Вадим сбросил скорость, плавно подводя глиф к посадочной площадке, расположенной на крыше круглого здания. Некая невидимая сила подхватила юркий самолетик, и он замер, будто муха, угодившая в сахарный сироп.
– Прибыли, – сообщил пилот, распахивая «фонарь» кабины.
Он выскочил первым, помог спуститься пассажирке. Держа ее за руку, быстро повел между стройных рядов жукообразных аппаратов, которые висели в воздухе, не касаясь плоским днищем площадки.
– А чемодан? – спохватилась Таня.
– Не беспокойся, – сказал Вадим. – Стюарды заберут.
Они почти бегом добрались до ярко освещенного прямоугольника, что вел с крыши во внутренние помещения. Видимо, до отлета оставалось совсем мало времени. Карнаухов-младший не давал гостье осмотреться. Она лишь увидела череду прозрачных плоскостей, пронизанных наклонными золотистыми лентами, струящимися, как укрощенные реки, заключенные в хрустальные русла. Таня и Вадим мчались вприпрыжку. На них оглядывались куда более неторопливые посетители космодрома. Наконец на самом нижнем уровне Карнаухов-младший увлек гостью в зеркальный тоннель, из глубины которого веяло холодом. Навстречу опаздывающим устремился туманный силуэт, похожий на размытое отражение в мокром стекле. Силуэт выпростал блескучее щупальце – то ли хотел помахать вслед торопыгам, то ли предупредить о чем-то.
– Стюард! – крикнул ему Вадим. – Уровень первый. Точка три, седьмой диагонали. Доставить багаж в каюту семнадцать.
Призрак, названный стюардом, вспыхнул холодным голубым пламенем и пропал, оставив в воздухе запах озона.
– Квантовая телепортация, – пробормотал Карнаухов-младший. – Хорошая штука. Жаль, что противопоказана живым организмам…
Таня не сказала ничего, она запыхалась. К счастью, гонка завершилась. С потолка тоннеля опустился янтарного цвета цилиндр, повернулся вокруг своей оси. Вадим почти втолкнул гостью внутрь. Цилиндр повернулся снова, и нерадивые пассажиры очутились в округлом коридоре с белоснежными стенами и рядом розовых нумерованных дверей. У двери под номером семнадцать Карнаухов-младший остановился.
– Это твоя каюта, – сказал он. – Я в девятнадцатой. Располагайся, отдыхай.
– Мы что, уже в ракете?!
– Можно сказать и так, – отозвался Вадим. – До старта осталось две минуты. Если хочешь, можешь лечь на диван, или сесть в кресло, или остаться на ногах. Безразлично.
– Но как же! – воскликнула Таня. – Я же читала! Да и в кино видела. Нужно погрузиться в специальную ванну, иначе перегрузка все кости переломает.
– Это долго объяснять… В общем, разницы ты не почувствуешь.
– С ума сойти… А как открыть дверь?
– Она сама откроется. Пока мы тут стоим, дверь успела настроиться на твое психополе. Просто шагни к ней.
Таня так и поступила. Дверь не распахнулась и не сдвинулась в сторону, она просто исчезла. За дверью оказалось просторное помещение, лишенное прямых углов. Таня шагнула внутрь, оглянулась на Вадима, но за ней была все та же дверь, только уже с противоположной стороны. Осознав, что невероятный корабль вот-вот отправится в междупланетный перелет, Таня бросилась к широкому ложу, выступающему из стены. Наверное, это и был диван, о котором говорил Вадим. Напротив ложа – большое овальное окно. Девушка присела на краешек, а потом чуть сдвинулась к стене, сбросив туфли и поджав ноги. Она обвела взглядом каюту, невольно восхищаясь светло-серой обивкой мягких кресел, низеньким полукруглым столиком у окна, в темном стекле которого отражалась вся каюта. Часов не наблюдалось. Пассажирка и сама ощущала неумолимый бег времени, а в окружающем ничего не менялось. Таня решила, что Вадим подшутил над нею. Нет никакого корабля, а привез он ее в какую-нибудь гостиницу.
Она встала с дивана, прислушиваясь к своим ощущениям – ничего необычного, – на цыпочках подобралась к окну, выглянула. Свет в каюте померк, Таня отскочила к дивану – свет загорелся снова, тогда она вновь вернулась к окну. В каюте опять потемнело, и через окно проникло голубое сияние. Таня наклонилась. Ахнула. Наполненный светом, словно море в солнечный полдень, простор раскинулся, сколько хватал глаз. Невозможно было понять, что это. Ни с чем подобным Таня не сталкивалась в своей, не слишком пока длинной жизни, но что бы это ни было, оно было прекрасным.
Шорох за спиной заставил ее обернуться. Свет зажегся автоматически. Рядом с диваном стоял злополучный чемодан. Стюард-призрак выполнил поручение. Таня почувствовала, что не хочет оставаться одна. Вышла в коридор, подкралась к двери с номером девятнадцать, не зная, как поступить дальше. Постучать? Таня протянула руку, чтобы коснуться двери, но ничего не почувствовала, словно дверь была лишь иллюзией, при этом иллюзией, непроницаемой для материальных тел. Рука просто соскользнула с непрозрачной поверхности и беспомощно повисла в воздухе. Таня уже было повернулась к этой странной двери спиной, но голос Вадима остановил ее:
– Заходи, Таня.
Она обернулась. Лукавой двери не было. Карнаухов-младший стоял в проеме, улыбаясь. На нем был белый, пушистый, словно меховой, халат.
– Зайду, если не помешаю, – сказала Таня.
– Я собирался спать, но не прочь поболтать на сон грядущий.
– Спасибо.
Вадим посторонился, пропуская ее в каюту.
– Садись поближе к иллюминатору. Сделаю тебе чаю.
Таня повиновалась. Каюта Карнаухова-младшего ничем не отличалась от ее собственной, но выглядела более обжитой. Может быть потому, что царил в ней некоторый беспорядок. Таня невольно вспомнила диковинный комбинезон испытателя, который Вадим оставил на перилах веранды. Она выглянула в окно. Голубого простора не было за ним. Разноцветные немигающие точки, то разрозненные, то слепленные в плотные сгустки, усеивали черное пространство.
– Это звезды? – спросила Таня. – Мы летим?
Вадим расставлял на столике чайный сервиз.
– Конечно, послезавтра утром будем на месте…
– Послезавтра утром? – удивилась Таня. – Так быстро?
– Гравитабли могут летать и быстрее. До субсветовой, но в пределах Солнечной системы такая скорость излишня, а для межзвездных перелетов, наоборот, – недостаточна.
– Вы и к звездам летаете?
– Да, но не на таких скорлупках, конечно… Нибелунгеры – так мы звездолеты называем – настоящие громады. Каждый и размером, и массой сравним с Эльбрусом. Меньшей массой метрику пространства и не продавить…
– Вадим! – взмолилась собеседница. – Я не понимаю половины из твоих слов.
– Ох, прости… Я совсем забыл…
– Что я такая дурочка?
– Ты вовсе не дурочка… Просто у нас такие вещи известны даже школьнику, а у вас не снились и академикам.
– Ты мне вот что лучше скажи, Вадим… Твой отец говорил, что хроноспасатели вывозят из разных времен людей.
– Да, таких много… Они живут у нас повсюду, даже на Марсе…
– И как они здесь, у вас, в высокоученом будущем, устраиваются? Их используют на подсобных работах?
– На каких работах?!
– Подсобных… не требующих особой квалификации. Они же ничего не знают и не умеют. Должен же кто-то рыть у вас канавы, убирать мусор… Не всем же так красиво отдыхать.
Вадим подавил улыбку.
– Хронобеженцев у нас лечат, учат, адаптируют к новой жизни. Этим занимаются десятки тысяч специалистов. Целые институты работают. Понимаешь, Таня, мы в долгу перед нашими предками, которые сражались, голодали, умирали от непосильной работы, жили в темной безнадежности своих смутных и страшных эпох. Спасая тех, кто погиб, не оставив даже памяти о себе, мы возвращаем часть этого долга. Очень незначительную, кстати…
– Тогда ты меня напрасно спасал, – заявила Таня. – Я еще ничего такого не совершила, чтобы ты, например, был мне чего-то должен. Жили мы не слишком сытно, это верно, порой и одежонки лишней себе не могли позволить, не то, что целый чемодан, но так вся страна жила… и живет. А тем более – сейчас, когда война… Я уже говорила Сергею Владимировичу, я не беженка, я комсомолка, к тому же в радиотехникуме отучилась. Я в радистки пойду, вы только верните меня назад.
– Это не отцу решать и не мне, – отозвался Вадим. – Я, правда, никогда не слыхал, чтобы кого-нибудь возвращали…
Он вдруг смутился. От Тани не укрылся легкий румянец, окрасивший его щеки.
– Говори уже, раз начал, – подбодрила Таня.
– Тут видишь, какое дело… Не вытащи я тебя, ты бы погибла. Пять пуль в тебя всадили.
Таня невольно провела пальцами по животу.
– А ну как выжила бы?
Вадим помотал головой.
– Невозможно. И не в том дело, что минуты тебе оставались и госпиталя под рукой не было с хирургом. Просто по-другому я тебя и спасти-то не смог бы.
– Не понимаю… – тихо произнесла девушка.
– В хронокапсуле довольно мощный Сумматор. Без него нельзя. Кроме того, он связан метрически с другими Сумматорами планеты. Такие ветви вероятностей он просчитывает мгновенно. Поэтому капсула сработала. Иначе – нет. Ну, все, не спрашивай более, я и так наболтал сверх положенного…
Они помолчали. Звезды за иллюминатором равнодушно светили, не меняя своего положения. В абсолютной тишине и покое гравитабль уносил пассажиров к Марсу. Таня прихлебывала чай, поглядывая на Вадима. Странно было знать, что ему полвека, выглядел Карнаухов-младший значительно моложе Таниного отца. Правда, Вадим не знал тяжелой работы, и его не ранили на Гражданской…
Она отставила чашку. Решительно поднялась.
– Пойду я спать, – сказала она. – Спасибо за чай.
Несмотря на навалившуюся усталость, спать не хотелось. Она обследовала каюту, нашла ванную за сдвижной панелью, а за другой – небольшую кухоньку, правда, совсем не похожую на ту, где царила устаревшая на пятьсот лет красавица Асель. Кухня Тане была без надобности, а ванной она воспользовалась. Вымылась с ног до головы, обсушилась, надела легкий, пушистый халат, вроде того, что был на Вадиме. Прилегла на диван. Свет послушно померк, и через иллюминатор в каюту заглянули звезды. Таня стала любоваться ими, думая о причудливом повороте своей, до недавних пор такой обыкновенной судьбы. Потом ее мысли обратились к дому, маме, папе, двоюродным братьям, племянникам. Как они там? Немцы бомбят Ленинград. Страшно за родных. Вот бы забрать их сюда – в это дивное, безопасное время. Мама бы обрадовалась, особенно тому, что можно спрятать детишек от войны. А вот папа ни за что бы не согласился. Он старый большевик, просился на фронт, но его не пустили, возраст, и на заводе он нужен. Да и мама отправила бы пацанов, а сама осталась бы с отцом.
Подумала о тысячах таких же славных ребятишек, как Мишка и Колька, живущих в Ленинграде, Киеве, Минске, десятках городов и сел, которые сейчас бомбят и обстреливают из орудий захватчики. Что ж это, добренькие хронопилоты всех скопом в светлое будущее уволокут? Да и то, что рассказал Вадим… непонятно. Да, непонятно и, если честно, – жутко. Значит, получи она не пять пуль в живот, а одну и в руку, она так бы и осталась истекать кровью на пыльной деревенской улице? Но ведь это… это несправедливо! Это ж что выходит, она вроде как в раю? За какие такие заслуги? То-то же…
Значит, такая повестка дня.
Первое. Вместо того чтобы соваться не в свои дела – узнать, каким образом вернуться в тысяча девятьсот сорок первый. Тем более что спасли ее незаконно. Сергей Владимирович утверждал, что у них нет властей, но кто-то же занимается всеми этими полетами в прошлое. Значит, есть тот, кто принимает решения. Пусть даже эти загадочные Сумматоры – машинные родственники Асель.
Второе. Вадим сказал – есть другие эвакуированные. Надо отыскать, поговорить. Пусть даже и на Марсе… Какая разница? Вдруг подскажут, как ей добиться своего? Неужто никто из них не пробовал?! Правда, если кто добился, он уже там – воюет.
Ладно, посмотрим…
Все-таки звезды невыразимо прекрасны! Не зря она согласилась лететь… А ведь хотела отказаться. Дуре-еха… Увидеть другую планету, фантастический мир будущего, узнать столько нового и интересного… По возвращении домой будет легче переносить все тяготы войны и не бояться фашистской мрази, зная, что будущее, ради которого сражаются сейчас ее соотечественники, – прекрасно.
4
Утром прибытия – хотя за окном была все та же проколотая звездными булавками тьма – позвонил Вадим. Телефона в каюте не было, но над столиком вдруг возникло разноцветное облачко, оказавшееся объемным изображением Карнаухова-младшего, которое вежливо поздоровалось и осведомилось, как почивалось обитательнице семнадцатой каюты и не желает ли она позавтракать? Слегка ошеломленная таким способом связи, Таня заявила изображению, что ей надоели семейные завтраки, обеды и ужины и хочется к людям. Вадим хмыкнул, но поведал, что в кафе на третьем уровне можно подкрепиться в компании других пассажиров. «Угу», – отозвалась Таня и продолжила валяться. Вставать не хотелось. Текли ничем не отмеченные минуты, а Таня все нежилась в постели и вспоминала вчерашний день – первый на борту межпланетного корабля…
Изображения ракет, какие Таня видела в журналах и книжках, гравитабль ничем не напоминал. Он скорее был похож на океанский лайнер. Вадим устроил вчера экскурсию по его палубам. Каюты, салоны, бассейны, шарообразный зал нулевой гравитации, где люди летали на крыльях, как птицы. Вадим предлагал попробовать и ей, но Таня не решилась. Только с детским восторгом наблюдала, как парят, закладывают виражи и мертвые петли обыкновенные парни и девушки, но с разноцветными крыльями, прикрепленными к рукам.
Поразил Таню и Звездный зал – высокий прозрачный купол, сквозь который можно часами наблюдать Космос. Стоило сосредоточить взгляд на какой-нибудь звездочке, как рядом с нею появлялся столбец текста, содержащий научные сведения как о самом светиле, так и о планетах, его окружающих. Больше всего Таню восхищали строчки о количестве народонаселения на той или иной планете – освобожденное от угнетения и войн человечество заселяло Вселенную. Короче, Вадим вовсю выполнял поручение отца – отвлекать и развлекать гостью. Надо сказать, у него получалось.
Гравитабль тоже был густо населен. Семеня за широко шагающим «высокоученым экскурсоводом», Таня видела множество людей, молодых и старых, хотя совсем дряхлых среди них не было. Встречались и стайки детей разного возраста. Вадим объяснил, что существует традиция с десятилетнего возраста отправлять во время каникул ребятишек на Марс. Мальчишки и девчонки тридцатого столетия ждут этого дня с нетерпением – Таня подумала, что в ее время так ждут приема в пионеры, но здесь, наверное, никаких пионеров нет. Из-за этой традиции четвертую планету Солнечной системы иногда называют Детской. Во время каникул все музеи, все парки, все экскурсионные маршруты ее работали на юных посетителей, словно шумный, пестрый, горластый прибой накатывался на Марс, давно уже утративший грозный облик бога войны. В библиотеке межпланетного корабля Таня увидела объемные фотографические снимки, сделанные в разные столетия как на поверхности самой, тогда еще совсем недетской планеты, так и из открытого космоса. Красно-черные пустыни, пыльные бури, какие-то громадные изжелта-серые арки, то ли руины, то ли остовы гигантских животных, русла высохших рек, плоскогорья, усеянные камнями, и куполообразные выступы исполинских гор, и над всем этим низкое небо, тускло-желтое днем и морозно-черное ночью. И постепенно – от снимка к снимку – облик Марса менялся.
– Как вам удалось это чудо? – спросила Таня, рассматривая трогательные изображения первого облачка, первого открытого водного потока, первого ростка, а после – голубого неба, грозы над растущими городскими зданиями, ребенка, неумело ковыляющего босыми ножками по теплому песку на берегу озера, золотые, алые, багряные заросли высоких, тонких деревьев у подножия горы с убеленной вершиной.
– Ты права, именно чудо, – отозвался Карнаухов-младший. – Нет, конечно, были построены специальные генераторы воздуха, чтобы сделать атмосферу плотной и вызвать парниковый эффект, но само по себе это не сделало бы Марс таким живым и прекрасным миром, каков он сейчас. Вернее – сделало бы, но спустя многие тысячелетия…
– Что же случилось?
– Понимаешь, Марс был похож на смертельно больного человека, который отказывался бороться за жизнь, и все усилия врачей пропадали втуне… Во второй половине двадцать первого века на Марсе обнаружили марсиан…
– Настоящих?!
– Ну не игрушечных же… Красивые утонченные существа… «Смуглые и золотоглазые», как их называл один древний автор из папиной коллекции… Наука марсиан тогда превосходила земную, они-то и помогли нам установить прочные связи со своей планетой, но вот сами марсиане вели себя как упомянутый больной. Они и до сих пор безнадежные фаталисты, но тогда совсем опустили руки… И однажды прибыла на Марс пожилая пара. Марсиане сами ее выбрали. Что эта пара сделала с марсианами и с самой планетой – неизвестно, только вдруг у Марса и его коренных обитателей словно второе дыхание открылось… Жить они захотели, а не умирать торжественно и пышно…
– Как в «Аэлите», – вздохнула Таня. – Красиво…
– Кстати, – спохватился Вадим. – Я ведь обещал показать тебе фильм, даже два…
– Да… а здесь есть кинематограф?
– Кинема… что? – переспросил Карнаухов-младший. – Ах да… Нет, у нас это по-другому делается.
Он откинулся на спинку кресла и скомандовал:
– Свет! – В каюте стало темно. – Будьте любезны, – продолжал Вадим, – сервер развлечений, домен художественных фильмов, корневой каталог двадцать, файл «Аэлита».
– Ты это кому говоришь? – шепотом спросила Таня.
– Бортовому Сумматору… Ты лучше смотри…
Прямо в темноте появились большие белые буквы АЭЛИТА. Потом возникло изображение проводов, качающихся под ветром, и преувеличенно ярких ритмичных вспышек искрового передатчика, которое вскоре сменилось пояснительным титром: «4 ДЕКАБРЯ 1921 ГОДА В 18 час 27 мин ПО СРЕДНЕЕВРОПЕЙСКОМУ ВРЕМЕНИ ВСЕ РАДИОСТАНЦИИ МИРА ПРИНЯЛИ…» Дальше замелькали картинки, видимо, иллюстрирующие работу мировых радиостанций, которые приняли один и тот же сигнал: «АНТА ОДЭЛИ УТА». Таня смотрела, как завороженная, и не потому, что так уж был интересен этот старый, немой фильм, заметно уступающий в увлекательности и научной достоверности «Космическому рейсу», а потому, что в нем мелькали сценки такой близкой, узнаваемой жизни. Ведь между тысяча девятьсот двадцать первым и тысяча девятьсот сорок первым годами не такая уж большая разница во времени, во всяком случае, ее не сравнить с пропастью в тридцать веков.