ОНА. Шесть классов с братом на двоих.
ОН. И пошел, значит, я там в школу. И сразу влюбился в эту учительшу. И чтобы ее чаще видеть, в одном классе все три года просидел, представляете? И вот это подметил Василий уважаемый. И говорит: «Сидоров, а ты у нас – мечтатель». И чтобы с мечтаний меня сбить, начал он рассказывать мне истории разные из своей прежней жизни. Скажу – циничные истории. Слушал я, слушал – чувствую: протестует все во мне! Говорю ему: «Василий, уважаемый, неужели за цельную жизнь ни одной женщины ты не встретил?» «Как же, как же, говорит, была такая встреча». И рассказывает мне про вас, как вы семьсот семьдесят дали, – все подробнейшим образом. И так меня это проняло! А Василий подметил: «Чую, говорит, хочешь вступить с нею во взаимно-дружескую переписку…» И адресок ваш мне передает…
ОНА. Продает.
ОН. А иначе нельзя было. Вы про калым слыхали, конечно. Вот Василий мне и поясняет: чабан за черкешенку платит отцу до пяти тысяч!.. Неужели ты, русский человек, за свои мечтания… за свою любовь… Но тут я разволновался! Я, Аэлита, уважаемая, шик люблю. Федя – шикарный парень, он умеет сорить деньгами!
И все мои деньги, трудом заработанные, за адресок ваш отдал… А долг за телевизор – семьсот семьдесят рублей – на себя принял. Вы не бойтесь, за Федей Сидоровым не пропадет! Как на работу устроюсь – в год отдам! Ну а писать к вам от его имени – это Василий, уважаемый, сам придумал. Пиши ей, говорит, а потом лично приедешь, сердце у нее доброе.
ОНА (яростно). Мало того, что к тебе является аферист и урод…
ОН. Аэлита Ивановна…
ОНА. Мало того, что он облапошивал тебя три года…
ОН. Уважаемая!
ОНА. Мало того, что он сожрал все, что было у тебя к Новому году… Оказывается, он же за тебя пострадал! Ты ему еще и должна!
ОН. Я не говорил!
ОНА. И при этом он верит, что эта дура не выгонит его к чертям! Убирайся вон!
ОН. Ухожу! Я предупреждал! Невезучий я!
ОНА. Аферист! Турок! Чтоб ноги твоей…
ОН. Как совесть подскажет!
ОНА замолчала.
ОН. Только просьбица у меня к вам… Сейчас без пятнадцати… Новый год – через пятнадцать минут…
ОНА (c новыми силами). Ничего не знаю! Уходи! Уходи… пока цел! А то… а то… а то… (Бессильно.) А то…
ОН. Милицию позовете? Да ради бога! Все как совесть подсказывает!
ОНА бессильно плачет.
ОН. Значится, так: я только Новый год с вами встречу – и все. Есть примета такая: чтобы по-людски жить дальше… чтобы жизнь наладить… надо Новый год с добрым человеком в тепле встретить. Можно? А как часы пробьют двенадцать – все! Исчезаю!
ОНА молчит.
Так я разливаю? (И он поспешно разливает шампанское.) Нолито.
ОНА (бессильно). И не прогнала… Ну что за дела!
Бьют часы.
ОН (торжественно). С Новым годом, Аэлита Ивановна, уважаемая, с новым счастьицем… Как говорится, «отвяжись, худая жизнь, – привяжись хорошая». (Пьет.)
И ОНА тоже, вздохнув, пьет. Звонок телефона.
ГОЛОС. Хочу поздравить тебя с наступившим.
ОНА. И тебя тоже… Апокин.
ГОЛОС. Ну как твой Жан Габен?
ОНА. Спасибо, пьем и веселимся.
ГОЛОС. Я рад.
ОНА. Я рада, что ты рад.
ГОЛОС. Я рад, что ты рада, что я рад.
Гудки в трубке. ОНА смотрит на ФЕДЮ, тот посапывает у стола.
ОНА. Жулик треклятый, заснул?!
ОН (с трудом открывая глаза). Разморило, уважаемая. Столько на холоду к вам ехал.
ОНА. Не говори таким жалостливым голосом… Все равно сейчас уберешься отсюда! Ну… я не знаю… Ну почему ты к своим родителям не поехал?
ОН. Нету у меня родителей…
ОНА. Опять на жалость? Опять?
ОН. Ни отца нет, ни матери…
ОНА. Не смей!
ОН (выкрикивая). Сирота я! Детдомовский!
ОНА. А мне все равно: мне хоть от пыли дворовой родись – все равно уберешься!
ОН (степенно). Я не от пыли родился, уважаемая, а от благородного отца и честной матери. И оскорблять меня не надо… Просто бросили они меня. Невезучий я… А в детдоме хорошо было… В сольный ходил, в хоре пел.
ОНА. Это ты-то в хоре?
ОН. Голос у меня был тенор… Но – невезучий… И с годами поломался голос.
ОНА. Только про хор не заливай… Я сама в хоре пою.
ОН. А я сразу понял, что вы в хоре. Вон у вас фото стоит – все со ртами разинутыми. Это – ваш хор. И у меня такая же фота была… (вздохнул) когда-то. Мы все стоим со ртами разинутыми. Это – наш хор… Знаете, Аэлита, уважаемая, я хочу поднять тост за то, чтобы мы пели в одном хоре…
ОНА. Таких аферистов в хор не принимают.
ОН. Был я в хоре! Был! На спор!.. Ну давайте: вы пойте, а я что угодно подхвачу… Идет?
ОНА (становится в позу, поет). «Однозвучно гремит колокольчик…»
ОН (изображая колокольчик). Дон!
ОНА. «И дорога пылится слегка…»
ОН (с чувством). Донн!
ОНА. «И уныло по ровному полю…»
ОН. Донн!
ОНА (остановилась, смущенно). Действительно, пел в хоре, видно.
ОН. Было в моей жизни не только дурное, Аэлита, уважаемая… А у вас альт, скажу, редкой красоты. Такой – тембристый! (Замолчал.)
Ей стало его жалко.
ОНА. Ну что там… молчите?
ОН. Не знаю, о чем и говорить…
ОНА. Я тоже не знаю, о чем беседуют с ворами да бандитами. Опыта мало. Всего во второй раз довелось… Ну хорошо, ну расскажи, как «там» очутился. Только нормальным голосом, не жалостливо, как голубь!
ОН. Значится, я из города-курорта Сочи. Воспитывался в детдоме. А вокруг – шик-блеск, гульба всякая. Официантам в ресторанах за воротник четвертные суют… А я – дитя малое…
ОНА. Опять, да?
ОН. «Короче – мы из Сочи»… Сбился с пути: стал я шулером. Находил на пляжу партнеров и обыгрывал их на деньги. Я, Аэлита, уважаемая, в карты любого в любую игру обыграть могу.
ОНА. Ну уж – в любую?
ОН. Ну!
ОНА. И в дурака?
ОН. Ну!
ОНА. Меня, между прочим, в дурака в жизни никто не обыгрывал!
ОН. Значится, сейчас сделаем.
ОНА приносит колоду карт, молча сдает карты. В тишине становится отчетливо слышен «Новогодний огонек», который передают за стеной по телевизору.
ОН (очень оживился). Слышите, слышите…
ОНА. «Огонек» новогодний у соседей за стеной. Большое спасибо вашему другу аферисту… Только так теперь телевизор смотрю – через стенку… Спасибо, у нас в доме слышимость…
ОН (уклончиво). Хазанов… Ой, так я люблю, когда он студента кулинарного техникума показывает… (Хохочет.) Помните: «Бабки синенькие»… Тот думал, что это бабки… ну – бабки… А это были бабки – ну, деньги… И вот он говорит: дай мне бабки… (Хохочет.)
ОНА (тоже хохочет). Только вы – дурак, по-моему…
ОН. Да? Отвык немного… Ничего, мы сейчас по новой. (Сдает.) Слышите, слышите – Райкин… Вот кого уважаю: остро выступает. (Изображает.) «Как твое фамилие». (Хохочет.) У него там, значит, зверей в зоопарке кормят… И вот один тип… – жмот, ну он им корма жалеет – «хыщники» их называет… Говорит, «хыщники»…
ОНА. Только карту сбрасывать не надо.
ОН. Простите… (Извиняясь.) Ну, три года без практики…
ОНА. А вы, кажется…
ОН. Да?
ОНА. Да! Дурак!
ОН. Ну что ж… (Сурово.) Будем по-серьезному.
ОНА (сдает вновь карты). «Козыри крести – дураки на месте».
ОН. Слышите, слышите. Пугачева запела… Так я ее люблю…
ОНА (подпевает Пугачевой). «Все могут короли…»
ОН (подпевает). «Все могут короли…». (Хохочет.)
ОНА (играя). Вот у кого голос по правде тембристый… Так она поет – просто загораюсь вся… Такая темпераментная. (Сурово.) Карту положьте на место – вы уже две лишних забрали.
ОН. Черт! (Печально.) А раньше мог…
ОНА. Просто глаза надо иметь зоркие, когда с аферистом садишься…
Играют.
Слушайте, неудобно… вы в третий раз…
ОН. Да?
ОНА. Да! Дурак.
ОН (молча встал, походил по комнате, совсем сурово). Ну все! Давайте по-настоящему. (Сдает карты.)
ОНА. Это вы хотите сказать, что до этого не по-настоящему?
ОН. Я ничего не хочу сказать. (Играет.)
ОНА. Если ничего сказать не хотите – не говорите. А за словами следить надо – не маленький… (Подпевает песне за стеной.) «На тебе сошелся клином белый свет…».
ОН. Песня хорошая, старинная. (Подпевает.) «Но пропал за поворотом санный след…».
Оба поют хором.
ОНА. Послушай… но, по-моему…
ОН. Да?
ОНА. Да! Ду-рак. (Бросая карты.) «Я, говорит, шулер, профессионал». Но хоть один раз выиграть можешь?
ОН. Если хотите знать – я бы выиграл у вас сто раз! Тыщу!
ОНА. Да?
ОНА. Да?
ОН. Да!
ОНА. Ну что же не выиграешь?
ОН. Не могу!
ОНА. Это почему же?
ОН. А потому что… Потому что… Потому что я поддаюсь вам!
ОНА. Ох, умру! Держите меня! Поддаетесь! Это почему же?
ОН. А потому что, когда мне человек нравится… Когда я влюбился…
ОНА. Словами-то не бросайтесь!
ОН. А я не бросаюсь! (Орет.) Когда я влюбился – я не могу выигрывать! Я с ходу голову теряю! (Орет.) Я мечтатель! Я вам, что ли, зря про учительшу рассказывал? Я, может, из-за своей любви десятилетку не кончил! Люблю вас, Аэлита Ивановна, уважаемая, с первого про вас рассказа! Вот так!
ОНА. Вы… вы… дурак в пятый раз! Все! (Бросая карты.) И играть не умеешь… И «Огонек» кончился…
ОН. Ну что ж… как обещался… (Встает.) Ухожу. (Не двигаясь с места.) Из тепла да в холод.
ОНА молчит.
Свернусь на лавке вокзальной. (Не двигается.) Дыханием согреюсь… перетерплю до утра…
ОНА (пытаясь распалиться). Аферист!.. Бандюга!..
ОН. Трое суток к вам ехал…
ОНА. Опять! Опять! (Чуть не плача.) Уходи… Я тебе деньги дам…
ОН. А я не возьму.
ОНА. Ну что ты от меня хочешь?.. Вконец измучил…
ОН (скромно). Ничего я не хочу… Поступайте, Аэлита, уважаемая, как совесть подскажет.
Прошел месяц.
Комната Аэлиты. АЭЛИТА и ФЕДЯ с цветами.
ОН. Позвольте, Аэлита, уважаемая, букетец вручить.
ОНА. Вы не обидитесь, если я ваши гвоздики на кухню выставлю… А то геранька ревнует к другим цветам и вянет… В меня, видать, я тоже ревнивая.
ОН. Позвольте, я попою гераньку вашу. (Поливает.)
ОНА. Вон, как лепестки к вам тянет… Ну до чего кокетливая – ужас!
ОН. Очень я благодарный за то, что вы не выгнали меня тогда – в Новый год.
ОНА. Не надо об этом…
ОН. А говорят, не верь приметам! А вот как же не верить?.. Жизнь будто по волшебству поменялась. Смотрите: я работаю в отличном месте – механик на станции техобслуживания «Жигули». Директор «Гастронома», инспектор ГАИ, и генерал, и ученый – будь он хоть трижды разученный – на чем ездят? На «Жигулях»! Значится, к кому на поклон пойдут? К Феде. Их, как говорится, много. А Федя – один… Нет, Аэлита, уважаемая, я за ту ночь всю жизнь вас вспоминать буду.
ОНА. Я прошу вас, не надо больше об этом, Федя…
ОН. Как же не надо? Я утром от вас шел – будто летел… С тех пор и везуха пошла. Сердце, уважаемая, оказалось у вас такое большое… как… как…
ОНА. Как у коровы… Только у нее, говорят, сердце больше, чем бабье сердце. (Разливает чай.)
ОН (строго). Не надо корить себя!.. Не надо!.. Кстати, я премию получил первую и хочу пригласить вас, Аэлита, уважаемая, в ресторан. (Пьет чай.)
ОНА. С удовольствием… Я очень давно не была в ресторанах, у Апокина моего была больная печень, и он всегда говорил, что в ресторанах есть вредно.
ОН. Видать, просто жадный был.
ОНА. Не надо так, Федя… Все мужчины бережливые. У нас на работе Роза всегда говорит: «Если хочешь, чтобы мужчина тебя бросил, попроси у него взаймы»… А за что ж вы премию получили, Федя?
ОН. Рацпредложение сделал… Я к технике очень способный. Меня даже один человек… Наливайкин фамилия… феноменом называл, честное слово…
ОНА. Федя, я люблю людей скромных.
ОН. Да какое тут хвастовство, если я за эту свою техническую смекалку, можно сказать, «там» очутился.
Взрывы смеха за стеной.
Слышите, слышите, это «Вокруг смеха», точно, да?
ОНА. Иванов ведет… Так он мне нравится… Длинненький такой, симпатичненький. У нас на работе все так его любят. Даже наша сотрудница Розочка… Она тоже со мной спирт оформляет… Так про него сказала: «Вот кому сколько хочешь есть можно. И сладкое… и пирожное – хоть три корзиночки!» Я прервала вас, Федя?
ОН. Просто я хочу, чтобы мы все друг о дружке знали. Вы – обо мне сначала… А я о вас… Значится, дело было так. Был я, как вы знаете, шулером… И вот, решил сам с этим делом завязать. Раз и навсегда. И начал я тогда новую жизнь. Пошел работать в ЦПКиО на аттракционы. И вот там-то, Аэлита, уважаемая, талант и подвел меня. Аттракционы эти самые сделаны были в ФРГ. Классные машины. Один назывался «Летающие над горами»… Вагончики несутся в воздухе над горами и переворачиваются… А я слежу, значится, за их технической исправностью и заодно клиентов в кабинки подсаживаю и высаживаю – посадчик, называется… Вот тут-то… (Замолчал.)
Хохот, аплодисменты за стеной.
ОНА. Сын Райкина танцует… Так он мне нравится. В отца талант. Вам, наверное, неприятно это рассказывать, Федя? Так? Я ведь неплохой психолог, я чувствую.
ОН. А что ж тут может быть приятного? (Горько.) И вот объявился у нас на аттракционах директор новый – Наливайкин, злой до денег мужик. Вроде вертятся кабины в воздухе, и все дела? Так он додумался грести деньги прямо из воздуха… Билеты у нас были длинные, как этот ведущий «Вокруг смеха». И Наливайкин догадался: билеты разрывал на три части и продавал трем посетителям. Выручка у нас в три раза больше, государство получает ему положенное, а мы две трети кладем в карман.
ОНА. Ну артист! Ужас-то какой! Какие хитрющие люди есть на белом свете!
ОН. Но ведь чтобы так было – аттракционы должны пропускать в три раза больше посетителей, то есть вертеться в три раза быстрее. Понятно, да? И тогда Наливайкин ко мне обратился и меня вовлек. А мне, Аэлита, уважаемая, просто эта задача показалась технически интересной. Думаю: держись, немчура, – и задачу решил! Вот так! И завертелись у нас аттракционы! Такие скорости я выдал – просто хоккей! Мы, посадчики, в поте лица трудимся, только клиент заходит – за шиворот его и в кабину. И понеслось! Потом обратно вынимаешь – клиент в полуобмороке, «ни петь, ни рисовать». Еще бы – такие скорости: тройка, птица-тройка! А кто придумал? Федя… умелец! Но, как говорит Высоцкий: «Сколько веревочке ни виться, а совьешься ты в петлю». Ах, Аэлита, уважаемая, представляю, как противно слушать вам паскудный мой рассказ. Вы – человек высокой честности.
ОНА. Федя!
ОН. Не могу молчать! И теплоту, и сердечность вашу в ту ночь…
ОНА. Сейчас же замолчите!
ОН (перекрикивая). Я всю жизнь мечтал человека встретить! Чтобы судьбу соединить! Да, неказист я, уважаемая. Но мечтатель. И с первого взгляда, точнее – с первого рассказа… полюбил я вас! А в ту ночь новогоднюю…
ОНА. Значит, все-таки бывает: любовь с первого взгляда, да?
ОН. Да! Да! И с первого рассказа – тоже бывает!
ОНА очень долго молчит.
ОНА (после паузы). А что, если, Федя, я попрошу вас сделать для меня одну вещь…
ОН (пылко). Говорите, уважаемая, я хоть звезду с неба для вас достану.
ОНА. А может, действительно вы и есть принц… (Засмеялась.) Это не очень трудная вещь. Просто мне будет приятно, если вы… ее сделаете. (Уходит в другую комнату, возвращается с деньгами.) Мне надоело, Федя, слушать телевизор сквозь стенку. А я очень люблю телевизор… Я все эти три года на него копила. Но зарплата у меня, сами понимаете… И скопила всего четыреста семьдесят рублей. Я и подумала: на цветной собирать еще долго, куплю пока черно-белый.
ОН. Но я ведь…
ОНА. Я знаю, я верю: вы отдадите. Вот тогда я цветной и куплю: «Рубин» с сенсорным управлением… А этот продам… Логично? Я права?
ОН (неуверенно). Логично.
ОНА. Вы – товарищ с техническими способностями… И вам легко будет выбрать мне хороший телевизор… Ходить недалеко. Они у нас прямо в доме внизу продаются – там магазин «Культтовары»… (Отдает ему деньги.)
ОН (неуверенно). Так, может, мы вдвоем…
ОНА. Нет, Федя, телевизор в дом должен покупать мужчина. Вы согласны?
ОН (держа деньги). Согласный, конечно… Но… но… Аэлита, уважаемая, вы меня еще не так хорошо знаете…
ОНА. Ну почему же? Я все о вас знаю: вы были аферистом. Вы хотите исправиться. Вы мечтатель. Вы новогоднюю ночь провели со мной в моем доме. И вы влюблены в меня с первого рассказа… В общем, я жду вас с нетерпением, Федя…
И ОН уходит. ОНА одна. Молча расхаживает по комнате. Бьют часы: двенадцать.
(Напевает):
Эх! Эх! (Танцует.)
Часы бьют два. ОНА молча сидит.
Часы бьют три. ОНА молча сидит.
Часы бьют четыре.
И тогда ОНА начинает рыдать.
Потом вдруг подходит к цветку и, зажмурившись, швыряет его в окно. И тотчас – крик за окном. ОНА в ужасе подбегает к окну и выбегает из комнаты. Входит ФЕДЯ.
ОН весь обсыпан землей, в руках у него кусок земли с трочащей геранью, за ним – ОНА с черепками от цветочного горшка.