– Да, вижу благородство ясновельможного пана председателя, – изрек наконец король и сразу приступил к делу: – Я имею известие от многочтимых Луки и Фомы, что должен оказать вам некие услуги. Для меня большая честь, что вы обратились именно ко мне. Итак?..
– Вы можете послать телеграмму из Стокгольма?
– Гм… – задумался король. – Для нас, как вы, наверно, знаете, нет ничего невозможного, нищие – даже в условиях войны существа в некоторой степени экстерриториальные, воюющие стороны не обращают на них особого внимания. Вполне возможно и в Стокгольм отправить кого-нибудь из моих многострадальных подданных… Но, как вы должны понимать, это потребует…
– Да, да, разумеется. – Юрий протянул ему пригоршню монет, где были империалы, полуимпериалы, царские червонцы и пятирублевки.
Некоторые из «шляхтичей» чуть не упали в обморок.
Васильцев вместе с монетами подал и текст телеграммы. Король пробежал его глазами, и вдруг на его лице появилась гримаса недовольства.
– «Рувимчик», «обрезание», «тетя Сара»… – проговорил он. – Извините, пан председатель, но для короля это уж слишком. Коллеги не поймут, засмеют. В конце концов, ыш абарак бузык.
Однако, получив еще одну пригоршню монет, король как-то начал забывать, что он «бедный, но гордый», и после некоторой борьбы с собой таки сдался.
– Ладно, – вздохнул он, – надеюсь, коллеги не осудят слишком строго. Мы же не фашисты, в конце концов, верно я говорю?
«Шляхтичи» отвели глаза. Все это явно было им не слишком симпатично; однако же – настоящее золото!..
– Еще что-нибудь? – спросил король. – Понятно, за отдельную плату.
– Да, – кивнул Юрий. – Вот эта вот конфетка. Она должна дойти до Москвы, до Луки и Фомы, они знают, что с ней делать.
Сие не вызвало у его величества никаких возражений, тем более что было подкреплено двумя полуимпериалами. Юрий спросил:
– Кто будет доставлять? – и похлопал по карману, чтобы там зазвенело.
«Шляхтичи» загалдели наперебой:
– Wypuść mnie!
– Pozwól mi, Wasza Wysokość![91]
– Пойдешь ты, пан Obdarty,[92] – обозрев свое «шляхетство», решил наконец король.
– Это тебе на непредвиденные расходы, – сказал Васильцев и подал пану Драному целых два империала.
Остальные «шляхтичи» смотрели на доверенного пана с глубокой завистью.
– Только смотри не лизни по дороге, – напутствовал его Юрий, – имей в виду, конфетка отравленная.
Из того, что пан Драный перекрестился и тихо помянул Матку Боску Ченстыховску, он, Юрий, сделал вывод, что его предупреждение было отнюдь не напрасным.
Что ж, теперь они, все четверо, могли даже погибнуть: задание было уже, можно сказать, выполнено, а их жизни для хода войны большого значения не имели.
…Впрочем, нет! Еще одно! Как он мог забыть?!
Юрий достал из кармана два перстня с бриллиантами и брошь с десятками сапфиров и изумрудов. Взглянув на это богатство, его величество только и смог выдохнуть:
– Что?!
– Где-то в братской могиле должно лежать тело, – грустно проговорил Васильцев. – Тело одного пана, высокого, лысого, с двумя пулями в спине. – Он показал плохую фотографию Афанасия, вырванную из его документа. – Этот пан погиб во время нападения на конвой вице-губернатора, слышали про такое?
– Как не слыхать! Вся Варшава гудит.
– Я знаю, о каком пане речь, – вставил пан Драный, – сам видел то побоище. И знаю яму, где их закопали: на краю Варшавы, возле холмика.
– Сможете выкопать его тело?
– Отчего же не смочь? – усмехнулся король. – Мертвые – не живые, их особо-то не стерегут. И это – всё?
– Нет, не все. Это тело надо доставить в город Херсон, слыхивали про такой?
– Где-то на Украине…
– Да, на Украине. Сможете туда доставить тело?
– А чего ж? Тут и линию фронта переходить не надо, все теперь германское. А мертвый – не живой, ему «аусвайс» не требуется. Доставим в лучшем виде, дальше-то что?
– А дальше похороните там его на лучшем городском кладбище, у самой ограды, и памятник поставьте мраморный, а на памятнике – чтобы только два слова: Афанасий Хведорук… И еще вот эта фотография. Сможете увеличить?
– Дело нехитрое.
– И венок положите побольше
– А от кого венок, надо написать?
– Да-да. Сделайте надпись: «От друзей: Юрия, Екатерины, Полины, Викентия». На затраты не скупитесь, я дам еще. – И Юрий выгреб из карманов все, что там оставалось, – золотые цепи, броши, кулоны, перстни, золотые монеты. – Этого, надеюсь, хватит?
Король даже кивать не стал: должно было хватить на гробницу для любого владетельного принца.
Лишь спрятав под трон сокровища, король смог наконец проговорить:
– Видно, большим паном был этот ваш покойный пан Афанасий.
– Второго такого не было, – согласился Юрий и снова почувствовал все тот же комок в горле.
Вот теперь, кажется, все. Горбун-водитель уже заводил свой грязный «опель-кадет». Но тут король вдруг произнес:
– Позволено будет спросить у ясновельможного пана председателя?.. Что там у вас нынче произошло с этим, холеру ему в бок, паном Бубновским?
– Вы что, тоже его знаете? – ответил Васильцев вопросом на вопрос.
– Да отирается тут уже недели три. – Юрий отметил, что как раз около трех недель назад Слепченко был переведен из Витебска в Варшаву. – И вообще – какой-то скользкий, – продолжал король. – Хотел было напроситься, чтобы мы его в свою «шляхту» приняли, говорил, что сам из шляхтичей. Так оно, может, и есть, да только наша «шляхта» совсем иного рода. Ты на паперти посиди лет двадцать с протянутой рукой – тогда мы увидим, наш ты или не наш. А он что? В ресторанах поет, немчуру развлекает! Нет, ыш абарак бузык!..
– Ыш абарак бузык! Ыш абарак бузык… – зашуршала «настоящая шляхта».
– Вот-вот, – подтвердил король. – Наши бы ни за что на такое не пошли. Ну, послал я его подальше. Так он, сколько я знаю, прибился к Венцеславу, к императору, к этому песьему сыну. И теперь – по его, наверно, заданию – крутится здесь, возле нас, вынюхивает что-то, видно. Я было велел своим ребяткам его шугануть – так он пятерых наших раскидал, как детей.
– Он же вроде старик, – недоверчиво нахмурился Васильцев.
– Именно что – «вроде». На вид и вправду вроде как старик, а бьется, как молоденький. После той бойни два моих «шляхтича» на тот свет без причастия отошли… Ну, мы его было сдали в полицию, там у нас завсегда свои люди, да только он уже на другой день снова здесь ошивался. Я так думаю, гестапо его прикрывает, не иначе… А ясновельможный пан хорошо ему по роже съездил, мои ребята говорят – любо было смотреть. Только и пану теперь поберечься надо: мстительный тип. Может, на время приставить к пану моих людишек? За отдельную, ясно, плату.
На это Васильцев ответил, что как-нибудь справится сам. Господа «шляхтичи», кажется, даже были этому рады: коли пан «бубновый» отправит на тот свет – никаким золотом себе это не возместишь.
Напоследок его величество просил передать привет их величествам Луке и Фоме и царственным мановением руки дал понять, что аудиенция закончена.
Юрий уселся в машину. Видимо, в знак особого монаршего доверия на сей раз ему даже не стали завязывать глаза.
Немного поплутав в смраде туннеля, машина наконец выехала на свет божий и уже через несколько минут подвозила Юрия к отелю.
Чуть не доезжая до отеля, Юрий попросил остановиться и отпустил задрипанное авто́ – не только потому, что подъезжать к такой гостинице на таком авто́ означало бы уронить свой графский титул, но еще и потому, что ему пришла в голову мысль посетить одну лавку, расположенную неподалеку. Лавка торговала всяким слесарным хламом, болтами, гайками, гаечными ключами и прочим железным хламом. В скором времени все это могло ему весьма пригодиться.
Глава 9 Бубновый. Домой!
В день их отбытия из Варшавы «братишка Ганс» и его пани Каролина прибыли в номер к миссис Сазерленд чуть свет. «Братишка» был одет в штатское, пиджак он добыл явно не по размеру, и тот висел на нем, как хламида. А пани Каролина оказалась совсем молоденькой глупышкой – несмотря на ответственность момента, всё ластилась к своему «Гансику», так что Васильцеву эти лизания в конце концов надоели.
– Всё, полезайте, – приказал он, указав на ящики.
Оба ящика с проделанными дырочками для дыхания и наклейками: «Warnung!!! Nicht öffnen! Diplomatic Cargo»,[93] открытые, уже лежали на полу. В двух таких же ящиках в соседней комнате уже притаились Полина и Викентий.
– Вовек тебе это не забуду, братишка Жорж! – прочувствованно выпалил «братишка Ганс», устраиваясь в ящике.
Пани Каролина безропотно последовала его примеру.
Васильцев накрыл ящики крышками с грозной надписью и сам легонько заколотил их гвоздиками.
Через полчаса явились грузчики, начали выносить все добро миссис Сазерленд и укладывать в подъехавший грузовик.
– С ящиками поосторожнее!.. – покрикивала на них миледи. – Да поосторожней! Если эту вазу фарфоровую разобьете, муж мне не простит!
Ваза была действительно дорогая – подлинная китайская, седьмого века. И ковры, которые сейчас выносили, – тоже подлинные, персидские, эпохи Сасанидов, да только лорду Сазерленду все это было наверняка глубоко безразлично. Он только обеспечил Кате дипломатическое прикрытие, а сам и не думал встречать ее в Стокгольме: истинный курс их самолета должен был пролегать гораздо восточнее.
Юрий вышел из гостиницы последним, прихватив с собой грязный холщовый мешок, что было, конечно, странно для графа Жоржа де Круа, но теперь уже вполне можно было и не придавать этому особого значения.
Провожать их на аэродром явился сам штурмбанфюрер фон Краузе. Разглядывая вазы и ковры, похвалил вкус и познания в антиквариате очаровательной миссис Сазерленд, сказал, что при их с графом де Круа следующем визите в Варшаву сам поможет им подобрать здесь еще кое-что, он-де тоже в этом деле знаток, мог бы и для себя подобрать тут немало ценного; жаль только, положение штурмбанфюрера СС обязывает проявлять личную скромность.
…Они уже приближались к трапу самолета, когда Юрий вдруг увидел вдали пана Бубновского, в руке у которого был мощный армейский вальтер, нацеленный в их сторону.
Штурмбанфюрер тоже это заметил и – надо же! – заслонил их с Катей собою.
Раздался выстрел – и фон Краузе вскрикнул, ухватившись за простреленное плечо.
Юрий тоже выстрелил из своего парабеллума – и пан Бубновский присел, держась за грудь в области солнечного сплетения. Такие раны чаще всего бывают смертельными. «Прощай, Гедзь бубновый», – подумал Юрий.
– Вы молодчина, – кривясь от боли, проговорил фон Краузе, – стреляете метко. Но, по-моему, он целился не в меня, а в вас. Чем вы ему, граф, так насолили? Ну да этих «пшеков» черта с два поймешь, загадочный народец, как все славяне… Согласитесь, я очень кстати подставился под пулю.
Между тем эсэсовцы за ноги оттаскивали куда-то труп пана Бубновского.
Да, все выглядело вполне правдоподобно: какой-то спесивый «пшек» хотел убить графа де Круа, а сам штурмбанфюрер СС, рискуя жизнью, прикрыл его. Что ж, это вполне подкрепляло основную «легенду»: журналист де Круа и леди Сазерленд настолько вне всяких подозрений, что даже штурмбанфюрер СС жизни не пожалеет ради них.
И даже «арийца» Слепня они не пожалели! Будет теперь, в отличие от Афанасия, лежать в какой-нибудь безымянной братской могиле для «унтерменшей». Видимо, планы вермахта того стоили.
Подбежавшие санитары положили фон Краузе на носилки, тот мужественно помахал Кате и Юрию рукой. Они поднялись в салон самолета, уже готового к взлету, и через несколько минут были уже в воздухе.
Вскоре сквозь облака стало просвечивать Балтийское море. Еще некоторое время самолет держал курс на север, в сторону Швеции, а потом, как и было задумано, вдруг резко свернул на восток. Пилот выглянул из кабины и сказал на русском языке:
– Поздравляю! Часа через три будем на родине. Не волнуйтесь, там вас встретят.
Юрий узнал его по фотографии. Это был личный пилот генерала Н. Н. Николаева.
Еще через час их настигли два советских МиГа.
– Не волнуйтесь, – снова высунулся пилот. – Генерал Николаев на всякий случай приказал обеспечить конвой. Считайте, мы уже дома.
Лишь тогда Юрий постучал по ящикам, в которых находились Викентий и Полина, и сказал:
– Можете вылезать, детсадовская команда.
Те вылезли, начали отряхиваться от опилок.
Из ящиков, в которых находились пани Каролина и «братишка Ганс», сквозь дырки доносилось только тягостное сопение.
Узнав, что лететь еще часа полтора, Полина предложила перекинуться в картишки, в «дурачка», чтобы скоротать время. Юрий и Катя отказались – в свое время родители привили обоим стойкую нелюбовь к карточным играм; что же касается этой безотцовщины, подумал Юрий, то пускай. Чем бы дитяти не тешились…
Главное осталось позади, и Юрий решил немного вздремнуть. Сквозь дрему он вполуха слышал их разговор. Играли они азартно, спуска друг другу не давали, явно иногда жульничали, видать, школу прошли немалую, она – у своих «невидимок», он – у сухаревских беспризорников.
– А мы вас – вот так! Пикой!
– А мы – козырем!
– Ну а мы… Мы вас – бубновым тузом!
– Откуда у тебя?! Вышел уже бубновый туз!
– Ага, вышел! Как же! Вот он тебе, бубновый туз! И две семерки на погоны!
Нет, не даст уснуть эта чертова детвора со своим тузом бубновым!
Юрий открыл глаза. Однако видел он сейчас не Полину и не Викентия, а этого самого бубнового туза.
И вдруг понял, что уже и раньше видел этого самого туза. И не раз!
…И ему вдруг стало ясно все…
* * *Самолет приземлился немного восточнее Ржева, возле которого полыхала война. Истребители сопровождения сразу ушли ввысь и исчезли из глаз. Генерал Н. Н. Николаев, почему-то встречавший их самолично, уже направлялся к трапу.
Первой с трапа спрыгнула Полина, бросилась к генералу, обняла за шею. Викентий был более сдержан – лишь крепко пожал Николаеву руку. Катю и Юрия генерал приветствовал более великосветски:
– Миссис Сазерленд… – Он поцеловал ей руку. – Граф де Круа… – Юрий был удостоен сдержанного рукопожатия.
Потом вдруг сгреб их в охапку (а руки у него были, как тиски) и закружил их по поляне, приговаривая:
– Нет, ну вы молодцы, ребята! Нет даже слов сказать, какие вы молодцы! Я всегда в вас верил! Ну что, в Москву? – он кивнул на свой ЗИС. И добавил, как заправский таксист: – Если, конечно, сойдемся в цене.
– Сойдемся, сойдемся! – воскликнула Полина. – У нас там… – И вдруг воскликнула: – Вот гад!..
«Братишка Ганс» улепетывал от самолета в сторону леса с их мешком за плечами! За ним поспешала пани Каролина.
Катя и генерал Николаев одновременно выхватили пистолеты. Юрий знал, что оба они стреляют без промаха, поэтому ударил обоих по рукам, отчего их пули ушли в «молоко».
Труднее было с Полиной. Не имея пистолета, она кинулась вдогонку за «братишкой Гансом», и если бы догнала, то неизвестно, чем бы дело кончилось.
Догнать «невидимку» Юрий, при своей хромоте, не смог бы, поэтому он, выхватив свой парабеллум выстрелил ей в ногу. Девчонка упала и с недоумением посмотрела в его сторону.
Викентий уже вытащил свой солдатский вальтер, но теперь не знал, что с ним делать – то ли палить в «братишку Ганса», то ли в Юрия, оказавшегося, кажется, гадом. Пришлось выбить у него из руки пистолет и дать ему рукой по шее, да так, чтобы не сразу очухался.
Тут Катя и Николаев наконец открыли пальбу, но, видимо, уловив васильцевский «тонкий намек на толстые обстоятельства», стреляли теперь, «как назло», не попадая в удирающего оберлейтенанта.
Ах, как тот неуклюже улепетывал, с мешком в руках, в своем штатском пиджачишке!.. Впрочем, только с виду неуклюже, за этим была видна хорошая подготовка. Генерал Николаев двумя точными попаданиями в подколенные суставы уже обезножил пани Каролину, а вот попасть в «братишку Ганса» не мог никак, ну никак!
«Братишка», убегая, тоже отстреливался. Две пули прошли у Юрия возле самой головы, но он даже не уклонялся. Знал: тот все равно не попадет.
– Стреляйте! Ведь уходит! – крикнула Полина.
– Да-да, девочка, уходит, – согласился генерал Николаев. – Надеюсь, уйдет.
– А с этой как? – спросила Катя, кивнув на пани Каролину.
– Это «невидимка», – заявила Полина, – я по почерку вижу. «Невидимка» – только недоделанная.
– Ну и шут с ней, – отмахнулся генерал Николаев, – пускай с ней теперь «территориалы»[94] занимаются. Сейчас, девочка, сейчас… – Он сам начал перевязывать Полине раненую ногу.
– Уйдет же!.. – не от боли, а от обиды едва не плакала она.
– Тише, тише, девочка, – приговаривал генерал. – Ну конечно же, уйдет, обязательно уйдет…
– И все золото унесет…
– Ну это вряд ли, – фыркнул Васильцев. – Может, пара гаек каких-нибудь ему и сгодится, а золото – оно в китайской вазе, так что пускай уходит.
* * *Top secret!
…В отношении же унтерштурмфюрера СС Фридриха Ланге, полуарийца (немца по отцу и поляка по матери), работавшего в Варшаве под псевдонимом «пан Бубновский», имею честь доложить.
Этот Ф. Ланге имел два задания:
1) под видом ресторанного певца осуществлять дополнительное наблюдение за объектом Журналист;
2) проникнуть в подпольную организацию «Королевство нищих» и установить контроль над ней.
Вначале ему сопутствовал некоторый успех (тут я вижу проявление арийской крови), но затем он повел дело со свойственной полякам амбициозностью и непредсказуемостью. Для «королевства нищих» он корчил из себя слишком лихого пана, из-за чего принят туда не был; что же касается первого задания, то тут он повел себя просто по-идиотски. Обидевшись за что-то на майора Bremse, работавшего под прикрытием, решил без санкции руководства его устранить, чем мог поставить под угрозу весь ход операции.