– Дон Николаевич, – отвлёк меня от мыслей дед Сашка, – мы гулять-то сегодня пойдём или как?
– Пойдём, сеньор Алехандро, проверим, на месте ли ресторан «N», – сказал я и пошёл в ванную комнату смыть грустные мысли с лица.
– Зато дед Сашка знает, в какой день будет Пасха в 2006 году. Зачем ему это, не понятно, – думал я, умывая лицо перед большим зеркалом с подсветкой.
Мы вышли на улицу и облегчённо вздохнули, увидев привычный ландшафт городских строений, приветливый народ и дымящие автомашины на проезжей части. Ресторан «N» был на месте, и на одной из пик ограды советского посольства трепыхалась маленькая красная ленточка. Завтра будет Миронов. Что-то его руководство родило? Видно трудно им далось это решение.
Встреча с Мироновым состоялась в обусловленное время.
– Пришёл тебя порадовать, Дон Николаевич, – сказал Миронов и протянул мне маленькую папочку, которую он достал из большой кожаной папки, которую держал под рукой.
– В такую папку легко вместится портативный магнитофон, – подумал я, – были сообщения, что американские специалисты придумали способ записи магнитных колебаний на магнитную проволоку, что позволит создавать миниатюрные магнитофоны с возможностью многочасовой звукозаписи. Так что, возможно, что там лежит такой магнитофон. Ну и пусть лежит.
Я открыл папочку и увидел в ней два листочка с отпечатанным типографским способом текстом. Приказ председателя Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР генерала армии Серова Ивана Александровича о присвоении звания полковника Казанову Дону Николаевичу, оперативному сотруднику Первого главного управления КГБ при СМ СССР. Второй листок – Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении полковника Казанова Д. Н. орденом Отечественной войны первой степени за подвиги, совершенные им в период выполнения специальных заданий в тылу врага.
– Ну, как, доволен? – спросил меня Миронов. Его сияющий вид говорил о том, что и у него дела вроде бы как налаживаются и он уже не бывший зэк, а официальный сотрудник всесильных органов коммунистического режима. Вернулся в строй для выполнения всех порученных ему задач и благодарный за то, что с него сняли все обвинения и выпустили на волю без всяких извинений.
– Слава Богу, что не расстреляли, – думал каждый освобождённый и готов был отдать душу и свою жизнь за родную Коммунистическую партию, которая не только карает, но и милует.
Конечно, приятно, что твои заслуги ценят и на родине, да вот только чувство недоверия к большевистскому режиму у меня никак не проходило. Коммунисты не могут перестроиться по приказу, это фанатики с внутренними убеждениями, которые ради этих убеждений не пожалеют ни мать, ни отца, ни брата.
– А у тебя как? – спросил я.
– И у меня тоже все нормально, – сказал мой собеседник, – мне вернули воинское звание, ордена и восстановили в партии.
– Поздравляю, – сказал я, – не терпится, наверное, пойти на партийное собрание послушать какой-нибудь доклад о текущем моменте?
– Ну, ты и вражина, – без злобы сказал Миронов. – Доклад о текущем моменте – это все равно, что тактическое или оперативное ориентирование личного состава перед предстоящим боем…
– Ты вот лучше мне скажи, – перебил я его, – когда в СССР начнётся нормальная жизнь, а не битва за что-либо? За урожай, за план, за встречный план…
– Ты брось эти антисоветские разговоры, – вдруг посерьёзнел Миронов, указывая пальцем на папку и подтверждая мои подозрения о наличии там магнитофона.
– Не сердись, – примирительно сказал я, – это я так, перечислил тезисы статей в западной прессе о жизни в Советском Союзе.
– Ладно, проехали, – сказал Миронов, – я сейчас буду твоим куратором, как и прежде. Буду поддерживать с тобой связь. А сейчас поподробнее расскажи о том майоре, Герое Советского Союза и о его дружке.
Я знал, что эта информация будет признана первостепенной по важности. Наличие предателя в своих кругах – это очень серьёзно. Любая разведка не пожалеет никаких сумм и никаких благ для получения такого источника в рядах противника номер один. Это все равно будет дешевле затратных военных приготовлений, когда можно за пару тысяч фунтов стерлингов решить то, на что потребуются миллиарды. Поэтому я со всеми подробностями рассказал о нашей встрече в вагоне-ресторане, о его друге Володьке и личности человека, сопровождавшего майора.
– Посмотри на фотографию, это он? – спросил меня Миронов, протягивая фото военного в парадной форме старого образца с «катушками» в петлицах и с орденами на груди.
– Он, – сказал я, – нисколько не изменился.
– Тебе спасибо, – сказал мой куратор, – контрразведка разберётся со всеми подробностями. Если он тебе встретится ещё раз, попробуй выйти с ним на контакт, никаких выяснений информации, просто встреча двух соотечественников. А там и мы подключимся. Связь оставим такую же, какая была во время войны. Я – Мария, ты – Фред. Кодовой таблицей будет Декларация независимости США. Короткая. Буквы все есть. И подозрений никаких, наоборот скажут, смотрите-ка, ай лав юэса. А тебе новое поручение. Иди по следам Гитлера. Найди их. Это важное политическое дело. Не могут они скрыться от правосудия. Оказывается, и у нас есть последователи Гитлера, особенно в национальных территориях. При необходимости связи в стране пребывания в их центральной газете дай объявление о поздравлении Марии с полувековым юбилеем. Именно с «полувековым», чтобы это поняли наши сотрудники в посольстве. Кстати, ты в России не хочешь побывать?
– Побывать в России, – переспросил я, медля с ответом и готовя ответ для магнитофона, – обязательно побываю, только вот разберёмся с нашими врагами, – в духе пролетарского интернационализма ответил я.
Мы доели заказанные блюда и разошлись в разные стороны. Побываю ли я ещё в Росси? Не знаю, но хотелось бы, хотя в России никогда не исчезнет опасность массовых репрессий, если они законодательно не будут осуждены и, если государство не будет защищать права всех без исключения людей.
Глава 23
– Слушай, дед, – спросил я деда Сашку, – не хотел бы ты съездить в Россию?
– В Россию, – задумчиво сказал дед, – да кто нас туда пригласит? Может, знакомец твой нам визу выписал? Да нас там сразу в лагерь посадят, и, поминай, как звали. Ещё и родственников моих по всем лагерям раскидают. Нет, уж, обойдусь, пусть они в покое живут и думают, что я в чужбине сгинул. Что меня блондинка какая-то жизни лишила. Прямо на ней и кончился, испустил дух от удовольствия ею доставленного.
– А мне хочется побывать в России, прямо спасу нет, – признался я, – давай мы с тобой в кругосветку махнём.
– Опять на корабле, что ли? – поморщился дед Сашка.
– Почему на корабле? – возразил я, вспомнив, как мы на лайнере попали в восьмибалльный шторм. Тогда нам казалось адом все, что происходило вокруг корабля. Как корабль то кренился на один борт, то на другой. Или вдруг нос корабля поднимался, а корма опускалась и наоборот. Как людей в прямом смысле слова выворачивало на то место, где они находились. – На поезде поедем, по транссибирской железнодорожной магистрали как иностранцы. Поедем, а?
Дед Сашка молчал, что-то мучительно перебирая в уме, потом махнул рукой и сказал обречённо:
– Раззадорил ведь старика, едрит твою лять. Поехали! Семь бед один ответ. Хоть из окошка посмотрю на матушку-родину, а там, может, и блондинка моя встретится…
Деду так понравилось предсказание о кончине от рук блондинки, что он и женщин выбирал себе по блондинистому типу и к месту и не к месту поминал блондинок всуе.
Чего время тянуть, мы в Австралии и так уже почти что месяц. Если бы не дедовы деловые переговоры, то нас бы уже попёрли оттуда, пора, мол, и честь знать. Тридцать деньков погуляли и будя, езжайте себе ещё куда-нибудь. А так, деловой партнёр переговоры проводит.
В любой стране таким людям всякое благоволение, только вот в России все равны – брысь отседова, капиталист чёртов. Ничего, придёт время, когда человек с деньгой в почёте будет, да вот только время накопления первичного капитала будет сопоставимо с диким Западом в Америке, где каждая денежка кровью омыта и потом пахнет.
За что же России моей такие испытания на роду выпадают, то ли из-за мазохизма подвижников наших, то ли Господь действительно готовит светопреставление, во время которого должны выжить самые подготовленные и неприхотливые. Если так, то и потерпеть какое-то время можно, не обжираясь в три горла, и не страдая от ожирения.
По телефону мы согласовали покупку билетов на морское судно, следующее через порт Владивосток. Через австралийское консульство во Владивостоке заказали билеты на Транссибирский экспресс до Москвы, а оттуда на Варшаву, Берлин, Вену, Мадрид и Лиссабон. Богатым путешественникам все дороги открыты. Платите деньги, господа, а мы вас доставим хоть на Луну.
По телефону мы согласовали покупку билетов на морское судно, следующее через порт Владивосток. Через австралийское консульство во Владивостоке заказали билеты на Транссибирский экспресс до Москвы, а оттуда на Варшаву, Берлин, Вену, Мадрид и Лиссабон. Богатым путешественникам все дороги открыты. Платите деньги, господа, а мы вас доставим хоть на Луну.
Морские путешествия хороши тем, что человек перестаёт куда-либо торопиться, кроме разве что на приём пищи вместе с капитаном и опоздание за этот стол считается моветоном.
Зато на танцевальный вечер, в библиотеку или в бильярдный зал можно и не торопиться. Интересно играть в бильярд на судне, особенно когда на море некоторое волнение. Прямой вроде бы шар вдруг делает сложную эволюцию и, улыбаясь игроку, проходит мимо выбранного шара. Ничего не поделаешь. Для этих целей нужно ставить на край стола бокал с виски, как ватерпас, о котором все говорит дед Сашка, и при ударе нужно учитывать отклонение судна и хороший результат у вас в кармане. У некоторых людей с хорошо развитым вестибулярным аппаратом такой необходимости нет, они сразу чувствуют неправильное положение предметов и автоматически делают поправки на крены.
Владивосток встретил нас узкими улочками и своей бестолковостью во всем, начиная от планировки и расположения города, и кончая оформлением всех документов. По какой-то причине нам с дедом Сашкой был устроен самый тщательный досмотр. Пожилая докторша провела даже ректальный досмотр. Но у нас все было нормально.
Мы говорили только по-испански и были гражданами Аргентины, которые пригрозили пожаловаться в Организацию объединённых наций за нарушение наших гражданских прав. Наконец, нас отпустили, и оказалось, что поезд наш, свистнув на прощание, ушёл в направлении Москвы. Мы потребовали возмещения наших финансовых потерь, но нам просто указали на дверь и сказали, что если мы не хотим настоящих неприятностей, то нам лучше заняться билетами на следующий поезд. Спасибо сотруднику австралийского консульства, который не бросил нас одних в приморском городе, где уровень преступности был таким же, как и в 1920 гожу, когда в город вошла Красная Армия, а Белая Армия на иностранных пароходах вынуждена была эвакуироваться во все страны, в том числе и в Австралию.
Нас разместили в третьеразрядной гостинице, где по причине вечернего времени нельзя было получить даже чая. Дед Сашка подкатился к дежурной по этажу и где-то через час у нас уже был чай с булочками и нас никто не тревожил громкими шагами и голосами в коридоре.
Утром нам привезли билеты на поезд, отходивший в пять часов после полудня, и посоветовали не увлекаться прогулками по городу, чтобы не остаться без билетов и без денег, и чтобы вообще не остаться.
Мы посмотрели на обилие в городе военных людей в морской и пехотной форме, у большинства из них на поясах висели кобуры с пистолетами и болтались блестящие кортики и подумали, что в таком городе нам бояться нечего.
Мы прогулялись по улице Ленина, которая до революции была Светланской, посмотрели на людей, посмотрели на магазины с нехитрым набором товаров, но нас поразило то, что народ в основном был приветливый, отзывчивый. Мы немножко заблудились и одна пожилая женщина, похоже, что из бывших, указала нам направление на нашу гостиницу. Мы свернули в один из переулков, чтобы срезать путь и нам дорогу преградили три хлопца весьма выразительной наружности в кепках, в пиджаках поверх маек и широких брюках чёрного цвета.
– Не угостят ли господа хорошие сигаретками честную компанию? – сказал старший из них, не вынимая рук из карманов. Похоже, что там было оружие.
У нас было два выхода. Даже три. Первый – развернуться и бежать, но нас могли догнать, и тогда было все очень плохо. Второй – защищаться. Результат непредсказуем. Третий – вывернуть карманы. Результат тоже непредсказуемый. И тут из-за моей спины вынырнул дед Сашка.
– Н-н-оо, не балуй, – сказал он так, как мужики говорят лошадям или коровам, вытянув вперёд руку. – Не балуй.
Налётчиков будто подменили. Они круто развернулись и засеменили от нас вглубь переулка. Нужно подчеркнуть, что не побежали, а засеменили, как будто куда-то торопились по делу.
– Ты чего это, дед, сделал? – удивился я.
– Так, ничего, – просто сказал дед, – показал им рукой, чтобы дорогу нам не застили.
Глава 24
Перед отъездом мы сходили в ресторан для иностранцев, где нас поразили сервисом и подобострастием, присущим разве что дореволюционным временам. Я ещё помню рестораны тех лет. Половые тогда были особами мужского пола, а здесь и женщины, и мужчины. И все так и заглядывают в рот, чтобы получить лишний доллар на чай.
Как это все отличается от тех стран, где мы побывали. Хотя, в некоторых странах Латинской Америки половые, то есть официанты, имеют такие же манеры и привычки.
У нас в России всегда было много людей, выскочивших из низов в прослойку, которая к благородным не относится, но за деньги могущая позволить себе то, что позволительно тем, кто имел на это право по факту своего рождения.
Смотришь, едет раззолоченная карета, запряжённая шестериком, но на дверце кареты нет герба, а есть надпись типа «Эх, прокачу!» или «Ванька Губкин и сыновья», и человек во фраке из дорогой ткани с золотыми перстнями на руках и с ямщицким кожаным цилиндром на голове.
Деньги никогда благородства не прибавляли, поэтому частенько можно было видеть, как купчишки измывались над низами, откуда они недавно вылезли. Если видишь, что купчишка над народом изгаляется, золотые монеты кидает в рулетку, разгульных женщин бриллиантами одаривает, то это верный признак того, что скоро он сам будет лежать в грязной луже по центру площади и мучительно думать о том, куда же девались его деньжищи.
Тот, кто решил судьбу свою круто поменять, тот копейку к копейке складывает, жизнь ведёт скромную и размеренную, детей учит наукам разным и сам не гнушается за учебник сесть, репетиторов себе нанять по наукам разным. Вот это и есть новая элита России, не только своим капиталом озабоченная, но и мощью России, которая не только частный капитал, но и любого своего гражданина в любой части света защитит.
Международный вагон был прицеплен в самом начале состава, имел свой ресторанчик и отделялся от всего состава запертой дверью, за которой приглядывал находившийся в поезде милиционер. Наличие милиционера не делала поездку граждан в поезде безопаснее, потому что милиционеры постоянно менялись. Проедет сотрудник транспортной милиции перегон или два, сходит с поезда и на его место приходит другой милиционер. Если бы он ехал от Владивостока до Москвы и обратно, то ни один жулик не осмелился бы ехать в этом поезде, а так поезд был самым лучшим прибежищем для вора-гастролёра. Щипанул в поезде, выскочил на станции, пощипал там, сел в поезд и был таков.
Международный вагон – это что-то даже в сегодняшнем понимании этого слова. Просторные купе с огромными диванами, обитыми вишнёвым бархатом или плюшем. Тяжёлые занавески на окнах. Белоснежные салфетки на столике. Возможность заказать обед в купе. Свежие газеты. Отсутствие дыма от паровоза, так как вагон почти сразу за паровозом за багажным вагоном. Никакой толчеи и очередей в туалет. Туалет чистый. Все для блага человека. Но человек этот может быть только иностранцем. Нашим и так сойдёт, а иностранцам нужно показать, что в стране Советов все на высшем уровне, чтобы приехав домой, иностранец мог сказать:
– Был я в СССР, так там сервис такой, что я ещё раз поеду туда, чтобы семье моей показать, как живут люди, сбросившие ярмо капитализма и идущие к всеобщему счастью для людей – коммунизму.
Потом этот человек выходит в коридор покурить, смотрит в широкое окно и видит, что вдоль железной дороги сплошная разруха, как будто на всем протяжении от Тихого океана и до западных границ СССР шла и ещё не закончилась война, следы которой видны везде в остовах машин и тракторов, разрушенных домах и хибарах, в которых даже скотину содержать проблематично, какие-то старые разваливающиеся складские помещения, построенные ещё при предпоследнем российском царе…
То, что я видел в 1955 году, то же я видел и в 2000 году, когда мне снова пришлось проехаться по Транссибу, только вагоны были другие и в голове состава был не паровоз, а электровоз.
В Омске мы вышли прогуляться и размять ноги, благо поезд стоял на первом пути. Мы купили пирожков, и вышли на привокзальную площадь. Все вокзалы по Транссибу были похожи один на другой. Строились они по одному проекту, и никто не знал, какая станция получит большее экономическое развитие. Вот и получалось, что в большом городе и в маленьком городишке стоят одинаковые вокзалы. Кто мог предположить, что малоизвестная станция Новониколаевская станет городом Новосибирском? Да никто.