— Моя матушка родом из Пруссии, — объяснила она, преодолевая смущение. — А ее мать была итальянкой.
— Но лучшее в вас из Британии.
Аделаида улыбнулась:
— Отцу нравилось так считать. Он любил подчеркивать это, но лишь для того, чтобы поддразнить матушку.
Выражение его лица и интонация стали почти бесстрастными.
— Они не ладили друг с другом?
— Очень даже ладили, — уверила она его. — Просто им нравилось подшучивать друг над другом. Вот и все.
— Это частый способ выразить привязанность. — Коннор закинул руку за спину и, сорвав ярко-желтый цветок, протянул ей. — А это другой.
Польщенная Аделаида потянулась за ним.
— Спасибо.
Однако Коннор отвел руку так, чтобы она не могла дотянуться.
— Вы знаете, что это такое?
— Да. Это гелениум, привезенный из Америки.
Она также знала, что его еще называют чихательной травкой, но не стала об этом упоминать.
— А есть у вас любимый?
— Цветок? — Она покачала головой. — Нет. Хотя, пожалуй, я неравнодушна к макам.
— К макам? Я запомню и куплю вам дюжину.
При этих словах Аделаида покраснела от удовольствия. Она никогда не получала от джентльмена цветы, даже от сэра Роберта.
— Вы не можете. Я имею в виду купить.
— Все можно купить.
— Но они так недолговечны. Они вянут, уже когда вы их срезаете. — Для Аделаиды в этом была их привлекательность. Маки нельзя было укротить в вазе или затерять в букете. — Им нужно радоваться в саду. Любоваться такими, какие они есть.
Коннор вертел цветок в длинных изящных пальцах.
— А этот долго простоит?
— Какое-то время. Без должного питания все постепенно вянет.
— Значит, до тех пор.
Он протянул ей цветок.
Их пальцы соприкоснулись на стебле, и Аделаида вспомнила, как эти пальцы скользили по ее щеке. Она вспыхнула при этом воспоминании и потянула цветок к себе с силой большей, чем намеревалась.
— Изабелла рисует их! — выпалила она прежде, чем вспомнила, что Изабелла ничего больше не рисует, потому что у них давно нет денег на рисовальные принадлежности. — У нее необыкновенный талант к этому. Мой отец говаривал, что, ухаживая за садом, я создаю красоту на сезон, а сестра, рисуя, улавливает и сохраняет сущность красоты для вечности. Он был безнадежно поэтичен.
Теперь Аделаида радовалась, что осталась. Ей было приятно сидеть с ним рядом и вести интересную беседу. Она позабыла, какое это удовольствие.
Находясь с сэром Робертом, она только слушала. Точнее, пыталась слушать. Барон был не то чтобы зануден, но слишком предсказуем и излишне многословен. Он вечно распространялся о своих недавних приобретениях для конюшни, о последних покупках у портного и, наконец, о последних услышанных сплетнях, обычно касавшихся людей, о которых Аделаида ничего не знала и которых никогда не встречала. Если ей везло, он разнообразил эту рутину жалобами на своих слуг. Ее вклад в разговоры ограничивался восклицаниями вроде «О Боже!» или «О да!», или «Какая жалость!», вставляемыми в подходящие паузы.
Сэр Роберт никогда не задавал ей вопросов. Он ничего не знал о ее семье, ее прошлом, ее симпатиях и антипатиях. Аделаида сомневалась, что ему было известно о ее любви к садоводству и о художественном таланте сестры.
С Коннором все было иначе. Он заставлял ее смеяться, думать, чувствовать. Меньше чем за двенадцать часов он узнал о ней больше, чем сэр Роберт за четыре месяца.
Их разговор напомнил ей оживленные споры и долгие беседы, которые она когда-то вела с отцом. Он поощрял ее думать и активно участвовать в разговорах. Ей очень этого не хватало. Ей не хватало того, чтобы мужчина разговаривал с ней, а не безапелляционно, самодовольно вещал.
— О чем вы задумались?
Заданный шепотом вопрос Коннора отвлек ее от рассеянных мыслей. Аделаида тряхнула головой. Ей не хотелось думать о сэре Роберте. Не сегодня утром. Не в эту минуту. Ей не хотелось думать о предстоящих годах бездумного подчинения.
— Я просто отвлеклась. Расскажите мне о своей семье.
— Моя мать была ирландкой, мой отец был британским джентльменом с владениями в Шотландии.
Аделаида чуть сдвинула брови. Это было не слишком вразумительно.
— Есть у вас братья и сестры?
— Не такие, которых мне хотелось бы признавать.
Сначала она решила, что он шутит, но быстрый взгляд на его лицо показал, что Коннору не до шуток.
— Я раз или два чувствовала то же самое, — призналась она.
Случались дни, когда ей больше всего хотелось отказаться от родства с Вольфгангом.
— Речь идет о вашем брате? — предположил Коннор.
Она неохотно кивнула. Конечно, не стоило надеяться, что он не слышал историю Вольфганга.
— Детьми мы очень любили друг друга.
— Но теперь...
А теперь ее брат находился в долговой тюрьме, куда попал из-за долгов, в которые влез из-за сочетания упрямства и себялюбия. И будет сидеть там, пока она как-то его не вызволит. Внезапно утро потеряло для нее всякое очарование. И трепетный свет, и теплый воздух, и шорох ветра в листве нагоняли на нее грусть.
— Мне бы хотелось...
— Чего бы вам хотелось?
Ей хотелось бы обладать талантом Изабеллы запечатлевать красоту. Она сохранила бы тогда для себя один или два момента этого утра.
Но это была невозможная мечта, напрасная надежда.
— Я хочу вернуться в дом. — Аделаида встала и, не подумав, обратилась к нему: — Вы меня проводите?
— Я не могу.
— Почему нет? Нет ничего плохого в том, чтобы леди и джентльмен прогулялись по саду среди бела дня.
Особенно когда вокруг нет никого, кто стал бы это обсуждать и комментировать.
— Обычно нет.
— Не могу представить себе обстоятельств, когда это было бы... — Тут ее осенила ужасная мысль. — Святые небеса! Вы женаты?!
— Нет. У меня нет ни жены, ни невесты.
Аделаида облегченно выдохнула. Грехов у нее было много, но ей вовсе не хотелось добавлять к ним еще и грех прелюбодеяния.
— Так в чем же дело?
— В том, что у меня нет и приглашения.
— Войти в дом из сада? — Она озадаченно фыркнула. — Не будьте смешным.
— Находиться в этом саду, — поправил ее он.
Понимание происходящего медленно доходило до ее разума.
— Вы, конечно, шутите?
Коннор ответил ей с детской улыбкой:
— Боюсь, что нет. Леди, встречи с которой я старался избежать вчера вечером, — это ваша хозяйка.
— Вы... вы просто вторглись сюда?! — Святой Боже! Неудивительно, что он старательно прятался прошлым вечером и не появился на завтраке. — Но зачем?..
— Чтобы увидеть вас, — непринужденно объявил он.
— Вы просто... Вы не можете... Я должна идти.
Аделаида круто повернулась и чуть ли не бегом направилась к дому.
— Аделаида, подождите.
Коннор догнал ее и пошел рядом.
— Вы должны были сказать мне. Вы должны были... Господи, значит, вы просто вломились в дом?
— Дверь была открыта, — возразил он. — Шел бал. Я не первый джентльмен, пригласивший себя на бал подобным образом. Такое часто случается во время светского сезона. Это общепринятая практика.
Никогда не бывшая гостьей лондонского сезона, Аделаида понятия не имела, правда ли это.
— Принято так вести себя или нет, это все равно неправильно, и вы должны были мне об этом сказать...
— Должен был. Может, вы остановитесь на минутку, чтобы я мог извиниться по всем правилам?
Она отчаянно потрясла головой.
— Сэр Роберт будет искать меня.
А если он этого не сделает, она сама отправится на его поиски. Ей давно пора вспомнить, зачем она приехала сюда к миссис Кресс.
— Вы не можете выйти за него замуж, — грубовато заявил Коннор.
— У меня нет выбора, — призналась она, надеясь положить конец этому разговору.
— Есть. Лучше выходите замуж за меня.
— Что? — Аделаида недоверчиво посмотрела на него и ускорила шаг. — Нет.
— Почему нет?
Видно, этот человек не в своем уме.
— Я с вами только что познакомилась. Мы едва знаем друг друга.
— Мне тридцать один год. У меня все зубы свои. Я до этого никогда не делал предложения леди. И у меня больше денег, чем у сэра Роберта.
— Это не основание...
— Я много месяцев не думал ни о ком, кроме вас.
Аделаида, споткнувшись, остановилась под увитой розами аркой и, круто обернувшись, уставилась на него.
— Мы впервые встретились вчера ночью.
— Я видел вас раньше, когда вы приносили племянника повидаться с его отцом. Вы проходили мимо моего окна каждую субботу.
Аделаида покачала головой с терпеливым недоверием. Хотя ей были известны большинство жителей ее деревни Бэнфрис, она, конечно, не могла ручаться, что знала всех обитателей, проживавших между ее домом и тюрьмой.
— Вы за мной наблюдали?
— Только те несколько мгновений, что вы проходили мимо.
Она не знала, что сказать на это. Не знала, как на это реагировать. Должна ли она быть польщена? Встревожена? Оскорблена? Кажется, она испытывала все эти чувства одновременно, но больше и превыше всего она была удивлена.
— Вы за мной наблюдали?
— Только те несколько мгновений, что вы проходили мимо.
Она не знала, что сказать на это. Не знала, как на это реагировать. Должна ли она быть польщена? Встревожена? Оскорблена? Кажется, она испытывала все эти чувства одновременно, но больше и превыше всего она была удивлена.
Явно оценив ее молчание как ободрение, Коннор улыбнулся и потянулся к ее руке.
— Выходите за меня замуж, Аделаида.
Не зная, что сказать, она произнесла самое очевидное:
— Вы говорите серьезно?
Но поверить в его серьезность Аделаида не могла. И особенно тревожным было то, что какая-то ее частица испытывала соблазн принять его предложение. Она не знала о Конноре Брайсе ничего, кроме того, что он способен пробраться на чужой бал и готов несколько месяцев следить из окна за женщиной, прежде чем с ней заговорить. Он мог оказаться пьяницей. Или игроком. Он мог быть вором или убийцей. Или и тем, и другим, и всем этим сразу.
Она не любила сэра Роберта, но четыре месяца знакомства и ухаживания позволили ей составить некоторое представление о его характере.
И эти же четыре месяца существенно истощили ее наследство. У нее совсем не оставалось времени.
— Я не могу. — От этих слов во рту разлилась едкая горечь. Аделаида отобрала у него руку и сразу ощутила холодную пустоту. — Я прошу прощения. Мне нужно идти.
Коннор заступил ей дорогу.
— Только не к сэру Роберту.
— Он хороший человек.
— Дайте мне время доказать, что я лучше. Дайте мне еще один день.
Аделаида покачала головой. Каждый день откладывания решения по поводу сэра Роберта был еще одним днем, усиливавшим угрозу, нависшую над будущим ее семьи. Риск оскорбить сэра Роберта был слишком велик, а последствия этого слишком серьезны.
— Я предлагаю вам выбор, — настаивал Коннор. — Я предлагаю вам шанс получить нечто большее, чем...
— Мне не нужно большего. Я не хочу этого. — Как легко скользнула эта ложь с ее языка. — Я хочу обеспечить безопасность и сохранность того, что имею.
По крайней мере это было правдой.
Его лицо стало жестким, почти жестоким.
— И я ничего не могу сделать, что изменило бы ваше мнение?
— Ничего. Мне очень жаль.
Аделаида шагнула мимо него, но он схватил ее за руку и круто развернул к себе лицом.
— Поцелуйте меня на прощание! — прорычал он. — Подарите мне хотя бы это!
И прежде чем она успела что-то сообразить, как-то отказать ему, Коннор резко притянул ее к себе.
Этот поцелуй не был нежным. Не было ни уговаривания, ни шутливого поддразнивания, ни теплоты соблазна. Его рот жестко накрыл ее губы и завладел ими. Его жаркое дыхание... его запах, столь же пьянящий, как виски, которое она пробовала вчера ночью... От шершавого прикосновения его щетины к чувствительной коже ее лица по ее телу пробежала дрожь. Умелое давление его губ, сладостное скольжение его языка вызвали глубинный трепет.
Его ладонь властно легла ей на затылок, поворачивая ее лицо так, как ему было удобно... как нравилось ему... и ей.
Мир вокруг поплыл и закружился. И тут же замер, когда совсем рядом с другого конца зеленого туннеля раздался громкий смех.
Миссис Кресс! И ее прогулка! Волна паники захлестнула Аделаиду.
Она замерла. Но ее полуоткрытый рот находился всего в дюйме от рта Коннора.
Коннор шевельнулся... И одним гибким движением вывел их из-под защиты увитой розами арки на полное обозрение дюжины гостей.
В этот миг ее мир снова бешено закружился, но на этот раз не было никакой надежды на то, что он остановится.
Глава 5
Аделаиде показалось, что она окружена морем широко открытых глаз и разинутых ртов. Тишина воцарилась абсолютная.
Она оторвалась от Коннора и застыла на месте, багровая, как все присутствующие гости... за исключением, пожалуй, сэра Роберта, щеки которого пошли алыми пятнами, медленно распространявшимися по всему лицу.
Никогда в жизни Аделаида не испытывала такого мучительного стыда, даже когда ее стошнило на туфли сына викария на глазах у всех прихожан. Ей тогда было двенадцать лет. Она была достаточно взрослой, чтобы испытать отчаянное смущение, но еще достаточно маленькой, чтобы не усомниться, что умрет от этого на месте.
О, как ей хотелось сейчас, чтобы так все и произошло. Поскольку в сравнении с тем, что грозило ей сейчас, порча обуви сына священника была просто досадной мелочью. А вот момент, когда молодая леди просто обязана была умереть от стыда, — это когда половина гостей светского приема, включая ее почти что жениха, застигли названную леди, швыряющую в грязь семейную честь ради поцелуя незнакомца.
Незнакомца, который, совершенно очевидно, скомпрометировал ее намеренно.
— Что вы натворили?! — ошеломленно прошептала она.
Голос Коннора тихо прошелестел у нее над головой:
— Я вас спас.
Мысли о собственной смерти мгновенно сменились желанием увидеть его смерть. Если и существует момент, когда молодая леди может безнаказанно убить джентльмена, он настал именно сейчас...
— Вы!..
Список ругательных слов, вертевшихся у нее на языке, затерялся во взрыве восклицаний, которыми разразились гости. Все они внезапно обрели голос и напали на нее с вопросами и требованиями.
Она, заикаясь, попыталась обратиться к ним ко всем сразу.
— Я требую объяснения!
— Вы получите его, сэр Роберт. Я...
— Святые небеса, дитя! О чем ты только думала?!
— Если позволите мне объяснить, миссис Кресс.
— Никогда не ожидала этого от мисс Уорд!
Аделаида открыла рот и тут же его закрыла. Ей нечего было ответить.
— Коннор! — Леди Энгели, хорошенькая брюнетка с синими глазами, вдруг возникла в просвете между широкими плечами двух гостей. Спустя мгновение ее муж, маркиз Энгели, сделал шаг в сторону, давая ей дорогу. — Коннор, что вы здесь делаете?
— Не думай об этом! — Золовка леди Энгели, леди Уиннифред, пробилась сквозь толпу и встала с ней рядом. Ее янтарные глаза расширились от потрясения. — Как вам удалось выйти из тюрьмы?
Аделаида засомневалась, что расслышала ее правильно.
— Что-что?.. Из тюрьмы?!
— Малышка Фредди, — протянул Коннор. — Всегда такая тактичная.
Значит, она все расслышала правильно. Казалось, ничто не может ухудшить ситуацию... но нет, оказалось, что может. Ее скомпрометировал беглый каторжник.
— Из тюрьмы?!
Аделаида не произнесла это, а жалобно взвизгнула. Удивительно, что она вообще смогла выдавить из себя даже это. Тюрьма!.. Чего еще ей было ждать?!
Миссис Кресс окинула Коннора быстрым взглядом.
— Я не помню, что посылала вам приглашение, сэр.
Коннор ответил на упрек элегантным поклоном.
— Прошу вашего прощения, мадам. Я счел, что приглашение сэру Роберту распространяется на всю его семью.
— Мы вовсе не одна семья! — рявкнул сэр Роберт.
Несколько голов, включая голову Аделаиды, повернулись от Коннора к сэру Роберту, затем снова к Коннору.
— Вы родственники? — поинтересовался кто-то.
— Отнюдь нет!
Лицо сэра Роберта из пятнистого стало равномерно багровым. Аделаида ждала, что в любую секунду у него изо рта пойдет пена.
— Братец, — протянул Коннор, — ты меня ранишь...
— Братец? — Аделаида повернулась к сэру Роберту. — У вас есть брат, сбежавший из тюрьмы?
Не самый умный вопрос в эту минуту, но он удачно отвел общее внимание от нее... Пока миссис Кресс снова не повернулась к ней и не осведомилась:
— Ваш любовник — беглый каторжник?
— Вовсе нет, — чопорно произнес Коннор. Он даже принял оскорбленный вид: он обиделся за нее, что было удивительно, но приятно. — Меня выпустили.
Ах, негодник!
— Этот мужчина вовсе не мой... мой...
Аделаида даже не смогла выговорить это слово. Теперь гости наверняка увидят, что леди, неспособная даже произнести слово «любовник», не может иметь ничего подобного. Аделаида переводила взгляд с одного заинтересованного лица на другое. Нет, они явно ничего подобного не видели.
— Никакой он мне не... Мистер Брайс воспользовался... — «Моим желанием ускользнуть в сад, чтобы увидеться с ним». — Я хочу сказать... Я не ожидала... — «Но ведь я надеялась». — То есть...
Леди Энгели пожалела ее:
— Может быть, мы обсудим это в доме?
— Тут нечего обсуждать! — выступил вперед сэр Роберт и ударил Коннора по лицу перчаткой.
Раздались изумленные возгласы, а леди Энгели и леди Уиннифред закатили глаза. Кажется, лорд Гидеон, муж леди Уиннифред, отозвался смешком.
Коннор встретил вызов долгим ледяным молчанием, за которым последовала самая грозная улыбка, которую Аделаиде когда-либо приходилось видеть.
— Назовите ваше оружие, — наконец произнес он.
Тон был оскорбительно холодным, и смотрел Коннор на сэра Роберта так, словно готов был пронзить его сердце прямо тут на месте.