– Который час? – спросила я, позевывая и впуская капитана в дом.
– Половина двенадцатого, вставай, царство Божие проспишь.
– Если учесть, что я легла на рассвете, а моя аристократическая натура…
– О какой аристократической натуре ты говоришь? Посмотри на себя в зеркало!
– Уже посмотрела. И осталась почти довольна. Несколько штрихов, и я буду девочка что надо.
– Не сомневаюсь. Кстати, я и принес их тебе, эти несколько штрихов.
Не снимая ботинок, капитан прошел на кухню и вывалил на не убранный с вечера стол две увесистые пачки денег.
– Как и было обещано, – прокомментировал свои действия он, – на экипировку, а также шпильки и булавки. Средства подотчетные, напишешь список и приложишь чеки. Все понятно?
– Господи, какая ментовская приземленность, – развеселилась я.
– Не ментовская, не ментовская. Не смей называть меня ментом, – капитан внезапно вспылил.
– Извини, – лучше не заводить его с утра, трезво подумала я, – беру свои слова назад.
– Не вздумай потратить бабки на карамель и пирожные. Тебе нужно быть в форме…
– ..а также пресс подкачать. Сама знаю, – я укоризненно посмотрела на Лапицкого, он сразу сник и извинительно хмыкнул.
– Ну, тогда побежал. Заеду вечером, посмотрю, чего ты накупила.
– В котором часу?
– Это важно? Ты уже назначаешь аудиенции?
– Это важно. Я должна быть во всеоружии.
– Для чего?
– Чтобы попытаться соблазнить тебя, если получится. Как тебе такая идея?
– Никак. Но можешь попытаться, хотя предупреждаю – ничего не выйдет.
– Почему? Ты не любишь женщин? Или твоей единственной мечтой была киношная Марго в ранней юности и погибший майор Марилов в ранней зрелости?
Кажется, я перегнула палку, Лапицкий ударил – в который раз! – меня по щеке.
– Не зарывайся, девочка! – яростно прошептал он. – И укороти язык. Упражняться в остроумии будешь на тех людях, которых я тебе укажу. Ты поняла?
– Да. Прости.
– Прощаю. Но только на первый раз. И советую тебе не играть с огнем.
– А может быть, я прирожденная глотательница огня, а также глотательница шпаг и женщина-змея?
– Насчет последнего нисколько не сомневаюсь, – серьезно сказал капитан. – Если ничего не изменится – буду в одиннадцать.
…Закрыв за ним дверь, я взяла со стола пачки денег и отправилась с ними в кровать. Но спать не хотелось. Закинув руки за голову и краем глаза разглядывая деньги, я принялась составлять план действий. Купюры по десять тысяч, на глаз их по сорок-пятьдесят в каждой пачке, итого миллионов восемь-десять. Жалкая сумма, если учесть мою прошлую жизнь и соболью шубу, которая преданно висит в прихожей. Соболья шуба – все, что у меня осталось от Анны до катастрофы, от Эрика до убийства. Но я должна в нее уложиться, будем рассматривать ее как трамплин в лучезарное, полное опасностей будущее – от осознания этого я даже зажмурилась. Ты очень кстати вспомнила об Эрике, девочка, он, пусть даже мертвый, послужит твоим проводником по тебе же самой. Нужно только попытаться восстановить все то, что он рассказывал тебе о тебе, воспринять это как руководство к действию – и тогда все станет на свои места.
Весь наш единственный ночной разговор с Эриком прочно застрял у меня в голове: я помнила почти каждую его реплику, почти каждую свою характеристику, почти каждое замечание, которое касалось меня. Видимо, отдохнувшая за время комы и свободная от ненужных, накопленных за предыдущую жизнь знаний память мертвой хваткой держала все новое, что случилось со мной за последнее время.
Общие характеристики убийственны: вавилонская блудница, хитрая бестия, удачливая сука, всегда выходящая сухой из воды. Алчная тварь, бывшая валютная проститутка и профессиональная минетчица (стоп-стоп, это, кажется, король казино Илья Авраменко. Не нужно путать грешное с праведным, но тоже пригодится!); есть, конечно, нечто утешительное: «Ты знаешь что-то в мужской сути, чего не знает никто. Ты как экзотическая болезнь, да еще в хронической форме…»
На это стоит опереться, прежде чем пуститься в плавание. Пока я не чувствовала себя готовой к таким определениям, но пройдет время, и все станет на свои места, все вернется на круги своя. Если абстрагироваться от философской подоплеки, у меня широкое поле для практического применения этих тезисов. Я уже знала повадки себя прежней, я видела себя прежнюю на фотографиях и в записи, нужно только чуть-чуть подправить макияж, перекрасить волосы в светлый победительный цвет и сделать прическу чуть-чуть небрежной. – Тон помады, след от которой я увидела на шубе еще в машине Эрика, вполне меня устраивал. Над всем остальным придется поработать. Я задалась целью поразить Лапицкого. И не только его. Но сначала Лапицкий. Если уж мы вступили в игру, первую партию которой он выиграл, то вторая должна быть за мной.
…Через полчаса я уже была на улице в предвкушении долгого дня и долгого вечера наедине с самой собой. Легкий мороз приятно холодил щеки, которые так давно не видели никакой косметики, – этот недостаток мы легко устраним. Я пробежалась по самым дорогим магазинам: они гроздьями висели на каждом углу. С трудом удалось найти помаду нужного тона, все остальное далось легче. В каком-то навороченном бутике я купила себе платье от Версаче (никакого Ива Сен-Лорана, я помнила установку Лапицкого) – неброский невесомый кусок ткани, съевший почти половину денег. Туфли сто» или дешевле, а одной пары мне хватит на первое время. Никаких побрякушек, как оказалось, мне нравится стиль престарелой Марго, любовницы Фигаро, любовницы Кожинова, всеобщей киношной любовницы: строгость и лукавая простота. И потом, если у женщины нет драгоценностей, то у мужчины, который рано или поздно окажется рядом с ней, всегда будет возможность их купить.
Здравые мысли, Анна. Неплохо начинается новая жизнь.
К концу дня у меня еще оставались деньги на хорошую парикмахерскую, и я воспользовалась этим. Отросшие за несколько месяцев волосы позволяли делать с ними все, что угодно. Я выбрала свой прошлый стиль и почти радикально перекрасилась. Конечно, остается проблема корней, которые начнут беспощадно вылезать уже через несколько дней, но и с этим можно справиться. Нужно следить за собой. Теперь тебе всегда нужно будет следить за собой.
Я вернулась домой, когда на Москву уже упали сумерки, и, даже не раздеваясь, прошла в ванную, к большому зеркалу: новая прическа изменила внешность, не кардинально, но изменила. Теперь я выглядела посвежевшей и похорошевшей. Немного косметики – и ты будешь в норме. Готова к труду и обороне.
Я разложила косметику на полочку перед зеркалом и начала священнодействовать. Никогда еще за все последнее время я не получала такого удовольствия от прикосновения к своему податливому лицу. Все-таки, по здравом рассуждении, в любой пластической операции есть своя прелесть: собственную физиономию уже невозможно ничем удивить. Провозившись добрый час, я пришла к удивительному заключению: оказывается, во мне живет множество людей. Все они выглядывали из прорезей моего лица, как из бойниц, я так и видела их напряженные силуэты. Подчиняясь неведомой мне силе, я чуть подняла глаза к вискам (как у Эрика), чуть подретушировала скулы (как у Фигаро), чуть усилила линию губ (как у Марго).
Сделав последний штрих, я бесстрашно взглянула на себя в зеркало.
Вполне-вполне. Чуть побольше обворожительной стервозности в глазах, и ты будешь неотразима. Конечно, я понимала, что само по себе лицо ничего не значит, его еще нужно наполнить содержанием, как пустой сосуд вином, вложить кубики один в другой, и пирамида сложится.
Пирамида и жуки-скарабеи. Нет, имя Ева мне ни о чем не говорит. Что же делала эта женщина на шоссе (я почему-то не сомневалась, что в машине была именно она, женщины с таким нестандартным именем и должны погибать так нестандартно). Что я сама делала на шоссе, в машине сомнительного оперативника? Нет, ничего не хочу знать. Пусть будет только «здесь и сейчас».
И больше ничего.
…К одиннадцати я была во всеоружии: из небольшого опыта общения с ним я уже знала, что он удивительно пунктуален, если не занят растворением в серной кислоте очередного врага нации. Но я надеялась, что заинтриговала его. Я даже загадала: если все сложится как должно и он придет, меня ждут великие дела.
Все сложилось. Ровно в одиннадцать раздался звонок в дверь.
Натянув на себя улыбку, которая так поразила прошлой ночью подсадную утку Герберта Рафаиловича, я открыла. Лапицкий стоял на пороге и независимо потирал подбородок. Даже шампанского не купил своей новой очаровательной сотруднице, уныло подумала я.
– Ну что? – спросил он.
– Оцени.
– Ничего телка, – я лишь на секунду заметила огоньки искреннего интереса в его глазах, но он тотчас же погасил их. – Чеки собрала?
– Какая проза! Нет, ты не умеешь ухаживать за женщинами.
– Я вашего брата столько перевидал в самом непотребном виде, включая изнасилования, расчлененку и бытовые убийства предметами кухонной утвари, что с души воротит. Я, собственно, за чеками зашел. Все бабки потратила?
– А как ты думаешь? Одно платье уйму стоит.
– Это, что ли? Да я бы за него гроша ломаного не дал.
– Ну, ты не эстет и не истина в последней инстанции. Понимающие люди оценят.
– Когда еще это будет… Надеюсь, крупных финансовых вливаний больше не понадобится?
– Мне нужны хорошие духи. Только очень, хорошие и очень дорогие.
– Да? – Он почесал переносицу. – Может, обойдемся малой кровью? Я тебе свой одеколон принесу.
– «Красную Москву», что ли? Или «Русский лес»?
– Зачем «Русский лес»? У меня хороший, французский, и запах ничего себе.
Я с тоской вспомнила стену в квартире Эрика, уставленную одеколонами.
– Ты с ума сошел!
– А что? Будешь в модном нынче стиле «унисекс». Легкий привкус бисексуальности придаст тебе дополнительный шарм.
– Ты даже такие слова знаешь? – искренне удивилась я.
– А ты сомневалась?
– Да нет. Просто открываю в тебе все новые и новые грани.
– И я, представь себе, тоже, – со значением сказал он.
– Правда?
– Быстро ты набираешь форму. Думаю, у нас с тобой все получится.
– Когда начнем окучивать? И кого? – деловито спросила я. Мне не терпелось бросить в бой хорошо отдохнувшие и застоявшиеся без дела войска.
– Может, для начала предложишь присесть?
– Извини. Только ужин при свечах я не приготовила.
– Для профессиональной гейши непростительная оплошность.
– Спасибо, что не назвал проституткой.
– Мы же договорились, – мягко напомнил он, – только уважительно и на «вы».
– Так все-таки? Я же зачем-то нужна тебе? Иначе к чему все это было?
– Соображаешь. Только пока затишье. На западном фронте без перемен. Как только ты понадобишься – без дела не останешься.
– А что мне делать пока? – Я даже не посчитала нужным скрыть разочарование, проступившее сквозь макияж. – Плевать в потолок? Денег у меня нет, особых знакомых тоже…
– Да? – Лапицкий прищурился. – А тот ушлый парнишка, которого ты мне хотела сдать? Владелец казино?
Я коснулась рукой подбородка. Синяк уже давно сошел, но фантомная боль от него и невнятный ужас от всего пережитого остались.
– Вот с ним мне хотелось бы встретиться меньше всего.
– Договорились. В ваши дела я не влезаю, но думаю, у тебя еще будет возможность поквитаться. Подучишься в тире и отстрелишь ему яйца.
– Яйца – это не смертельно, – рассудительно сказала я.
– Для кого как… Ладно, хватит прикалываться. Считай, что я оценил тебя по достоинству.
– Остался доволен?
– Стильная штучка.
Еще бы не стильная, – я вспомнила крашеную Валентину, сидевшую за одним столиком с Лапицким в особняке.
– Думаю, что я для вас просто подарок судьбы.
– Думаю, что ты для нас кот в мешке, – вполне серьезно сказал Лапицкий. – Но с котами разговор короткий, ты в курсе. Их просто топят, только и всего.
– Это угроза?
– Это предупреждение.
Я чуть не смазала ему по физиономии: мое положение было шатким, он просто напомнил мне об этом, а заодно и натянул поводья, чтобы лошадь почувствовала седока и была готова к тому, что шпоры могут впиться в бока в любой момент. Милой светской беседы не получилось, я слишком много на себя взяла. Никого не может обмануть внешний лоск, тебе нужно серьезно заняться собой…
Из тягостного раздумья меня вывел сам Лапицкий.
– Я тут тебе кое-что принес, девочка. Просмотришь на досуге.
Он вынул из почти безразмерного пальто пухлый сверток каких-то бумаг и протянул их мне.
– Что это?
– Очень любопытные материалы. Здесь собрано все о людях, которые нас интересуют: крупные политики, чересчур зарвавшиеся очень крупные бизнесмены, владельцы телевизионных империй, биржевые игроки и прочая шушера, которая мнит себя хозяевами мира. Масса людей над этим работала…
– Все в чине ниже капитана?
– Не твое дело, – он позволил себе обидеться. – Я же говорил тебе о карт-бланше. Читается как увлекательный дамский роман. Любишь дамские романы?
– Жить без них не могу.
– Вот и отлично. Здесь все: привычки, в том числе и очень вредные, способ наживания капитала, каналы отмывки денег, сексуальные предпочтения, слабые места, связи и прочий компромат. У каждого человечишки есть свой скелет в шкафу, и наше дело вытащить его на свет божий и выбить берцовые кости.
– Что, всех нужно убрать?
– Ты с ума сошла. Эти люди на виду, любое поползновение на них вызовет ненужные потрясения. Так, слегка приструним и пощиплем перья на заднице. Система сдерживаний и противовесов, знакомо тебе такое понятие?
– Послушай, тебе не страшно давать такой материал в руки первой попавшейся телке? Можно и погореть.
– А тебе не страшно брать его?.. Во-первых, здесь собраны далеко не все интересующие нас люди, а только те, с которыми по тем или иным данным можешь работать именно ты: калибр довольно крупный, но не самый крупный. Во-вторых, ты уже ввязалась, ты – уже часть отлаженного организма, маленький винтик, хочешь ты того или нет. В-третьих, никто не даст тебе воспользоваться им по своему усмотрению. В-четвертых, любой, ознакомившийся с этим досье, – потенциальный смертничек, так что есть чего бояться. В-пятых…
– Хватит. Четырех пунктов достаточно. Скажи лучше, как я тебе, понравилась? – Я так старалась, мне хотелось, чтобы хоть кто-то оценил меня.
Но Лапицкий не оценил.
– Не хочу огорчать тебя, девочка, но даже твою внешность нельзя пустить на самотек. Ею займется профессиональный стилист.
– Вот как? Значит, все мои усилия ушли впустую? И ваши деньги тоже? – мстительно сказала я.
– Почему? Ты показала класс, не отрицаю, отретушировала фасад, получилось очень даже неплохо. Но этого мало. Есть детали, которые должны сработать тем или иным образом.
– Кого ты хочешь из меня сделать? Кого вы хотите из меня сделать?
– Не Мату Хари, не обольщайся. И не вторую Никиту. Ты – деталь в пейзаже, я уже говорил тебе. Наша игра – это командная игра. Тебя будут вести, тебе будут помогать, но кое-какие вещи ты должна будешь делать только сама. А к этому нужно готовиться.
– Кто же ты, Костя? – на свой обычный, почти ритуальный вопрос я получила его обычный, почти ритуальный ответ, и этого ответа я ждала.
– А ты кто?.. Когда ты мне скажешь, кто ты, тогда, возможно, я скажу тебе, кто я.
– Хорошо. Чеки за купленные вещи нужны, или это тоже блеф?
– Нужны, нужны. Завтра за тобой заедет Виталик. К десяти часам будь готова. Надеюсь, я в тебе не ошибся.
Он повторял это много раз, как заклинание, и эта фраза гипнотизировала меня, возбуждала и успокаивала одновременно. Так он и ушел, оставив меня наедине с бумагами и фразой-заклинанием: «Надеюсь, я в тебе не ошибся».
* * *Едва проводив его и даже не смыв краску с лица, я отправилась в постель, к увлекательному дамскому чтиву, принесенному капитаном. Я читала почти всю ночь. Капитан был прав, эти материалы стоили того, чтобы их бояться. Все мои полузабытые грехи, даже совершенные убийства, меркли рядом с той грязью, которая мирно плескалась на страницах аналитического отчета. Любые преступления простого обывателя, за которые он получал в лучшем случае пятнадцать лет, были несравненно более невинными с точки зрения христианской морали, чем те невинные поступки, которые в больших количествах совершали герои отчета. За украденный кошелек полагался срок, за мелкое хулиганство полагался срок, за разбойное нападение в подъезде дома полагался срок, за убийство мужа-алкоголика полагался срок. Это я знала, потому что мне самой полагался срок, и очень большой, если верить капитану Лапицкому… А вот за то, что совершали сильные мира сего, полагались только посты, очень большие деньги и счета в зарубежных банках. Составители отчета отнеслись к своему детищу очень добросовестно: от таблиц, схем, сжатых психологических характеристик рябило в глазах.
Но даже не это было главным, – добропорядочный политический и экономический бомонд выглядел колонией строгого режима, где правили волчьи законы. Даже одного абзаца о каждом из действующих лиц было достаточно, чтобы провести за решеткой остаток дней. Но все они преуспевали и были на свободе. Большинство фамилий ни о чем не говорило мне, другие же я знала, они были на слуху, – тогда я читала особенно внимательно. Циничные финансовые аферы потрясали воображение, манипулирование общественным мнением было непременным атрибутом любой успешной карьеры, подкуп – обычным, вполне респектабельным делом. К семи утра, когда я перевернула последнюю страницу отчета, я почувствовала себя совершенно выпотрошенной, как будто бы всю ночь с завидным упорством разгребала дерьмо. Если все эти люди после смерти попадут в ад, то мне ничего не остается, как стать праведницей.