Но, первый день наступления не дал возможности командованию фронтом ввести в бой танкистов. Приходилось пробиваться через многочисленные опорные пункты немцев, и сносить все тяжелой артиллерией. За день продвинулись на полтора километра, правда, сумели взять справа и слева господствующие высоты и выйти на насыпь железной дороги у Эрленхагена. Окончательно взяли Шлоссбах. На левом фланге подошли к Кассубену. Здорово помогают моряки-артиллеристы от Гольдапа, их бронепоезда носятся по восстановленной дороге и дают фашистам прикурить на левом фланге, а батарея 180мм-вок лупит из Роминтенского леса. И очень точно! А вот у соседей дела шли несколько хуже: корпус бил во фланг основным оборонительным сооружениям немцев, а третья армия, била в лоб. Потери у них были еще выше. На вторую ночь Конев приказал слегка развернуть артиллерию корпуса и нанести удар в 6.30 по немецким позициям восточнее Выштенецкой пущи в районе озера Визайни. Туда он бросил 1-ю танковую армию и части 62-й. Взяв в ожесточенном бою высоту 300, удалось окружить Визайненский гарнизон. Местность здесь проходима для танков, но имеется множество песчаных холмов высотой до 300 метров, каждый из которых немцы превратили в укрепрайон с перекрестными огневыми мешками. Загонять туда танки Влад считал ошибочным решением, но кто его спрашивал об этом? В пользу этого решения говорило только одно: слабость местных грунтов давала простор артиллерии. Генерал-лейтенант Василий Иванович Кузнецов так и поступил, но, командующий фронтом поторапливал, а прибывший с Юго-Западного фронта генерал-майор Колпакчи еще не освоился на данной местности и поторопился. Под Вигреле 33-я гвардейская стрелковая дивизия попала в такой огненный мешок и понесла очень серьезные потери, ее пришлось отвести в тыл. Пришлось перебрасывать под огнем противника 2 морских и 8 бронепоездов 62-й армии через недавно взятый Нассавен, чтобы подавить противника на высотах 260 и 286. Обошлось! Ночные паровозные гонки прошли без потерь! Снаряды 180-ток быстро превратили позиции на высотах в братскую могилу. Владислав, той же ночью, двумя переформированными полками 4-й гвардейской взял Вышковец и высоту 229, ввел туда 3-ю гвардейскую, еще незадействованную в боях, и, проведя атаку в тыл немецкой 7-й дивизии, соединился с 3-й армией под Визайни. Такими быстрыми ударами действовать было удобнее. Местность здесь такая, что можно незаметно провести довольно значительное количество пехоты по густому кустарнику, еще не сбросившему листья, и, при наличии хорошей связи, быстро вызывать огонь многочисленной артиллерии. Вся оборона данного участка была развернута на 180 градусов от направления удара. 62-я армия немного изменила направление главного удара и пошла на соединение с 1-м корпусом в направлении Попечек. Согласовав с Коневым вопрос, Владислав тоже пустил танковую дивизию и 1-ю гвардейскую вдоль двух дорог на старой русско-прусской границе, продолжая наносить фланговые удары по войскам 20-го корпуса немцев. Через пять дней и ночей, корпус подошел к Грюнвальде, и взял под обстрел прямой наводкой Эбенроде-Сталлуппенен. Конев, у которого была в 'запасе' еще одна армия: 19-я, ввел ее в прорыв на левом фланге корпуса, расширяя прорыв влево на Шеппетчен и Родебах.
Конев захотел лично посетить места боев, и они с Владиславом двинулись в сторону Грюнвальде. Пейзаж сильно напоминал лунный: сплошные воронки, куча сожженной техники, как нашей, так и немецкой. Корпус за шесть суток продвинулся всего на 15 километров по фронту. Остро пахло гниющими трупами, воронье с карканьем растаскивало останки. У Грюнвальде попали под обстрел, пришлось отлеживаться в канаве. Наконец, добрались до позиций 12-го гвардейского полка, и ввалились на НП.
- Ну, показывай! - сказал подполковнику Муравьеву, командиру 12-го полка, Конев. Слегка контуженный, с перевязанной головой подполковник встал, болезненно поморщился, и подвернул стереотрубу.
- Вот. Здесь две батареи минометчиков, правее до роты СС, слева - фольксштурм. Шесть 'штугов', маневрируют. За домом - тяжелый танк. Охотимся. До ночи атаковать не могу. Вызвал авиацию, жду третий час. Вон тот мост, это и есть железная дорога. А впереди Гориттен и река Добур, глубокая и с крутыми берегами. Переправочных средств нет, отстали.
Зашипела рация, на связь вышла группа штурмовиков 262 дивизии, подходят. Конев и Влад посмотрели на штурмовку. Вроде и точно ударили, но противник остался на позициях.
- Я же Пе-2 просил. - ухмыльнулся комполка.
Владислав взял радиостанцию, и связался с '232', со штабом корпуса. Объяснил задачу. Вызвал корпусные артполки, приказал обработать Гориттен. Пара десятков снарядов ударило по немцам. Появились очаги пожара и коптящий дым сгоревшего топлива. Муравьев поднял шестую роту и двинул вперед, поддержав ее танками. Вылез немецкий 'тигр', по нему сработали еще раз 'корпусники'. Но, рота залегла. Влад связался с 1-й танковой, в состав которой входил 12-й полк, и приказал выдвинуть вперед батарею М-47. Полковые 152 мм МЛ-21 были повреждены, замены не поступало. Наступление начало выдыхаться, требовалось сменить 1-ю гв. танковую свежей частью. А в резерве была только 1-я гвардейская мотострелковая.
- Так, Вячеслав Ильич, а что там слева?
- Вот тут - минное поле, здесь по карте болото.
- Сам смотрел?
- Сам нет, там у меня 1 батальон.
- Дай-ка его!
- Заря-1, Накату.
- Накат, Заря-1.
- Здесь Выстрел. Даю трубку.
Остановив доклад, Влад поинтересовался что происходит на левом фланге. Оказалось, что от соседнего фольварка Миллюхнен работает батарея РАК-41, которая не позволяет идти вперед. Разведку произвели, проход в минном поле сделали. Влад вызвал комдива 1-й мотострелковой Муравьева, однофамильца командира полка, и командира первой гвардейской танковой Роговцева. Поставили задачу срочно перебросить сюда танки и 2-й мотострелковый полк на БТР. И кого-нибудь подменить раненного подполковника Муравьева.
Прибывшие артиллеристы занялись 'Тигром', пока они с ним возюкались, прибыли танкисты: 26 танков и 12 СУ-85. Проход влево танкам перекрывала насыпь железной дороги. Переезд находился сзади, за Грюнвальде, и был минирован немцами. Танки и БТР накапливались в трех километрах южнее в небольшой рощице у канала. Среди танков три мостоукладчика 'Валентайн'. Влад отпросился у комфронта назад к подошедшим резервам, и выбрался из НП. Через час заработала артиллерия по Мюллихнену, а два батальона напрямую выскочили к переезду, там под тралом сработало две мины, но ИС-85 не пострадал, батальоны развернулись и пошли в атаку прямо на Эбенроде, как тогда назывался Сталлуппенен и сегодняшний Нестеров. Уложив три моста, форсировали Добур, проскочили мимо основных опорных пунктов немцев и ворвались на вокзал в Эбенроде, выполнив задачу Ставки: перерезать железную дорогу Кенигсберг-Ленинград.
Город обороняла 17-я пехотная дивизия 12-го армейского корпуса генерала Гресснера. Корпус состоял всего из двух дивизий: 17-й и 263-й. 263-ю 1-й гвардейский корпус уже дважды разносил в дым. 17-я дивизия фон Цангена была 'свежей'. С ней сталкиваться не приходилось. 12-й корпус до этого действовал немного севернее, против Северо-Западного фронта. Он здесь с самого начала войны. Малиновский основательно потрепал его зимой, из 4-х дивизий в корпусе осталась одна, 17-я, 263-я действовала в составе 42-го корпуса, разгромленного под Аресом. Так что, старых опытных солдат здесь было немного. В основном воевали местные 'пруссаки'. Но, они были неплохо мотивированы: это их земля. Так что, сдаваться они и не думали.
Воздушные корректировщики засекли западнее Гумбинена, у форта Юдтшен, выгрузку свежей танковой дивизии. Так что, бои предстоят совсем не кислые. Резервы у немцев еще есть. А вот корпус практически исчерпал свои возможности. В резерве была только пятая гвардейская генерала Бойкова. Ее выдвинули в Эбельроде, в котором продолжались бои. Корпусу требовался отдых. С этим вопросом Владислав обратился и к Говорову и к Коневу.
- Корпус с 4-го июля практически не вылезает из боев, во многих полках ротами сержанты командуют. Госпитали переполнены, пополняемся из маршевых батальонов и не успеваем подготовить должным образом красноармейцев. Практически из ударной части превратились в линейную. Танки и артиллерия нуждаются в профилактике и ремонте. Некомплект техники на сегодняшний день почти 47%.
- Чего ты плачешься! - сразу насупился Конев. Он вообще не любил, когда ему напоминали об отдыхе. Сам он с июня 41-го еще ни разу с фронта не уходил, должность не позволяла. Якобы, ничего не делающий замкомфронта. Теперь комфронта. - Летом же отводили в тыл!
Пришлось напомнить, что немцы сорвали переформирование своим наступлением, и вместо двух месяцев, по плану, этим занимались только 22 дня. А техника не железная. Говоров поддержал отвод корпуса в тыл, так как у него заканчивал переформировку 5-й гвардейский корпус, выведенный 45 дней назад из боев под Цехановцем. На этом и сошлись, что требуется продержаться еще две недели, и начнется смена.
- Корпус с 4-го июля практически не вылезает из боев, во многих полках ротами сержанты командуют. Госпитали переполнены, пополняемся из маршевых батальонов и не успеваем подготовить должным образом красноармейцев. Практически из ударной части превратились в линейную. Танки и артиллерия нуждаются в профилактике и ремонте. Некомплект техники на сегодняшний день почти 47%.
- Чего ты плачешься! - сразу насупился Конев. Он вообще не любил, когда ему напоминали об отдыхе. Сам он с июня 41-го еще ни разу с фронта не уходил, должность не позволяла. Якобы, ничего не делающий замкомфронта. Теперь комфронта. - Летом же отводили в тыл!
Пришлось напомнить, что немцы сорвали переформирование своим наступлением, и вместо двух месяцев, по плану, этим занимались только 22 дня. А техника не железная. Говоров поддержал отвод корпуса в тыл, так как у него заканчивал переформировку 5-й гвардейский корпус, выведенный 45 дней назад из боев под Цехановцем. На этом и сошлись, что требуется продержаться еще две недели, и начнется смена.
- Я тебе из первой танковой армии 399-ю дивизию передам, пока, заткнешь ей дыры. - сказал Конев. - И чтобы к смене Эбельроде был взят!
Пришлось еще раз переформировывать 4-ю гвардейскую штурмовую, перетасовывать ее батальоны, и снова кидать их на штурм города. Пока у нас взята одна водонапорная башня, пара костелов и пакгаузы перед вокзалом. Сам вокзал переходит из рук в руки. Сразу за вокзалом - ледник, из него несколько выходов, через него немцы часто и успешно атакуют наши позиции через молокозавод. ПрОклятая горка! Обороняются умело и инициативно. Используют много минометов и гаубиц, бьют из-за домов. По железной дороге носятся бронеплощадки, перебрасывая людей и боеприпасы из Шлоссберга (Пиллкаллена) в Эбельроде. Пришлось пробиваться восточнее, разрушать доты и дзоты, благо, что с фланга, у них оборона построена на восток, а не на юг, обходить город , брать Баринген. Уничтожать мост через канал Раошва, два других повредила авиация, брать станцию Риббен, лишь после этого немцы стали пытаться отходить из города. В итоге, части корпуса вышли на берега реки Раошве и многочисленные ее каналы, что проходят западнее города, и начали укреплять позиции, в то время как 4-я гвардейская продолжала уничтожать 17-ю дивизию в самом Эбельроде. Прошло пять дней, и немцы силами двух танковых дивизий ударили слева от железной дороги от Гумбинена на Эбельроде. Им навстречу Конев послал 1-ю танковую армию. Под Спрингеном состоялся встречный танковый бой, который длился полных двое суток. Немцы прекрасно знали местность и использовали единственное действительно танкоопасное направление. Справа и слева - торфоразработки, не пройти, а здесь у фольварка Биркенвальде сошлись в смертельном бою почти тысяча двести танков с обеих сторон. Из них более 400 немецких, в том числе два тяжелых батальона. После двух дней боев Спринген и Биркенвальде пришлось оставить, и отойти к Каттенау. Дальше противник продвинуться не смог. Но, и наши надежды выйти к Кенигсбергу по этому удобнейшему направлению также растаяли в дыму сгоревших 'тридцатьчетверок' и 'Т-50'.
Тем не менее, немцы начали отходить от Каунаса к своей старой границе. Снабжение их армий нарушено, медленно, с боями, они начали отход, понимая, что Каунасский выступ будет срезан еще до зимы.
С опозданием на сутки началась смена. Но, вместо 5-го гвардейского корпуса, их меняли части 4-й ударной армии вновь образованного 1-го прибалтийского фронта, в составе 4-х армий. Ее командармом был генерал Курасов. Верховное командование было недовольно проведенными операциями. Ему стало понятно, что силами одного фронта проблему с Восточной Пруссией не решить. Требовалась более мощная и хорошо спланированная операция нескольких фронтов одновременно, чтобы у противника не было возможности перебрасывать резервы туда-сюда. Всех вызвали в Москву на 'распыл', где раздали 'всем по шапке'. Досталось и Владиславу. Второй раз его отругали, в основном, за то, что 'слабо использовал танки'. А то, что танки были 'восстановленные', и, все-таки, 50% из них корпус сохранил, и именно они остановили немецкое наступление как под Кольно, так и под Каттенау, это в расчет не принималось. Слабо, и все! Четырехмесячные мотания с одного фланга на другой по всему фронту не принесли ни наград, ни похвалы, хотя за взятие под контроль дороги на Ленинград обещали ГСС. В общем, все перенесли с больной головы на здоровую. Конев от командования фронтом отстранен, но, отправлен на отдых, вспомнили о его здоровье. Командующим Западным фронтом стал опять Штерн, но, 1-ю гвардейскую армию у него забрали во Второй Прибалтийский фронт, которым назначили командовать Говорова. Командующим 1-й армией стал уже генерал-лейтенант Александр Васильевич Гарнов, бывший командир 5-го гвардейского корпуса. Владислав остался на корпусе. Возвращались из Москвы в одном самолете с командующим фронтом. Леонид Александрович, как обычно, молчал, что-то читал и не обращал ни на кого внимания. Гарнов, громкоголосый и большой любитель поговорить, попытался втянуть всех в беседу, но, ни Владислав, ни Говоров, никакого желания поддержать его не выказали. Тот насупился, прикрикнул на адъютанта за отсутствие ужина, и занялся жареной курицей, время от времени бросая взгляд на то, что делает комфронта и комкор. Преображенский писал в блокноте заявки на пополнение, и передавал их подполковнику Стрельникову, своему адъютанту, Говоров, молча, читал какие-то бумаги. Приземлились в Минске, где каждого из них ждал 'собственный' самолет. Дальше этим бортом полетит только Говоров. В составе фронта 6 армий, одна из них - воздушная. Прощаясь, Леонид Александрович приказал послезавтра быть на совещании в Лике. Владислава это, вообще-то, не касалось, там собирались командармы, и он удивленно посмотрел на Говорова.
- Вам тоже быть, Владислав Николаевич. 1-я гвардейская армия - мой резерв.
Гарнов тоже недоуменно посмотрел на комфронта:
- А Бобков?
- Он корпус принял?
- Нет еще.
- Вот пусть и принимает. - Говоров коротко взмахнул рукой, отдавая честь, и показывая, что разговор окончен. Оба генерала приложили руки к козырькам фуражек.
- Ты что-нибудь понимаешь? - спросил Гарнов Влада.
- Нет. Разрешите отбыть?
- Бывай-бывай. - обменявшись отданием чести, они разошлись по разным самолетам. Владиславу, тоже, не понравилось, что Говоров, молчавший на разборе в Генштабе, и не пытавшийся даже защитить его от необоснованных нападок Жукова, зачем-то приглашает его на совещание командармов. 'Не по Сеньке шапка!' Полет до Лазов прошел нормально, немцев на этом участке уже нет. Их 'Мессера' сюда более не достают. Наконец-то дома! Обняв Барби и посмотрев на спящую дочь, они пошли ужинать и делиться последними новостями. Штаб корпуса сейчас находился не здесь, а в Нассавене, здесь размещались лишь тыловые службы. Собственно по их душу Владислав и приехал в Осовец, но, все это завтра. Семья есть семья.