– Арчи, это не было шуткой. Вы четверо не устояли бы против этой юной леди и минуты. Даю вам слово! Но не рекомендую проверять на деле. Слишком часто это заканчивается переломами пальцев! Я видел лично и знаю, что говорю.
– Мистер Фрейзер, – обратилась я к журналисту укоризненно, – я же не специально с этими пальцами! Не хотела я никого травмировать!
Арчи поперхнулся кусочком пирожного, а Петя глянул на него с такой гордостью, словно это я была его ученицей, а не он моим учеником.
– Ладно, проверки просить не стану, – сказал адвокат. – Мои пальцы мне дороги в целом виде. Но… возможно, вы, мисс Дарья, не знаете, что я неплохо боксирую. Джон может это подтвердить.
– Арчи, я подтверждаю, но уверяю тебя, что это ничегошеньки не значит. Ты только подумаешь, нанести тебе хук правой или провести апперкот, как уже окажешься либо грохнувшимся на пол, либо в другом самом беспомощном и неприличном для джентльмена положении. И возможно, со сломанным пальцем!
– Все! Умолкаю. Тогда расскажите мне, что там такого произошло со служанкой.
– Там не только со служанкой, там еще и с экономкой много непонятного и странного! – сказал Петя. – Хорошо хоть с кухаркой все правильно.
Петя коротко и внятно, как он это умеет, если не смущается по какому-нибудь пустяковому поводу или вовсе без повода, рассказал о своем расследовании, связанном с наемной прислугой в доме графа Никитина.
– Ну и что ты думаешь, Арчи? – спросил его журналист.
– Очень, ну просто очень и очень похоже, что кто-то из этих двух женщин, а то и обе сразу, имеют отношение к краже ожерелья. А возможно, и к убийству. – Мистер Уиллис ненадолго умолк, видимо, размышляя, и уверенно продолжил: – Нет, подозревать этих женщин в самом убийстве слишком преждевременно, хотя и этого нельзя исключить. Мало ли что там могло быть? Месть, ревность… Нужно попытаться разобраться. Полагаю, что мне это по силам. Особенно если мистер Питер позволит записать всю собранную им информацию.
29
По дороге домой я рассказала Пете все, что узнала, ведь он не был ни полицейским, ни адвокатом, так что на него мое обещание Смиту не распространялось.
– Мало нам было испанца, теперь еще и бельгиец! – подвел неутешительный итог Петя. – Ну, со вторым хоть что-то можно предполагать, а при чем здесь первый? Неясно. А еще прислуга, ящик этот непонятный, ожерелье фальшивое. У меня такое ощущение, что все не только не проясняется, но еще больше запутывается. Даша, вы о чем задумались?
– О том, как попасть в Ниццу.
Петя немного удивился, но тут же понял, о чем я:
– Да, конечно. И с сейфом происшествия в Ницце случились, и бельгиец этот… Только как туда попадешь!
Тут он очень сильно загрустил.
– Петя, до Ниццы ехать всего ничего. Это не к нам в Сибирь! Можно сесть на поезд, пароходом пересечь Ла-Манш, там снова поездом…
– Я же не об этом!
– Знаю. Вы с папенькой собирались в Баден-Баден? Так? Маменька моя больше всего желает поскорее вернуться в Россию. Но тем не менее мы предполагали на пару недель задержаться в Париже.
– Ну вот, видите.
– Осталось лишь придумать, как нам заменить желание посетить Париж и Баден-Баден на совместное желание побывать в Ницце. Думайте, Петя. Вы же очень умный!
Петя улыбнулся самой счастливой улыбкой.
– Когда вы так говорите, – сказал он, – я и сам начинаю чувствовать себя умным.
– Так предложите что-нибудь.
– Ну с папенькой просто. Вы можете сказать, что не желаете слишком скоро со мной, ну и с ним тоже расставаться. По мне это и так видно, надеюсь, что и вы того же хотите?
– Хочу, и по мне это тоже заметно.
– Тогда стоит лишь попросить вашу маменьку попросить моего папеньку составить вам компанию, и мы с ним поедем за вами куда угодно. Он хоть и не влюблен в Ирину Афанасьевну, но настолько ею восхищается, что исполнит любой каприз.
– Наверное, так и есть.
– Значит, Баден-Баден уже отменяется. Осталось придумать, как поменять Париж на Ниццу.
Но ничего умного в голову не приходило, а попроси мы впрямую, возникли бы всякие подозрения и множество расспросов, а мы не смогли бы на эти расспросы ответить вразумительно.
Повод нашелся сам собой, и совершенно пустячный, но вполне подходящий. Я натолкнулась в газете на статью, расхваливающую медицинскую пользу морских купаний. Чуть подумала и тут же пошла к маменьке.
– Мама, прослушай, что тут пишут.
И прочла ей выдержки из статьи.
– Я и сама люблю купаться, – согласилась маменька. – Но к чему ты затеяла этот разговор?
– Я прочитала газету и вспомнила, что доктор Петровский рекомендовал мне морские купания, – сказала я чистую правду.
– Так! Ты была больна? Чем?
– Да успокойся, Ира! – сказал дедушка. – Это не Даша, это я болел. Простудой. Это ко мне приходил доктор Петровский.
– А отчего он давал врачебные советы Дашеньке? – продолжила свой допрос с пристрастием маменька.
– Моя любимая внучка в тот раз всю ночь напролет читала! – со вздохом принялся объяснять ситуацию с врачебными советами дедушка. – А я был болен и не пресек это безобразие. Так что вполне понятно, что с утра она была бледна после почти бессонной ночи. Ты же помнишь доктора Петровского? Он увидел эту бледность, счел ее признаком хронического утомления и начал давать рекомендации. И про купания говорил, это точно.
– Нельзя так пренебрегать своим здоровьем, – сказала мама, хоть почти и успокоилась за мое здоровье.
– Так я и говорю про это, – стала я ковать железо, пока оно оставалось горячим. – Раз доктор рекомендовал купания, то сейчас для них самое время.
– Правильно. Нечего нам в Париже по магазинам разъезжать. Поедем на Лазурный Берег. В Канны.
– Лучше в Ниццу. Там веселее, много русских.
– Ну в Ниццу так в Ниццу. Невелика разница, море одно и то же.
– Давай еще и Александра Сергеевича позовем. А то они в Баден-Баден собрались. Ну что там делать? Не в казино же играть? А здоровье у них в порядке, да и пользы от моря куда больше, чем от кислой воды[29].
– А не затеяли вы все это, чтобы не расставаться? – резонно предположил дедушка.
– Не вижу в этом ничего плохого, – заступилась за нас маменька. – Петр Александрович очень приличный молодой человек. Или как говорят здесь – настоящий джентльмен. И раз у них симпатии…
– Да какие уж там симпатии! – добродушно рассмеялся дедушка. – Тут впору о романтических отношениях говорить. Но я не против. Петя, ты, Ириша, права, очень порядочен и воспитан. И Александр Сергеевич замечательный человек и приятный собеседник.
– Только не сводите все ваши беседы к Шекспиру! – В этот раз от смеха не удержалась маменька. – Хотя бы при сторонних людях. Мне, конечно, интересно вас обоих слушать, но во всем должна быть мера.
– Как прикажешь, доченька! – легко согласился дедушка. – Какие еще распоряжения?
– Нужно заказать отель и билеты, – в тон ему ответила маменька. – Извольте исполнять!
– Слушаюсь, ваше сиятельство!
Дедушка тут же поднялся, всем своим видом показывая, что готов исполнить полученные распоряжения сей же час.
– Ой! – остановила его порыв маменька. – Папа, давай это на завтра отложим. Нужно же все-таки спросить мнение Александра Сергеевича. Мы сегодня у них ужинаем или у нас?
30
На третий день наши два экипажа въехали под восточный дебаркадер вокзала Виктория[30], расположенного в Пимлико[31], неподалеку от Аббатства[32], Парламента[33] и самого Букингемского дворца[34].
Въехали на перрон мы с превеликим трудом. Если на вокзале Пэддингтон, возле которого мы проживали и с которого не раз отправлялись поездами метрополитена, въезды на перроны для экипажей были устроены с одной стороны, а выезды с противоположной, то здесь экипажам, выгрузившим пассажиров и багаж, приходилось разворачиваться и выезжать в обратном направлении. Получались заторы, каких и на самой оживленной Оксфорд-стрит не увидишь.
Мы по такому поводу – раз уж двигались еле-еле, да к тому же на доброй дюжине путей сейчас стояли составы с паровозами под парами и было дымно – сошли с маменькой в самом начале вокзала, позволив мужчинам проехать дальше и заняться погрузкой багажа.
– Тут вам, Александр Сергеевич, не Россия! – сказал дедушка. – Здесь непременно нужно самому проследить, что и куда положат, да чтобы вообще погрузить не забыли.
Догадавшись, что дело это нелегкое и небыстрое, мы прогуливались не спеша. Заглянули в зал ожидания, где ничего особо любопытного не нашли. Поглазели на пассажиров, замеряющих свой вес на весах, для пользования которыми надо было бросить в щель монетку в один пенни, на других пассажиров, приобретающих в киосках корзинки с набором продуктов в дорогу, с чуть большим интересом понаблюдали, как один из пассажиров пытается получить свою фотографию от Автоматической Фотографирующей Машины, но так и не дождались – чего-то там внутри машины испортилось. Купили газеты и решили, что на перроне может оказаться что-нибудь более интересное, и прошли под вывеской «Лондонско-Чаттамская и Дуврская железная дорога. Поезда на континент».
Слева стоял наш состав с одинаково, вне зависимости от класса, раскрашенными[35] в желто-коричневый цвет вагонами, но посадку еще не начали. Справа находился еще один поезд, который привлек нас тем, что у каждого из вагонов было собственное имя. И какие это были имена! «Виктория», «Беатрис», «Принцесса Уэльская», «Герцогиня Йоркская» и «Ее Величество».
– Вот и нас вся эта королевская рать заинтересовала, – сказал подошедший дедушка.
– Помпезности много, а комфорт, как говорится, оставляет желать лучшего! – поддержал разговор Александр Сергеевич.
– Ничего, переживем, – отмахнулся дедушка. – Ехать нам менее двух часов. Да и билеты мы взяли в вагон-салон. А то в этих клетушках раздельных чувствуешь себя не в своей тарелке.
Мне тоже очень не нравилась непонятная другим людям беззаветная любовь англичан к вагонам, в которых в каждое купе был отдельный вход и не было никакой возможности перейти в другое купе или другой вагон. А еще и на вокзалах – хотя это куда ни шло, потому что на любом вокзале всегда грязно, – и в поездах было на удивление грязно! Даже в первом классе.
– У нас не в пример лучше, – выразил общее мнение Александр Сергеевич. – Про Транссибирский экспресс разговор вообще особый.
– Вот! – подтвердил дедушка. – И нечего Россию хаять, как некоторые умники сегодня любят делать. Многое у нас не хуже, чем в Европах, а кое-что, несомненно, лучше. Впрочем, мы уже можем пройти на свои места и узнать, чего стоит этот новый вагон-салон с пышным именем «Принц-регент»!
– А я слышал, что здесь, в Великобритании, говорят, что первым классом ездят либо принцы, либо американцы, либо дураки, – сказал Петя.
– Ну а нас ты к какой категории относишь? – засмеявшись, спросил его отец.
– Э-э-э…
– Ты не смущайся, Даша у тебя точно в принцессах ходит.
– А Ирина Афанасьевна не так давно из Америки! – нашелся Петя.
– Ну вот все и разъяснилось, – очень серьезно сообщил всем дедушка. – У нас почти как в той сказке: есть принцесса, есть американка и мы трое!
– Дедушка, это какую же сказку ты имеешь в виду?
– Ту, в которой третьими оказываются дураки!
Чтобы просмеяться, нам пришлось остановиться, и это пришлось весьма кстати: на перрон скорым шагом прибыли мистер Джон Фрейзер, эсквайр Арчибальд Уиллис и Антон Петрович.
– Успели! – сказал журналист. – А то мы с Арчи попали в жуткий затор на дороге, и пришлось нам добираться пешком.
– А я опять попал в Скотленд-Ярд! – сказал Антон Петрович. – Этот…
Он удержал резкое словцо, готовое было сорваться с его языка, перевел дух, потому что, в отличие от двух англичан, был запыхавшимся, и закончил свою мысль.
– Этот неугомонный инспектор Мортон счел необходимым зазвать меня к себе именно тогда, когда я собирался вас провожать! И знаете ради чего?
– Нет, – ответила я за всех, – но жаждем узнать.
– Ради двух фраз! Он сказал, что просил у начальства еще месяц сроку для завершения своего… ээ-э-э… нашего дела, и ему это дозволили.
– А вторая фраза?
– Мне велено не покидать Лондон без особого разрешения. А это можно было и не говорить, потому что уже было сказано три раза! И вот вы уезжаете, я остаюсь! Чем себя занять, не представляю!
– Ну уж чем себя занять, вы, мистер Мордвинов, найдете! – засмеялся мистер Фрейзер. – Вот взгляните, леди и джентльмены!
Он всем нам показал экземпляр русского журнала «Вокруг света» и развернул его на определенной странице. Заголовок опубликованного там материала гласил: «Прогулки по Мадриду. Досужие наблюдения русского путешественника».
– А при чем здесь я? – спросил Антон Петрович так, что сразу стало ясно, что он здесь очень при чем, хоть и порывается сохранить свое инкогнито.
– Простите великодушно, значит, я ошибся. Просто вы единственный мой знакомый русский путешественник, который мог бы подписаться А.П. М-нов. Вы разве не Антон Петрович Мордвинов? Не тушуйтесь, коллега! Поверьте, в Лондоне вы сможете собрать материал не на одну, а на сто статей. Если у вас есть к тому желание, готов оказать вам содействие!
Мы стали просить журнал, но журналист взмолился:
– Мне для вас ничего не жалко! Но он мне нужен по делу. Вы же знаете, что я пишу книгу о России, а в этом номере есть две статьи на интересующие меня темы! Я ради них и выписал его из России.
А мистер Арчи все смотрел на маменьку и при всей своей бойкости не смел сказать каких-то слов, что он для нее, видимо, приготовил. Но тут появился посыльный с корзиной цветов, адвокат явно пришел в себя и, вручая цветы, наконец-то сказал:
– Мисс Ирэн, я прекрасно знаю теперь, кто вы такая на самом деле, но эти цветы предназначены именно для Ирэн де Монсоро! Но там есть еще и конфеты. Вот они предназначены для графини Бестужевой и для ее дочери, самой умной девушки на свете.
– Фи! – надула я губки и приняла вид глупой простушки. – И ни слова о моей красоте!
– О вашей красоте, леди, должны писать поэты, адвокатам же следует оставить более приземленные темы. – Тут мистер Уиллис тяжело вздохнул.
– Как нам не жаль, но вам пора пройти в вагон, – сказал мистер Фрейзер. – Второй звонок!
– Господа! – попросила я. – Кто из вас первым встретится со старшим инспектором Мортоном, передайте ему большое спасибо!
– Да за что? – возмутился Антон Петрович. – За то, что он собирается меня мурыжить здесь целый месяц?
– Я понял, мисс Дарья, и передам, – улыбнулся мне Арчи. – Тем более что скорее всех прочих со старшим инспектором встречусь я.
– Merci beaucoup[36], Арчи!
Мы прошли в вагон, и поезд почти сразу отправился.
– Всего-то на шестнадцать минут позже расписания, – саркастически прокомментировал дедушка. – Удивительная для английских железных дорог пунктуальность![37]
31
Если бы не дорогая отделка, то наш вагон вполне можно было бы сравнить с грузовым. Ну вы видели: просто пустое пространство, которое можно загрузить чем угодно. Этот загрузили полутора дюжинами двухместных диванов. В концах находились дамская и мужская комнаты и туалетные кабинки. Еще чуть-чуть места отводилось буфету, в котором единственным привлекательным предметом была его стойка из красного дерева, а уж никак не то, что в нем продавали. Ассортимент ничуть не отличался от тех корзинок со снедью, что предлагались на вокзале. Правда, можно было все те же корзинки да еще с горячими блюдами заказать на ближайшей станции, но мы предпочли сытно перекусить перед дорогой, а кофе и в этом буфете варили неплохой. Так что обедать нужды не было, хотя обе подаренные нам коробки конфет мы все-таки съели.
Диваны оказались вполне широкими, и мы уселись напротив друг друга все впятером: мужчины втроем – мы с маменькой напротив.
Разговор крутился вокруг железных дорог. Маменька расспрашивала про Транссибирский экспресс, мужчины интересовались у нее, каковы дороги по ту сторону Атлантики.
Петя достал один из своих блокнотов, их у него было всегда два: один небольшой и недорогой, из которого и листы вырывать было не жалко, второй – пухлый, в хорошем кожаном переплете. Так вот он достал второй и принялся делать в нем пометки.
– Петр Александрович, что это вы такое вычеркиваете и подчеркиваете, если не секрет? – спросила маменька.
– Не секрет. Я по дороге сюда наметил, что бы мне хотелось увидеть и сделать в Лондоне, а сейчас отмечаю: получилось у меня это или нет.
– А можно пример привести?
– Можно. Первыми строчками у меня были «Дом Шерлока Холмса» и «Лондонский смог». Ни того ни другого я не увидел, – вздохнул Петя.
– Не знаю, стоит ли первый пункт, чтобы расстраиваться, но второй уж точно не стоит, – прокомментировал дедушка. – Стояла прекрасная погода, и этому стоит только радоваться. А смог, он больше осенью и зимой случается. Это когда к дымам фабричных труб, поездов и пароходов добавляются дымы из миллионов каминных труб, а низкие облака не дают этим дымам подняться вверх, прижимают их к земле. Но надеюсь, у вас есть и такие пункты, которые удалось исполнить?
– Удалось, удалось. А еще удалось даже то, о чем и мечтать не мог. С самим сэром Артуром Конан Дойлем познакомился! Одно это чего стоит. Вот только дома мало кто поверит.
– Поверят. У вас же автограф есть.
– Эх, будто я не мог любого другого англичанина попросить надпись сделать.
Мы еще немного поговорили о Петиных планах и о том, что каждому из нас также не удалось всего, чего он намечал или просто желал. Потом Петин отец сказал:
– А знаете, чему я больше всего радуюсь, покидая эту страну, которая в целом произвела на меня весьма благоприятное впечатление? Тому, что можно будет расплачиваться, пусть и не рублями с копейками, а франками и сантимами, но не будет этой путаницы с шиллингами, пенсами, фунтами, гинеями…[38] И что тут еще в ходу?
– Флорины.
– Кроны.