Единственное, что смущало великого князя, так это то, что он не видел лисьего следа – аккуратной цепочки маленьких следов. Вместе этого по снегу тянулась борозда, словно здесь промчался большой кабан, ведущий борозду, будто плугом. Он спросил у фон Шееля, что же это такое. Фон Шеель хитро осклабился и ответил, что именно в этом и заключается суть голштинской охоты. Такой след означает, что вконец измученная лиса потеряла последние силы и уже не может хитрить, путать следы и скрываться. Она ползет прямо и прямо, пока стая не настигнет ее, но прекрасно выученные собаки не станут рвать зверя на части. Они только задержат его до подхода охотников, чтобы те могли прикончить лису и завершить славную охоту. Только после этого выпотрошенную тушку отдают собакам, чтобы те почувствовали вкус мяса. Эта заслуженная награда заставит собак в следующий раз гнать дичь еще более энергично.
– Это очень разумно, – кивнул великий князь.
Он, кажется, хотел сказать еще что-то, но не успел – где-то неподалеку вдруг раздался дикий крик. Так кричит человек, внезапно встретившийся со смертельной опасностью, которой уже нельзя избежать. И прорывалась в этом крике нотка боли.
– Вот, ваше высочество, теперь лиса затравлена, мы можем полюбоваться на добычу, – оскалился Кноблох.
Когда пятеро всадников выбрались на небольшую поляну, великий князь увидел преудивительную картину. Свора заходилась лаем под старой березой, на которую вскарабкался молодой парень. Но странным было не это – мало ли крестьян попадаются на пути барской охоты? – дело в том, что к спине парня была привязана лисья шкура. Великий князь даже головой помотал, чтобы отогнать наваждение.
– Was ist das? – забывшись, спросил он по-немецки.
Фон Шеель довольно осклабился:
– А это и есть та самая голштинская охота, о которой я имел честь говорить вашему высочеству.
– Не понял. А где же лиса? – переспросил великий князь.
– Так вот она, перед вами, – терпеливо объяснил Кноблох.
Петр Федорович скривился, точно надкусил лимон:
– Господа, это есть скверная шутка. Какой прок гоняться за грязным мужиком, представляющим лису? Он ленив и глуп. И потом, что за охота, на которой нельзя бить дичь? Нет, я вами недоволен, господа.
– Ваше высочество, – льстиво зажурчал Кноблох, – вы ошибаетесь. В том и заключается суть охоты голштинской, каковую придумал барон фон Шеель, что перед нами дичь самая настоящая.
– То есть мы его затравим собаками? – уточнил великий князь
– Конечно! – энтузиастически возгласил фон Шеель. – Для того все это и было организовано.
– Но ведь он все-таки человек, – нерешительно промямлил князь, глядя на парня, который старательно поджимал ноги, чтобы не достали собаки, бесновавшиеся под деревом.
– Ваше высочество, да как вы такое говорить можете! – возмутился фон Шеель. – Ведь основой миропорядка и законности являются правила и уложения герцогства Голштинского, не так ли?
– Именно! – согласился Петр Федорович. – И нам надлежит привести к оному порядку всю эту варварскую страну.
– Вот видите! Вы, ваше высочество, все наши законы знаете досконально. Вот и скажите мне, разве хоть в одном законе голштинском упоминается хоть единым словом русский мужик?
– Нет, про него в наших уложениях ничего не сказано, – согласился великий князь.
– Так, значит, и нет его. Не существует. Фу-фу! Видимость одна, – сделал логичный вывод фон Шеель. – А потому мы не нарушаем ни одного закона божеского и человеческого. Нельзя применять оные законы к диким тварям.
Великий князь с сомнением покачал головой, но возражать не стал. Кноблох тронул коня и подъехал к самой березе.
– Эй, ты, слезай! – приказал он.
– Как же так, барин… – заскулил парень. – Собаки ведь. Порвут.
– Как смеешь, негодяй! – вспылил Кноблох. – Тебя ведь подрядили бежать, вот и беги! Староста выдал тебе деньги?
– Выдал. Две копейки.
– Негодяй! – возмутился Кноблох. – Украл, мерзавец! Видите, ваше высочество, этим русским ни в чем доверять нельзя, ни в большом, ни в малом. Велено было старосте подрядить молодого крепкого мужика для охоты лисьей и выдано в том пять копеек. Так он, скотина, мало что украл, так выбрал вот этого. Нет, ваше высочество, нельзя с русскими дело иметь. Надо нам отсюда уезжать. Пора перенести столицу державы из этой Варварии в страну европейскую и благоустроенную. Наш друг король Фридрих давно это советует.
– К советам великого короля нужно прислушаться, – подхватил фон Шеель. – Однако мы теряем время. Оттащите собак, – приказал он псарям. – А ты слезай и беги! За что тебе деньги были плачены?! – Он нагнулся к уху великого князя и прошептал: – А сейчас начнется самое интересное. Мы погоним его как лису и как лису же прикончим. Вы никогда не участвовали в голштинской охоте? Наши офицеры устраивают их почти каждый месяц. Это так волнительно.
– Хотите пари? – предложил Кноблох, переходя на немецкий. – Ставлю десять талеров, что этот мошенник пустится наутек, но я его подколю с маху чуть пониже спины.
– Идет! – расхохотался фон Шеель. – Только первым, я совершенно в этом уверен, будет его высочество, – он почтительно поклонился великому князю.
Тот облизал внезапно пересохшие губы. Ему предлагали забаву, о которой он раньше не мечтал и помыслить. Охота на человека! Хотя на человека ли? Фон Шеель правильно заметил, что удел низших рас служить истинным голштинцам как только можно. Поэтому действительно, можно отбросить сомнения. Нет, молодцы, интересную забаву придумали. Первоначальный порыв сострадания испарился, его сменило нездоровое, болезненное любопытство. И он потянул шпагу из ножен.
Псари тем временем оттащили собак, парень спрыгнул с дерева и побежал, опасливо оглядываясь. Великий князь хотел было сразу броситься за ним, но Кноблох перехватил его коня:
– Подождите пару минут, а то будет совсем неинтересно.
И действительно, вид убегающей добычи разбудил в груди какие-то мутные чувства и желания, великий князь вырвал повод из рук Кноблоха и ударил коня шпорами. Голштинцы поскакали за ним. Князь быстро настиг беглеца, ну разве может человек состязаться со скакуном из императорских конюшен? Раздувая ноздри, выпучив глаза, он нанес удар шпагой. Парень взвизгнул, когда почувствовал сталь, перекувырнулся два раза и рухнул на землю. Но рубакой великий князь был неважным, и удар был не смертелен. Парень вскочил, его правая рука повисла плетью, по плечу струилась кровь. Вид этой крови заставил великого князя ощутить приятное возбуждение, он даже заерзал в седле, чтобы немного успокоиться.
– Беги! – крикнул Кноблох. – Если сумеешь добежать до той рощи, – он махнул шпагой, – мы тебя отпустим и заплатим пять рублей! Беги!
Фон Шеель, услышав это, гадко усмехнулся.
* * *– Ваше благородие, что же это они делают?! – испуганно спросил Северьян.
Они торчали в рощице уже несколько часов и изрядно продрогли, хотя день был не особенно морозным. Но если торчать на одном месте, да еще стараться при этом как бы спрятаться, хотя прятаться особо было не от кого, невольно замерзнешь. Даже кони начали нетерпеливо переступать с ноги на ногу, когда наконец вдали показалась долгожданная охота. Правда, какая-то странная.
Петенька сначала даже не разобрался в том, что видит. По полю, поднимая снежную пыль, катился какой-то вопящий клубок, в котором мелькали неясные силуэты. Что удивило больше всего – псари держали собак на сворках и скакали позади охотников. Охота получалась шиворот-навыворот, ведь обычно именно собаки гонят зверя. А тут бежит какой-то мужик в армяке, за ним гонятся всадники и размахивают… Шпагами размахивают, однако. И всего получается вместе с псарями их пять человек. Многовато. Петенька даже вздохнул тяжко. Однако отступать ему некуда, Александр Иванович все правильно обсказал, не простит ему голштинское отродье военных подвигов. И дело такое, что даже верных сержантов с собой брать нельзя. Конечно, Иван и Василий преданы, аки псы, но в таких делах даже псам доверять не следует. Вообще, чем меньше людей знать будут, тем лучше, шея сохраннее будет. Северьян другое дело, он кровью повязан, жизнью обязан. Ему уральский вояж и дела сыскные тоже от голштинцев только виселицу принести могут, если не колесо. Вот только не удосужился как-то Петенька узнать, хорошо ли Северьян стреляет, а сейчас поздно уже. Придется положиться на знаменитый «авось».
– Что же они делают?! Нешто можно такое? – повторил Северьян чуть ли не с испугом.
Петенька даже удивился слегка: он никак не мог представить себе, чтобы Северьяна могло хоть что-то испугать. Но тут он понял, что трое всадников гонят мужика, стараясь проколоть его шпагами. Не зарубить, что было бы намного проще, а именно проколоть, не то стараясь продлить удовольствие, не то похваляясь своим мастерством. Хотя какое там мастерство! Один сидел в седле, ровно собака на заборе, двое других чуть получше, однако ж размахивали они шпагами, как метлами. Только это и спасало пока что мужика, который то уворачивался от неловкого размаха, то припадал к земле, пропуская всадника, что не слишком помогало, потому что трусившие сзади псари натравливали на него собак, не спуская их, однако, с поводков. Впрочем, и сам мужик старался прорваться к рощице, в которой прятались Петенька с Северьяном, хотя видно было, что один из всадников все время старается не пустить его туда.
Однако эта смертельная игра не могла продолжаться бесконечно. Было видно, что мужик теряет силы, он уже не может бежать с прежней быстротой, хотя старается держаться. К тому же Петенька различил красные пятна на снегу, судя по всему, ему уже досталось раз или два. Кровь, текущая из раны, уносила силы, и можно было ждать, что несчастная жертва вот-вот рухнет наземь. И самое главное – ненавистные голштинские мундиры.
– Северьян, бери пистолеты, – приказал Петенька. – Прежде всего надо убить конюхов, потому что они первыми бросятся наутек. А нам свидетели в сегодняшнем предприятии не нужны никакие, потому как если что – отвечать головой будем.
– Далековато, вашбродь, – с некоторым сомнением произнес Северьян. И действительно, для пистолетного выстрела сто шагов явно много.
– Подождем.
– Нельзя ждать, вашбродь. Мужик скоро кончится.
– И то верно. Что же делать?
Северьян хитро улыбнулся, и снова в глазах его заплескалась та самая адская, непроглядная чернота, от которой у Петеньки каждый раз бежали мурашки по спине.
– А что нам прятаться, вашбродь, ежели все равно все тут лягут? Поедем им навстречу, да все, что надобно, и сделаем.
Петенька задумался на мгновение. Действительно, дальше прятаться смысла не было. Как только стало понятно, что свита у великого князя совсем небольшая и можно с ней справиться, можно было рискнуть. Стрелять в упор даже вернее, чем из засады из-за деревьев. Он решительно тряхнул головой:
– Давай! Только спрячь пока пистолеты под полу, чтобы не шарахнулись прочь раньше времени. На кого укажу, того и вали!
Он тронул коня, и тот, обрадованный, пошел махом, махом, поэтому они в считаные мгновения оказались рядом с «охотниками». И тут Петенька понял, что бог его все-таки любит, потому что узнал фон Шееля. Пришло время полностью рассчитаться за дуэль! А вот голштинцы его не узнали, потому что ничего, кроме неудовольствия, не нарисовалось на их лицах. Впрочем, смущения и раскаяния там тоже не было, хотя Петенька и надеялся на это. Похоже, голштинцы считали охоту на человека совершенно естественной. Хотя он недооценил ум и изворотливость иноземцев.
– Кто таков? – спросил грубо Кноблох.
– А вы кто? – вопросом на вопрос ответил Петенька.
Голштинец скривился и столь же вызывающе ответил:
– Мы преследуем вора, покусившегося на чужое добро. Этот грязный мужик ограбил одного офицера.
– Как перед истинным, не виноват я! – простонал окровавленный парень. – Наняли меня…
– Врешь, негодяй! – оборвал его фон Шеель, не узнавший Петеньку. – Проезжайте, господин офицер. У вас свои дела, у нас свои.
Петенька кивнул и снова тронул коня, но, поравнявшись с одним из псарей, он выхватил из кобуры пистолет и выстрелил тому прямо в лицо, крикнув:
– Бей второго!
Северьян послушно выпалил во второго псаря, но был не столь удачлив. Пуля попала слуге в плечо, и он остался жив, хотя с диким воплем рухнул с коня. На лице великого князя проступило нешуточное изумление.
– Was?! Да ты есть знать, на кого посмел поднять свой грязный рука?! – закричал он, тоже не узнавая офицера, который был не столь давно представлен императрице в его присутствии. Голштинцы, похоже, вообще не считали нужным запоминать русских в лица.
Ну а Петенька не счел нужным отвечать, а только выхватил свою знаменитую саблю и бросился на фон Шееля. Голштинец успел только побледнеть как мел, ему в голову не пришло, что какие-то русские посмеют посягнуть на офицеров свиты цесаревича, поэтому он даже не попытался достать шпагу. Петенька, зло осклабившись, привстал на стременах и обрушил на него такой удар, что разрубил до самого седла. Конь фон Шееля взвился свечой, сбросив хлещущие кровью куски мяса, которые перестали быть человеком, и умчался с испуганным ржанием.
Великий князь смотрел на все это остекленевшими глазами. Кноблох сообразил, что ничего хорошего ждать не приходится, и бросил было коня с места в карьер, однако Петенька успел выхватить второй пистолет и выстрелил ему в спину, не испытывая при этом никаких сомнений, потому что полагал, что ничего иного голштинцы и не стоят. Кноблох по-заячьи взвизгнул, всплеснул руками и мешком свалился с коня. Парень, которого голштинцы превратили в дичь, стоял на коленях и истово молился, отбивая земные поклоны. Он решил, что спасся от неминуемой смерти.
– Ты есть знать, кто я есть? – слегка заикаясь, произнес великий князь.
– Знаю, знаю, – отмахнулся от него, как от назойливой мухи, Петенька и приказал Северьяну: – Добей того. Еще живой.
Северьян кивнул:
– С нашим удовольствием.
Он спрыгнул наземь и подошел к лежащему на земле псарю. Собаки, хрипя, рвались со сворки, обмотанной вокруг правой руки слуги. Они бросились было на Северьяна, но тот так глянул на гончаков, что те сразу утихли и трусливо поджали хвосты. Видимо, было в его взгляде нечто, что заставляло пугаться не только людей. Псарь судорожно заскреб ногами, пытаясь отползти, однако Северьян нагнулся над ним, достал засапожный нож и деловито перехватил горло раненому. Тот захрипел ужасно, выдувая кровавые пузыри, задергался, но вскоре затих.
Петенька скривился и посмотрел на великого князя. Петр Федорович невольно втянул голову в плечи и трясущимися губами лепетал:
– Вы не сметь… Ich bin… Наследник престол… Вас казнить… Не сметь.
Петенька хищно ощерился:
– Хватит, выползыш голштинский, хватит. Слезай, кончилась твоя охота.
Но наследника словно паралич разбил, он не мог шевельнуть даже пальцем, хотя его всего колотила крупная дрожь. Крестьянина тоже будто громом ударило, когда он услышал, что рядом с ним находится наследник государыни-матушки, он тоже окаменел. Да, тоже еще проблема ходячая.
Петенька спрыгнул с лошади и подошел к великому князю. Тот был парализован ужасом и потому даже не попытался бежать, только скулил что-то невнятное. А ведь чего проще – хлестнул лошадь, и лови его. Кони императорской конюшни всегда славились своей резвостью, можно было и не догнать. Но Петенька прекрасно видел, что наследник не в состоянии ни сопротивляться, ни даже бежать. Поэтому он бесцеремонно сдернул его из седла и тут же брезгливо скривился – от наследника мерзко воняло. Его белые панталоны покрылись и спереди и сзади влажными желто-коричневыми разводами. Не в силах стоять на ногах, великий князь грузно упал на колени.
Петенька сморщился и невольно отшатнулся. Однако ж дело требовалось завершить при любых обстоятельствах, поэтому он знаком подозвал Северьяна и указал на великого князя.
– Без пролития крови.
– Как изволите, – равнодушно ответил Северьян.
Однако равнодушие это было напускным, потому что когда он подошел к цесаревичу, его ноздри хищно раздулись, он с шумом втянул в себя воздух и непроизвольно облизнулся. Рыдающий цесаревич поднял было голову, но, похоже, увидел ту самую бездонную черноту в глазах Северьяна, которая затягивала человека, высасывала его душу. Петенька до сих пор не мог приучить себя смотреть в глаза Северьяну, когда в них начинала плескаться эта чернота. Что там говорить про слабого душой и телом цесаревича?
Северьян взял его за макушку и за подбородок, неприятно улыбнулся и резко дернул. Раздался тихий хруст, цесаревич судорожно дернулся и обмяк. Северьян отпустил тело, осевшее в снег, и с чувством перекрестился.
– Упокой, Господи, душу новопреставленного раба твоего, – проникновенно сказал он.
Петенька механически перекрестился, но, надо сказать, он почему-то не испытал никакого душевного трепета или сострадания, приличествующих трагичному моменту. Только некоторое облегчение и откровенное омерзение, слишком уж был непригляден в смерти наследник российского престола. Никчемная и грязная смерть его вполне соответствовала никчемной и грязной жизни. Теперь Петенька в полной мере осознал мудрость графа Александра Ивановича. Подумать страшно, что могло случиться с Россией, если бы только на престол взошло это ничтожество. Нет, правильно сказал граф, что Тайная канцелярия должна охранять Россию от всяческих бед, в том числе и от негодящих властителей. И теперь страну точно ждет век золотой под скипетром просвещенной монархини.
Однако оставалась еще пара проблем, с которыми надлежало разобраться, прежде всего – что же делать с трупами. Петенька уже размышлял над этим, но никак не мог принять окончательное решение. Выдать за нападение разбойников? Никто не поверит, чтобы какие-то тати посмели посягнуть на особу наследника, но, с другой стороны, на нем ведь не написано, что он наследник-цесаревич, так, еще один голштинский офицер. Или попытаться изобразить распрю среди «охотников»? Следовало решать, причем решать быстро, потому что здесь могли появиться другие участники охоты. Или не могли? В конце концов, не весь же малый двор замешан в охоте по-голштински.
В результате Петенька так ничего и не решил, точнее, решил оставить все как есть. Нападение? Да, нападение. Убийство? Да, убийство. Виноватые? А нет их. Исчезли бесследно. И свидетелей нет. Стоп, одернул себя Петенька. Как это нет? Есть! И он повернулся к мужику.