, так что, у тебя какие-то реальные планы по нашему расширению? – спросил Сева, когда в специальной гильотине была проделана вся церемония по подрезке сигарного кончика, – ты нас с Максимкой расширить хочешь?
– Нет, не вас, а покуда только одного Максима, – попыхивая своей сигарой, ответил Гриша, – так что, подыскивай покуда Максимке замену, ищи нового арт-директора и ведущего в наш клуб, а Максимку я буду задорого продавать в Москву.
Помолчали.
Гриша молчал удовлетворенно, а Сева молчал изумленно.
– Как хорошего хоккеиста или футболиста продают в другой футбольный клуб, – пояснил Гриша.
– Ясно, – хлопнув себя по коленке, отозвался Сева, – а меня тоже потом куда-нибудь продашь?
– Если на тебя как на хорошего игрока спрос будет, продам, – ласково ответил Гриша, – только нету на тебя пока спросу, не шибко ты играешь хорошо, а вот Максимку заметили, его просят…
***
Максима попросили расстегнуть и приспустить брюки.
При хорошеньких молодых медсестричках он всегда испытывал неловкость.
– Не напрягайтесь, расслабьтесь, это не больно, – приговаривала процедурная сестра.
Максим подтянул брюки, застегнул поясной ремень и для верности спросил, – завтра последний укольчик?
– Да, завтра у вас последний, – подтвердила процедурная.
Если бы болезнь была не венерической, а какой-нибудь нестыдной, вроде воспаления легких, он бы наверняка закадрил бы эту медсестричку, пригласил бы ее поужинать, или прямо к себе в клуб, а оттуда домой. У медсестрички были ладные ножки и красивые зеленые глаза.