Я не спеша поднимал руки вверх, чувствуя, как полчища ангелов, послушные моей воле, ускоряют свое сумасшедшее верчение в предвкушении скорой жертвы. Мой гнев достигал своего апогея, и я получал непередаваемое удовольствие от осознания собственного могущества и возможности свершить казнь над ветхозаветным бунтарем. Гнев очистил меня от сомнений и подсказал единственно верное решение. Даниил вернул этому проходимцу жизнь, но он так ничего и не понял. Ну что же, пусть свершится суд и на все вопросы будут даны ответы. Енох исчезнет в Геенне огненной или воссядет у престола! Хотя, уверен, там все места уже заняты и стульчика с его именем не предусмотрено.
– Ну что, убийца, готов? – спросил пророк. – Давай сразимся!
Енох не стал смиренно ждать часа расплаты. Пока я упивался собственным величием, сельский старикашка преобразился. И так немалых размеров, он, казалось, стал еще выше и шире в плечах. Неопрятная одежда уступила место хитону, сияющему белизной, на плечах появилась накидка из выделанной овчины, место сапог заняли сандалии, а в руках образовался тяжелый посох. Лик его тоже преобразился, но, в отличие от меня, он помолодел. На лице его, еще недавно напоминавшем карту горных разломов, не осталось ни единой морщинки и, как ни странно, никаких следов бороды или усов. Волосы старика расстались с сединой и стали черными как смоль, зачесанными назад и прихваченными кожаным ремешком. По-моему, старый пижон даже успел их набриолинить.
Все эти трансформации вызвали у меня усмешку. Дед из деревенского пьяницы превратился во франтоватого пастуха-чистюлю, явно чуждого красноярским пейзажам.
– Ну ты красавец! – развел я руками, еле сдерживая накатывающий приступ хохота. – Прямо «тетя Ася приехала»! Ишь, как хитон отстирал! Ты по-прежнему кипятишь или замачиваешь?
Никакой реакции на мои слова не последовало. Острослов-таксист остался где-то там, далеко, в ином измерении. Нынешний ветхозаветный патриарх смотрел на меня спокойно и, как мне показалось, даже с любовью. По крайней мере, в его глазах не было ни капли осуждения.
– Оглох? – раздраженно переспросил я. – Ну ничего, это мы поправим!
Я поднял руки вверх, и небо, подчиняясь моей воле, отозвалось рокочущим громом.
– Ну что, пастушок, Илия-пророк на огненной колеснице приедет к тебе на подмогу, или сам справишься?
– На все воля Божья! – В устах Еноха эти слова не звучали смиренно, в них ощущался вызов.
– Вот как заговорил! Ну что ж, насладись Его милосердием!
Я опустил руки в сторону Еноха и резким движением встряхнул кисти. Разбрасывая искры, молнии выскользнули из моих рук и, продолжая линии пальцев, ринулись к жертве. Однако, вопреки ожиданиям, Енох не превратился в кучку пепла. Он не стал притворяться гением кунг-фу, совершать акробатические прыжки или размахивать шестом, хотя и смиренно принимать удар тоже не собирался. Грациозным движением пастух скинул с плеч овчину, и она переместилась ему на грудь. Мои молнии ворвались в овечий мех, раздирая его в клочья, и в воздухе противно запахло паленым.
Такое активное сопротивление даже позабавило меня.
– Молодец, дедуля, даешь жару! А то было бы слишком скучно. Ну, давай показывай, что у тебя там припасено! Начнешь кидаться камушками в стиле псалмописца Давида? Ах, прости, я забыл, что ты отъехал на небеса до этой разборки с филистимлянами.
Енох не обращал на мои слова никакого внимания. Хорошо понимая, что запас молний у меня неистощим, а с волшебными шкурами у него проблема, он попытался перейти в наступление, используя посох в качестве копья. Я не без интереса наблюдал за его движениями: как-никак, передо мной открывалась секретная техника владения оружием начала времен. Патриарх двигался довольно умело, но, откровенно говоря, мне это напомнило детскую игру в кошки-мышки. Во-первых, слишком медленно, а во-вторых – очевидно. Увы, в наши дни у д’Артаньяна не было бы никаких шансов против заурядного кандидата в мастера спорта по фехтованию.
Енох определенно уделял недостаточно времени тренировкам. Он настолько вяло пытался меня уколоть, что за это время я мог бы успеть смотаться в Париж на чашечку кофе и вернуться, чтобы прочитать утреннюю газету, но делать этого не стал. Мягким движением я подхватил посох и вырвал его из рук оппонента, ускорив поступательное движение орудия вперед. А в самом конце, когда Енох инстинктивно подался за посохом, перенаправил его импульс вверх, отчего мой соперник презабавно плюхнулся на землю с пустыми руками.
Я ожидал услышать ругательства, но старик сдержался.
Поскольку уверенности в том, что вражеский посох не несет в себе каких-нибудь опасных сюрпризов, у меня не было, я сразу же его отпустил. Не успев коснуться земли, тот вспыхнул и обратился в горстку серого пепла. Так как мне не очень хотелось продолжения знакомства с этим предметом, легко дунув, я произвел на свет средней силы ураган. Мощная масса вертящегося ветра не только разметала пепел, но и снесла близлежащие сараюшки и подняла на Енисее волну, сравнимую с небольшим цунами. Увидев, что стало с его посохом, старик состроил кислую мину, и мне сразу стало понятно его молчание. Все время нашего недолгого поединка он помалкивал лишь по одной причине – пытался не думать, чтобы я не смог прочитать его мысли. Теперь же, оставшись безоружным, он дал волю своим чувствам. Я оказался прав. Задумка с посохом была простенькой двухходовочкой – если бы я не отбросил его, то вступили бы в действие вышеупомянутые «ветхозаветные штучки», от которых меня на некоторое время могло парализовать. Но – кукиш вам, товарищ пророк.
– Доволен, антихристова сила? – спросил Енох, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. – Думаешь, одолел? Мы еще на кулачках сойдемся!
– Побереги силы, старик! Все кончено. Олимпиада для ряженых завершилась. Ты продемонстрировал прекрасную программу упражнений с предметами – можешь претендовать на участие в мужской команде по художественной гимнастике.
– Шутишь, что ли? – внезапно подобревшим голосом ответил пророк. – Они же там все пидорасты!
– Геи, – поправил его я, – теперь принято быть терпимыми.
– Кто бы говорил! – махнул рукой старик и улыбнулся.
Я вдруг понял, что Енох в очередной раз пытается заговаривать мне зубы и тянет время. Он явно чего-то ждал и изредка посматривал в небо. Ну, конечно! Старик ждет подмогу. Ведь пока мы здесь тешимся и радостно валтузим друг дружку, его дружок Илия спешит на помощь. Путь-то из Америки неблизкий, так что время работает против меня.
Проследив взгляд Еноха, я посмотрел на небо. Оказалось, что и в воздухе все это время было неспокойно. Мои верные ангелы не теряли времени даром – ни в чем не повинный город Красноярск представлял собой поистине печальную картину. Оказывается, после их работы от человека остается так мало пепла, что его совсем не заметно за всем этим нагромождением уродливых строений, некогда служивших людям пристанищем. Всего за пару минут город полностью опустел. Индустриальный сонм одинаковых панельных и кирпичных строений навсегда утратил своих владельцев. Увы, некому было вести со мной торг о количестве праведников, проживавших здесь. Да это и не важно – я не Господь Бог, а Аврааму тут и взяться неоткуда.
Я вдруг поймал себя на мысли, что совсем не жалею этих людей. И действительно, чего убиваться-то? И зачем я так раскис по первому разу с журналистами? Ведь на все воля Даниила. Праведники себя замечательно чувствуют у престола отца Его, а о грешниках и печалиться не стоит.
Сделав свою работу, мои ангелы чертили небо вороньими крыльями, как будто ждали нового задания. Вдруг где-то вдали зародился нарастающий грохочущий звук, и в самой гуще небесного воинства показались всполохи молний. Мои воины расступились, и я увидел колесницу, запряженную сгустками света, формой напоминающими пегасов. Управлял колесницей Илия. Заметив меня, он попытался швырнуть в меня молнию, но, подняв руку, я легко перенаправил ее в еноховский дом, отчего тот весело загорелся новогодним бенгальским огнем.
– Дедушки, ну вы будто комиксов перечитали! – рассмеялся я. – «Старики-разбойники» – ветхозаветный римейк! Умора!
Разделить со мной радость было некому. Воспользовавшись моей занятостью, Енох отбежал к берегу и, сильно оттолкнувшись, взлетел. Поймав поток восходящего воздуха, он оказался в колеснице рядом с Илией, который, на манер конников времен Гражданской войны, заложил лихой вираж и, дождавшись своего подельника, умчался восвояси. Я было решил бросить им вслед пару молний – поджарить стариковские бедрышки, но перстень у меня на пальце неожиданно сильно запульсировал. Буквы на нем сверкали столь ярко, что у меня не осталось ни малейшего сомнения – Даниил не потерпит моего опоздания.
Глава 18
В Гефсиманском саду меня ждал на редкость холодный прием. Весь разгоряченный после битвы, я ждал от Даниила слов одобрения, но он не был благодушно настроен. Скорее наоборот. Когда Учитель посмотрел на меня, я сразу вспомнил старинный придворный термин – зыркнул! В его глазах сверкали молнии.
Глава 18
В Гефсиманском саду меня ждал на редкость холодный прием. Весь разгоряченный после битвы, я ждал от Даниила слов одобрения, но он не был благодушно настроен. Скорее наоборот. Когда Учитель посмотрел на меня, я сразу вспомнил старинный придворный термин – зыркнул! В его глазах сверкали молнии.
Даниил был не один. Чуть поодаль к стене жался Билл, поникшая голова которого не оставляла сомнений в том, что ему тоже досталось. Выглядели мы с братом по служению на удивление похоже: те же сандалии, хитоны – своего рода боевая униформа апостолов. Только у Билла на носу опять зачем-то были очки.
– Что вы себе позволяете, – гневно спросил Даниил, – как вы смеете таким образом использовать данную вам силу? Разве я сам вершу подобное? Да если бы я хотел смерти этих людей, то устроил бы судилище уже давно! Где ваши мудрость и милосердие? Вы не оставляете этим несчастным ни единого шанса, у них даже нет возможности раскаяться в своих прегрешениях! Вы, как дантисты-извращенцы, вместо того чтобы исправить прикус брэкетами, бьете больного кувалдой по зубам!
Я было подумал, что в столь странном сравнении звучат нотки личного опыта, но пошутить на эту тему не успел. Даниил бросил в мою сторону тяжелый взгляд, и у меня парализовало лицевые мышцы. Мой юмор явно был неуместен, босс был настолько разгневан, что его мелко била нервная дрожь. Он подошел ко мне очень близко, казалось, я чувствовал прикосновение его ресниц, и сказал ледяным голосом:
– Не смей ерничать, палач, не смей! Ты весь в прахе этих несчастных! Ты ничем не лучше, ведь ты не смог их полюбить, как самого себя. Даже не хотел! Что ты, что брат твой. – Он презрительно посмотрел на моментально побелевшего Гейтса. – Отродья гиены! Тщеславные пузыри! Что же вы наделали?
Я не был в курсе похождений Билла Гейтса, так что не мог оценить его подвигов, но, похоже, братец тоже времени не терял. Неожиданно Даниил смягчился, отошел от меня в глубину шатра и сел на камень, служивший ему стулом. Затем поставил руки на колени и уперся в кулаки подбородком.
– Все не так. – Учитель тяжело вздохнул и прикрыл глаза. – Все должно было быть совсем не так. Что же делать? – В его голосе звучали искренняя боль и смятение.
Так, подумал я, началось! Все пошло по кругу – Гефсиманский сад, мольба о чаше… Сейчас дадим слабину и нас порвут на части. К счастью, мои мимические мышцы вновь обрели силу, и я решил попробовать перевести беседу в конструктивное русло:
– Даниил, а что, собственно, случилось? Я не в курсе произошедшего у Билла, но уверен, что он, как и я, придерживался изначально одобренного тобой плана. Неужели ты пытаешься сказать, что Страшному суду подверглись те, чье время еще не пришло? И какие у тебя к нам претензии, если и силу даешь ты, и ангелы смерти подчиняются тебе? – Голова Даниила нервно дернулась, но он промолчал. Я продолжил: – Ты пойми – мы хотели как лучше! Мы ведь и беседы с гражданами вели, и исцеляли, и чудеса являли, а все без толку! Они все равно дерзят и меньше всего на свете похожи на раскаивающихся грешников. А тот факт, что они неправедны, проверен экспериментальным путем, согласен, довольно жестким, но иного ты нам и не предлагал!
– Прекрати, – закричал Даниил, – немедленно прекрати! За все время твоего нахождения в России ты ни минуты не испытывал любви и сострадания к людям. Ты только и делал, что упивался обретенной силой! Зачем ты решил убить Еноха? Разве я о чем-то подобном просил тебя или в моих словах ты услышал намек?
Крыть было нечем, и я замолчал, сосредоточенно изучая земляной пол шатра Даниила. Тот, в свою очередь, встал и принялся ходить из угла в угол:
– Я посылал вас быть судьями, а не палачами, а что сотворили вы? Смерть, ужас и опустошение. Тоже мне – слуги Божьи! И не надо мне говорить, Владимир, о глубине твоих страданий, так как они не удержали тебя от попытки расправиться со стариком.
Молчавший все это время Билл снял запотевшие очки, протер их о край хитона и, словно невзначай, обронил:
– В ошибках подчиненных в первую очередь следует винить менеджмент!
– Ты прав, – встрепенулся Учитель, – я ошибся, но не в вас, а в глубине заблуждения человечества! Я не учел того, как вам будет тяжело, и не смог подставить свои руки, когда чувствовал, что вы оступились. – Даниил тяжело вздохнул. – А может, так все и должно быть, и зря я терзаю себя сомнениями? – Он отвернулся от нас и, взявшись за голову руками, глухим голосом произнес: – Мне надо побыть одному. Ступайте, я сам вас найду.
Глава 19
Я уже и не вспомню, когда мы вот так по-братски оставались с Биллом вдвоем. Пожалуй, только во время поездки в Рим и первые часы после явления Даниила народу. Дней пятьдесят уж точно не виделись.
Мы шли по улицам Иерусалима, и я с удовольствием отмечал разительные изменения, произошедшие с городом. Так, например, в лавках появились сувениры с изображением Даниила, а у старого кладбища выстроилась гигантская очередь из заранее ждущих своего часа граждан. Правда, большинство из них дежурили явно не ради себя, и за немалые деньги были готовы уступить свое место богатеям из дальних стран. Бизнес – ничего не поделаешь.
Но, пожалуй, самым важным изменением, буквально бросающимся в глаза, стала перемена общего настроения в столице мира. Город успокоился. Традиционно разрываемый религиозными и этническими противоречиями, щетинящийся недоброжелательными взглядами хасидов и арабов, в районы которых чужакам лучше не соваться, Иерусалим переродился и предстал перед нами совсем иным. Он стал лучшим городом в мире, где для беседы с живым Богом не нужны телефоны и даже церкви, и все твои деяния у него на виду. Иерусалим – город, построенный на месте жертвоприношения Авраамом Исаака, вернул себе свое истинное предназначение. Он стал городом беспрекословного подчинения слову Всевышнего, местом, послушным его воле, полным доверия и любви.
И еще Иерусалим стал городом сплошной субботы. Люди понимали – Мессия пришел, и ему не надо мешать работать. Лучше чуть-чуть подождать – очередь дойдет до всех. А пока еще можно кое-что исправить! Во всем мире было крайне сложно найти людей, более рьяно соблюдающих все мыслимые указания Моисея и Иисуса, чем соседи Даниила. Во многом это было связано с тем, что особо непримиримые были вынуждены покинуть свои жилища, а вновь прибывших не надо было убеждать в Его предназначении.
Забавно – в городе воцарилась мода на хитоны! От этого все вокруг стало напоминать безразмерный голливудский павильон, в котором непрерывно снимается картина на библейские сюжеты. Только постоянно лезущие в кадр автомашины и массовка, болтающая по сотовым телефонам, мешала жить. После теракта в гостинице «Царь Давид» смерть забыла дорогу в этот город. Люди стремились исправиться и жить по заветам, так что нужда в полиции и армии отпала сама собой. Даже политики покинули свои кресла. Правда, магазины продолжали работать, да и деньги по-прежнему были в ходу, но уже скорее по привычке – нуждающихся не осталось. Многие состоятельные граждане, не задумываясь, раздавали свои состояния страждущим. Денег было так много, что специально созданный городской фонд никак не мог их потратить. Жители Иерусалима молили Даниила о беседах, и он стал проповедовать по воскресеньям в мечети Омара. Одним словом – хорошо, хоть где-то жизнь налаживалась.
Гуляя с Биллом по Старому городу, я не без удовольствия рассматривал эту новую для меня реальность и жалел, что не смог в Москве добиться такого же результата. В одной из лавочек я увидел майку с изображением Билла и зашел под навес пообщаться с продавцом. Хитрющий араб расплылся в улыбке и стал тараторить, какая это честь для него, что апостолы нашего Даниила (и он, закатив глаза к небу, произнес – да святится имя его во веки веков!) зашли в его никчемную лавку. Тут же появились традиционный кофе по-восточному, сладости и холодная вода. Я был уверен, что, пока мы будем здесь сидеть, на ближайшем столбе обязательно прикрутят табличку, гласящую, что это не просто лавка, а официальное место отдыха новоявленных апостолов Божьих.
Уже немолодой мусульманин легко приспособился к новой реальности. Он так же молился, как и все годы до пришествия Даниила, но теперь добавлял к имени Аллаха и его пророка Магомета еще одно. Это, конечно, несколько удлиняло процедуру, зато позволяло оставаться политически корректным. Довольно многие верующие, независимо от церковной и конфессиональной принадлежности, пошли по этому пути.
– Дорогой Хасан, – сказал я, с удовольствием отхлебнув изумительно вкусный кофе, – не мучай нас своим восточным хлебосольством. Просто скажи, в какую цену маечка с Биллом?
– Да как я могу брать с вас деньги? – всполошился араб. – Да пусть отсохнут мои руки, если такая мысль хоть на мгновение промелькнула в моей голове…
Я бросил быстрый взгляд в его сторону и сказал: