Да, я знаю — рифмы банальны, слова избиты. Но что взять — какая я — такие и рифмы, уж не обессудь. Зато честно и от души. Все.
Мэри».
Алекс не верил глазам — она прощалась с ним. Прощалась, как прощаются самоубийцы — с напутствиями, с мыслями о собственной вине… Неужели..? Он в ярости скомкал листок и швырнул его на пол, потом передумал, поднял и убрал в стол. Нужно что-то делать, но что? Куда она пошла, что собралась делать? Безумная девка, ненормальная!
Первым желанием было позвонить Марго, но, уже набрав номер, Алекс одумался. Предсказать реакцию впечатлительной Марго было несложно. Она разрыдается, разболеется, начнет умирать — ну, какой в этом толк? Лишние нервы. Пусть пока не знает.
Он позвонил Джефу. Тот явно не был рад его слышать — как говорится, еще не успел соскучиться.
— Ты хочешь, чтобы я ее нашел? — спросил Джеф.
— Да. Ты правильно понял. Мне надо срочно узнать, что с ней и где она.
— Это сложно, Алекс.
— Если бы было просто, я бы к тебе не обращался. Ее муж не должен найти ее раньше нас.
Состоявшимся разговором Алекс остался недоволен, но выбора не было. Если Костя сумеет опередить их, то о Мэри можно забыть.
* * *Она шла по бурлящему жизнью городу и напряженно размышляла, как ей ухитриться взять документы из квартиры, которая постоянно находится под наблюдением. Люди вокруг бежали куда-то, суетились, ныряли в метро или переходили дороги, спешили, радовались, на ходу говорили по мобильным — и только Мэри старалась идти как можно медленнее. Ей некуда было спешить — попасть в руки Костиных отморозков она успеет. Разочарование давило ее, болело сердце, казалось, кто-то вогнал в него раскаленный крючок и теперь изо всех сил тянет обратно. Хотелось плакать, но слез не было. Мэри вдруг ощутила, что внутри все сгорело — совсем, навсегда, окончательно. Мир уже не будет прежним, она не станет такой, как была. Зачем жить?
С такими мыслями она и подошла к дому Марго. Ей и в голову не пришло осмотреться или поискать глазами что-то незнакомое во дворе — к чему? Мэри вошла в пустую квартиру, бросила сумку на обувную полку, скинула сапоги и прошла в кухню. За время их отсутствия плита и столы покрылись легким слоем пыли, но Мэри не обратила на это никакого внимания. Машинально включив плиту, она достала джезву и банку с зернами, взяла ручную мельницу и принялась крутить ее, не замечая, что из переполненной емкости на пол высыпается свежесмолотый кофе. Запахло газом, и только это заставило девушку встряхнуться. Она пришла в себя и тихонько выругалась, засуетилась, вытирая пол, залила порошок водой и поставила джезву на плиту. Когда кофе был готов, Мэри уселась в угол, закинула ноги на батарею и закурила, глядя в окно на голые ветки огромного старого тополя. Нужно было как-то возвращаться к привычному ритму жизни, делать что-то, ждать Марго…
В дверь позвонили, но Мэри даже не пошевелилась. Кто бы ни был — ей совершенно не до него. В памяти всплыли слова Алекса о том, что за квартирой Марго наблюдают люди Кости. Она решила, что завтра позвонит в управляющую компанию и попросит прислать кого-нибудь сменить замки — вдруг они успели подобрать ключи.
К счастью, продуктов в холодильнике было изрядно — Марго как раз в день отъезда моталась на рынок и в супермаркет, но об этом Мэри думала в последнюю очередь. Важнее другое — сколько времени ей придется здесь сидеть, как в осаде, а, главное, чего ждать, какого чуда?
Звонок в дверь повторился через пару часов. Мэри как раз прилегла в своей комнате, укрывшись пледом, и задремала. Резкий звук заставил ее вскочить. На цыпочках она подошла к двери и посмотрела в глазок. Сердце забилось — на площадке стоял Алекс. Но даже ему она не открыла…
Всю ночь Мэри проплакала от острого чувства одиночества и какой-то безысходности, охватившей ее. Мысли об Алексе тоже не давали ей покоя. Да, она прекрасно понимала, что он чудовище, выродок, от которого лучше держаться подальше — но тогда почему ей так плохо и тошно, почему ее так сильно тянет к нему? Разве то, что он рассказал о Соне, не должно было оттолкнуть Мэри, испугать, заставить подумать о своем будущем? Или на самом деле девушки любят негодяев, какими бы нечеловеческими не были их поступки? Ответа она так и не нашла, забывшись под утро тяжелым, мучительным сном.
Через пару дней она решилась-таки позвонить и вызвать мастера. Звонки в дверь не прекращались, пару раз это вновь был Алекс, но Мэри всякий раз делала вид, что в квартире никого нет. У него был ключ, и она боялась, что рано или поздно Алекс все-таки попытается войти. Собственно, мастер был нужен как раз для этого — сменить замок.
…На пороге стоял высокий, приятный мужчина в синей спецовке и с небольшим ящиком для инструментов.
— Это вы замочек поменять хотели? — дружелюбно спросил он, и Мэри открыла дверь.
— Да, проходите, пожалуйста.
— А в чем проблемка? — поинтересовался мастер, опускаясь на колено перед дверью и рассматривая внутренний замок.
— Там что-то… мешает, — запнувшись, пробормотала Мэри.
— Где? Не вижу. Вы не посветите мне фонариком? — Мастер протянул девушке электрический фонарь. — Да, вот так… чуть ниже наклонитесь, не вижу… — Мэри встала на колено и тут же получила удар по затылку.
Мужчина спокойно запер дверь, перенес потерявшую сознание девушку на диван и вынул из кармана шприц. Ловким движением он ввел иглу в вену на локтевом сгибе, надавил на поршень. Использованный шприц аккуратно убрал в карман и вынул мобильный.
— Вазген? Это я. Можно. Да, она одна была. Нет, этот больше не появлялся. Как утром был — так и все. Скорее только, а то мало ли. Нет, я не стал большую дозу — вдруг не выдержит. Жду.
Мужчина оглядел лежащую без движения девушку, посчитал пульс, удовлетворенно хмыкнул и принялся искать что-то в ящиках комода. Потом, точно вспомнив что-то важное, метнулся в коридор и взял сумку Мэри. Порывшись в ней, мужчина удовлетворенно улыбнулся — в руках он держал оба паспорта Мэри, российский и заграничный.
Через некоторое время в дверь позвонили. Мужчина напрягся, вынул из кармана спецовки пистолет и осторожно подошел к глазку. На площадке стояли двое в белых халатах. Мужчина открыл дверь, проговорил что-то по-армянски и рукой показал, куда идти. Двое пришедших внесли в комнату носилки, уложили на них Мэри, укрыли простыней.
— Больше ничего? — спросил один, и «мастер» покачал головой:
— Все, что надо, я взял. Уходим.
Они вышли из квартиры, аккуратно закрыв дверь ключами Мэри, которые нашлись в сумке, покинули подъезд и у самой машины «Скорой помощи» столкнулись с пожилой женщиной. Та взглянула на носилки и ахнула:
— Ой, что ж это с Машенькой?
— Обморок, головой ударилась, — буркнул один из «носильщиков», закрывая двери машины.
— А Рита в курсе? — не отставала женщина, и тогда «мастер», обернувшись по сторонам, взял ее под руку и повел к подъезду:
— Женщина, вы бы лишнего не болтали. У девушки серьезное заболевание, возможно, что-то особо заразное.
Тетка шарахнулась, как от черта, перекрестилась и забормотала что-то. «Мастер» удовлетворенно улыбнулся и сел на переднее сиденье машины.
— Поехали, Вазген, пока еще кто не прилип.
* * *Алекс опоздал всего на десять минут. Именно на те десять минут, что разговаривал по телефону с Марго, сидя в машине, припаркованной во втором въезде во двор. Если бы он въезжал как обычно, в ближний, то как раз заблокировал бы своей машиной выезд для «Скорой», но заговорился и проскочил чуть дальше. Он все еще не очень хорошо себя чувствовал, но жизнь заставляла шевелиться, не обращая внимания на головокружение и слабость. Он был настроен решительно. Сейчас войдет, воспользовавшись дубликатом ключа, в квартиру, сгребет гонористую дурочку за шиворот и увезет к себе. А там пусть говорит и делает все, что хочет — он и слушать не станет.
Замок не поддавался, Алекс хорошо помнил, что раньше проблем не было. Наконец дверь открылась, и Алекс сразу прошел в кухню — там обычно проводила время Мэри в компании сигареты и чашки кофе. Но сегодня ее любимое место пустовало, пепельница стояла возле раковины, кофейная чашка — в шкафчике.
— Странно, — пробормотал Алекс. — Куда убежала?
Он прошелся по квартире — пусто, чисто убрано, такое ощущение, что Мэри здесь не было. И вдруг его взгляд упал на валявшуюся прямо на полу в коридоре черную кожаную сумку-мешок. Содержимое — косметичка, кошелек, потрепанный блокнот в светлой обложке, какая-то маленькая книжечка — все было разбросано.
— Та-ак… — протянул Алекс, присаживаясь на корточки и рассматривая лежащие перед ним вещи. — Похоже, девушка наша никуда не ушла — куда она без сумки… Ну-ка… — Он вывернул наизнанку сумку и увидел расстегнутый внутренний кармашек, в котором Мэри постоянно носила с собой паспорта. — Все понятно.
— Та-ак… — протянул Алекс, присаживаясь на корточки и рассматривая лежащие перед ним вещи. — Похоже, девушка наша никуда не ушла — куда она без сумки… Ну-ка… — Он вывернул наизнанку сумку и увидел расстегнутый внутренний кармашек, в котором Мэри постоянно носила с собой паспорта. — Все понятно.
Он забормотал ругательства и вынул мобильный:
— Джеф? Это я. Плохо дело. Ее нет дома. Нет паспортов. Деньги в кошельке, кошелек на полу. Да. Да. Я тоже так думаю. Ну, что ж — судьба. Спасибо тебе.
Алекс убрал мобильник в карман и зажмурился. Память зачем-то подсунула эпизод — Цюрих, поздний вечер, они в каминной комнате — он и Мэри. Мэри сидит в глубоком кресле, кутаясь в плед, в руках сигарета и бокал вина. Сам он — за роялем, играет Шопена и спиной чувствует ее взгляд. Она молчит, но в этом молчании столько откровенности и столько звуков… Почему тогда они ничего не сделали, чтобы быть вместе? Сейчас ему не пришлось бы так мучительно думать о том, где она и у кого. Почему нельзя вернуться в прошлое и все исправить? Почему нельзя предотвратить многие ужасные вещи там, в прошлом, — чтобы они не мешали в будущем? Почему все так несправедливо? Или, наоборот, справедливо? И Мэри права в том, что они оба платят за свои ошибки? Как знать…
Он поднялся и прошел в комнату Марго, даже не понимая, зачем идет туда, что хочет найти. На комоде среди баночек, бутылочек, кисточек, коих у Марго было множество, он увидел сложенный вчетверо листок. Развернув его, Алекс понял, зачем зашел. Это был рисунок — карандашный набросок — Мэри и Марго, лица в три четверти. Улыбнувшись, он сунул его во внутренний карман пальто и пошел к выходу.
* * *Она слышала сквозь одуряющий сон мужские голоса, пыталась различить склонявшиеся над ней лица, но не узнавала никого. Обрывки разговоров… Мэри пыталась сложить их в логическую цепочку, но и это не получалось.
— …больна… в тяжелом состоянии… везем к мужу… да, такая молодая… будет рад увидеть…
О ком, о чем говорили незнакомые люди, она не понимала, чувствовала только иглу, входившую в вену несколько раз в день — или ночью. После укола все путалось еще сильнее, страшно болела голова, и все время хотелось пить.
Все прекратилось однажды рано утром. Мэри открыла глаза и поняла, что лежит на кровати в большой комнате, руки ее крепко прикручены к кованой спинке, из одежды — только почти символические стринги и длинная футболка — причем не ее, а какая-то мужская. Интерьер смутно напоминал что-то, но что, Мэри припомнить не могла. Все тело ныло от неудобной позы и странных судорог, то и дело пробегавших от кончиков пальцев до головы. Болезненное ощущение вызывало даже моргание — как будто в веках изнутри вместо кожи оказались тонкие иглы.
— Черт… — простонала она, извиваясь. — Где я, в конце концов?!
Дверь открылась, появился невысокий худощавый парень с темными вьющимися волосами. Мэри вглядывалась в его лицо, но никак не могла сфокусировать взгляд. Парень с порога глянул на нее и тут же вышел, даже не закрыв дверь. Еще через несколько минут раздались шаги, и в комнату вошел… Костя. Мэри замерла, боясь пошевелиться, и только гулко бухающее в груди сердце выдавало ее страх.
Костя молча сел на край кровати, поднял руку, и Мэри сжалась, ожидая удара. Но он только погладил ее по щеке и, глядя в лицо печальными влажными глазами, проговорил сиплым голосом:
— Ну что, девочка моя? Вот ты и дома…
Мэри было расслабилась, как тут же получила по второй щеке такую оглушительную оплеуху, что из глаз потекли слезы.
— Я слишком долго тебя искал. Ты заплатишь мне за каждый седой волос, Мария.
Он действительно поседел почти наполовину, его прежде смоляно-черная шевелюра теперь казалась припорошенной снегом.
— Как ты могла? Зачем? Чего тебе не хватало? Разве я не любил тебя, разве не давал все, чего только можно пожелать? — Костя старался говорить спокойно, но Мэри чувствовала, с каким трудом дается ему это видимое спокойствие, как тяжело ему сдерживать бешеный темперамент и страшную обиду. — Молчишь?
— Мне нечего сказать. Ты прекрасно знаешь, что я не любила тебя. Наверное, честнее было уйти сразу, но я надеялась, что со временем… и не смогла.
— Ты могла уйти просто так, без скандала, без шумихи, без своей поганой книги!
— Н-да? И ты дал бы мне уйти, Костя? — Мэри тоже изо всех сил старалась не провоцировать его и не выводить из терпения. На что способен в гневе ее муж, она хорошо знала.
— Ты могла спросить!
— Костя, не обманывай себя. Ты забрал у меня паспорт через месяц после свадьбы, ты лишил меня возможности заниматься любимым делом, ты… да что теперь-то!
Он посмотрел на нее тяжелым взглядом исподлобья, вздохнул:
— Я любил тебя. Мне страшно было тебя потерять. Ты не знаешь, что такое любить человека и бояться потерять!
Мэри промолчала. Она могла сейчас напомнить ему о Германе, о человеке, которого Костя застрелил на ее глазах только за то, что тот посмел написать Мэри несколько писем. Могла напомнить об убитом журналисте Задорожном, который помог ей выпустить книгу. Много еще чего было — даже то, как Костя «заказал» ее смерть. Но она понимала — на каждый ее упрек Костя найдет оправдание — любил, не хотел терять, сошел с ума. Она знала, что эти слова имеют мало общего с истиной, но уличать Костю во лжи и провоцировать на грубость не стоило. Лучше быть осторожнее…
— Скажи, что мне теперь делать? — спросил Костя, водя пальцем по ее лицу. — Что мне делать с тобой, с моей любовью? — Он нагнулся и начал целовать Мэри. Та боялась пошевелиться, ее охватила брезгливость и отвращение, но ничего поделать она не могла. А он распалялся все сильнее, осыпая поцелуями лицо и шею жены, бормотал что-то о любви, и она не вынесла:
— Костя… о чем ты говоришь, какая любовь? Ты просто ищешь оправдание… — Пощечина снова оглушила ее:
— Мне нет нужды оправдываться перед тобой. Ты убила моего брата.
— Я не убивала его, и ты не хуже меня это знаешь! — Мэри старалась не расплакаться от боли, но это не удавалось — слезы текли по щекам.
— Я прекрасно знаю, что его убил твой любовник.
— У меня нет любовника…
— Лучше замолчи, Мария. Сейчас любое твое слово — ложь.
— Что ты сделаешь со мной?
Он ухмыльнулся:
— А сама как думаешь?
— Никак.
— Я научу тебя быть послушной. И больше никуда не отпущу, я так решил. Я очень хотел убить тебя, очень. Но вот увидел и понял — не могу, хочу, чтобы ты была рядом.
Она решила, что ослышалась. Что значит — «хочу, чтобы ты была рядом»? В качестве кого? Неужели он думает, что сможет силой заставить ее?
Костя тем временем забрался руками ей под футболку и застонал. Мэри передернуло от отвращения, она попыталась сопротивляться, но привязанные к спинке руки ограничивали возможности. Костя же вдруг достал откуда-то нож:
— Тихо… не дергайся, не поможет. Да и не хочу я тебя сейчас — так, проверил. Зато… — он вдруг резко провел лезвием по животу Мэри, и та охнула — на коже моментально выступила дорожка крови. — Красиииво… — протянул Костя, любуясь порезом. — Больно?
— Нет… — выдохнула Мэри, облизывая губы.
Костя рассмеялся, похлопал ее по щеке:
— Врешь ведь… но ничего.
То, что Костя склонен к садизму, Мэри знала давно, не раз замечала, как вспыхивают его глаза во время сцен насилия, увиденных по телевизору, или когда он рассказывал брату Арику об очередных разборках. Но что этот Костин порок может коснуться ее — об этом Мэри как-то не думала.
— Сейчас я тебя отвяжу — и мы пойдем в душ. Но смотри — один неловкий шаг, одно неверное слово — и тебе не поздоровится.
Он довел ее до ванной, и только здесь Мэри поняла — она ведь дома, в их с Костей доме в Бильбао… «Ни фига себе — кто ж это провернул такое? Через границу!»
— Ты… не выйдешь? — поинтересовалась она, глядя, как Костя устраивается на длинном кафельном столе умывальника, закуривает и, похоже, собирается задержаться здесь надолго.
— Чего тебе стесняться? Я твой муж. Раздевайся.
Мэри вздохнула. Жизнь переставала рисоваться в радужных красках. Ладно, раздеться при нем она может запросто, но вот дальше-то что? Он будет унижать ее при каждом удобном случае — с него станется. И потом… где, интересно, та девица, с которой Мэри видела его на фотографиях? Разве она не живет здесь?
— Ты совсем не изменилась, — снова сиплым, чужим голосом проговорил Костя. — Повернись.
— Зачем?
— Делай, что сказано! — рявкнул Костя, и Мэри, вздрогнув, повернулась. — Красивая девочка… — внезапно он схватил ее за волосы и потянул к ванне, в которой оказалась налита вода. С размаху он окунул Мэри так, что она лбом достала почти до самого дна, и держал до тех пор, пока она не перестала сопротивляться, теряя сознание. Отшвырнув мокрую и задыхающуюся девушку на пол, Костя снова уселся на мраморный стол и спокойно произнес: