– Это… Рене Лалик, – невнятно произнес господин Спиридов, чувствуя, как ручеек пота струится по его спине. – Колье сделано… э-э… приблизительно сто лет назад. В частных руках находится… э-э… немалое количество изделий этого известного французского ювелира. Оно, скорее всего, называется «Вакханка». Вы можете послать запрос…
«Если Бекетов сделал копию украшения, то и название угадал, – подумал он. – Что за дьявольщина? Где же, в таком случае, наше колье?»
– Я же говорил. Вещица баснословной цены! – обрадовался эксперт.
У Спиридова голова пошла кругом, он без сил опустился на стул.
* * *Софья Зарудная сорок дней не выходила из московской квартиры, – оплакивала смерть любимого супруга. Зина боялась оставить ее даже на минуту – как бы хозяйка не вздумала лишить себя жизни.
Великой актрисе всегда удавалось гениально сыграть трагедию. Она лежала в своей затемненной спальне, блуждая по отсекам памяти. Скоро они закроются – наглухо, навсегда, – и она уже не сможет рыдать и наслаждаться. Королева раскрыла заговор против себя и сурово наказала участников. Все ее обидчики мертвы.
Донатов… Что он себе позволил? Нанимать молодого безумца, чтобы тот притворными ласками пробудил к жизни ее талант? Душа женщины, полная мрака и страсти, таит опасность, – как пещера с сокровищами, которую охраняют тысячи змей.
– Прежде чем потянуться за ними, подумай о смерти! – шептала Софья.
Фавн… Он оказался не лесным духом, а обыкновенным беспринципным авантюристом, рискнувшим сыграть любовника увядающей дамы. Он получил по заслугам. О, какие у него были глаза за миг до выстрела! В них не было ни искры фальши – только подлинный страх. Эти его глаза… Она чуть не приняла их за другие. Не будь этого рокового сходства, заговор потерпел бы неудачу в самом начале.
Она вспомнила свою первую запретную любовь к молодому красавцу Бекетову – нежному безумцу, женатому на скромной невзрачной женщине.
– Первый мужчина, сумевший разжечь мой огонь. Я сама бросила его, – твердила Софья. – Сама бросила! Вырвала из сердца… Жаль, что не навсегда. Я не знала, что он умер. Бедный мальчик! Подарил мне на прощанье колье своей жены… Хотел загладить вину. Разве есть золото, которым можно откупиться от любви?
Она все забыла, но никогда не расставалась с драгоценным украшением. И никогда его не надевала. Оно напоминало ей некий сверкающий мир, откуда приходит любовь и вдохновение.
– Зачем я его хранила, для чего? – спрашивала себя Софья. – Неужели для мести?
Тайники памяти неисповедимы.
Оказывается, у Бекетова был сын. Мальчик, наблюдающий за любовниками из густой травы в конце сада… Она иногда ощущала чей-то вожделенный взгляд, и это ее возбуждало. Теперь он ответил за грехи отца…
– По божьему закону, – шептала Софья. – Не я судила его. Бог! Я знала, что мальчик придет за женщиной из опала и золота – «Вакханкой». Неспроста он сделал ее копию – сам же признался. Я была уверена… И вызвала на дачу Донатова. Муж и любовник должны встретиться в финале драмы.
Жизнь – это пьеса, написанная рукой провидения. В ней ничто не случайно.
«Мне предложили роль, – подумала Софья. – Я согласилась сыграть. Есть ли в этом моя вина?..»
Кольцо с коралловой эмалью
Весна пришла в Москву неожиданно. Еще вчера было морозно, мела поземка, а сегодня вдруг выглянуло солнце, дохнул южный ветер, заплакали сосульки, прощаясь с зимой.
Артем Сафонов собирался идти гулять с собакой. Пес скулил, поглядывая на дверь, а хозяин все медлил – прикидывал, что бы надеть на ноги.
– Мам! – крикнул он. – Где мои кроссовки? После вашего ремонта ничего найти невозможно!
– Кажется, на антресолях, – ответила та из кухни.
Молодой человек был высокого роста, но до антресолей не дотянулся. Трехметровые потолки – предмет зависти друзей и знакомых – не всегда благо. Пес нетерпеливо взвизгнул, и Артем, чертыхаясь, обулся в сапоги на меху.
– Ладно, я пошел. Блэк на улицу просится.
– А где моя коробка с гвоздями? – спросил у жены Сафонов-старший.
– Не знаю, ищи. Зачем тебе гвозди в семь утра?
Края неба порозовели, яркая звезда переливалась над крышами. Артем смотрел, как собака носится по снегу, и беспричинная улыбка блуждала по его губам. Значит, и правда весна! Он потянул носом… показалось, что пахнет вербой, хотя деревья еще не проснулись: стояли черные, оцепенелые, не веря в оттепель.
– Блэк, домой! – позвал он пса.
Тот, дрожа от возбуждения и плотоядно косясь на соседскую кошку, послушно потрусил рядом.
Родители ругались. Артем еще из-за двери услышал их громкие раздраженные голоса. Они не обратили внимания, как сын привел собаку, разделся, опустился на пуфик в прихожей и тяжело вздохнул. Он-то думал, семейные страсти улеглись. Ничего подобного. Просто перемирие закончилось.
Раньше, когда он был маленьким, отец с матерью жили дружно, а потом, год за годом, между ними стало нарастать отчуждение. Отец задерживался на работе. Мать украдкой плакала. В отпуск стали ездить порознь. Артем с мамой отдыхали в подмосковной деревне у бабушки; отец покупал путевку в санаторий или отправлялся в турпоход. Надо отдать им должное: при ребенке Сафоновы старались не ссориться. Но Артем ведь не слепой – видел, чувствовал: в семье что-то происходит. Недоброе.
Родителям хватило ума не довести дело до развода, с возрастом они притерпелись друг к другу: перестали молчать неделями, мать повеселела, да и отец постепенно оттаивал. Даже ремонт затеяли. Артем хорошо зарабатывал и дал денег на стройматериалы. Пусть покупают хорошие обои, паркет, импортную сантехнику. Казалось, все налаживается. И вот…
– Откуда это? – кричал отец. – Где ты это взяла?
Артем не помнил такого надрыва в его голосе. Он затаил дыхание, прислушиваясь. Блэк улегся у его ног, положил морду на лапы, навострил уши. Ему тоже не нравились скандалы.
– Первый раз вижу… – оправдывалась мать.
– Не лги! Думаешь, я идиот? Куда ты ездила прошлым летом?
– В деревню. Дом хотела продать…
– Кому он нужен? Сруб отсырел, крыша прохудилась.
– Зато земля в цене.
– В вашей-то деревне? Ха-ха-ха! – захохотал он в бешенстве. – О-о! Я понял… я все понял! Какая же ты… змея! Как ты могла? Как ты…
Ему не хватило воздуха, в груди вспыхнула боль.
– Клянусь, я не знаю, что это за кольцо. Может, кто-то из рабочих потерял… или забыл?
– Женское кольцо?!
– Ну… обои клеили женщины, наверное, кто-то из них…
– Хватит! – взревел отец, и раздался грохот. Что-то упало, покатилось по полу, рассыпалось. – Если ты не признаешься, я за себя не ручаюсь! Я… убью тебя, тварь! У-убью…
Мать дико вскрикнула, и Артем, забыв о приличиях, ринулся в кухню. Воспитанные люди не подслушивают, но ситуация требовала немедленного вмешательства.
Отец уже занес над женой руку, но захрипел… повалился вперед. Она съежилась, прижалась к подоконнику. Тело мужа обмякло, тяжело осело. Она обхватила его и закричала: «Артем! Артем…»
Следом за хозяином вбежал Блэк, зарычал, потом заскулил.
Артем с матерью положили отца на пол, вызвали «Скорую». Тот едва дышал, губы посинели. Врачи приехали через четверть часа и развели руками.
– Что вы стоите? Делайте же что-нибудь! – рыдала мать.
Прозвучало страшное слово: «Умер!» И она упала рядом: потеряла сознание. Все поплыло перед глазами Артема. Запахло нашатырем…
Потом, когда тело отца увезли, а маме сделали укол и она уснула, Артем вернулся в кухню. На полу валялась перевернутая коробка с гвоздями, осколки посуды, старый термос с разбитой колбой… Он наклонился и, подчиняясь странному импульсу, внимательно обвел взглядом пол между шкафчиками, холодильником и плитой. Ничего…
Артем присел на корточки. В углу под батареей что-то блеснуло. Он протянул руку и достал закатившееся туда кольцо – похоже, золотое, покрытое коралловой эмалью, с красиво выделанной буковкой «В» посередине. Буковку украшали два белых камешка, такие же камешки помельче образовывали волнистую линию вдоль всего кольца.
Маму Артема звали Валентина. Он положил кольцо на ладонь и задумался.
* * *Прошел год.
Лина Ярцева вышла на улицу в нарядном светлом пальто, в легких сапожках. Наконец-то весна! Теперь все будет по-другому – развеется душевная тоска, солнце растопит мрачные мысли, как слежавшиеся сугробы. Талые воды разольются, затопят голые рощи. Ветер принесет с реки запах ледяной крошки.
Она любила смотреть, как плывут по черной воде льдины, громоздятся одна на другую, трещат. И ясное небо стоит высоко над землей, стряхивающей оковы зимы. И повсюду капает, звенит и журчит.
Нынешние осень и зима показались Лине нескончаемыми: затяжные дожди, злые метели, серые дни, глухие ночи. Жизнь текла мутно, сонно, медленно. Временами хотелось все бросить и укатить в Крым, бродить по пустынным улицам курортных городков, любоваться кипарисами в снегу, слушать однообразный шум прибоя…
Нынешние осень и зима показались Лине нескончаемыми: затяжные дожди, злые метели, серые дни, глухие ночи. Жизнь текла мутно, сонно, медленно. Временами хотелось все бросить и укатить в Крым, бродить по пустынным улицам курортных городков, любоваться кипарисами в снегу, слушать однообразный шум прибоя…
Летом, после Коктебеля, морских просторов и прозрачного горного воздуха, она долго привыкала к покрытой асфальтом Москве, запруженным автомобилями улицам, сутолоке подземки и шумным супермаркетам.
Лина допоздна работала, потом целый час добиралась домой в Измайлово, в большую квартиру, где она жила одна. Мамы не стало два года назад, а отец уехал в Канаду. Его научные разработки заинтересовали тамошних биологов, и ему предложили место в одном из исследовательских центров. Платили хорошо, и часть денег он высылал дочери, так что Лина не бедствовала.
Она понимала отца. Находиться в стенах, где каждая мелочь напоминала о жене – вазочка, чашка, ее любимое кресло, книги, коллекция фарфоровых статуэток, – Ярцев был не в силах. Лине тоже приходилось несладко, но она терпела. Фактически с утра до вечера она пропадала на работе, а дома только ночевала. Спасительная усталость валила ее с ног, лишая возможности предаваться горю.
К тому же у Лины появились два ухажера. Оба молодые, перспективные, привлекательные, они наперебой приглашали ее то в театр, то в кафе, то на прогулку. «Рано или поздно мне придется выбирать, – думала она. – Кому отдать предпочтение?» Оба ей нравились. Артем был банковским служащим, Игнат – менеджером крупной фирмы. Оба, похоже, имели насчет нее серьезные намерения. Лина встречалась с обоими. И не скрывала этого.
– Пока мы только друзья, – повторяла она. – Не больше. Я еще не знаю, чего хочу.
Молодые люди вынуждены были соглашаться с ее правилами.
– О чем ты все думаешь? – спрашивал Артем. – Что тебя гложет?
– Ты как будто отсутствуешь, – говорил Игнат. – Витаешь где-то далеко отсюда. Проснись! Улыбнись хотя бы.
Лина чувствовала себя коконом, из которого еще не вылупилась бабочка. Ее прекрасные крылья пока не развернулись, не подняли над землей и не понесли к счастью… Она искала в себе ростки любви, но ее сердце билось ровно, чуждое блаженной истомы.
Молчаливое соперничество превратило бывших друзей в затаенных врагов. Ни один, ни другой не собирались уступать.
«Чем я им приглянулась? – гадала Лина, придирчиво рассматривая себя в зеркале. – Лицо обычное. Фигура, правда, ничего – стройная, подтянутая, гибкая. Волосы пышные, собранные в пучок на затылке. Не модно, зато мне идет!»
Коктебельские камешки… они снились ей часто. Серый мрамор, малахит в причудливых прожилках, пестрые агаты, яшмы, халцедоны, сердолики, выброшенные на берег штормовой волной. Они ласкали глаз, их приятно было перебирать, пересыпать из ладони в ладонь. Иногда ей даже попадались обкатанные морем кусочки горного хрусталя.
Лина могла часами сидеть на берегу, собирать камни и… разговаривать с ними. Было что-то магическое в этих немых свидетелях подводных извержений, вздыбивших до небес пласты земной коры.
Хозяин, у которого она снимала комнату, рассказывал о пещерах Кара-Дага, к которым можно было подобраться только с моря, – его сын с приятелем нашли там обломки старого сундука и горсть серебряных монет.
Лина попросила ребят отвезти ее на лодке в Сердоликовую бухту. Там у нее захватило дух от величия открывшегося зрелища – две скалы смыкались, образуя арку, за которой плескалось море. В самой бухте вода блестела, как зеркало. В ней отражались скалы. Под аркой каждый звук превращался эхом в оглушительный грохот.
– Если подняться выше по ущелью, можно найти старое жерло вулкана, – сказал сын хозяина. – Мы пробовали. Ничего не вышло. Слишком крутые склоны.
– Я не умею карабкаться по горам, – с сожалением вздохнула Лина. – Да и обуви подходящей нет. Давайте пристанем к берегу.
Она спрыгнула на разноцветную гальку и задрала голову. На скалах виднелись жилки розового агата, бархатно-зеленый халцедон, еще какие-то кристаллики посверкивали в солнечных лучах. На высоте гранитные утесы упирались в облака. Каменное безмолвие наводило жуть…
– А можно туда забраться? – Она показала на разветвление красноватых прожилок сердолика.
– Опасно. Без страховки лучше не лезть.
– Понятно, – кивнула Лина. – Я тут внизу поброжу. Вдруг отыщу пиратский клад?
– Насчет пиратов не знаю, а контрабандисты прятали в здешних пещерах и гротах свой товар и вырученные деньги. Можно и на покойников наткнуться.
– Не пугайтесь, – улыбнулся сын хозяина. – Мой друг шутит. Какие покойники? Разве что выбеленные и высушенные кости.
Лине стало не по себе, но она не подала виду. Прикрепила к поясу острый молоток для отбивания камня, фляжку с водой и двинулась налево.
– Вас ждать? – спросили ребята.
– Не надо. Плывите домой, а меня заберете после обеда.
Раскаленные скалы дышали жаром. Солнце с самого утра палило нещадно. На воде качались бакланы. Лина остро позавидовала птицам. Захотелось искупаться – погрузиться в нежную голубизну моря, медленно поплыть, наслаждаясь прохладой…
– Не затем ты сюда приехала, – оборвала она себя.
* * *Игнат и Артем познакомились с Линой в баре, куда молодые люди зашли скоротать свободный вечер. Одинокая девушка за столиком привлекла их внимание.
Мало ли им приходилось видеть одиноких девушек? В кафе, на скамейках парков, на дискотеках – да где угодно. Но почему-то именно к этой захотелось подойти. Как будто кто-то невидимый подтолкнул их сделать роковой шаг.
– Гляди, девчонка грустит, – шепнул другу Сафонов. – Волосы, кажется, натуральные, лицо без краски. Загорелая. Провинциалка, что ли? Бар не из дешевых. Какой ветер ее сюда занес?
– Познакомимся?
Друзья заказали коньяк, кофе, шоколадный десерт и подсели к «провинциалке». На поверку девушка оказалась коренной москвичкой, разговаривала спокойно, вежливо, без жаргонных словечек, не смущалась, не жеманилась.
– Я туфли новые надела, – призналась она. – Ноги болят, сил нет. Решила посидеть, отдохнуть.
Они, как по команде, взглянули под стол. Девушка была босиком, туфли стояли рядом. Модельные, из натуральной кожи. При кажущейся простоте одежда девушки была из фирменных магазинов – отметил Артем. Он знал в этом толк.
– Вы работаете или учитесь?
– Работаю, – вздохнула она. – Реставратором произведений живописи. У меня своя мастерская, от мамы осталась. Жалко, что далеко от дома. Заказов много. Приходится иногда оставаться ночевать прямо на рабочем месте.
Она выглядела моложе своих лет благодаря непосредственности, открытому выражению лица, отсутствию косметики и какой-то школьной прическе.
Заговорили об искусстве.
– Я бы больше хотела работать с хрусталем, но папа воспротивился, – посетовала Лина. – Мол, не женское это дело. Ты бы еще в стеклодувы пошла! А я обожаю стеклянные и хрустальные вещи. Мама любила фарфор… Мы с ней были очень близки. Она умерла.
Девушка замолчала. Ее серые прозрачные глаза подернулись слезами.
Артем погрустнел. Он тоже год назад лишился отца. Так глупо все получилось.
За соседним столиком пировала шумная компания. Бармен включил музыку. Лина немного оживилась, повеселела.
Игнат никак не мог избавиться от непонятного беспокойства. Его что-то тревожило, раздражало. Подвыпившие парни слишком громко смеялись. Безвкусная музыка навязывала примитивный, назойливый ритм.
– А не поехать ли нам в другое местечко, потише и поуютнее? – предложил он. – Я не прочь продолжить знакомство.
Лина улыбнулась и… отказалась. Она устала и хочет домой, спать.
– Завтра вставать рано.
Друзья вызвали такси, проводили девушку до машины и вернулись допивать коньяк.
– Странная девица, – выразил свое мнение Артем. – Реставратор! Не красится. Чудно как-то! Интересно, она вправду такая или притворяется?
– Зачем ей притворяться?
– Чтобы произвести впечатление. Особый прием флирта с мужчинами. Оригинальничает.
– Я не заметил никакого кокетства. По-моему, ей все равно, понравилась она нам или нет. А вот ты как-то не в меру возбужден.
– Но телефончик ты у нее выпросил!
Артем подтрунивал над другом, тот привык и не обижался. Они выпили еще по рюмочке.
– Ты же в барах с девушками не знакомишься, – беззлобно огрызнулся Игнат. – И на улице тоже. Не романтично-де, тривиально, пошло. Что вдруг изменил своему кодексу?
– Сам не пойму. Есть в этой девице какая-то изюминка. Вроде бы и внешность у нее обыкновенная, и лоска никакого, и профессия никудышная. А глаза умные, волосы красивые… ведет себя естественно. Говорить с ней приятно, смотреть на нее приятно.
Игнат только кивал. Лина была в его вкусе: ничего общего с пресловутыми «моделями», надменными полусветскими барышнями, напористыми бизнес-леди. Он устал от заученных фраз, грубой фальши и наигранных улыбок. Ему надоело быть объектом охоты.