Мы согласились, что да, такое совпадение выглядит достойным упоминания.
– Я попросил вас описать и узнал тех самых юных мадемуазель и месье, что оказали мне с утра услугу. Если помните, я приглашал вас к себе, чтобы угостить своими фруктами, которые… – тут комиссар склонился к нам, чтобы произнести следующие слова заговорщицким шепотом, – которые превосходят даже эти замечательные ягоды. Но у меня возникли сомнения, что вы воспользуетесь моим приглашением из-за скромности. Вот я и поручил выяснить, где вы остановились, чтобы все-таки прислать вам корзину фруктов. Так что вчера при разговоре с Джузеппе я знал и кто вы, и где проживаете. А поскольку жену хозяина того самого доходного дома[53], где вы квартируете, когда-то звали Клаудией Скьяволе и она является уже родной сестрой моей супруги, то я смог легко получить о вас и дополнительные сведения.
– Скажите, пожалуйста, а у нашего официанта какая фамилия, а то мне кажется, что и он Скьяволе? – спросил Петя.
– Вы угадали. Он тоже Скьяволе и приходится мне… Сейчас.
Комиссар достал блокнот и, полистав, прочитал по-русски:
– Седьмая вода на киселе!
– Близкое родство! – согласился Петя.
– Скажу по секрету, что Скьяволе тут человек двадцать. И мне от них хлопот и пользы достается примерно поровну. Но продолжим. Узнав утром об убийстве часовщика, я сильно удивился. А вот увидев вас там же, уже не удивлялся, хотя и сделал вид, что очень удивлен.
– Очень талантливо сделали вид!
– Мерси, мадемуазель. Но не нужно никакого таланта или даже просто опыта сыщика, чтобы понять – вы как-то связаны с этим делом. Скорее всего вы что-то знаете о часовщике, и я очень хочу, чтобы вы мне об этом рассказали. Мне бы хотелось завоевать ваше доверие, поэтому я для начала, не требуя ничего взамен, готов ответить на любые ваши вопросы.
– Вы что-то предприняли в связи с тем, что в номере графа, возможно, побывал посторонний?
– Предпринимаю. Вчера для этого не было повода, а сегодня мои люди допрашивают всех служащих отеля. Но полагаю, можно заранее с уверенностью сказать, что их кто-то расспрашивал и кто-то из них проболтался о том, что, на их взгляд, никакой тайны из себя не представляло.
– Как и когда убили месье Клода Севинье?
– Предположительно он был убит вчера между восемью часами вечера и полуночью.
– Странно, ведь после пяти он уходит домой, и, следовательно, его должны были застать в мастерской до этого времени.
– Я тоже так думаю, мадемуазель. Предполагаю, что убийцы проникли к нему за несколько минут до закрытия мастерской, чтобы иметь возможность сразу запереть за собой двери, не вызывая этим недоуменных взглядов соседей и просто прохожих. А потом они, прежде чем убить, пытали месье Севинье. Вот на это им понадобилось немало времени.
– Да отчего же он сразу не сказал того, о чем его спрашивали? – воскликнул Петя.
– Он был старым и мудрым человеком. И понял, что в живых его не оставят, вот и тянул время в надежде… в надежде неизвестно на что. Но это лишь мои предположения.
– И мы не можем с уверенностью говорить, – сказала я, – сдался он под пытками или сохранил чужой, ненужный ему секрет, в конечном счете стоивший ему жизни.
– И это справедливо, не знаем. Но что это был за секрет? Возможно, это поможет нам в расследовании…
– Месье Людовик, мы вам полностью доверяем, – решилась я ответить правду. – Но есть одно существенное препятствие. Граф Никитин был убит в Лондоне. В его смерти обвиняют человека, который этого не совершал. А человек этот не имеет возможности назвать имя того, кто имеет к убийству графа самое непосредственное отношение, так как тот угрожал жизни близкого ему человека. И сейчас мы убедились, что его опасения весьма обоснованны.
– Так, так, так… Как я понимаю, вам это имя было названо, и вы очень боитесь, что, узнав его, я стану искать именно этого преступника, о чем он, несомненно, вскоре догадается или, что не исключено, достоверно узнает и может пойти на то, чтобы исполнить свои угрозы в отношении непричастного к делу и, следовательно, невинного человека? Уф!
Комиссар Лагранж задумался. Генрих Наваррский тем временем счел своим долгом забраться поочередно на Петю, затем на меня, обнюхать нас, напросился, чтобы я его погладила и, удовлетворившись этим, вернулся через стол к своему хозяину и юркнул к нему за пазуху. И зашевелился там, устраиваясь поудобнее. Со стороны это смотрелось очень забавно, но нам сейчас было не до улыбок. Мы вновь оказались в гуще слишком печальных событий.
– Помимо всего прочего вы, несомненно, связаны и словом, – пробормотал убежденно комиссар и вновь погрузился в раздумья, сморщив не только лоб, но и нос. И это тоже могло бы при других обстоятельствах показаться нам комичным. – Хорошо! – наконец вымолвил он. – Я не стану вас спрашивать это имя. Ну а про сейф вы мне можете рассказать?
– Полагаю, что можем.
Мы рассказали все, что знали об этом злополучном ящике, о двукратной пропаже ключей от него, о странном ремонте, для которого потребовалась часовая мастерская.
– Э-м-м… последнее не столь уж странно. Как мне кажется, я о сейфах знаю чуть больше, чем вы, и могу сказать достаточно уверенно, что сейф графа имел секрет. То есть основная его часть была устроена достаточно просто, хотя наверняка надежно. Но внутри был тайник, о котором покойный граф даже своему секретарю не сообщал. И скорее всего открывался тот тайник не ключом, а неким механическим приспособлением, возможно, схожим с часовым. Это понять можно. А вот для каких таких ценностей он предназначался – это вопрос первостепенной важности! Или вы думаете иначе?
– Нет, мы именно так и думаем, – согласился с доводами комиссара Петя. – Оттого мы и стремились найти часовщика, надеясь, что он сможет хоть как-то прояснить дело.
– И того человека, имя которого вы не желаете произносить при мне, вы искать не перестанете! – уверенно произнес комиссар Лагранж. – Думаю, нет смысла предупреждать вас о грозящей опасности.
– Мы прекрасно ее сознаем и постараемся не лезть в передряги, – пообещал Петя.
– Эх, мне бы запретить вам лезть вообще куда бы то ни было! Но ведь вы не послушаетесь. Приставить к вам филеров, что ли? Или того лучше найти предлог и запереть в камере?
– А отчего вы так легко отказались от попытки выяснить имя того преступника? – не поддержала я шутки комиссара.
– Потому что надеюсь уже сегодня узнать его самостоятельно.
– Можно спросить как?
– Спросить можно, но это тайна следствия, – ответил месье Людовик, и было непонятно, шутит он или говорит всерьез. – Впрочем, какие от вас могут быть тайны? Вы и сами уже догадались, судя по блеску в глазах?
– Вы, вероятно, – осторожно начал Петя, – что-то знаете о тех, кто совершил убийство месье Севинье.
– Уже очень хорошо. О «тех», а не о «том»! Но продолжайте.
– Возможно, – продолжила я, – по оставленным уликам вы уже сейчас можете достаточно точно назвать исполнителей преступления, – продолжила делать предположения я, – и скорее всего они из числа известных вам уголовных личностей. И если вам удастся их схватить…
– Или хотя бы одного из них! – счел нужным поправить меня Петя.
– И это справедливо! – согласился комиссар, не дав договорить ни мне, ни Пете, оттого что и так все было ясно. – Так вот, после того как я схвачу хотя бы одного из них, я почти наверняка узнаю имя заказчика этого преступления.
– Получается, что все, кто был в мастерской, вам известны, и вы полагаете, что ни один из них не способен был сам устроить это дело?
– Вы предельно логичны! Хотя известны мне не все. Но я соглашусь с тем, что по ряду признаков и улик я уже узнаю́ кое-кого из числа зарекомендовавших себя перед полицией весьма дерзкими, но туповатыми созданиями. И с чего бы им пытать часовщика? До его банковского сейфа им все равно не добраться, а все остальные ценности они и так спокойно забрали. Даже сейф взломали, где хранились дорогие часы, сданные в ремонт. Кстати, зря взломали. Судя по журналу, в который часовщик записывал все, что ему приносили для ремонта, сейф был либо пуст, либо там лежало что-то малоценное, не стоящее таких усилий. Что бы там он сам про это ни говорил, а дела у месье Севинье на окраине шли не столь блестяще, как в центре. Там от клиентов отбоя не было. Правда, он скорее всего от избытка клиентов и сбежал. Возраст, знаете ли…
– Стойте! – сказал Петя. – Простите, что перебиваю, но пока мысль в голове… В журнале… ну, который вы упомянули… там только о том, что принесли и когда принесли записано? Или какая поломка тоже написано? Мы ведь точно знаем дату, когда этот зловредный сейф возили…
– Очень правильная мысль! – согласился комиссар. – Нужно взглянуть на журнал пристальнее. Я же про сейф с утра, можно сказать, забыл и журнал только полистал. Особой важности эта информация не представляет, но проверить стоит.
В этот момент появился новый персонаж, который, в отличие от комиссара, был очень похож на полицейского, хотя и был одет в цивильное.
– Комиссар?
– Садитесь, Зубочистка, и докладывайте. Молодые люди полностью в курсе дела и оказали нам большое содействие, так что говорите свободно.
Названный Зубочисткой, опустился на стул, кивнул Федерико, и тот через мгновение поставил перед ним стакан с вином. Похоже, вино здесь, во Франции, запросто заменяло чай и кофе.
– Вчера возле отеля крутился Мишель Гнусавый. С портье он не стал заговаривать…
– Ну так он в курсе, что тот мой родственник.
– А вот с горничными и коридорным разговоры затевал. Более того, заманил Жана на стаканчик винца, тот ему про все и выложил.
Кажется, полицейский Зубочистка все-таки предпочитал не договаривать до конца в нашем присутствии. Но комиссар имел на этот счет другое мнение.
– То есть он расспрашивал про русского графа и про то, куда он отвозил свой сейф.
– Точно так. Только в отеле все были уверены, что это не сейф, что это просто ящик для упаковки, в котором какие-то старинные и очень дорогие часы.
– Ну это все мы и так знали.
Зубочистка кивнул, взял из стаканчика на столе зубочистку и сунул ее в рот.
– Что-то еще?
– Да. Дактилоскопист сравнил пальчики. Все тот же Мишель Гнусавый, еще Жак Мерсье, а третий у нас в картотеке не значится.
– Даже так? Ну да наверняка мелкая сошка. Из новеньких. Хотя его бы, знай мы, кто он, было бы легче прочих схватить.
– Я дал распоряжения на вокзал, в порт… Ну как положено.
– Все правильно, да я и не сомневался. Я отсюда поеду в морг, может, врач скажет что-то новое. А ты распорядись, чтобы мне туда регистрационную книгу часовщика привезли.
Зубочистка допил вино залпом и, не спрашивая разрешения, ушел.
Комиссар тут же глянул на сиденье только что освободившегося стула, поднял с него зубочистку и аккуратно положил на блюдце.
– Извините, а отчего у этого полицейского такая странная фамилия?
– Это прозвище. Полностью оно звучит Зубочистка в… ох, простите мадемуазель, чуть не проговорился. У моего помощника дурная привычка постоянно жевать зубочистки и постоянно их оставлять на сиденье под собой. После люди садятся туда, где он до этого сидел, и нередко страдают. Я и сам однажды… очень неудачно… три дня стоя бумаги подписывал… Э-э-э… Да! Это прозвище свое он заслужил. Я же в воспитательных целях разрешил употреблять его официально. Ну, чтобы он постоянно помнил.
– Очень необычно! Помогло?
– Несомненно. Сегодня редкий случай, когда он забылся. Просто дело уж очень необычное. Убийства у нас случаются нечасто, а подобных никто и не припомнит. Теперь вы знаете об убийстве часовщика почти все, что знаю я, кроме многочисленных, но не слишком существенных мелочей. Я очень надеюсь, что уже к вечеру кто-то из этих троих негодяев окажется за решеткой.
– И тогда, даже если вам не удастся этого добиться от них, вы все равно узнаете имя, которое нам назвали в Лондоне, – пообещала я.
– Да? Спасибо! Я как-то не подумал, что после поимки участников этого дела никто и не усомнится, откуда имя заказчика стало известно полиции. В том числе и он сам не усомнится. Вы правы, мадемуазель, и еще раз спасибо вам. Доедайте, молодые люди, ягоды! А мы с Анри вас покидаем.
– Давайте, Даша, еще и кофе закажем, прежде чем уходить, – предложил Петя, а я не стала отказываться. – Чудной этот комиссар!
– Но очень симпатичный и большой профессионал.
– Да, уж тут сомневаться не приходится. Но что нам-то теперь делать? Даша, ну что вы молчите!
– Не сбивайте меня, у меня, кажется, мозги начали чуть-чуть работать. И покажите еще раз, что это вы сейчас с ножом делали?
Петя после ухода комиссара Лагранжа взял в руку десертный нож, которым он так и не воспользовался, вняв совету кусать фрукты зубами, и машинально стал играть им, перебрасывая между пальцев. Нечто похожее умела делать и я. Рукоять ножа зажималась между указательным и безымянным пальцами, и при определенной ловкости его удавалось неуловимо для глаз перекидывать лезвием вниз – лезвием вверх. Такие приемы с мечами, саблями и другим оружием были в ходу с древних времен. Они, с одной стороны, давали возможность лучше почувствовать оружие, а с другой – нагоняли такой ловкостью страх на противника. А вот ножами так играли в основном бандиты и прочие преступные элементы, пугая свои жертвы. Хотя папенька всегда говорил о ножах очень уважительно и полагал, что в определенных условиях от них больше пользы и толку, чем от сабли или тесака[54]. И вот такие фокусы, производящие на противника впечатление, тоже не считал лишними и меня учил не только от ножа защищаться или метать его, но и держать в руках и «играть» им.
Но Петя все проделывал несколько иначе, чем я. Впрочем, это значения не имело. Главное, что Петя проделывал это очень ловко.
– С более тяжелым ножом повторить сумеете?
– Легко. С тяжелым даже проще.
– Тогда нам нужен магазин, где продают подходящие для разбойников ножи!
– Ну вот, мы собираемся совершить разбой и, может быть, кого-то зарезать!
– Все может быть, Петя. По пути я додумаю подробности и все вам объясню. А пока извольте расплатиться за кофе и вести меня аккуратно, чтобы я не споткнулась и все мысли не разлетелись куда попало.
37
Кто рано встает, тот многое успевает. Справедливость этого мы ощутили, вернувшись домой. Времени до вечера, на который у нас были очень необычные планы, оставалось предостаточно, и мы позволили себе искупаться, поесть мороженого, просто побыть рядом с родителями.
День в отличие от утра прошел мирно и спокойно. Правда, за ужином случилось нечто необычное. А именно, в самый его разгар в поле зрения появились Михаил и Владимир. Им, конечно, хватило воспитанности не мешать нам, и они просто поприветствовали нас и сели за свободный столик, заказали бутылку красного вина и сырную тарелку и даже старались не смотреть в нашу сторону. У Владимира это получалось плохо, он никак не мог сдержаться, чтобы не бросить взгляд на маменьку. Но в целом вели они себя прилично, дали нам закончить ужин и лишь после этого обратились с просьбой сказать маменьке несколько слов.
– С удовольствием вас выслушаю, если только вы не станете просить разрешения забрать Дашу для поимки очередного преступника.
– Ну что вы? – смутился Владимир. – У нас ничего такого и в мыслях не было. Нас просили обратиться к вам от имени и по поручению…
– От имени и по поручению общества русских, отдыхающих в Ницце, – пришел на помощь сбившемуся товарищу Михаил.
– А разве такое есть? – удивился дедушка.
– До вчерашнего вечера не было, Афанасий Николаевич, уж будьте уверены. Чтобы не надоедать вам подробностями, случилось вот что. Ваше появление, Ирина Афанасьевна, вызвало бурю страстей!
– Да уж, по-иному и не скажешь, – подтвердил Владимир.
– Позвольте, чтобы понятнее и короче, я без обиняков. Фурор вы вызвали необыкновенный, а как выяснилось, что знаменитая французская актриса на самом деле русская… в общем, все разговоры только о вас. Весь вечер. Кто-то шутя и без малейшего намека на фривольность высказался в том духе, что появление в обществе столь знаменитой и прекрасной женщины способно привести к дуэли. Тут, конечно, все стали говорить и даже хвастать, кто и насколько силен в стрельбе, у кого больше шансов стать победителем в поединке. Неожиданно эта мысль переросла в менее кровожадную: устроить в вашу честь турнир по стрельбе. Тут же под рукой, как чертик из табакерки, оказался хозяин стрельбища, что расположено неподалеку, и турнир стал вполне возможным. Мы уже все обсудили, осталось лишь испросить вашего разрешения, чтобы турнир этот действительно был этаким рыцарским состязанием в вашу честь. И вот мы здесь и спрашиваем такого дозволения.
– Честно сказать, я далеко не все поняла, – сказала маменька. – Вам нужно лишь дозволение или все-таки еще что-то?
– Для начала дозволение.
– Хорошо, пусть будет турнир в мою честь, – очень просто, без всякого кокетства сказала маменька. – Но вы же еще чего-то желаете?
– Да пустяка. Чтобы вы лично вручили приз победителю. Мы решили, каждый сделает взнос за участие, а все деньги достанутся победителю. Это и будет приз. Вот и все. И это уже точно все, потому как мы понимаем, что нельзя же…
Тут уже сбился Михаил, а Владимир вдруг внес дополнительную непонятность.
– Победителям. Призы, – сказал он.
– Ах, совсем забыл. Желающих набралось очень много, больше двух десятков человек и поскольку у каждого свое личное мастерство, то мы условно разделили всех на три группы. Группу для участия каждый выбирает сам.
– А какие будут группы?
– Э-э-э… Мы пока не придумали окончательных названий, они должны быть достаточно красиво звучащими, все-таки международный турнир…