Коммунистическая методология вполне допускает личную вражду между коммунистами Ельциным и Зюгановым, но вовсе не противоположные методики практической деятельности. Откуда ей взяться-то, новой и реалистической методике, если действующие лица вышли из одной строжайшей школы коммунистической методологии?! Царит убеждение, что идея выше действительности. Эта идея требует от человека сначала видеть то, что должно быть, а уж потом то, что есть. То есть теряется реализм. Эта потеря и сделала в свое время коммунизм столь продолжительной фикцией.
При этом, может быть, Хрущев, Брежнев или Ельцин когда-нибудь всерьез изучали Маркса? Если бы изучали, так они неизбежно подвергли бы марксизм критике, а то ведь никто никогда на этот счет ни слова.
Что Ельцин и его окружение поняли и понимают в рыночной экономике? Еще меньше, чем в экономике социалистической. Вот и начали с ваучеров. Что и когда они предвидели? Никогда ничего. И сейчас не предвидят, хотя и ставят целью через четыре года сделать из России "процветающее" государство, обещают по-коммунистически безответственно. Обещают, обещают, обещают. А какая может быть рыночная экономика, если до сих пор в государстве нет земельного законодательства? Спекуляция, мафиозность и коррупция - такое положение дела кого-то и устраивает, но что значит приватизация собственности без собственности на землю? Можно земельную собственность до поры до времени лимитировать, но обойтись без нее нельзя.
В бывшем колхозе приватизируется кирпичный скотный двор, и каждый "собственник" выламывает из его стен свою долю кирпичной кладки. Такова реальная "рыночная" экономика.
Мы оказались в периоде, когда, по А. А. Исаеву, экономисту прошлого века, "власть принадлежит худшим. Эти худшие, проникнутые своекорыстными стремлениями, действуют неумело, нерадиво и недобросовестно во всех областях, куда правительство вступает со своим авторитетом... издается бесчисленное множество законов, органы управления производят огромное количество работы... Но большая часть этой работы совершенно бессмысленна".
Польша, Чехия, Словакия выбрались же из советского социализма без особых потерь. И по-своему выкарабкиваются Китай и Вьетнам, в котором ежегодный прирост производства составляет 13 процентов - столько же, сколько было в России в последнее десятилетие перед Первой мировой войной.
* * *
Политика, нуждаясь в культуре, то и дело принуждает ее к подчинению: откровенному или скрытному, но все-таки подчинению. Особенно если речь идет о тоталитарной политике.
Так происходит уже потому, что культура беспартийна, а значит, и гораздо ближе к природе и к природности, чем политика. Политика как раз та сфера, которая отдаляет человека от натуры - и от норм и от мер не только мышления, но и поведения, заданных нам самой природой.
Осознание человеком себя как создания природно-культурного, когда культура и природа находятся в неразрывном единстве, - только в этом надежда на дальнейшее существование. Без этого шансов нет. Во всяком случае, даже меньше, чем, скажем, у волков и зайцев.
Культура то и дело сводит свою собственную роль исключительно к той или иной деятельности в области искусства, науки, быта. Но ведь она не только отрасль деятельности, не только отрасль знаний, но и первопричина того, что человек есть человек, она возвышает его в любой деятельности, возвышает, но не отчуждает от мира (если это - культура подлинная).
* * *
Еще слово "культура" обозначает породу растения или животного, тот генетический ряд, к которому оно относится, ту искусственную селекцию, в результате которой порода и породность возникли (культура пшеницы, культурные породы домашнего скота, например).
Кстати говоря, селекция животных и растений аналогична селекции духовной. Эта последняя тоже занимается селекцией догадок и замыслов, идей и идеологий, а демократия не что иное, как результат именно такого рода селекционной работы.
И та и другая селекция ничего не уничтожает, она создает и за счет вновь созданного вытесняет предшествующее, а история задним числом ставит свои оценки: плохо, хорошо, очень плохо, очень хорошо. История строга, ничто не избежит ее оценок, в том числе и культура. Именно история обеспечивает самосуждение (и самоосуждение) культуры в целом, доброта же культуры по отношению к самой себе - это и ее грех, и ее преимущество.
Природа обязывает нас быть уже потому, что мы есть. И дело человека найти себя морально в пределах этой обязанности, так же как дело и долг любого живого существа - всеми силами, данными ему природой, сопротивляться смерти. Даже червяк и тот сопротивляется смерти.
Истинное призвание человеческой культуры - укреплять и развивать это сопротивление.
* * *
Возвращаюсь к российской истории: судя по всему, мы, только-только приблизившись к как бы предначертанной нам последовательности, к той памяти, которой обладает культура, сейчас же кидаемся прочь, в сторону.
Существует в нашем обиходе такое выражение - "вот так история!". И верно: каждый случай жизни может быть вписан в большую или малую историю. Однако же правильнее было бы говорить не "вот так история!", а "вот так культура!". История слишком привязана к хронологии, она без хронологии ничто, культура в этом смысле свободнее и шире, для нее достаточно указания на эпоху, в которой происходит событие, тот или иной факт, а то и этого не требуется.
Да ведь и историк, отметившись хронологически, начинает "от себя", в соответствии с собственной культурой, комментировать событие. А что представляет собою этот комментарий, если не явление культурное?
То же и в науке: если научное достижение не сопровождается культурным осмысливанием последствий - это уже не наука, а техника. Часто и не техника, а ремесло. Часто - не ремесло, а трудовой навык, и не более того.
Нечего и говорить о явлениях искусства - они-то плоть от плоти культуры, но здесь ошибка может состоять прежде всего в том, что само-то искусство начинает воображать, будто оно и есть нечто самое главное в культуре, что только оно и вправе ее представлять. (Дайте свободу театру и театр тотчас создаст демократию!) Такое самомнение тоже есть не что иное, как грубое бескультурье, примитив, вредный и недостойный примитив. Тоже потеря чувства меры.
Для демократического государства даже лучше, если между ним и культурой возникнет некоторое отчуждение - именно в этом отчуждении проявится его культурность и демократичность. В случае, если и культура вдруг начнет вырождаться, деградировать, государство опять-таки не теряет лица, оно остается ни при чем.
Конечно, государству обидно: оно культуру подкармливает, а культура от него независима, да еще его же и критикует. Но иного не дано. Без этого и государство не государство, а концентрационный лагерь.
* * *
Если же культура и сама захочет называться "культурной политикой", или "теорией социализма-коммунизма", ничего хорошего из этого не выйдет. Имея в виду единственность своего собственного мышления, большевики не могут обойтись без таких прилагательных к слову "культура", как "передовая", "пролетарская", "идейная" и т. д., - а это для культуры губительно. Тем более, если культура воспринимает подобные прилагательные как нечто естественное. Мне пришлось однажды присутствовать на вручении государственных премий, и там один очень видный киносценарист (удостоенный) бил себя на кафедре в грудь: "Бейте нас! Вы мало нас бьете, отсюда и все наши беды!" Должен сказать, что очень высокие представители ЦК КПСС и те были заметно смущены.
* * *
Мне также представляется, что среди самых разных искусств, которые включены в понятие культуры, мы упускаем еще один вид искусства - искусство философии, логики. Логика владеет общими понятиями так же, как прозаик или драматург своими персонажами.
Библия взяла на себя задачу, которую может взять только она, и никто больше: так же как отдельный человек не помнит ни момента своего рождения, ни первых двух-трех лет своей жизни, так и человечество никогда не вспомнит и не постигнет своего происхождения (его история принадлежит легенде, в данном случае - библейской, великой и неподвластной материализму, в том числе и научному). Библия взяла на себя задачу не только Начала, но и Конца, предсказав Антихриста. Наука в свое время сочла это бредом, но прошло время - и оказалось, что наука своими руками создала эту "фигуру", этот образ в виде экологической угрозы, теперь уже неизбежной.
И вот уже я, если это имеет какое-то значение, оправдываю суровый суд клерикалов1 над Галилеем: подсудимый Галилей вторгнул реальный - слышимый, видимый, обоняемый и осязаемый - мир в мир ирреальный, невидимый и неслышимый, но все равно существующий, в мир математики и физики, в мир невидимого электричества, в мир тоже невидимого, но уже расщепленного атома. Наверное, техническая революция была действительно неизбежна, была написана на роду человечества, но то, что мы о ней еще пожалеем, уже жалеем, сомневаемся, - это так.
Уж очень мы любим земные блага и благоустройство, не хотим поступиться ни малой долей цивилизации, а за любые блага надо платить. Тут налоговая служба работает как надо. Тут и культура разводит руками - а что же ей-то делать? Она тоже виновна!
Римское право - источник (хотя, может быть, и не первоисточник) культуры государственной - предусмотрело гражданское существование человека в условиях именно государственности, хотя в ту пору еще никто не сказал, что это "научно обоснованное право". Не научными теориями научных институтов право было обосновано, а реальностями своего времени, и вот оно сформулировало принципы юриспруденции последующих времен. И ведь как интересно: Азия развивалась помимо европейского римского права, но, в общем-то, и азиаты, раньше или позже, приближались к законам права римского.
Если на то пошло - в науке действительно нет того нравственно догматического начала, которым, при всей своей независимости, при всей своей свободе, обладает культура в целом, и это губительно. Наука становится только цивилизацией, и ничем больше, она начинает противостоять культуре в целом. Нынче многие ученые это чувствуют и включают в круг своих интересов культуру: и искусство, и религию, те ее догматы, которых им не хватает.
Другая часть ученых делает другой выбор и включается в политику, но таких значительно меньше, и, как показывает опыт, включение это по большей части временное, эпизодическое и малопроизводительное.
Само собой разумеется, что вовсе не обязательно каждому деятелю культуры и каждому ученому знать Закон Божий назубок, но культура не должна больше противопоставлять себя религии - настало время и ей почувствовать религию как начало своих собственных нравственных представлений, как указание на то, каким должно быть культурное поведение, если уж не повседневное, так в принципе, включая науку. Выяснилось, что культура и религия отнюдь не враги. Взаимопонимание имело место и в прошлом, достаточно вспомнить Ньютона, Ломоносова, того же Галилея, позже Ивана Павлова, но Двадцатый век снова прошел в жестких спорах, в нетерпимости, хотя похоже, что это в последний раз. Культуре далеко не все может нравиться в религии, и наоборот, но вот здесь-то и требуется демократия, демократическое согласие.
* * *
А какие великие открытия сделаны человеком ради собственной культуры! Какую радость, какое самоутверждение приносила человеку, скажем, география! Открыть новый материк - это же что-то несказанное! Пройти мимо великого - в привычке человека, и все-таки трудно себе представить, что испытывали Колумб и Магеллан, совершив свои плавания, возвестив Пиринейскому полуострову, а затем и всей Европе о том, что существуют еще и другие материки, заселенные пусть и другого цвета, но людьми, с руками-ногами, с головой, покрытой волосами, с ушами-глазами, которые так же делятся на мужчин и женщин, точно так же родят детей. Вот только ни в Америке, ни в Австралии люди не догадались пуститься в океан в сторону Европы под парусами. Хотя Бог его знает, может быть, и пускались, только Европу для себя не открыли, предоставили Европе открыть их.
От плавания Колумба и Магеллана до плавания Беллинсгаузена с Лазаревым на шлюпах "Восток" и "Мирный", открывших последний, хоть и безжизненный, материк - Антарктиду (который, однако, имеет столь исключительное значение в формировании среды обитания человека - климата Земли), человечество могло пребывать в состоянии надежды на дальнейшие открытия в пределах своего собственного дома - Земли. Началось это состояние давно - с тех пор, как люди одной пещеры открыли существование людей другой пещеры, по ту сторону горной гряды.
Не знаю, кому как, а мне и сегодня радостно за тех людей, за тех путешественников. Увы! Подобных открытий больше не будет, география сменилась ландшафтоведением, распалась на географию экономическую, политическую и т. д. География Земли сменилась космосом, но это - не то, в этом слишком много неживой пустоты.
* * *
Спор между западниками и славянофилами - это спор о культуре прежде всего: откуда и куда культура идет? Это если и география, так сугубо политическая. Однако стоило бы этот спор решить в области культуры, и тем самым определены были бы и направления экономики и политики не только внешней, но и внутренней. Конечно, это не значит, что наступила бы благодать, но наступление периода некой определенности было бы.
И тут уместно вспомнить, что русский гений Пушкин, которого никак нельзя упрекнуть в "ортодоксальном" западничестве, в свое время, в рецензии на книгу Полевого "История русского народа", сказал:
"Горе стране, находящейся вне европейской системы".
История Пушкина подтверждает.
Оба американских континента и Австралия были открыты, заселены, освоены и получили свою цивилизацию от Европы.
И Азия, и отчасти Африка усвоили от Европы гораздо больше, чем Европа от них, весь мир использовал европейский опыт, начиная от покроя одежды и кончая основополагающими научными достижениями...
Конечно, и Европа - далеко не идеал, а где он, идеал-то? В конечном счете - в чем он?
Можно себе представить мир китаизированный, японизированный, индонизированный, монголоизированный, но представления эти все-таки не внушают нам ни доверия, ни даже сожаления о том, что они не сбылись. Хотя бы потому, что самая короткая дорога - это знакомая дорога, а знакомству с дорогой мы все равно обязаны Европе. Приемлемый, а вероятно, и самый оптимальный вариант.
Европа в общечеловеческой современной цивилизации и культуре - первая. Может оказаться, она будет первой в очередности и при кончине человечества.
Петр Первый прорубил первое крупногабаритное окно в Европу российское окно, потому он и стал Великим, а мы такие окна с тех пор прорубаем, прорубаем - а чаще заколачиваем, - неся большие потери.
По крайней мере, именно так получается у нашей нынешней евроазиатской государственности.
И тут, по логике вещей, дело опять-таки за культурой. Только мы-то с этой логикой опять-таки не в ладах.
* * *
Нынешнее первейшее назначение культуры - стать экологической. Иначе говоря, объединить науку, замкнувшуюся в себе, с общественным сознанием и с религией, технику - с логикой нашего дальнейшего существования, искусство со здоровым прагматизмом и с менее надежным, но оптимизмом.
Настало время все это делать кому-то. Кому же, как не культуре?
Больше некому. Может быть, культура, цельная, для этого и явилась еще во времена наскальной живописи, а то и раньше?
* * *
Собственная история для России никогда не была историей как таковой, не всегда и политикой, зато была набором политических казусов. Политические страсти-казусы растаскивают нашу историю на клочки.
Для Германии существовал и существует авторитет Бисмарка, для Франции Наполеон (ввергнувший страну в великие бедствия) тоже остается великой личностью, для Англии - Гладстон; для России общепризнанных авторитетов в ее истории не было. Хотя Петру Первому и Екатерине Второй и были присвоены титулы Великих, это не мешало считать Петра Первого не столько великой, сколько злостной и спорной фигурой, именно на этом имени завязалась борьба и ненависть между западниками и славянофилами.
Политики-историки - а это достаточно вредная, хотя и повсеместная, двуликость - так и не решили, кем же была и Екатерина Вторая - великой царицей или великой распутницей?
Но если даже самые ожесточенные критики русской действительности всех времен не могли себе позволить сомневаться в том, что Россия - великая страна, значит, кто-то это величие представлял?
Народ?
Кто только не "будил" русский народ! И декабристы, и народовольцы, и эсеры, и эсдеки, и коммунисты, но вот наступил конец двадцатого столетия а где же наш народ? Бюрократия - да, ни к чему не способное, кроме обещаний (по Исаеву, цитировавшемуся выше), правительство - да, коррупция, мафиози да и да, журналисты - да, - а где же народ? С его осмыслением собственного опыта? И что значит его реальное отсутствие на современной политической сцене? Что значит тот факт, что народные избранники в Думе бросают все свои государственные дела, как только разговор заходит об их собственном жилье? Что значат фигуры Жириновского, Коржакова, Илюшина, Лебедя? Во всяком случае, кто-кто, а народ этого не знает, все еще не способен понять. Не хватает культуры, как общей, так и политической. Хватает авантюризма. Горбачев объявил народ демократическим - хорошо. Зюганов объявляет народ советским - тоже ладно.
В искусстве еще в недавнее время народ исторически просвещал Пикуль, а в политике несколько раньше - Ленин с "Государством и революцией", Сталин с "Кратким курсом истории ВКП(б)". И так всегда, так исстари было: на одного Ключевского десяток Нечаевых и прочих народоубийц, сотни самозваных просветителей и правителей.
Просвещение в России, первые же выпуски первых русских университетов преподносили народу не только государственных деятелей, но и крупных нигилистов. Не было у нас исторической точки опоры, не было другого авторитета, кроме критика. При том, что никто так легко не обещает (даже и сам не зная, что именно), как Критик. И Зюганов, и Лебедь обещают нынче ни много ни мало, а все сразу, хотя что они могут создать? Ничего, кроме очередного перераспределения тощих, доведенных до минимума жизненных благ.