Битва судьбы - Казаков Дмитрий Львович 29 стр.

Отскочив в сторону, Терик избежал прямого удара, атаковал сам, обрушив тяжелое, отточенное лезвие на одну из лап. Но животное, легко, словно бабочка, отлетело вбок. Скорпионий хвост ужалил и клинок на его кончике, в аршин длиной, вонзился в землю у самых ног Терика. Йотун сглотнул загустевшую слюну. Дело обещало быть жарким.

Луцию казалось, что еще верста, и все, он не сможет двигаться, настолько сильно болело колено. Тем не менее, он шел, скорее ковылял, и, к собственному удивлению, преодолевал намеченную версту, за ней еще одну, и еще. На одной ноге сумел перебраться через горы. Со спуском пришлось повозиться. Любой прыжок отдавался резкой болью от пятки до поясницы.

Но он спустился и шел теперь по ровному, что оказалось куда как проще. Дойдя до деревьев, выстрогал посох, но тот помогал мало. Натруженная ранее нога отзывалась болью на каждый шаг. Цверг передвигался, сцепив зубы, и почти ничего не замечал вокруг.

Выбрав место для отдыха, Луций освободился от поклажи и сел, вытянув многострадальные конечности. Боль отступила, и цверг смотрел в небо, прислонившись к шершавому древесному стволу.

Смех, донесшийся сзади, привлек его внимание. Луций потряс головой, решив, что в ней что-то разладилось, но смех прозвучал вновь из тесно стоящей группы кустарников.

Дернув себя за бороду, он встал и заковылял к подозрительному месту. Лук приятно отягощал руку, внушая уверенность. Выглянув из-за кустов, Луций выругался и вытаращил глаза. Женщина стояла посреди зеленой травы, женщина его народа! Темно-коричневые волосы уложены в хитрую прическу, в ушах, розовых, словно морские раковины, блестят серьги с изумрудами. Шею украшает ожерелье с крупными рубинами.

Иллюзия была совершенной. Луций бы попался, если не знал бы твердо, что женщина его Племени никогда не покинет дом без сопровождения мужчины и в жизни не наденет драгоценности вне семейного праздника. Вспомнив то, что говорили о ловушках Внутреннего леса маги, Луций поднял лук, и оперение стрелы привычно защекотало щеку.

Готовясь к выстрелу, Луций непроизвольно перенес вес на больную ногу и зашипел, словно кошка. Иллюзия взглянула на него, и цверг прочел в больших карих глазах страх и мольбу. Коленки стрелка неожиданно задрожали, впервые за многие годы он ощутил, что не может выстрелить.

Помогла, как ни странно, та же боль. Она заставила Луция разозлиться, прошлась, словно тряпка по зеркалу, по разуму, сделала его холодным и чистым. Закусив губу, он отпустил тетиву. И тут же закрыл глаза. Слышал, как жужжит стрела, слышал глухой удар.

Когда открыл глаза, не увидел того, чего более всего боялся: соплеменницы, убитой его рукой. Пронзенное стрелой, посреди травы, ставшей вдруг бурой, корчилось нечто вроде змеи, наполовину высунувшейся из-под земли. Вместо головы туловище венчал огромный глаз, в который и попала стрела.

Хоть завтрак Луция и был скуден, цверга вырвало.

Умывшись в ручье, Луций оглядел исхудавшее отражение, подмигнул ему, на что отражение обидчиво пошло волнами.

Отправился дальше, но далеко уйти без приключений не удалось. Пыхтя и отдуваясь, он преодолел занавес из отливающих синевой лиан и вывалился на поляну, на которой шел самый настоящий бой. Огромное создание, похожее на крупного снежного барса с крыльями летучей мыши и скорпионьим хвостом, атаковало Длиннорукого, вооруженного огромной секирой.

Пока цверг стоял, разинув рот, чудище налетело на воина и попыталось ухватить его лапами, одновременно нанося коварный удар сверху. Длиннорукий отскочил, но как-то коряво. Видно было, что он утомлен. Сверкнуло тяжелое лезвие, раздался хряск, и на скорпионьем хвосте образовалась трещина, из которой начала сочиться темная жидкость.

Тонкий свист разнесся над поляной. Не сразу понял Луций, что так чудище выражает ярость. Слишком несолидными казались звуки рядом с мощным телом, острыми зубами и ужасным обликом.

Но размышлять на тему соответствий Луций не стал. Не обращая внимания на боль в ноге, он сдернул с плеча лук. Успокаивая дыхание, наложил стрелу.

Очередной удар длинного хвоста Длиннорукий отразил, но устоять не смог. Рухнул, тяжело, словно раненый. Чудище взнесло хвост, замахиваясь для последнего удара, и тут стрела ударила ему в затылок. Силу ее ослабила густая рыжая шерсть, похожая на лошадиную гриву, но укол получился ощутимый.

Мигом забыв о поверженном противнике, монстр прыжком, слегка подлетев, развернулся к Луцию. Глаза опасно замерцали, пасть раскрылась. Крылья, словно плащ самой ночи, развернулись по бокам.

Второй выстрел оказался удачнее. Оперенное древко вошло чудищу в глаз, погрузившись на половину длины. Но зверь не упал. Яростно свистя, он мотал головой, пытаясь избавиться от стрелы. Затем все четыре лапы подломились, подобно подрубленным деревьям, и чудище рухнуло, покрыв половину поляны кожистым плащом крыльев.

Хвост некоторое время еще жил, дергаясь. Жало бессильно втыкалось в землю, но затем и оно затихло, побежденное великой воительницей, которую никто не способен одолеть – смертью.

Только после этого Луций позволил себе сесть, точнее, упасть. Нога словно горела в огне. Боль перекинулась на позвоночник, и лучник потерял сознание.

Кусты хрустнули под его телом, умирая. Сил шевелиться не оставалось, и Терик лежал, готовясь принять смерть. Но удара не было, послышалось лишь странное щелканье, словно звук спускаемой тетивы. Затем что-то упало, большое и тяжелое, и стало тихо. Затихшие было во время боя, вновь заорали птицы, зашевелились в траве насекомые.

Когда удалось встать, Терик обнаружил, что в силах нормально двигаться. Немного подрагивали руки, но, в общем, сын конунга чувствовал себя сносно. Серьезных ран избежал, и ладно.

Удивительно оказалось другое. Недавний противник лежал мертвым посреди поляны, раскинув уродливые крылья. Осторожно подойдя, Терик осмотрел труп. Обнаруженные стрелы заставили удивиться еще сильнее. Если есть стрелы, есть и стрелок. Но где же он?

Йотун внимательно ощупал взглядом заросли. Заметил примятую траву, из которой торчат подошвы сапог. «Он ранен!» – мелькнула тревожная мысль, и Терик бросился к спасителю.

Тот оказался Полурослым. Привычная гадливость по отношению к представителям иных народов куда-то делась, и сын конунга осмотрел стрелка. Повреждений на теле не обнаружил, но Полурослый, рыжий, словно утреннее солнце, лежал без движения, хотя и дышал.

Достав флягу, Терик обильно брызнул водой в бородатое лицо. Дождался, пока веки дрогнули, открыв глаза, и спросил, стараясь произносить слова четко:

– Что с тобой? Ты ранен? Или болен? – до йотуна не дошло, что неведомо как забредший в пределы Внутреннего леса Полурослый может не знать язык Нордбурга.

Бледные губы на белом, словно мел лице раздвинулись:

– Нога... – по крайней мере, одно слово из родного языка Терпка огненноволосый знал.

С ногой, а точнее, с коленом, в самом деле, оказались проблемы, и серьезные. Сустав распух, едва помещаясь в штанине. Самодельный лубок, скорее всего, причинял более неудобств, чем помогал.

– Да, – Терик почесал в затылке. – Я – не лекарь, такое не вылечу. Придется делать привал.

Вскоре костер вовсю шипел и плевался искрами. Спаситель Терика мрачно смотрел в пламя. Со стороны мертвого чудовища доносилось неразборчивое ворчание, чавканье и треск костей – телом поверженного хищника занялись падальщики.

Разговорить рыжебородого удалось только после трапезы. Поев, Полурослый порозовел. Глаза его довольно заблестели. Заметив перемену, Терик решился спросить:

– Позволь узнать, почтенный, – последнее слово далось с трудом, но Терик все же выдавил его сквозь окостеневшие губы. – Как зовут тебя? Ведь я должен знать, кто спас меня от неминуемой смерти.

– Луций, – сказал Полурослый. – Луций из Кум.

– Спасибо тебе, Луций из Кум, за спасение моей жизни, – Терик поклонился. И тут пришло решение, странное, но легкое. Подобно холодному ветру оно освежило Терику голову.

Неожиданно для себя самого сын конунга встал на колени, положил перед собой секиру:

– Отныне я в неоплатном долгу перед тобой, Луций из Кум, – сказал он значительно. – Моя секира – твоя секира, мой дом – твой дом. Так сказал я, Терик из Нордбурга, сын конунга.

– Какая честь мне выпала, – криво улыбнулся Полурослый. Он выглядел растерянным, и не знал, как себя вести. – Сын конунга! Одумайся! Кому ты предлагаешь дружбу? Полурослому! А вдруг случится меж нашими народами война?

– Не возьму я назад сказанное, – замотал головой Терик. – Пусть даже ты не мой соплеменник. Ты мне жизнь спас! Будь ты хоть Волосатым, хоть Остроухим, я сказал бы то же самое. И, более того, хочу я просить тебя быть мне вместо брата, старшего брата!

– Не возьму я назад сказанное, – замотал головой Терик. – Пусть даже ты не мой соплеменник. Ты мне жизнь спас! Будь ты хоть Волосатым, хоть Остроухим, я сказал бы то же самое. И, более того, хочу я просить тебя быть мне вместо брата, старшего брата!

Терик опустил голову. Тишина повисла над лесом, повисла, чтобы быть разорванной скрипучим, резким смехом Полурослого:

– Ополоумел ты, сын конунга! – сказал он, отсмеявшись. – Кому предлагаешь побратимство? Иноплеменнику! Так такого не было никогда!

– Пусть, – йотун поднял взгляд. – Все когда-либо случается впервые. Обычай, по которому спасший жизнь становится спасенному старшим братом, мудр, и не стоит его отвергать. И, кроме того, недолгим будет побратимство, если я правильно догадался о цели твоего путешествия.

– Похоже, что правильно, – Луций сморщился. Напомнила о себе нога. – После Ночи Судьбы выживет только один. Через десять дней один из нас погибнет, или даже оба.

Морщины побежали по лбу Полурослого, складываясь в причудливые узоры, он прерывисто вздохнул:

– Я согласен, сын конунга. Да свершится небывалое. Только вина у нас нет, чтобы исполнить обряд.

– Обойдемся водой, – ответил Терик, улыбаясь. – Ведь главное – кровь – у нас все-таки есть. И кровь у нас – одного цвета!

На душе стало легко и радостно, отчего-то вспомнилось детство. Терик вытащил нож, осторожно проколол палец. Багровая капля упала в подставленную чашу, окрасив воду в розовый цвет. Глядя, как кровь Луция смешивается с его,, сын конунга улыбался, сам не зная, почему.

– Я, Терик из Нордбурга, – сказал он нараспев. – Пред лицом Творца и своей честью нарекаю Луция из Кум своим братом.

Он припал к чаше. Чуть солоноватая холодная вода освежила небо, побежала по языку. От нее по телу распространился зуд, странный, но приятный.

Тревожно было на душе у Луция, непривычно и тревожно. Не может такого быть, чтобы Полурослый с Длинноруким, цверг с йотуном побратались. Не может, но все же случилось.

– Я, Луций из Кум, пред лицом Творца и своей честью нарекаю Терика из Нордбурга своим братом.

Вода с кровью оставила во рту горечь. Пытаясь проглотить загустевшую вдруг слюну, Луций почувствовал, что что-то внутри него меняется, раз и навсегда. И изменения эти важны, значимы не только для него одного, пусть даже о выборе, о маленьком выборе, что совершили два разумных существа в далеком лесу, не узнает никто и никогда.

Глава 18

Утро началось неожиданно тяжело, утро дня Удода, что «должен быть легок и светел, подобно небесам», если верить «Книге Дней». Но внутри Кольцевых гор привычный календарь, похоже, давал сбои, если, вообще, действовал. Родомист встал с трудом, испытывая ощущения, до боли похожие на похмелье. Голова казалась пустой и тяжелой одновременно, словно из нее вынули мозг, а череп заменили на металлический. В груди что-то хрустело, переливалось с тупой болью. Мешали жить странные ощущения, малообъяснимые и неуловимые. Будто зудел рядом невидимый комар, готовясь укусить, и тревожил кожу ветерком от маленьких крыл.

Даже спутники заметили неважное состояние мага. Хорт спросил прямиком:

– С тобой все в порядке, Родомист? Выглядишь ты – краше в гроб кладут.

– Устал, – вздохнул маг тяжко. – Но не поворачивать же из-за этого назад? Да и идти недолго осталось.

Хорт недоверчиво ухмыльнулся, Ратан с сомнением почесал щеку, на которой вполне реальные комары оставили некоторое количество отметин.

Вкуса еды Родомист почти не ощущал. Не до того оказалось. Чудились ему колебания в пространстве Силы, чудные, ранее не встречавшиеся. Будто рядом прячется кто-то сильный, могучий и не спешит открывать убежище, но до конца сдержать себя не может, вот и колеблется Сила, словно вода в пруду от играющей в глубине огромной рыбины.

Но ничего определить не удалось, и маг приписал чудные ощущения находящемуся совсем недалеко Храму Судьбы.

Соседство другого мага Межамир обнаружил еще вчера и почти сразу поставил заслон из Силы, воспользовавшись тем, что неведомый противник казался слабее. Что это противник, маг из Новгорода не сомневался, ведь кто же еще может бродить по Внутреннему лесу накануне Ночи Судьбы?

Теперь он медленно сближался с соперником, намереваясь ударить неожиданно, в спину. Угрызения совести не смущали его, ибо все хорошо, что ведет к победе. Тревожило другое, никак не мог понять, к какому Племени принадлежит неведомый враг: к Полурослым, Красноглазым, или, может быть, к Длинноруким? Что от Остроухих пойдет сам Бран, Межамир не сомневался. Путешественник из Того или с Зеленых островов вряд ли выберет северную дорогу.

Лес послушно укладывал под ноги удобные тропинки, чудовища разбегались, едва завидев мага. Лишь одна мантикора, огромное рысеподобное чудовище, рискнула напасть. Развернула кожистые крылья, воздела скорпионий хвост выше деревьев и бросилась на Межамира.

Маг остановился, плавно повел руками. Зверюга с пронзительным свистом скрылась в чаще, ломая деревья. Края крыльев и хвост пылали, настоящим, веселым оранжевым огнем.

Даже столь явное магическое действие, совершенное рядом, не смог обнаружить будущий противник. Правда, Межамир успешно направил откат Силы в нужную сторону, но ведь полностью скрыть магию невозможно. Сомнение засело в груди мерзким червячком, но маг заставил его замолчать и ускорил шаг.

Не прошли и версты от места стоянки, как начались неприятности. Их Хорт ожидал еще с ночи, что прошла под мерное гудение комаров. Спать удавалось урывками.

За спиной охотника, что выбирал путь, кто-то застонал. Послышался звук падения. Хорт обернулся. Родомист оказался распростерт на земле, над ним склонился Ратан.

– Что случилось? – спросил Хорт испуганным шепотом.

– Не знаю, – отозвался Ратан, и тут маг очнулся.

– Что? – в один голос воскликнули спутники, уставившись на пострадавшего. – Что стряслось?

– Кто-то рядом с нами сотворил волшбу, кто-то сильный и в магических делах сведущий, – Родомист говорил уверенно и совсем не походил на человека, только что пережившего обморок. – Но я не могу определить, кто он и где находится. Нападения можно ожидать в любой момент.

Родомист поднялся, и они продолжили путь.

Хорту идти по такому лесу совсем не нравилось. Тяжелый сырой туман, что с самого утра клубился под зелеными сводами, оказался тяжеловат для больной груди. Охотник чувствовал одышку и невольно замедлял шаг.

Из размышлений о собственной немощи Хорта вывел тихий, едва слышный звук, столь же чужеродный для безлюдного леса, как лед для пустыни. Из чащи доносилось пение, тихое и переливчатое. Слов разобрать не удалось, и Хорт в сомнении оглянулся на спутников: слышат ли?

Те шагали, как ни в чем не бывало. Напев, звонкий, словно капель, манил неизъяснимо, и Хорт, сам того не замечая, шел все быстрее. Опомнился лишь от сердитого возгласа за спиной.

– Ты куда бежишь? – крикнул Родомист, утирая пот. – На пожар?

– Заслушался, – сказал Хорт. Как бы в ответ на его слова, пение донеслось вновь, на этот раз явственно.

– Что это? – обычно невозмутимый Ратан выглядел изумленным и встревоженным.

– Не знаю, – отозвался маг серьезно. – Оружие приготовьте, и вперед.

Хорт осторожно раздвинул густые, упругие ветви, потревожив розовые лепестки причудливой формы. В ответ на прикосновение от них потек сладостный аромат. У Хорта от него слегка закружилась голова.

На небольшой поляне, прижав руки к груди, стояла женщина, красивая, стройная. Но что-то в ее облике встревожило охотника. Хорт пригляделся, и увиденное заставило его покрыться холодным потом. Облик незнакомки постоянно изменялся. Волосы то темнели, становясь темно-русыми, то сверкали золотом ржаного поля. Глаза поочередно меняли все оттенки голубого и серого. Очертания тела преображались не столь заметно, скрытые одеждой. Но переменчивость, несомненно, имелась и там. Даже рост женщины время от времени менялся. Но что ужасало более всего – черты лица никак не могли застыть, шли волнами, словно вода, текли, тщась обрести стабильность. Глядя на это, Хорт ощутил тошноту.

– Все ясно, – нарушил тишину Родомист. – Силенок у него не хватает.

– Ты о чем? – спросил Ратан.

– О том существе, что усиленно пытается нас одурачить, – усмехнулся маг, но глаза его были сердиты.

– Об этой женщине? – отведя взгляд от ужасного, но завораживающего зрелища, спросил Хорт.

– Это не женщина. Это существо вообще не имеет пола, – сказал Родомист сурово. – Женщину мы видим лишь потому, что мы – мужчины.

– Как так? – все еще недоумевал охотник.

– Это хищник, не способный передвигаться. И жертвы свои он должен заманивать прямо в пасть. И заманивает, предъявляя существо той же породы противоположного пола. Облик приманки берется из головы потенциальной жертвы. А нас сейчас трое, и головы три, и хищник никак не может определиться с окончательным обликом.