Единственный вывод напрашивался сам собой. Как вы уже догадались, дорогой читатель, я, конечно же, подумала о своей тезке. Кстати, я ее даже не известила о смерти мужа. И кроме того, внизу сидел в машине, дожидаясь Сабельфельда, ничего не ведавший Геннадий. А я совсем забыла об этом. И недостойно хорошего детектива помнить в такие моменты лишь о себе, родной. Срочно надо это дело поправить.
Я взяла телефонный справочник и отыскала номер домашнего телефона Сабельфельда.
— Алло! Татьяна Александровна, это Татьяна вас беспокоит.
— Я слушаю вас. Что случилось? Где Владимир Иванович?
— Татьяна Александровна, случилось несчастье. Владимир Иванович умер от сердечного приступа.
— Как умер? Он никогда в жизни не жаловался на сердце?!
Интонации ее голоса повысились почти до визга.
— Мне очень жаль. Я вам очень сочувствую. До свидания. — И повесила трубку. Слушать ее рыдания, в которых я подозревала нотки фальши, у меня не было ни сил, ни желания.
Оставался мирно дремлющий в «мерсе» водитель. Но с мужчиной такой вопрос провентилировать гораздо проще.
Я спустилась по лестнице — лифт, разумеется, не работал — и постучала в боковое стекло. Геннадий открыл дверцу и, сонно зевнув, потянулся:
— А где Владимир Иванович?
— Гена, ему твои услуги уже не понадобятся. Он умер.
— Как умер?
— Сердечный приступ. Так что езжай, ставь машину и отправляйся спать.
— Татьяна Александровна, он никогда не жаловался на сердце. На печень — было дело. Странно все как-то.
Я пожала плечами.
— Возраст. Он ведь уже не мальчик был. Может быть, выпил лишнего. — Я сразу вспомнила вчерашние пляски вприсядку моего сердца. — И у меня к тебе просьба.
— Какая?
— Не говори в милиции, если тебя вызовут, по какой причине мне пришлось общаться с Сабельфельдом. Если будет необходимость, я скажу об этом сама. Договорились?
— Ладно. Как скажете. Мне-то какая разница.
— Ну, тогда счастливо. До свидания.
— До свидания.
Машина, развернувшись, плавно тронулась и исчезла в ночи. А я вошла в подъезд и стала подниматься в квартиру, размышляя о якобы здоровом сердце Сабельфельда. Шаги гулко раздавались в предрассветной тиши. Но мое сердце почему-то колотилось так, что мне казалось, будто оно заглушает звуки шагов. Противно сосало под ложечкой. Предсказания косточек и интуиция настроили меня на тревожное ожидание какой-то пакости, неизвестной мне.
Войдя в квартиру, я снова села в кресло и продолжила невеселые размышления.
Как объяснить милиции визит почти незнакомого мне мужчины в столь неурочный час? Вести ли расследование дальше?
И все же аванс я получила. Вывод напрашивался сам собой: дело чести — узнать истину до конца. Хотя бы для себя. А если честно, то на благодарность соучредителей «Темпо» я имела право рассчитывать. От нечего делать снова бросила кости.
8 + 21 + 25 — «Научитесь пропускать мимо ушей необоснованные обвинения». Это уж точно. Не далее как через несколько минут мне придется постигать эту сложную науку.
Около четырех раздался звонок в дверь. Прибыли двое мужчин в штатском и молодая женщина в цигейковой шубе.
— Здравствуйте. Иванова Татьяна Александровна?
— Да. Проходите, пожалуйста, вот сюда, в зал.
Они вошли. Начались муторный осмотр места происшествия и составление протокола.
— Это ваш родственник?
— Знакомый.
— Поздновато для посещения знакомых.
Я пропустила реплику мимо ушей, следуя совету косточек. Мне предстояло выслушать еще массу комплиментов от блюстителей порядка и не потерять при этом хладнокровия.
— Необходимо пригласить двух понятых для составления протокола, — сказал плечистый усатый мужчина. Похоже, он был у них за главного.
Перебудить всех в подъезде в четыре часа утра — не слишком благородная миссия, но что поделаешь…
На моей лестничной площадке лишь в одной квартире проявили сочувствие и готовность исполнить гражданский долг. В других отказали, сославшись на священный ужас, внушаемый покойником.
В этой квартире молодая супружеская пара дала согласие присутствовать при осмотре тела.
В половине пятого все формальности наконец-то были соблюдены. Владимир Иванович отбыл из квартиры на носилках, как ни горько, вперед ногами. А я, уставшая, разбитая, опустошенная, закрыв дверь за процессией, как сомнамбула бродила по квартире. Мне хотелось и есть и спать.
Махнув рукой, я плюхнулась на диван в своем праздничном наряде, даже не постелив постель, и мгновенно уснула. И не знаю, сколько бы я проспала, если б меня не разбудил телефонный звонок.
Было одиннадцать часов. Я с закрытыми глазами подошла к телефону и сняла трубку.
— Привет, Танюш. Это Лена. Ты как? Или у тебя опять за дверью посетитель? Как банкет прошел, шарман?
— Ой, Лен, не спрашивай лучше. Посетитель за дверью — это цветочки. У меня клиент в морге.
— Как в морге?
Я махнула рукой, не сознавая, что мой усталый жест подруге не виден.
— Так вот. Умер у меня в квартире. Прямо в кресле. Сердечный приступ.
— Да ты что! Вот это номер! И что ты теперь думаешь делать? Закроешь дело?
— Ну уж нет, как бы не так. Я обязана отработать деньги, которые получила от Сабельфельда. Так что прямо сейчас после завтрака и начну. Ты уж не обижайся…
— Держись, Тань. Ничто нас в жизни не сможет вышибить из седла. Счастливо.
— Пока.
Ленкина моральная поддержка благотворно повлияла на меня. И я, положив трубку, занялась подготовкой к работе.
Прежде всего необходимо было вылезти из этого платья, которое, ко всему прочему жутко помятое, совершенно не соответствовало ситуации и смотрелось по-дурацки.
Приняв душ и надев халат, я привела в порядок лицо. И пока сушила волосы феном, бросила кости.
Самый волнующий меня вопрос, правильно ли я поступаю, что хочу продолжить расследование, остался без ответа. Выпала комбинация 19 + 10 + 33 — «Дом, где вы живете, подвержен опасности разрушения».
— Ну уж это слишком, дорогие мои. Похоже, враги в моем тылу значительно активизировались и решили подложить в квартиру бомбу.
Я в тот момент не знала, насколько близка к истине. Но через несколько минут произошло событие, одновременно огорчившее меня и давшее успокоение.
Готовя себе на завтрак тертую морковь, я включила комбайн. Пластиковое блюдо кухонного комбайна забилось в истерике и оплевало меня морковью с головы до ног.
Огорчившись поломкой агрегата, я порадовалась, что дом мой цел и невредим. Я не учла одного: было всего лишь утро, а с утра все только начинается.
Плотно позавтракав и взбодрившись чашкой кофе, я облачилась в милую сердцу одежду: джинсы со свитером. Немного подумав, я прихватила спецаппаратуру, решив, что сегодня она мне уж точно пригодится.
Погода была солнечная и не слишком морозная. Я обожаю такую. И на мозги не давит, и работать не мешает: с машиной проблем меньше. Первым делом надо навестить новоиспеченную вдову. Где-то в глубине души у меня к ней зародилось враждебное чувство, навеянное моей мощной интуицией. Остановив машину у особняка, я побродила вокруг глухого бетонного забора, оценивая ситуацию и возможности будущего тайного проникновения в эту крепость. И решила, что это будет непросто. Хотя и из безвыходного положения всегда есть выход.
Нажала кнопку звонка. Открыла пожилая женщина, просто одетая, вероятно домработница.
— Здравствуйте. Могу я видеть Татьяну Александровну?
Она посторонилась:
— Проходите, пожалуйста. У них горе. Хозяин умер.
— Я уже знаю.
Женщина проводила меня в гостиную:
— Подождите здесь. Я позову ее.
Я уселась на мягкий диван, застеленный белой шкурой какого-то животного, мне неизвестного. Вдоль спинки были разложены подушечки, обтянутые бархатом.
В эту гостиную уместилась бы вся моя квартира вместе с санузлом, прихожей и кухней. Высоченный потолок с лепкой по углам и вокруг массивной хрустальной люстры. Огромные сводчатые окна. Дорогостоящая мебель. Красиво жить не запретишь.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, Татьяна Александровна. Примите мои соболезнования. Мне очень жаль, что так вышло.
Вдова была одета соответственно случаю: черное платье с воротником-стойкой и черная с блестками косынка на голове, повязанная в виде чалмы. Надо сказать, что этот наряд ее отнюдь не портил, а даже придавал определенный шарм.
По ее лицу не видно, что она несколько часов билась в истерике по безвременно усопшему мужу. Следов бессонницы тоже не наблюдалось. Мне даже показалось, что она наложила макияж, правда совсем незаметный. Мужскому взгляду его не видно, но совсем другое дело — глаз искушенной в таких вопросах женщины, да еще детектива. Глаза ее лихорадочно блестели. Складывалось впечатление, что перед моим приходом она употребила грамм этак пятьсот шампанского.
Я некоторое время старательно втягивала в себя воздух, но мой острый нюх запаха спиртного не обнаружил.
Она поднесла к лицу кружевной белоснежный платочек, тронула им глаза.
— Как это произошло, Таня? Он хоть не мучился?
Я подробно изложила факты о последних минутах жизни Сабельфельда, упомянув мои тщательные попытки его спасти. Она глубоко вздохнула и присела в кресло около шахматного столика, на котором стояли фигуры из слоновой кости.
— Татьяна Александровна, я не хочу быть назойливой, но позавчера Владимир Иванович обратился ко мне за помощью; и я считаю своим долгом довести дело до конца.
Ее брови вопросительно изогнулись.
— За какой помощью? Какое дело?
— В последнее время в компании происходит утечка информации. Я обнаружила в его одежде подслушивающее устройство. Если вы не будете возражать, я бы хотела проверить ваш дом и в том числе гардероб вашего мужа. Поскольку наследницей являетесь вы, то это и в ваших интересах.
Она, немного подумав, согласилась. С обыском дома я не слишком старалась — это был лишь предлог проникнуть в спальню супругов.
Спальня размещалась на втором этаже и могла бы стать предметом желтой зависти многих тарасовцев.
Над широченной кроватью супругов, застеленной воздушной голубой накидкой с рюшами, висел портрет Татьяны Александровны в овальной раме. Она была изображена в кресле у шахматного столика. Загадочно улыбаясь, она держала в руках фигуру коня. Сюжет картины немного наивен, но выполнена она была мастерски, прямо-таки в духе высокого искусства эпохи Ренессанса.
— Какая замечательная картина! Я не думала, что в Тарасове есть художники, пишущие в таком стиле. Сейчас, по большей части, художники все в виде пирамид и кубков изображают или уши на хвостах рисуют. А здесь все так естественно. И платье малиновое вам очень к лицу.
Распинаясь по поводу картины, я пыталась отвлечь внимание Татьяны Александровны. И в какой-то мере это удалось. Ее взор обратился к портрету. И пока она мне объясняла, что художника Арканова Бориса Петровича откопал и пригласил Владимир Иванович, я готовилась к осуществлению главной цели моего визита. Делая вид, что прилежно осматриваю каждую складку вещей Сабельфельда, я укрепила кусочком скотча своего «клопа» в шкафу. И если его обнаружат, то уж точно не сразу. Кое-что услышать я успею.
Закончив безуспешный с точки зрения обнаружения спецаппаратуры осмотр, я поблагодарила хозяйку и стала прощаться.
— Не падайте духом, Татьяна Александровна. Я постараюсь довести порученное вашим мужем дело до конца. И, надеюсь, мы скоро увидимся.
— Спасибо вам за теплые слова. Мне сейчас очень тяжело. — Она снова тронула глаза белоснежным платочком. — До свидания, Таня.
— Всего вам доброго, Татьяна Александровна.
Мы распрощались почти как лучшие подруги. В актерских способностях нам обеим не откажешь.
Вернувшись в машину, я отправилась по прежним местам работы Парамоновой и Никитина. Галиулина я оставила на десерт.
Я, представившись сотрудником милиции и предъявив при этом свои сто лет назад просроченные корочки, плела легенду о том, что в связи со смертью Сабельфельда изучаю его окружение и что бывшие сотрудники вышеназванных лиц смогут оказать неоценимую помощь в ходе расследования.
Сотрудники Никитина и Парамоновой пели в их адрес дифирамбы, коими не стоит утомлять читателя. Достаточно сообщить, что к изучению этих личностей я больше возвращаться не буду.
Предполагаемые сослуживцы, мило описанные во время танца Ринатом Галиулиным, слыхом о нем не слыхивали. В отделе кадров корпорации «Подшипник» мне сказали, что он уволился около года назад.
Вот так. Проверять корпорацию на наличие других мертвых душ не входило в мои обязанности. Пусть с этим разбирается налоговая инспекция.
А моим следующим шагом по плану было проникновение в кабинет генерального директора компании «Шафкят и К o ». Это требовало определенной подготовки.
К тому же мой желудок настойчиво просил уделить ему внимание. Поэтому я зарулила в супермаркет и обзавелась бутылкой апельсинового сока, четырьмя булками и свиным печеночным паштетом с грибами.
Затем я отправилась в офис к своей старой знакомой Виктории Калмыковой, предупредив ее о своем визите по телефону.
Виктория была издателем популярного в высших кругах Тарасова рекламного проспекта «Презентация». Когда-то, помнится, я здорово помогла ей в правовых вопросах. Пришло время платить по счетам. В киосках проспект не продавался: он распространялся среди крупных компаний, банков и тому подобное и существовал за счет оплаты клиентами рекламных статей об их предприятиях. Опубликовать статью с цветным фото на двух страницах стоило клиенту шесть тысяч рублей. То есть журнал был элитным.
Офис Виктории располагался на Московской во дворе за многоэтажным административным зданием. И хоть кабинет ее, на втором этаже с обшарпанными стенами, слабо соответствовал имиджу ее журнала, ее предприятие все же приносило ей доход. Я постучала в дверь кабинета и вошла:
— Привет.
— Здравствуй, Таня. Присаживайся пока. Через минуту я освобожусь.
Она деловито инструктировала очередного рекламного агента. Я внимательно слушала. Мне это сегодня очень пригодится. И ко всему прочему я получала возможность обогатиться на целых триста рублей, поскольку агентам она платила пять процентов от сделки. При моих гонорарах двести долларов в день — существенный вклад в мой бюджет. И это только в том случае, если мои способности рекламного агента окажутся на должной высоте.
Наконец женщина в пальто с изрядно поношенным воротником и белой вязаной шапке, окрыленная, умчалась зарабатывать свои пять процентов.
— Ну что, бродяга? Какие проблемы заставили тебя вспомнить о скромном издателе?
— Пришла наниматься в рекламные агенты.
Виктория удивленно подняла красиво очерченные брови.
— С чего бы это? Популярность потеряла, что ли?
— Сейчас все объясню. Давай перекусим по ходу дела. Я тут кое-что принесла, — и выложила продукты на письменный стол, заваленный журналами и фотографиями различных презентаций. — Понимаешь, Вика, мне надо под благовидным предлогом проникнуть в кабинет к генеральному директору «Шафкят и К o » по своим делам. А лучшего предлога, чем опубликование статьи в твоем журнале, я придумать не смогла, — сказала я, жуя бутерброд с паштетом и прихлебывая сок из чашки с отбитым краем. — Кто у тебя чашки грызет?
Виктория рассмеялась:
— Они у нас долго не живут.
— Ну что, Вика, звони Бабаниязову. Звонить из автомата несолидно — у него наверняка имеется определитель номера.
— Вообще-то, Таня, агенты сами с будущими рекламодателями о встрече договариваются. За это, собственно говоря, они и получают деньги.
— Ну я не претендую на пять процентов.
— И еще одна загвоздка. Об этой компании уже была статья в июле. Сомневаюсь, что они захотят потратиться еще раз.
— Попробуй, Вика, ради меня.
Она вздохнула и, отыскав номер по справочнику, набрала его. Убеждать она умела. Не случайно же предприятие ее выживало без особых усилий в столь сложные времена.
Обещанная Викой скидка в двадцать процентов для опубликовавших свою рекламу дважды в год окончательно сломили волю Бабаниязова, и он согласился принять у себя рекламного агента.
— Видишь, на какие жертвы иду ради тебя?
— А что, скидок нет?
— Так год-то кончился две недели назад.
— А когда выйдет этот номер? Мне надо будет попасть к нему в кабинет, чтобы изъять то, что оставлю там сегодня.
— В следующем месяце.
Я, закусив губу, покачала головой.
— Не годится. За такой срок мою вещь обнаружат. А нельзя в ближайший номер тиснуть?
Виктория энергично покрутила головой.
— Ни в коем случае. Все уже проплачено. Номер готовится к публикации. Договариваться с клиентами о задержке публикации я не буду. Придумай что-нибудь сама. Например, сходи через пару дней и узнай, проплачено ли по счету. И смотри не подставь меня.
— Ни в коем случае.
Я взяла бланки счетов, пластиковую эмблему с надписью «ООО „Презентация“» и несколько последних номеров проспекта и покинула кабинет Виктории.
К офису «Шафкят и К o » я подъехала, когда уже начинало темнеть. Из дверей офиса вышел молодой человек. Сначала меня привлекла его оригинальная шапочка. Она была пестрая, с рукавом, как у Петрушки. И этот рукав был завязан на затылке узлом. Получился колоритный национальный головной убор. Спасибо шапке. Благодаря ей я уставилась на молодого человека и узнала в нем Галиулина Рината Тахировича. Шарман. Мне нравится.
Он меня не заметил, благо я сразу не выпрыгнула из машины. За это спасибо ремню безопасности, замок которого заело.