Рогов кивнул:
— Красив. Ваша гипотеза имеет право на существование, — он помолчал и добавил: — Впрочем, как и всякая другая. У тебя никакой нет, Нолик?
У Нолика не было гипотезы: его заворожила малининская, и он готов был охотно принять ее на веру. Да и Рогов не находил возражений против нее: она все объяснила. А то, что она невероятна, так через невероятность можно перешагнуть, и тогда все становится понятным и объяснимым. Но гипотеза гипотезой, а выбираться из плена необходимо…
— Нужны аммонитные шашки, — сказал он. — У вас они есть, капитан?
— Есть.
— Тогда запускайте машину. Поиграем в игру под названием «Из ледяного плена».
Рогов думал так: если машина сама не вытянет их из болота, то взрыв поможет расчистить впереди путь. Может помочь. А дальше — Рогов сам проверял — зеленая каша теряет плотность. До тайфуна несколько километров, надо попробовать проскочить.
Уж лучше тайфун, чем эта зеленая дрянь, пусть даже и безобидная.
Конечно, ему не хотелось уходить: когда еще представится такой случай — встреча с колонией неизвестных науке микроорганизмов. В том, что это действительно микроорганизмы, Рогов не сомневался. А где они находятся — на Земле или в соседнем мире, — значения в сущности не имело. Не имело для него — ученого. А для руководителя экспедиции еще как имело. Поэтому, не очень-то веря в гипотезу Малинина, он гнал сейчас судно в зону тайфуна, в опасность, но в привычную опасность, если хотите, в земную. А здесь оставалась мнимая безопасность зеленого спокойствия, интересная, но, увы!.. загадочная.
И в том, что безопасность мнимая, Рогов убедился сразу же, как только вошел в каюту. Зеленая «плесень», отрезанная иллюминатором, прихотливо растеклась по полу, осторожно обойдя початую бутылку с боржоми, чугунное пресс-папье, пластмассовые шариковые ручки, кожаную папку с серебряной монограммой — все, что было на столе и в столе. Самого стола не было. Не было и деревянного стула, прикрученного к металлическому листу, которым в каютах обшит пол. Они растворились, исчезли, хотя Рогов ясно помнил, что, когда Нолик закрывал иллюминатор, «плесень» была на столе.
Рогов рванул дверь и выскочил в коридор. Из соседней каюты вышел Малинин. Вид у него был испуганный и ошарашенный.
— Стол? — быстро спросил Рогов.
— Что стол, — Малинин неожиданно по-детски всхлипнул. — Моя диссертация…
И тогда Рогов прислонился к теплой переборке коридора и засмеялся. Сначала хмыкнул негромко, потом еще и еще: не мог сдержаться, потом захохотал громко и весело. И вместе со смехом проходило дикое напряжение, в котором — он и сам не подозревал об этом — Рогов находился последние два часа. Пусть это была истерика — называйте, как хотите, — но именно она-то и развеяла все сомнения и колебания, гипотезы и идеи, все, кроме одной — бежать. Бежать скорее, изо всех сил.
Малинин — тут надо ему отдать должное — не бился головой об стену, не рвал на себе одежды, не хватал любимого начальника за грудки и не требовал сатисфакции. Он скромно ждал, пока любимый начальник отсмеется, а когда Рогов затих, вытер слезящиеся от смеха глаза, Малинин спросил его:
— Как у вас со здоровьем?
— Отлично, — сказал Рогов. — Лучше не бывает. А диссертацию вашу «плесень» сожрала. И стол и стул. А бутылкой с боржоми побрезговала. И пресс-папье тоже.
— Что же, она только дерево жрет? — спросил Малинин.
— А что? — удивился Рогов. — Вполне возможно. В вашем мире допустимо любое предположение, даже самое глупое. И не расстраивайтесь, ради бога: приключение стоит пачки листов, которые, кстати, нам с вами нетрудно восстановить…
Его оборвал взрыв. Потом еще один и еще. «Миклухо-Маклай» дрогнул и двинулся медленно, с трудом. Громыхнул еще один взрыв, и судно чуть заметно прибавило скорость.
— Пока мы не вошли в тайфун, надо бы эту гадость собрать, — сказал Рогов Малинину. — Скажите Артуру, пусть пошлет ребят пройти по каютам. А то мы так до Владивостока не доберемся: «плесень» все сожрет.
Малинин пошел по коридору, приноравливаясь к неровному ходу судна. А Рогов закрыл глаза, прислонился к переборке и ждал. Потом мимо него пробежали посланные Артуром матросы. Кто-то спросил на ходу:
— Вам плохо, Павел Николаевич?
Рогов покачал головой отрицательно, глаз не открыл, стоял расслабленно и слушал двигатель. Тот работал ровно и сильно, и судно шло все быстрее: видимо, «плесень» не успевала «сплотиться» вокруг него. А позже в гул двигателей вошли другие звуки: грохот волн, свист ветра. А спустя секунду «Миклухо-Маклай» дернулся, качнулся, прыгнул вперед и вниз, будто в пропасть. И Рогов не устоял, грохнулся на металлический пол, прижался к нему щекой. Потом поднялся и, держась за стены, пошел к трапу на палубу. Судно вошло в тайфун, далекая синева его стала близкой и понятной чернотой бури, и Рогову захотелось на воздух — просто подышать соленым и мокрым ветром, обыкновенным земным ветром.
ОБ АВТОРАХАбрамов Александр Иванович. Родился в 1900 году в Москве. Окончил Литературный институт имени В. Я. Брюсова и Институт иностранных языков. Член Союза писателей СССР. Печататься начал еще в 20-х годах и как журналист, театральный критик, и как автор повестей и рассказов. В конце 50-х — начале 60-х годов выходят его повести «Я ищу Китеж-град», «Прошу встать!», «Когда скорый опаздывает». В жанре научной фантастики выступает с 1966 года совместно с С. А. Абрамовым.
Абрамов Сергей Александрович. Родился в 1942 году в Москве. Окончил Московский автодорожный институт, по образованию инженер. С 1961 года выступает в периодической печати с репортажами, очерками, критическими статьями. Работает в журнале «Смена». Член Союза журналистов СССР. В соавторстве со своим отцом А. П. Абрамовым им опубликованы сборник научно-фантастических рассказов «Тень императора», романы «Всадники ниоткуда», «Рай без памяти», «Джинн из лазури», «Селеста — 7000».
В нашем сборнике авторы выступают третий раз. В настоящее время они работают над новым фантастическим романом.
Владимир Михановский ДНО МИРА
Научно-фантастический рассказС Ричардом Кроули, который долго оставался для меня загадкой, я познакомился на нашем прославленном исследовательском судне «Витязь».
Как всегда в марте, небо над Тихим океаном хмурилось. Солнце, воспетое фейерверком красок на полотнах Гогена, проглядывало лишь изредка, и трудно было поверить, что где-то здесь, в Океании, на самом деле существуют сказочные по красоте и пышности острова. Впереди по курсу лежал архипелаг Фиджи. «Витязь» прибыл без опоздания в намеченный район — северную часть желоба Тонга. Я с волнением ожидал начала работ. Ведь именно в этом месте дно океана, как свидетельствовали приборы, дало узкую и глубокую трещину. Достичь «Дна Мира», самой глубокой впадины на Земле, всегда было моей мечтой. К счастью, море было спокойным, «Витязь» почти не качало. Я представлял себе бездонную трещину под многокилометровой водной толщей.
На рассвете «Витязь» лег в дрейф. Думаю, что не только я, самый молодой из участников международной научной экспедиции, был обуреваем в это ненастное утро исследовательской лихорадкой. Ни свет ни заря все мы в мокрых накидках с капюшонами жались к палубным надстройкам, наблюдая, как струн тропического ливня секут палубу, пляшут на ней фонтанами.
Начальник экспедиции, имя которого известно всем океанологам мира, высокий человек с зычным голосом, по прозвищу Тайфун, не любил и не умел ждать. Казалось, будь сегодня не просто ливень, а шторм, он и то приказал бы готовить драгу. Впрочем, я преувеличиваю. Тайфун, насколько я успел узнать его, не любил рисковать без особого веского повода. Да и то сказать, дождь ведь не шторм!
— Проба со дна не промокнет, как думаешь? — обратился он ко мне и хитро подмигнул.
Стоявший у переборки рядом с нами мистер Ричард Кроули вопросительно посмотрел на меня. Он считал, что все, кто общается с ним, должны говорить по-английски.
Я хотел перевести ему фразу начальника, но Тайфун сам это сделал. Кроули мрачно ответил:
— Океанологи не в счет? Пусть мокнут?
Тайфун засмеялся. Все его большое тело затряслось, капюшон наполовину съехал с седой головы. Кроули остался корректно невозмутимым.
— Все готово, — отрапортовал подошедший к нам капитан в таком же, как у нас, блестевшем от дождя плаще с капюшоном, но с золотыми шевронами на рукаве.
Вместе с Тайфуном, мистером Кроули и капитаном мы подошли к лебедке драги. Наступал самый ответственный момент — зубастая пасть ковша должна была со снайперской точностью, пронзив толщу океана и войдя в трещину, впиться в самое дно мира! Чуть влево или вправо — драга доставит на борт заурядный обломок базальта, а то и просто порцию ила.
Вместе с Тайфуном, мистером Кроули и капитаном мы подошли к лебедке драги. Наступал самый ответственный момент — зубастая пасть ковша должна была со снайперской точностью, пронзив толщу океана и войдя в трещину, впиться в самое дно мира! Чуть влево или вправо — драга доставит на борт заурядный обломок базальта, а то и просто порцию ила.
Мне приходилось не раз спорить (по молодости лет, конечно) с астрономами. Я горячился и доказывал, что подлинно великие открытия ждут нас на Земле, а не при изучении неба, звезд, космоса. Согласен, на поверхности нашей планеты географы стерли почти все «белые пятна». Но что таится в земных недрах? Какова она, мантия Земли? Сначала надо нащупать «Дно Мира», а потом… Проложить бы оттуда шурф в неведомые глубины Земли!
Мистер Ричард Кроули как-то оказался свидетелем моего спора на эту тему со штурманом Нечаевым, поклонником небес. Американец хмурился и просил переводить ему почти каждую реплику, потом сказал:
— Прав тот, на чьей стороне бизнес.
— Почему бизнес? — удивился штурман.
— Путь к мантии Земли — дорога миллионеров, — загадочно произнес Ричард Кроули.
Мы со штурманом недоуменно посмотрели на него, но он, так ничего и не добавив, отошел в сторону.
Ричард Кроули был самым молодым профессором на нашем судне, потому, может быть, он и выделял меня среди других. Он преподавал в Северо-Западном университете, родители его имели небольшое дело в Чикаго. Несмотря на почтенное звание, у него был какой-то мальчишеский вид, тем более что стригся Кроули по последней моде, а вернее, вообще не стригся. Волосы его свисали на воротник неопрятными прядями. Но подбородок, разделенный узкой ямкой, словно трещиной, был тщательно выбрит. Говорят, его часто принимали в университете за студента, чем Кроули бывал доволен.
Нрава мой сосед по каюте был замкнутого, и мне всегда хотелось узнать, чего же хочет он, так много достигший для своего возраста.
Тайфун в отличие от Ричарда Кроули был самым старым из профессоров, собравшихся на «Витязе» из разных стран для осуществления научной программы в рамках международного сотрудничества. Если Кроули был обычно замкнут и молчалив, то Тайфун, что называется, душа нараспашку. Всегда дружелюбный, он умел заставить своих сотрудников «вертеться», как гирокомпасы, и забывать на работе о времени. Вот и сейчас он отжал мокрые седые усы и нетерпеливо махнул огромной ручищей. Лебедка, около которой он стоял, дрогнула и заскрипела, маховик стал быстро раскручиваться.
Кроули разжал губы.
— Теперь надо ждать, — заметил он.
— Чего ждать? — закричал Тайфун и так взглянул на механика, что тот полностью отпустил тормоза, маховик завертелся быстрее.
— В бизнесе надо уметь ждать, — сказал Кроули как бы про себя.
Тайфун мельком взглянул на него, но промолчал.
— Говорят, здесь водятся акулы, — после долгой паузы произнес Кроули, не отрывая взгляда от водной поверхности.
— Этого добра хватает! — поморщился Тайфун. — Как и в вашем бизнесе.
На этот раз не ответил Кроули, сосредоточенно всматривавшийся в зеленоватую воду.
Все мы не уходили с палубы, хотя ливень усилился.
— Есть улов! — громовым басом возвестил Тайфун. Зубастый ковш, покачиваясь, повис над палубой. Пасть драги раскрылась, и все увидели камни… Да, да, не ракушки, не комки ила, а камни. Мы сгрудились вокруг, забыв о дожде. Тайфун схватил один из камней.
— Это, братцы, дороже золота. Сама материковая порода матушки-Земли! — сказал он, вертя в руках добычу.
Кроули взял из рук Тайфуна увесистый камень и произнес многозначительно:
— О-о! Конечно, дороже золота!
— Не отправить ли в банковский подвал Уолл-стрита? — пошутил подошедший штурман.
Кроули уничтожающе посмотрел на него.
— Кусок крышки сундука, в котором клад, — медленно произнес Кроули, вглядываясь в глубоководную находку. Оказывается, он все-таки научился немного говорить по-русски.
Весь день на судне обсуждалась наша замечательная находка. Лабораторный анализ показал, что в камне не содержалось ни платины, ни редких элементов, но… он, несомненно, принадлежал к ультраосновной породе.
Тайфун громыхал, рассуждая о том, что исследование «Дна Мира» решит наконец загадку о происхождении земных материков и океанов.
Кроули принес из лаборатории в нашу каюту один из больших камней и, видимо, не собирался с ним расставаться. Я спросил, зачем он ему.
Кроули улыбнулся.
— В нем моя судьба, Боб.
Я удивился:
— Судьба? Не понимаю вас, профессор, не можете ли вы изъясняться понятнее?
— О'кэй! — сказал американец и вдруг рассмеялся: — Желаете узнать мою судьбу?
— Хотите погадать?
— Нет, не гадать — мечтать. Вам я прочту один рассказ, его написал мой покойный друг. Но, выслушав его, вы должны все забыть. Договорились?
По тому, как были сказаны слова «мой покойный друг», я понял, что рассказ написал сам Кроули.
— Я… то есть мой друг, совсем не литератор. И будет жаль, если рассказ вам покажется скучным.
— Нет, почему же, если в нем говорится о вашей мечте? — возразил я. — Не говори мне, кто ты, скажи, о чем мечтаешь.
Кроули оживился.
— Славно сказано. Я это запишу.
Кроули достал из кармана тетрадь, положил ее рядом с обломком земной мантии и при свете закрепленной над столом лампы — был поздний вечер — прочитал мне рассказ, который я восстанавливаю по памяти, не ручаясь за точность и пересказа и перевода.
Но главное я запомнил, так как меня интересовало, в чем же мечта моего соседа по каюте.
Прежде чем приступить к чтению, Кроули сказал:
— В Америке профессор получает меньше полисмена.
— Вот как? — удивился я. — Не мешало бы это исправить.
— Исправить может только бизнес.
— Ваш рассказ о бизнесе?
— О да! Конечно, о бизнесе.
И он стал читать:
«Море — колыбель всего живого на Земле. Море — кладовая неисчислимых богатств. В нем есть место и планктону и китам. В его воде растворены все элементы периодической системы, в том числе и редкие, и весьма дорогие.
Рано или поздно человек начнет добывать ценности из морской воды, а затем вспомнит и о морском дне. Именно там, в мантии Земли, можно найти столько полезных ископаемых, что их месторождения в верхних слоях покажутся нищенскими».
— Так думал мой герой Ив Соич, так думаю я, — откинулся на спинку кресла Ричард Кроули, внимательно глядя на меня.
— Где же начинается ваша мечта, Рик?
— Хорошо, перелистаю несколько страниц. Я хочу обратить вас, Боб, в нашу веру. О'кэй?
— Попробуйте, Рик. Но прочитайте рассказ.
Как будто преодолев возникшие у него сомнения, он снова склонился над рукописью:
— Потом вы скажете мне, Боб, как бы вы поступили на месте Ива Соича.
Я пообещал.
— Понимаете, мой герой даже не был профессором, как я, он был просто научным сотрудником на острове Энергии.
— Что это за остров?
— Представьте себе крохотный десятицентовик в просторах Атлантики, — пояснил Кроули. — Я читаю:
«Случай помог Соичу выдвинуться.
С небольшой стартовой площадки острова Энергии раз в четыре дня запускался геологический спутник. Параметры спутника каждый раз варьировались. Известно, что реальная орбита искусственного спутника Земли всегда отклоняется от расчетной. Более того, даже каждый последующий виток немного отличается от предыдущего. Что же искажает путь спутника?
Главная причина — неодинаковая плотность нашей планеты в различных точках. Потому очень важно измерить отклонения спутника от расчетной орбиты. По этим отклонениям можно не только судить о полезных ископаемых в определенных участках земной коры, но и о таких важных вещах, как характер залежей, глубина залегания определенного пласта и его мощность.
Впрочем, измерить отклонения орбиты от расчетной — еще полдела. Нужно суметь правильно расшифровать эти отклонения.
Юный Ив на практике постигал хитрую науку расшифровки, когда приходится больше доверять не интегратору, а собственному опыту и чутью.
Правда, из Геологического концерна со дня на день обещали прислать детище трехлетних изысканий — координатор, который должен был, будучи помещенным в спутник, передавать на Землю готовые, обработанные данные о полезных ископаемых, залегающих в полосе, над которой пролетает аппарат.
Островитяне называли себя экипажем: и впрямь, островок напоминал по форме старинный корабль с острым носом и обтекаемой кормой. Сходство с кораблем усугублялось высокой остроконечной скалой — мачтой и несколькими естественными площадками на разных уровнях — палубами.
Одну из таких площадок дочерняя компания концерна, арендовавшая остров, и приспособила для запуска ракет.