— Чем ему не понравился смех детей?
— В Средневековье любая красота, а тем более веселье считались проявлением дьявола и жестоко карались, даже улыбки запрещались. Вот детей и наказали. Они мешали рыцарю думать о вечном.
— Надо нашим сказать. После такого примера Михеева точно смеяться разучится, а то раньше на каждое слово сушила зубы. — Василевский был мрачен.
— Мистическое заклинание можно снять такими же действиями, — не стал комментировать его слова Вадим. — Еще у нас есть вопрос об имени. Когда узнают имя человека, он умирает… Это тоже из древних времен. Тогда у человека было два имени. Одно общедоступное, а второе тайное, данное при посвящении. Знать его никто не должен был, иначе человек становился рабом того, кто его имя узнавал.
— Если Танька кого-то убьет, ее за это посадят.
Бокштейн уставился на него невидящим взглядом.
— Сейчас, может, и посадят, а вот раньше за убийство казнили. Палачи. Люди в красном. Это была закрытая каста, жениться они могли только на детях других палачей. И хоронили их за оградой кладбища вместе с самоубийцами.
— А мы с Танюхой черную кошку видели, — влез в монолог приятеля Андрюха.
— Где?
— «Город мастеров». Лавочки всякие и стеклодувная мастерская.
— Пойдем! — Вадим свернул разложенную на кровати карту. — У нас есть еще полтора часа. Самое время прогуляться.
— Ты со словом «время» поосторожней, у меня скоро на него икота начнется.
Бокштейн посмотрел на него долгим взглядом, но ничего не сказал.
До переулка с надгробиями на стене и черепичными перекрытиями от одного дома до другого они добрались быстро. Стеклодувная мастерская была закрыта. Кошки над крышами не было.
— Может, у нее рабочий день не начался? — предположил Андрюха. Хотя он отлично помнил, что кошка была ненастоящая, каменная или глиняная.
— Наоборот, недавно закончился. — Вадим вертел головой, разглядывая крыши. Серая тень появилась на карнизе и тут же скрылась.
— Вы не любите кошек? — прошептал Бокштейн. — Вы просто не умеете их готовить. Идем!
Они побежали обратно по проулку, метнулись налево мимо Ратуши, оказались около Колодца. Теперь Вадим смотрел на высокие стены Верхнего города. Чтобы было лучше видно, он подошел ближе к склону с олененком.
— Смотри! Там люди! — Он показал в левый угол стены, где заканчивался дом и начинался широкий портик, над которым торчала голова человека, смотрящего вниз.
— Что это такое? — Андрюха застыл перед домом, где одно из верхних окон оказалось фальшивым — оно было просто нарисовано на камне стены. Под ним кривыми буквами значилось: «Долги». На мгновение послышалась музыка, какофония звуков и криков, топот копыт, словно несколько лошадей решили разом подпрыгнуть. Но потом все стихло, надпись растворилась в сером камне. В воздухе повис смех.
Высокое крыльцо из потрескавшихся каменных плит. Василевский толкнул коричневую дверь. Просторный первый этаж гулко принял незваного гостя. Узкие окна противоположной от двери стены смотрели во двор, за которым начиналась крепостная стена. Слева в углу, перечеркивая крайнее окно, пристроилась лестница наверх. Ступеньки под ногой скрипнули. Оказавшись на одном уровне с верхней границей окна, Андрюха последний раз посмотрел в него и бросился вниз.
На кромке стены Верхнего города, на самой верхотуре, стояла одинокая фигурка. Это была Ким.
На крыльце Василевский споткнулся, заметался, не зная, куда бежать.
— Василевский! Ты что? Черта встретил?
— Ким там! — крикнул Андрюха, тыча пальцем во все стороны, от волнения не соображая, где находится относительно крепостной стены.
— Туда! — первым сориентировался Вадим.
Они пробежали вдоль дома, свернули направо и бросились вверх по ступенькам. Перед ними оказалась низкая арка с тяжелой, окованной железом дверью. Огромный замок скрипуче закачался на дужке. Первым в дверь врезался Андрюха. Вадим навалился за ним, и неповоротливая створка сдвинулась. Получившейся небольшой щели оказалось достаточно, чтобы ребята пробрались на верхние ступеньки.
Лестница вывела их на площадку. Слева плыли величественные кресты православной церкви. Андрей потянул приятеля налево. Площадь, впереди небольшой парк, за ним шпиль очередной церкви.
Выбежавший следом за одноклассником Вадим налетел на застывшего Андрюху. Тот стоял, глядя куда-то вверх.
— В-время, — прошептал он, показывая на башню.
— У нас нет времени! — заорал на него Бокштейн и вдруг поперхнулся словами. На одной из сторон церкви красовались огромные прямоугольные часы. Без стрелок.
— Времени здесь нет, — согласился Андрюха, медленно подходя ближе. — Это все тут началось. На месте без времени.
Неизвестная сила потянула его налево, он обогнул церковь. Топот ног сообщил Вадиму, что Василевский снова побежал. Эхо испуганно шарахалось среди еще не проснувшихся стен.
Ким стояла на бортике низкой стены, повернувшись лицом к распростертому перед ней городу. Особо не церемонясь, Василевский подлетел к ней сзади и сдернул за куртку на себя. Таня безвольной куклой рухнула ему на руки. Василевский попытался устоять, но в пояснице его что-то остро хрустнуло, и он повалился на землю.
— Дай слово от меня далеко не отходить, — прошептал он. От боли перехватило дыхание. — Эй, ты жива? — Он с тревогой вгляделся в бледное лицо одноклассницы, забыв о пояснице.
— Я опоздала, — прошептала Таня.
— Ничего страшного, — заверил ее Андрюха, пытаясь подняться.
— Я обещала маме прийти вовремя и задержалась.
— Мама простит. — Василевский предпринял еще одну попытку встать. — Мамы — они терпеливые.
Он ссадил с себя Таню, перекатившись на бок. И прямо перед собой увидел человека в красном. Он сидел на лавочке, положив руки на колени как прилежный ученик.
— Ты его, значит, догнала… — Боль вернулась. Андрюха застонал, пытаясь найти положение, при котором ему будет не так больно.
— Здравствуйте, — мужчина растянул губы в улыбке. Высокий, рыхлый, с крупным ноздреватым лицом, гладко выбритый череп сиял в лучах утреннего солнца. — Извините, но девушка уже обещана другому.
— В каком смысле? — простонал Андрюха.
— Она должна стать моей женой.
— По нашему законодательству раньше восемнадцати лет замуж не выходят. — Подошедший Бокштейн был как всегда невозмутим. — В противном случае нужно согласие родителей. А они его не дадут. Подсудное дело.
Он протянул руку, помогая Тане подняться. На скрючившегося Андрюху даже не посмотрел.
— Но я ее спас от казни при условии, что она станет моей женой. — Мужчина продолжал улыбаться.
— Вы палач? — Бокштейн взглядом знатока окинул сидящую фигуру.
— Да, и у нас есть одна привилегия — мы можем спасти приговоренную к казни женщину, если она согласится стать женой одного из нас.
— Но девушка уже помолвлена, — соврал Вадим, глазом не моргнув. — Вон с ним, — он кивнул на кряхтящего Андрюху. От удивления тот снова забыл о боли. — Ким, подтверди.
— Да, — безразлично отозвалась Таня.
— Они ждут восемнадцати лет, чтобы пожениться.
— Но она так и не узнала моего имени. — Улыбка толстяка потускнела. — Обещала и не сделала.
— Вы так торопитесь умереть? — Бокштейн, казалось, впервые посмотрел на собеседника. — В вашем городе, если не хранят тайну имени, обычно падают с церковных шпилей. Вы какую церковь выбираете?
Кулаки у мужчины сжались.
— Она сама искала со мной встречи.
— Всем свойственно ошибаться. Небольшая ссора влюбленных. Кому это незнакомо? Ким, хорош играть в Дюймовочку, подбирай жениха!
— При чем тут Дюймовочка? — Андрюха с трудом встал, всем телом наваливаясь на Таню.
— Она с солнцем прощалась. Ты разве не заметил? А Крот бы ее потом под землю утащил. Кстати, любезный, давайте обмен. — Палач напрягся. — Не беспокойтесь, себя в жены взамен Ким я не предложу, но могу взять на себя ее обязательство. Вы хотите, чтобы кто-то узнал ваше имя? Хорошо, я это сделаю. Даю слово.
И он протянул руку.
Палач в раздражении сжимал и разжимал кулаки.
— Впрочем, мне ваше согласие и не нужно, — убрал свою руку Бокштейн. — Я пообещал, я это сделаю.
— У тебя не получится.
— Ну, почему же? — Бокштейн был спокоен. Как обычно. — Всегда есть у кого подслушать, как вас зовут. Есть соседи, есть друзья, есть в конце концов полиция. До встречи, любезный. А церковь себе приглядывайте, не забывайте. Скоро вам понадобится высота.
— Я ее спас, чтобы жениться, — как заведенный повторил палач.
— Ну что ж, у каждого свои обязательства. — Вадим кивнул Тане с Андрюхой. — А нам пора. Тоже, знаете ли, обещали вернуться вовремя.
Он подхватил Василевского под свободный локоть и поволок прочь с площадки.
— Я ее спас, чтобы жениться, — как заведенный повторил палач.
— Ну что ж, у каждого свои обязательства. — Вадим кивнул Тане с Андрюхой. — А нам пора. Тоже, знаете ли, обещали вернуться вовремя.
Он подхватил Василевского под свободный локоть и поволок прочь с площадки.
— Идем, не оглядываемся, говорим о своем, — посоветовал гений девятого «А».
— Погодка сегодня ничего, — неубедительно затянул Андрюха и тут же сбился с предложенной темы. — Зачем привидению жена?
— Чтобы блины пекла и цепи смазывала, — рявкнул Вадим. — Не тупи! Шевели ногами.
— Не могу. Мне Танька что-то отбила.
— Радуйся, что отбила. Значит, живой.
Они доковыляли до лестницы, скатились по ней вниз, при этом воротина двери была гостеприимно распахнута. Из Верхнего города их согласны были выпустить без лишних условий. Оказавшись на площади с Колодцем, они перевели дух.
— Что с тобой было-то? — привалился к стене Андрюха. Он с трудом выпрямился.
Таня озиралась, словно все еще ждала, что новоявленный жених погонится за ней.
— Сама не знаю, — настроилась она плакать, но Бокштейн строго взял ее за руку, не давая расслабиться.
— Только по-быстрому. — Он пристально посмотрел ей в глаза.
— Он мне все-все мои несдержанные обещания продемонстрировал. Как я обещала хорошо учиться, как убраться собиралась, как клялась не врать и не обижать маму. Обещаний было столько, — она схватилась за голову. — До школьных обещаний мы не дошли, домашних дел хватило. Я когда все это увидела, мне самой умереть захотелось. А этот в красном сказал, что меня казнят за то, что я так редко держу слово. Но он может меня спасти.
— Ага, тут-то он с предложением и подкатил, — догадался Вадим.
— Меня уже на помост вывели, а там такая штука стояла, вроде рамки. Я как увидела…
— Ладно, обойдемся без лирики, — поморщился Бокштейн, угадав по описанию, что одноклассницу пугали банальной гильотиной. — Бежим, если не хотим записать на свой счет еще одно невыполненное обещание. Только ничему не удивляйся! У нас сейчас вроде осадного положения.
— Почему? — Таня все-таки заплакала.
— Потому что ты не одна такая необязательная. Нашлись и другие несознательные граждане.
— А как вы общались? — встрял в их милую беседу Андрюха.
— С кем? — посмотрев на него, Ким сразу успокоилась.
— Ну… с этим, с палачом? Вот он предложил тебе стать его женой, вот ты согласилась — и вы должны были познакомиться. Прежде чем свою Дюймовочку в подземелье тащить, Крот должен был сказать, что его зовут Крот.
Ким шмыгнула носом. Ребята с любопытством посмотрели на нее. Она потянула руку, чтобы почесать нос, и остановилась.
— Это не ответ, — подогнал одноклассницу Андрюха.
— Ты ему свое имя назвала? — решил подойти к этому вопросу с другой стороны Вадим.
— Он сказал… — Таня всхлипнула. — Он сказал…
Вадим с Андрюхой напряглись, предположив самое худшее.
— Он с тобой что-то сделал? — округлил глаза Василевский.
— Он просил называть его Волчонок, — быстро выдохнула Таня.
— Так… — Андрюха оттолкнулся от стены. — Я этого Волчонка заставлю спрыгнуть не с Олевисте, а с Останкинской башни.
Около гостиницы они были ровно в десять. Маргариты Викторовны видно не было, что было всем на руку. Им еще не хватало с учительницей разбираться. Ленка стояла в арке одна, потерянная и одинокая. Около церкви урчал мотором микроавтобус. Около него улыбался своей фирменной ухмылкой с ямочками на щеках Эдик.
— Добрый день! — бодро приветствовал всех Вадим.
Андрюха кинулся к призраку. Машина дрогнула от столкновения с инородным телом — Эдик неуловимым движением в последний момент успел отойти в сторону, Василевский не сориентировался и врезался в дверь микроавтобуса.
— Улыбайся, улыбайся, — прошипел Василевский, потирая ушибленное плечо. — Я тебе потом эту улыбку, знаешь, куда засуну?
— Здравствуйте, дорогие мои! — выплыла из автобуса Марина. — Все собрались?
Не давая Ленке ответить, Андрей с Вадимом хором крикнули:
— Все!
— У нас только кое-кто должен душ принять и переодеться, — вставил Бокштейн, — а то ее всю ночь кошмары мучили, и она лунатиком по крышам бегала.
— Мы можем подождать, — разрешила Марина.
Вадим выразительно посмотрел на Таню:
— Давай по-быстрому.
Голубева с Ким скрылись в арке двора.
— Что, думал, твоя возьмет? — прошипел Андрей, заметив, каким взглядом Эдик провожает Ким. — Русские своих на войне не бросают. Мы и остальных вытащим, даже не сомневайся. Хочешь, я тебе это пообещаю?
— Не надо. Кое у кого уже достаточно своих обещаний. Как бы потом тебя не понадобилось спасать.
— Не переживай! Одно запланированное дело через пару лет у меня уже есть.
— Вы обманули палача.
— А нечего на наших девчонок зариться. Самим не хватает. В моем районе за такое морду бьют.
— Посмотрим, как ты выполнишь свое обещание и женишься на ней. — На лицо Эдика вернулась улыбка.
— Думаешь, мне слабо? — снова стал заводиться Василевский. — Это тебе слабо сдержать подобное обещание.
Улыбка на лице Эдика застыла.
— Мне не слабо, — пробормотал он. — Я сделаю обещанное.
— Наток верни, пока мы не пришли и всем вашим духам руки-ноги не поотрывали, — ближе придвинулся к привидению Андрюха.
— Выполнят обещание, сами вернутся, — в тон ему прошептал Эдик и пошел к машине. — Они пообещали помочь Хэл. А ей сейчас очень нужна помощь.
Вадим вовремя перехватил Андрюху за рукав, когда тот снова попытался налететь на Эдика.
— Остынь, — прошептал он. — На него бесполезно напрыгивать.
— Не понимаю, как у него это получается! Он же совсем как человек!
— Есть такое мнение, что человек не умирает, пока не выполнит своего предназначения.
— О! Тогда я буду жить вечно, — обрадовался Андрюха. — Пока не женюсь на Ким.
— Да, но при этом всю жизнь придется мучиться. А пока следи, чтобы Танька далеко от тебя не отходила, остальное, мне кажется, неважно.
Андрюха солидно покачал головой и тут, словно впервые увидев, во все глаза уставился на церковную стену с большими квадратными часами. Под ними была небольшая дверь, в которую регулярно входили и выходили люди. Пробормотав себе под нос: «О! Это идея!», он следом за худым мужчиной проник под высокие своды храма. Когда девчонки вышли из гостиницы, Василевский со скучающим видом уже топтался около машины.
В автобусе Лена с Таней сидели рядом, переглядывались с видом заговорщиков, словно там, у себя в номере, они о чем-то сговорились и теперь таинственно сверкали глазами в сторону мальчишек. Или они уже успели обсудить свадебный наряд невесты? Андрюха сосредоточенно смотрел в окно. Его больше интересовало ближайшее будущее, чем туманные события грядущих лет.
— Монастырь Святой Биргитты в Пириту имеет древнюю историю, — сладкоречиво вещала Марина.
Она не задала ни единого вопроса, ее не взволновало, что группа уменьшилась наполовину. Экскурсовод честно выполняла свою работу, погружая приезжих в мистический мир таинственной Эстонии.
— В Пириту тоже без колдовства и любви не обошлось. — Марина с таинственным видом смотрела в окно. — От монастыря сейчас остались одни развалины — величественные стены, лабиринты подземелий, остовы домов, в голые глазницы окон видно хмурое прибалтийское небо. А началось все в пятнадцатом веке, когда на Таллин напали литовцы. Город вот-вот должен был пасть. Среди рыцарей был Удо, сын языческого князя. Однажды к ним в плен попали монахини монастыря Святого Михаила, среди которых была красавица Мехтгильда. Удо влюбился в Мехтгильду и предложил ей стать его женой, но она отказалась выходить замуж за язычника, хотя Удо ей очень понравился. Датчане прогнали литовцев прочь, но Мехтгильда частенько вздыхала по красивому княжичу. Удо тоже вспоминал о своей несостоявшейся невесте. Однажды с верными людьми он проник в город в надежде похитить красавицу, но был пойман и посажен в тюрьму. К тому времени монастырь Святой Биргитты был только построен, и Мехтгильда стала одной из первых его послушниц. Удо много лет прожил в тюрьме, но однажды решился на отчаянный поступок — много ночей он работал, пока не прорыл подземный ход длиной в милю под морем к монастырю. Встреча двух влюбленных состоялась, но Мехтгильда снова отказалась бежать с язычником. Тогда Удо отправился на родину, где проводил время в постоянных военных походах. С боями он вновь подступил к стенам Таллина, где в одном из сражений был тяжело ранен. Его выходили монахи Доминиканского монастыря, и Удо остался у них, принял постриг, а в конце жизни стал настоятелем этого монастыря. Однажды колокола монастыря Святой Биргитты возвестили, что его возлюбленная Мехтгильда умерла. Через несколько дней от тоски скончался и Удо.