Костян, Гога, Юра… Обычные с виду люди, живут на земле, общаются между собой по телефону, но именно они стоят за убийствами в бункере на Баррикадной, на них работают люди, которых захватили в плен зомбированные землекопы… Я не знал, зачем им все это нужно. Но я уже могу догадываться, что следователь Мурзин помогает спустить следствие на тормозах. Им нужно, чтобы катастрофа в бункере поскорей подернулась плесенью забвения. А может, им нужен сам бункер, который после случившегося кошмара останется бесхозным. Но для того, чтобы Мурзин смог пустить следствие под откос, им нужно успокоить меня, а точнее, упокоить. И настроены ребята, судя по всему, очень решительно.
Одно успокаивает: здесь, на поверхности Москвы, у них не очень получается с оперативной деятельностью. Там, под землей, они смогли разговорить Валеру, через него выйти на Вику, чтобы использовать ее в своей игре. И здесь у них вроде бы неплохо выходило: Вику на меня смогли вывести; установили за ней наблюдение, выяснили, что розыском ее брата занялся детектив со стороны. А сегодня Гога еще и вышел на нее, попытался затащить в свою машину. Все бы ничего, но меня они вычислить не смогли. Поэтому я здесь, поэтому смог прослушать очень важный телефонный разговор, который проливает свет на мои догадки и подозрения…
Я пока что опережаю противника на шаг, а не наоборот. И это не может не радовать. Хотя и расслабляться ни в коем случае нельзя. Противник у меня не всесильный, с ним можно и нужно бороться, но все-таки он способен на многое. Один неверный шаг, и я могу отправиться под землю – живым на сотню метров, мертвым всего на два…
И еще меня очень интересовал Костян. Кто он такой? И где он сейчас находится? Отдыхай, сказал ему Гога, отдыхай и не парься. А я знал одного такого Костю, который отдыхал сейчас на Маршалловых островах…
Костя, Костя… Не захотел он марать об меня свои руки, поэтому и не стал отравлять коньяк, хотя и мог. Он просто отправил меня в бункер, обитатели которого должны были стать жертвами подземных людей. Людей, из которых он сделал бездушных зомби…
Можно было представить, как он расстроился, когда узнал от Оксаны, что я выжил. Так, наверное, разозлился, что сразу же направил по мою душу зомбированную девушку из своего живого арсенала. Не знаю, сам он кодировал ее или кто-то, но несчастная девушка разговаривала с ним.
Он позвонил мне, когда Мурзин ее допрашивал. Хотел узнать, жив я или нет. А я, когда вынимал трубку из кармана, случайно нажал на клавишу громкоговорителя, и девушка услышала его голос. Поэтому она и набросилась на меня. Что-то сработало в ней, потому и пришла она в действие. И неважно, что руки у нее были связаны. Рефлекс ею тогда двигал. Рефлекс, вложенный в нее Костей… Девушка могла проколоться, вложенный в нее код мог не сработать, и тогда бы она сдала Костю, и его бы обвинили в организации убийства. Поэтому он и отправился на Маршалловы острова от греха подальше… Здесь, в Москве, за него остался Гога; он и баранов подземных пас, и за мной охотился.
А Костя хотел избавиться от меня, потому что ревновал меня к Оксане. Не зря же наш последний с ним разговор едва не закончился ссорой…
Но неужели ради этого он и учинил весь этот погром в бункере?.. Вряд ли. Слишком это чудовищно и накладно ради того, чтобы справиться с одним человеком. Чудовищно – это еще ладно, но накладно – это точно не для расчетливого Кости.
Может, он собирался убить сразу двух зайцев? И в бункере переполох устроить, и меня заодно в расход списать…
А зачем ему бункер?.. Но и этому легко найти объяснение. Он делает деньги на игорном бизнесе, а его собираются закрывать; значит, надо переходить на нелегальное положение. Вернее, уходить в подполье, как в прямом, так и в переносном смысле. Для этого ему и нужен бункер, чтобы оборудовать в нем незаконное казино. Бункер в районе Баррикадной находится в идеальном состоянии. Его не подтапливают грунтовые воды, и сырость там совсем не катастрофическая; значит, несложно будет сделать капитальный ремонт. На верхнем уровне, в третьем блоке можно сделать ночной клуб, куда будет открыт доступ для всех желающих; бункер связи, этажом ниже, отойдет под казино для избранных… Отличная идея. Но, видимо, ее осуществлению мешали владельцы бункера. Возможно, Костя не сошелся с ними в цене. Поэтому и пустил в ход тяжелую артиллерию.
Но какое отношение Костя имел к подземельям? Я не слышал, чтобы он увлекался этим делом. Но я слышал, что Оксана в студенческую свою бытность общалась с университетскими диггерами. А я точно не знаю, каким образом в ее жизни появился Костя. Может, их кто-то из этих диггеров и познакомил. Может, это был Гога, который работал на него. Или Юра. Или еще кто-то… Может, Костя и подчинил себе этих ребят, чтобы они строили для него подземную империю. Возможно, он хочет объединить в единую сеть все заброшенные бункеры и бомбоубежища Москвы, может, потому и вкалывают на него зомби… Само по себе, занятие это настолько сложное и трудоемкое, что по силам только безумцу. Но кто сказал, что безумен тот, кто бьется головой о стену? Человек с больной головой может быть на редкость умным, спокойным и обходительным…
4Домой я возвращался с таким ощущением, с каким командир взвода уходит на ночь к молоденькой медсестре из медсанбата, оставляя на передовой своих подчиненных. Вдруг враг в атаку пойдет, а взводного на месте нет…
Но взводный рисковал угодить под трибунал, а я попаду на суд своей совести, если оставшийся без присмотра Гога вдруг безвозвратно исчезнет в неизвестном направлении. Я прокляну себя, если это случится…
Но Гога лег спать. Я слышал, как шуршали простыни, как включился, а затем стих телевизор. Он говорил Юре, что очень устал… К тому же завтра он собирался заняться Викой; значит, если что, его нужно будет караулить около ее дома. В общем, я решил, что беспокоиться за него не стоит, и вернулся домой, где ждала меня Вика.
– Долго же ты! – упрекнула меня девушка.
Она сидела в кресле, забросив ногу за ногу. Локоть покоился на журнальном столике, где на салфетке стояла ваза с дурацкими пластиковыми цветами.
– Я же сказал, что задержусь…
– Поздно уже. – Действительно, часы показывали начало двенадцатого ночи, хотя на улице еще не совсем стемнело. – А у меня мама больная…
– Ты ей звонила?
– Да, сказала, что у подруги заночую…
– Что ж, буду твоей подругой… Ты же с подругами не спишь?
– Когда как, – пристально, с напряжением улыбнулась она.
Взгляд у нее блуждающий, и речь слегка замедленна. Уж не добрался ли до нее Гога?..
Но все оказалось гораздо проще. На полу между столиком и креслом я заметил бутылку со светло-коричневой жидкостью и красной этикеткой. Шотландский виски из моего неприкосновенного запаса.
Я подошел к Вике, встал перед ней на колени. И, приблизив губы к ее уху, прошептал:
– Скажу тебе по секрету, я не сторонник платонической любви.
– Я, если честно, тоже…
Она закрыла глаза, будто в ожидании поцелуя, но я отвел губы от ее лица. От нее действительно пахло спиртным, но я не жадный, могу и еще налить.
– Поверь, виски не самый лучший советчик для девушки, – сказал я, поднимая с пола бутылку.
– Смотря, на что она настроена, – опустив глаза, улыбнулась Вика.
– А на что ты настроена?
Я попытался встать на ноги, но Вика руками обвила мою шею, удержала.
– Мне кажется, что ты сумасшедший, – приближая ко мне чувственно-затуманенную улыбку, прошептала она. – И я сумасшедшая. Потому что здесь… Я хочу знать, что происходит, когда сходятся два сумасшествия…
– Происходит большое завихрение. Но все зависит от полярности нашего сумасшествия. Мы можем завихриться вперед и в будущее, мы можем завихриться вверх, мы можем завихриться вниз, под землю…
– Не хочу под землю.
– Я бы сказал, что тебя хотят туда отправить…
Вике двадцать четыре года, парня у нее нет, но природа требует своего. А тут я подвернулся… И она для меня, в общем-то, удобный вариант. И нравится она мне, и условия для бурной встречи есть. Но, во-первых, не хотелось торопить события. А во-вторых, она должна знать правду.
Я мягко отстранился от нее, взял за руку, помог подняться с кресла, пересадил ее на диван, достал из углового барного шкафа два чистых бокала, наполнил их на два пальца.
– По-американски будем пить или по-русски – нормально, с закуской?
– Лучше по-русски.
Я сел рядом с ней, закинул свободную руку на спинку дивана, обнимая Вику за плечи. Она прижалась ко мне, волосами коснувшись щеки.
– Хотя и по-американски тоже неплохо…
Нужно было подниматься, чтобы накрыть стол, а она явно не хотела, чтобы я уходил.
– По-русски мы еще успеем. Еще не утро. А утром за тобой начнут охоту…
Я залпом осушил бокал, поставил его на столик, полез в карман за диктофоном, на который записал обрывок телефонного разговора, где Гога обещал Косте расправиться и со мной, и с Викой.
Я залпом осушил бокал, поставил его на столик, полез в карман за диктофоном, на который записал обрывок телефонного разговора, где Гога обещал Косте расправиться и со мной, и с Викой.
– Какая еще охота? – забеспокоилась она.
Я включил диктофон, дал ей прослушать запись.
– Кто это такой?
Вика подобрала под себя ноги, еще плотней придвинулась ко мне, уложив голову на плечо. Я обнял ее за талию и почувствовал, как она дрожит. Это страх, а не возбуждение…
– Не узнаешь голос?
– Нет.
– Этот человек сегодня преследовал тебя. Зовут его Гога… Тут целая схема – он говорил по телефону, звук его голоса вызывал вибрацию стекла, которая затем передавалась на мое приемное устройство… В общем, поэтому его голос трудно узнать.
– Как будто покойник в гробу с кем-то разговаривает…
– Да, с дьяволом разговаривает, место в адском котле бронирует… Этот Гога зомбировал девушку, которая пыталась убить меня. Теперь он собирается зомбировать тебя. Ты убьешь меня, после чего отправишься к своему брату. Только не понятно куда, вниз, под землю, или вверх, на небеса…
– Это все неправда! – зарываясь лицом в мою грудь, мотнула она головой.
– Ты должна знать эту неправду.
– Но мне страшно.
– А чего бояться? Мы предупреждены, а значит, вооружены. Гога теперь не охотник, он теперь дичь… Я с ним завтра разберусь. И насчет твоего брата спрошу. Может, еще не поздно его спасти…
– И его спаси… И меня… Я хочу, чтобы мы завихрились вперед, в будущее… Не хочу вниз, под землю. И вверх нам с тобой рано… Мне страшно. Я не хочу, чтобы мне было страшно. Я хочу, чтобы ты меня завихрил…
Губами коснувшись моего уха, она расстегнула одну пуговицу на моей рубашке, затем другую. Дрожь ее тела усилилась, но заметно ослабла, когда я стащил с нее футболку. Это волна возбуждения погасила страх. Нет в ее мыслях больше Гоги, сейчас она могла думать только обо мне, о том, в чем сейчас нуждалось не только ее тело, но и душа…
Я вспомнил, как Вика шла по улице, какой быстрой и неуклюжей была ее походка, и эти нелепые туфли… Женщине трудно быть женственной, когда она опаздывает на работу. Но нет ничего проще казаться таковой, когда она лежит в постели с мужчиной; ее наготу не заменит никакой даже самый чувственный наряд, в красоте ее обнаженного тела нет ничего вульгарного. И все, что она делает, чтобы ублажить мужчину, кажется таким естественным. И прекрасным…
Но что-то не нравилось в ней моим пластиковым цветам; они стояли в хрустальной вазе за моей головой и о чем-то недовольно шептались меж собой. А может, их возмущало мое поведение? Воспользовался доступностью захмелевшей девушки, дал волю своим животным инстинктам… Может, в чем-то они были правы, но я не пытался заглушить их шелестящий шепот. Напротив, подлокотник дивана все сильней и резче напирал на журнальный столик, ваза раскачивалась все больше, цветы шуршали все громче. И вот они уже не ворчат, они уже орут на меня шепотом. «Хватит! Хватит!»… Но как мне быть, когда нам с Викой хочется еще и еще?
Ваза опрокинулась в тот момент, когда сила чувств ударной волной заглушила в нас все страхи; она покатилась по столу, боком уткнувшись в подлокотник дивана, цветы с шорохом высыпались на пол. И пришибленно замолчали. Им нечего было сказать. Им было стыдно за свое поведение. Зато мы с Викой пресыщенно улыбались, глядя друг на друга…
Женщина должна пользоваться косметикой, но это не всегда уместно. Например, в постели. Не нужна Вике никакая косметика. Совсем не обязательно ей припудривать прыщики под ухом. Лицо у нее теплое, распаренное и розовое, и это естественность новорожденного человека, которую преступно закрашивать и затенять.
Она смотрела на меня разморенно, покорно и благодарно, и этот ее взгляд растрогал меня. Я любовался ее красотой, принадлежащей сейчас только мне, я гладил глазами ее тело, с тихим восторгом запоминая выпуклости, изгибы…
Это эйфория, которая не всегда, но чаще всего наступает после бурного телесного общения. Скоро она может пройти, и тогда мне захочется избавиться от Вики. Выгнать ее я не смогу, потому что взял под свою опеку, но можно под надуманным предлогом скрыться от нее в своей спальне… Такие казусы случаются у меня с женщинами, в которых не хватает внутреннего огня.
Вот как бывает: вроде бы и красота есть, и страсть, и самому хочется выть от восторга в объятиях такой женщины. Но шторм улегся, а в штиле с ней уже и неинтересно. И следующий девятый вал уже хочется пережить с другой…
И только со своей женщиной хочется плыть дальше. С Оксаной мне хотелось, с Ириной, с Наташей. Были еще и другие девушки в моей жизни, с которыми хотелось бы, но не вышло связать свою судьбу. Я очень ценил таких женщин. Они до сих пор волнуют меня… И мне уже хотелось, чтобы Вика вошла в их число. Сейчас хотелось, а это уже верный признак, что я не захочу выгнать ее из своей постели…
– Это, конечно, не мое дело, – спустя время сказала Вика. – Но пластмассовые цветы – плохая примета.
Я кивнул, соглашаясь с ней. Эйфория спала, но мне совсем не хотелось расставаться с ней. А цветы я выброшу, чтобы не было больше несчастий…
Глава пятая
1Под суд своей совести я не попал: Гога своим примерным поведением избавил меня от необходимости казнить себя за преступную оплошность.
В пять утра я был у его подъезда, а в десятом часу он вышел из своего дома. Посвежевший от щедрого сна, взбодренный хорошей погодой – небо ясное и высокое, воздух чистый и звонкий, как в сосновом бору. Оказывается, даже темные силы радуются светлому дню.
Да и у меня хорошее настроение, такое же бодрое. Ночью немного поспал, в машине чуть-чуть вздремнул в ожидании объекта. Дома меня ждет Вика, и это только радует; хотя, увы, могло быть и наоборот…
Гога уже переговорил со своим Юрой, назначил ему встречу на Героев Панфиловцев, а именно на этой улице живет Вика. Значит, он не знает, что девушка сейчас находится у меня. Что ж, тем лучше…
Радиомаячок исправно подавал сигнал, и я спокойно, без суеты выехал вслед за Гогой на Кольцевую автостраду, свернул на улицу Свободы, затем на Героев Панфиловцев и припарковался неподалеку от знакомой крупнопанельной высотки.
Гога не пытался форсировать события, он просто ждал Вику в машине. Но дождался меня.
Незаметно для него, через заднюю дверь я вышел из микроавтобуса, неторопливым, но бодрым шагом направился к подъезду, универсальным домофонным ключом открыл дверь, вошел внутрь. К Вике домой я подниматься не стал, просто выждал время и с озадаченным видом вышел во двор. Сел на скамейку перед подъездом, закурил, якобы для того, чтобы снять раздражение.
Периферийным зрением я наблюдал за серебристым внедорожником, что стоял неподалеку. Стекла в нем затонированы, но я все-таки надеялся уловить опасное движение. Вдруг у Гоги под сиденьем находится сборная винтовка, вдруг он решил избавиться от меня прямо сейчас… Но если так, вряд ли он будет стрелять через окно, и я должен был заметить, как опустится стекло.
Но был еще другой, более реальный вариант действий Гоги. На него я и рассчитывал, поэтому обрадовался, когда «зверь» вышел из машины и пошел на «ловца», то есть на меня.
Правда, мимо меня он прошел с беспечным видом, подошел к двери, дернул за ручку. Только тогда с виноватой улыбкой обернулся ко мне.
– Извините, а у вас нет ключа?
Ни дать ни взять, волк в лисьей шкуре. Смотрит на меня так, как будто не знает, кто я такой. А ведь знает. И видел меня как минимум на фотографии. И как я дверь открывал, тоже видел.
Взгляд у него спокойный, глаза обычные, ни теплые, ни холодные; и каких-то особых глубин я в них не наблюдал. А ведь этот человек мог владеть искусством гипноза, чтобы вводить своих жертв в безвольный транс. Но даже зрачки в глазах не черные, как у цыган. В общем, я ничего не почувствовал.
Но мне как бы лень было подниматься со скамейки. Со стороны казалось, что я, как сытый кот, греюсь на солнышке.
– Да там просто, набираешь номер квартиры… Какая квартира тебе нужна? – с вальяжной ленцой спросил я.
– Сто сорок вторая.
– Ну вот, набираешь сто сорок вторую… Какая, говоришь, квартира? – изобразил я всплеск тревожно-подозрительных эмоций.
– Сто сорок вторая! – внутренне ликуя, выразил озабоченность Гога.
Похоже, он всерьез решил, что я попался на его уловку. Ведь он же знал, что здесь я из-за Вики, а она в этой квартире и жила.
– А тебе чего там надо? – с возмущением и настороженно спросил я.
– Вика мне нужна.
Иного ответа я и не ожидал.
– Зачем?
– Ну, мы договорились с ней встретиться.
– Зачем? – еще громче и напористей спросил я, поднимаясь со скамейки.
– Ну, зачем встречаются мужчины и женщины?
Гога говорил спокойно, но руки его находились в движении. Казалось он обнимает сзади невидимую женщину, руками нежно лаская ее груди.
– У вас что, роман?