Но тут в кузницу ворвался ликующий Иван, который размахивал фельдъегерской сумкой с голштинским гербом на застежке – стилизованный белый кленовый лист на красном фоне.
– Отыскали, вашбродь, все отыскали, как и приказано! Только ничего не понятно, там бумаги не по-нашенски написаны, а которые вовсе цифирным письмом. Но все – избенку вверх дном перевернули, все здесь. Схоронено было под завалинкой! Все едино – нашли!
– Та-ак, – хищная улыбка заиграла на лице Петеньки. – Ну вот теперь мы с вами побеседуем, господа заморские. Обоих связать, кляп в рот, чтобы пискнуть и трепыхнуться не могли, пока я с бумагами разберусь. – Он на мгновение задумался, покусал нижнюю губу и знаком подозвал к себе сержанта: – Иван, теперь сделаешь вот что… – и зашептал что-то на ухо тому.
Иван, услышав, выпучился и даже отшатнулся.
– Да разве можно так, господин поручик!
– Поговори мне! Не токмо можно, но и нужно обязательно. Причем обязательно его шпагою. И не рассуждать, ибо сие – дело государево!
– Слушаюсь, вашбродь, – мрачно козырнул Иван и вылетел из кузни.
Поручик тем временем взялся за сумку. Сержант был прав, половина бумаг оказалась зашифрованной. Наверное, можно было поломать голову и разгадать шифр, вряд ли он был так уж сложен, но заниматься этим совершенно не хотелось. Прочие письма тоже оказались куда как интересными. Прежде всего, это было своеручное указание «по ордеру от наследника-цесаревича и великого князя проведать доподлинно, каковые заводы в шуваловском владении обретаются, в разор оным приведенные, лейтенанту же Эрхарду уяснить, которые заводы для лучшего произвождения в казну надлежит записать, и, приняв за благо, обязательства и привилегии на имя ЕИВ наследника-цесаревича и великого князя перевести. В рассуждении пользы приумножения милостиво поручено войти в управление оными заводами генерал-майору службы голштинской и кавалеру фон Брокдорфу».
Вот оно! Теперь Петенька уже не сомневался, кто именно стоит за всей этой авантюрой, однако что Брокдорф, Брокдорф не более чем пешка в большой игре, за ним стоят настоящие игроки. Причем вряд ли эти голштинцы что-то знают, но попытать их все-таки следует. Ну а о том, что в лице братьев Шуваловых цесаревич приобрел смертельных врагов, говорить уже не приходилось. Поэтому Петенька приказал караульщикам облить Эрхарда водой из ведра, дабы привести в чувство, и усадить на скамейку. Одновременно он показал Северьяну на ржавый железный шкворень, валявшийся в углу, и на огонь, весело потрескивающий в горне. Сначала приказчик не понял, что от него требуется, но когда поручик нетерпеливо махнул рукой, Северьян сначала удивленно выпучил глаза, а потом уважительно хмыкнул в бороду и сунул шкворень в огонь.
Эрхард, сидя на лавке, ненавидяще сверлил Петеньку взглядом, и хотя изо рта у него продолжала сочиться кровь, вид у голштинца был самый вызывающий.
– Ну, вот мы и снова встретились, – прошипел Петенька. – Забыл небось? Не узнаешь? Напомнить тебе скачки голштинские по прошпектам столичным? И поручика Ханыкова тоже забыл, думаю? А я вот нет, я все помню, всем обидам счет веду, и теперь ты этот счет до последней полушки оплатишь!
– Я не понимайт, о чем вы гофорить, – кисло произнес Эрхард. Скрученный, с кляпом во рту, фон Заукен задергался у стены, но не смог издать ни звука.
– Зато я все прекрасно понимаю, – криво усмехнулся Петенька. – Твой сообщник показал, что вы получили дирекцию от наследника-цесаревича произвести инспекцию заводов Уральских, что видно также из бумаги, подписанной Петром Федоровичем. Но с каковой целью? Передать заводы великому князю? Это тоже, но не верю, что этим все заканчивается. Что написано в листах цифирных и кто оные листы вам вручил?
– Я ништего не буду гофорить, – огрызнулся Эрхард. – Мой господин Карл Петер Ульрих, только перед ним я отвейчат. А тебя за самоуправство на дыбу поднимут.
– Но-но, не грозись, – отмахнулся, как от назойливой мухи, Петенька. – Если что и будет, то еще где и когда, а тебя я спрашиваю здесь и сейчас. И отвечать ты будешь. Зачем противиться? Нам лишние хлопоты, а тебе мука напрасная, в Тайной канцелярии говорят все. Северьян, давай сюда.
Приказчик вытащил из горна шкворень, один конец которого уже светился малиново-жарко. Обмотав второй конец шкворня оборванным рукавом голштинской рубахи, Северьян медленно пронес раскаленное железо перед самым лицом Эрхарда. Тот побледнел, но все-таки нашел в себе силы ответить хрипло:
– Вы не смеете… Unmöglich…
– Вероятно, еще как вероятно. Северьян, левый! – рявкнул поручик.
Двое стражников схватили Эрхарда за плечи, чтобы не отстранился, и Северьян плавным движением вдавил раскаленное железо в левую глазницу Эрхарда. Тот вскрикнул дико и обмяк.
– Хватит, – приказал Петенька, – облить водой, привести в чувство. – Потом потянул носом и подозрительно посмотрел на фон Заукена, на подштанниках которого расплывалось рыжее пятно. – Тьфу!
В общем, голштинцы запирались не слишком долго. Очень быстро выяснилось, что помимо официальных бумаг, выправленных адъютантами цесаревича, согласно каковым им надлежало разобраться с шуваловскими заводами, имелось и другое указание, записанное в тех самых цифирных листах, которые они получили также у Брокдорфа. Но там было указано выяснить, сколько пушек могут лить демидовские и шуваловские заводы, особливо тяжелых, могут ли на тех же заводах фузеи быть изготавливаемы, главное же задание было выяснить конструкцию секретных шуваловских гаубиц и по возможности раздобыть соразмерные чертежи. Кроме того, надлежало составить краткий обзор медных и прочих шахт, каковые для военного строения могут быть употреблены, приисков золотых и каменных… Ну, в общем, всего, что только мог дать Урал-камень. Все сведения должно записывать мудрой литореей на немецком языке, а готовые цифирные листы представить генерал-маэору и кавалеру фон Брокдорфу.
Петенька даже плюнул от отвращения.
– Невысоко же нас ценит Брокдорф! Чтобы такую цифирь разгадать, много времени не требуется!
– Господин поручик, – осторожно вставил Северьян, – а что теперь с этими делать? Они ведь расскажут, да и вид у них сейчас…
– Да, да! – загорелся фон Заукен. – Мы фсе будет рассказывайт! И фас будут erhаngen!
– Ну, это уж совершенная глупость, – немного рассеянно пробормотал Петенька, озабоченный чем-то иным. – Значит, так, – обратился он к стражникам, – злодеев голштинских связать надежно, усадить на лошадей. А потом проваливайте и накрепко забудьте все, что только что здесь видели и слышали. Это есть слово и дело государево, занималась всем Тайная канцелярия, и не дай вам бог в наш розыск попасть. Не было ничего, ничего не видели и не слышали, на том стойте крепко.
И не слушая заверений стражников, Петенька тронул коня с места. Когда они отъехали немного от завода, Петенька от души зевнул, все-таки провозились они почти всю ночь и спать хотелось, и обратился к приказчику:
– А что, Северьян Кондратьич, ты тут все окрестности хорошо знаешь, подскажи, куда нам лучше злодеев спрятать. Ведь не нужны они больше. Все, что требовалось, сказали и теперь могут сказать лишь то, что нам вовсе не требуется.
– Да бросить их просто в лесу, пущай волки порадуются, – по простоте душевной предложил Иван.
– Цыть, ты! – не слишком грозно оборвал его поручик. – А вдруг кто другой наткнется? И да где здесь сейчас волки, всех давно пораспугали. В пруд, может, какой спустить?
– А ну как всплывут? – усомнился сержант. Вся эта беседа велась так, словно голштинцев здесь уже и не было. Да, собственно, для Петеньки так оно и было: задание Александра Ивановича он исполнил точно и быстро, вражеские подсылы обезврежены, теперь следовало отчитаться. А вот фон Заукена и Эрхарда била крупная дрожь, они даже пытались что-то сказать, но сержанты предусмотрительно заткнули им рты, поэтому ничего, кроме невнятного мычания, у них не получалось. Наконец Северьян рассеянно, как бы о чем-то постороннем, тихо произнес:
– Тут неподалеку есть старые шурфы. Когда-то покойный ныне владетель Акинфий Никитич розыск делал руд всяческих, били шурфы и дудки, вот они и остались. Где, что, как – никто уже и не помнит, но если поискать, времени много не займет. А в шурфы те точно никто уж и не полезет.
Петенька на секунду задумался, потом решительно тряхнул головой:
– Так и сделаем. Веди. Уж ты, старый волк, точно знаешь, где они.
Северьян ухмыльнулся, но глаза его так и остались непроглядно черными, зеленые искры куда-то запропали.
– А то… Токмо пристрелить их, может, сначала?
– Зачем? – не понял Петенька. – Так сбросим, возиться еще. К тому же изменники государыне и наймиты прусские. Четвертовать положено, но я человек мягкий.
– Ну, ты, поручик… – покачал головой Северьян. – С таким служить завсегда за удовольствие почту.
* * *Переночевать им пришлось в лесу, поручик не хотел более показываться на заводе и отвечать на неловкие вопросы. Май на Урале – не самый теплый месяц, а потому спалось не слишком хорошо, однако ж кошмары Петеньку не мучили, гораздо больше его волновал предстоящий разговор с Демидовым, потому что нужен был сейчас, ох как нужен такой союзник. А вдобавок поручику вдруг загорелось переманить к себе Северьяна, очень уж полезным оказался демидовский приказчик и, судя по всему, не боялся запачкать руки, Тайной канцелярии такие люди нужны.
– А то… Токмо пристрелить их, может, сначала?
– Зачем? – не понял Петенька. – Так сбросим, возиться еще. К тому же изменники государыне и наймиты прусские. Четвертовать положено, но я человек мягкий.
– Ну, ты, поручик… – покачал головой Северьян. – С таким служить завсегда за удовольствие почту.
* * *Переночевать им пришлось в лесу, поручик не хотел более показываться на заводе и отвечать на неловкие вопросы. Май на Урале – не самый теплый месяц, а потому спалось не слишком хорошо, однако ж кошмары Петеньку не мучили, гораздо больше его волновал предстоящий разговор с Демидовым, потому что нужен был сейчас, ох как нужен такой союзник. А вдобавок поручику вдруг загорелось переманить к себе Северьяна, очень уж полезным оказался демидовский приказчик и, судя по всему, не боялся запачкать руки, Тайной канцелярии такие люди нужны.
Когда же они вернулись в демидовскую вотчину, хозяин встретил их с прежней холодностью. Ну не рад был Никита Акинфич визитерам из стольного Петербурга – и все тут, однако пригласил Петеньку снова в свои палаты, да и о сержантах приказал холопам позаботиться. Стол был накрыт ничуть не менее роскошно, чем в прошлый раз, и Петенька с удовольствием отдал должное наливочкам и закусочкам. Ночевка в весеннем лесу весьма даже способствовала пробуждению аппетита. Лакеев и слуг не было, потому что оба понимали: разговор предстоит непростой и свидетели лишние совершенно не нужны.
Никита Акинфич недолго играл радушного хозяина, выждал только, пока гость немного перекусит, и поинтересовался вроде бы равнодушно, как о чем-то совсем постороннем:
– Ну как, нашлись голштинские офицеры?
Петенька уловил фальшь в его тоне, однако в любом случае откровенничать на сей предмет он не собирался и потому со вздохом ответил:
– Милейший Никита Акинфич, как правильно вы предупреждали, что дороги местные полны лихих людей. Подозреваю, что бедные голштинцы попали к ним в лапы и сгинули безвестно. Во всяком случае, нам их отыскать не удалось, как мы ни старались. Да, собственно, вы своего слугу спросить можете, который вместе с нами ездил, Северьян вам все детально обскажет.
Демидов долго молчал, исподлобья глядя на Петеньку, словно никак не мог прийти к какому-то решению. Потом вздохнул тяжко и кивнул:
– Так и сделаю.
– Кстати, – ласково улыбнулся Петенька, – а не согласитесь ли вы отпустить такового Северьяна с нами? Очень, знаете ли, пришелся он мне по душе, многополезный человек. И умный не в меру нынешнему подлому состоянию. Хозяину предан, аки пес.
Демидов даже подскочил в кресле, едва не выронив хрустальный бокал.
– Да вы что, господин поручик?!
– Совершенно серьезно говорю: позвольте Северьяну поехать с нами. Тайной канцелярии такие люди очень даже нужны, жаль только, отыскать их сложно. Ну а за его высокографским сиятельством Александром Ивановичем благодарность не пропадет. Он хорошо помнит и друзей своих, и врагов не забывает, – как можно равнодушнее произнес Петенька.
– Опять грозить?! – вспыхнул Никита Акинфич.
– Да ни в коем случае, – поспешил успокоить Петенька. – Мне после завершения розыска преступных голштинцев велено вам передать еще один ордер, только теперь от генерал-фельдцехмейстера графа Петра Ивановича Шувалова. Полагаю, вам будет интересно с ним ознакомиться, секретные рескрипты и ордеры наша канцелярия хранить умеет. – И то правда, помянутый пакет Петенька в свое время передал сержантам со строжайшим наказом беречь пуще глаза, что они и сделали. А потому во время ревизии, демидовскими служками учиненной, пакет не был найден. – Дело касается литья пушечного и вообще изготовления воинского снаряда на ваших заводах. Дело крайне секретное и важное, потому обычным фельдъегерем вам пакет и не послали, офицер Тайной канцелярии выбран был. Сами же понимаете, если даже досюда голштинские подсылы добраться сумели, то веры нет никому.
– И мне? – с кривой усмешкой поинтересовался Демидов.
– И вам, – твердо ответил Петенька. – Верить должны попы, а Тайная канцелярия обязана знать. Потому она и бдит неустанно за всеми и каждым, потому что лишь такое знание может обеспечить спокойствие империи и расстроить козни и происки врагов ее. Неусыпный надзор за всеми и каждым есть незыблемая основа государственности!
Демидов покрутил головой и снова внимательно посмотрел на поручика, только на этот раз к удивлению откровенно примешалось уважение. После этого он сломал сургучные печати, достал из конверта лист бумаги, пробежал его, шевеля губами. Хмыкнул. Прочитал еще раз, уже более медленно и внимательно. Откинулся на спинку кресла и глубоко задумался, потом спросил:
– И это серьезные предложения?
– Не могу знать! – отчеканил Петенька. – Сие дело государственное, до нас не касаемое, каждый знает только то, что положено – и не более! Мое дело – имать голштинских подсылов, передать пакет. Сверх того мне ничего не приказано. Одно могу сказать – его высокографское сиятельство Петр Иванович такими вещами не шутит.
– Да, придется, видимо, мне самому в Питер ехать, чтобы это дело с Петром Ивановичем обсудить. – Петенька буквально увидел, как в голове Демидова защелкали счеты, прикидывающие: туда прибыль, сюда возможные убытки, только странные это были счеты. Вместо костяшек по проволочкам скользили золотые монеты и черепа человеческие. Впрочем, чего только человеку не помстится.
– Только спешите, потому что летом начнутся великие сражения с врагом и тогда говорить уже должны будут не люди, а пушки.
– Да вы, поручик, знаменитым риторам прошлого ничуть не уступите, – ухмыльнулся Демидов. – Прямо-таки Цицерон какой. А предложения очень даже интересные. Впрочем, как я понимаю, вы, поручик, отправляетесь в столицу немедленно?
– Совершенно верно. Мне нужно доложить начальнику Тайной канцелярии об исчезновении голштинцев, дабы были организованы надлежащие поиски. Кроме того, наверняка будет учреждена особая инспекция, каковая будет обеспечивать секретность работ на Урале. Король Фридрих получит преизрядный сюрприз, когда встретится с нашей артиллерией, оснащенной вашими пушками. – Он широко улыбнулся, но ответной улыбки Демидова не дождался, тот был хмур и серьезен. – И мы сделаем все возможное, чтобы заводы уральские остались неизвестными нашим врагам. Но самое главное – оставить в неведении про заводы да про пушки, на них отлитые, друзей наших лучших. – Видя, что Демидов не до конца его понимает, Петенька пояснил: – Вы ведь желаете остаться владельцем своих заводов, приисков и шахт? Желаете. А ведь, не приведи господь, случится что с матушкой-государыней, да продлятся дни ее счастливого правления, Карл Петер Ульрих Голштинский живо перепишет их какой-нибудь сволочи саксонской али вюртембергской! Нет, Никита Акинфич, связаны мы накрепко одной веревочкой, даже не веревочкой, цепью корабельной. Нет у русского заводчика иной защиты от пиявок иноземных, кроме нас!
– Но и себя его высокографское сиятельство не забывает, – съязвил Демидов.
– Гороблагодатские заводы графа Петра Ивановича тако же будут употреблены для литья пушек, – строго указал Петенька. – И для него есть большая разница, кого именно защищать: временщика и льстивца, обманом вкравшегося в доверие к монахине, паче того к чужеземцу, который в России видит лишь средство низкого обогащения.
– Да при словах таковых мне самому впору «Слово и дело!» кричать! – ухмыльнулся Демидов.
– Не крикнешь, Никита Акинфич, не крикнешь, ибо вот она, Канцелярия тайных и розыскных дел, тут уже и всякие коварные происки и помыслы прозрит и разоблачит без промедления. Да к тому же, как я уже сказал, мы сейчас должны держаться заодно, потому что жестокие времена наступают.
Никита Акинфич снова задумался, потом решительно взял серебряный колокольчик, стоявший рядом на столе, и взмахнул. Тут же из ниоткуда возник послушливый лакей.
– Пригласи сюда Северьяна Кондратьевича, – приказал Демидов.
Северьян появился практически немедленно, словно бы ожидал поблизости. А может, действительно ожидал? Никита Акинфич исподлобья посмотрел на него, пожевал губами, а потом произнес:
– Его благородие господин поручик говорит, что очень ему твоя служба понравилась. А потому хочет поручик тебя с собой забрать в Петербург, определить в служители Тайной канцелярии. Да я вот не слишком хочу отпускать верного слугу, который мне тут во многих делах помогал. Да он и сам, наверное, не захочет, не так ли?! – с нажимом произнес Демидов, вперив взгляд в Северьяна.
Но, как давно понял Петенька, смутить Северьяна-убойцу было невозможно, а потому тот бестрепетно ответил:
– Хочу послужить матушке-государыне, искупить свои вины перед всемилостивейшей императрицей и прощение заслужить.
– Да-да… – рассеянно подтвердил Демидов. – Забыл уже, как я тебя от острога, а то и плахи спас? Ты же мне по гроб жизни обязан. Или, может, ты хочешь в Тайной канцелярии рассказать о делах Демидова и этим свою голову выкупить?