Пепел - Березин Федор Дмитриевич 18 стр.


– Так ты понял, зачем ты был нужен, статус Ноль?

– Мы куда-то полетим?

– Да, полетим. Понимаешь, я бы давно подготовил для себя пару асов, но знаешь, что выяснилось?

Хадас смолчал, не зная ответа и не желая гадать.

– Зрение, землянин, зрение. Оказывается, чертово подземелье пагубно на него действует. Никто в этой несчастной стране, которой я правил, не способен хорошо видеть в открытом пространстве, а уж тем паче водить самолет. Мои медики так ничего и не придумали по этому поводу. Вот такие дела. Тебе повезло, ты пригодился, я даже думаю, что высшие силы специально поломали твой бомбовоз-невидимку, дабы снабдить меня лучшим в этой звездной системе летчиком. Пришлось, правда, для маскировки использовать тебя для другой функции, но уж это излишки производства.

После этих слов Хадаса бросило в краску, а Аргедас нехорошо осклабился.

– Иначе бы тебя просто замучило министерство разведки, – добавил он, словно скрашивая сказанное.

Дверь открылась. В этот момент в конце коридора, шагов за сто, появились люди. Аргедас не стал разбираться в их партийной принадлежности, он сразу пальнул в их сторону, и там образовалась свалка. Затем беглецы замуровали за собой проход и пошли быстрее. Пол стал постепенно загибаться вверх. Стало темнее, с потолка кое-где капало. Проход освещался слабо, лишь кое-где поблескивали вверху запыленные лампы – давно, очень давно здесь не ступала человеческая нога. Аргедас включил фонарь, и вовремя: везде по всему обозреваемому пространству погас свет.

– Черт, – выругался он вслух, – похоже, эти гады захватили электростанцию.

Хадас тоже включил фонарь и посмотрел на повелителя недр. Не было в нем никакой тайны, ореола небожителя: просто запыхавшийся, немолодой, трудно угадываемого возраста человек, занятый своими шкурными вопросами, а конкретно спасением этой самой шкуры.

– Далеко еще? – спросил Хадас, лишь бы нарушить тишину. Он увидел, как Аргедас покраснел, ведь пилот не добавил обычной приставки «статус Восемнадцать», к которой тот так привык. Однако диктатор сдержался, они были здесь одни, и не подпирала власть правителя громадная нижерасположенная пирамида подданных, исчезла сама эта власть.

Хадас не получил ответа, и они пошли дальше. Когда проход стал еще круче и уже, темп движения упал. Хадас мог бы идти быстрее, однако он приноравливался к императору, да и шел тот впереди.

* * *

Бурру Гюйгенц получил предупреждение и хотел непроизвольно присвистнуть, однако многократное ускорение, гасящее скорость, не позволило это осуществить: получилось сипение. Гюйгенц уже шестьдесят секунд гордился попаданием выпущенных им «птенчиков», и радость победы еще не очень поблекла. Он усилил тягу атомного реактивного мотора. Вскоре позади полыхнуло. Космопилот не мог этого видеть по нескольким независимым причинам, поэтому о взрыве он не узнал, но догадался о нем, когда все изображения на экранах пропали вместе с самими виртуальными экранами. Вид дисплеев в удобном ракурсе создавался сложным переплетением многоцветных лазерных лучей, и в случае неполадок с голографией можно было обойтись реальными приборами, однако стало темно. Летчик растерялся лишь на мгновение. Он понял, что взрыв произошел, но неверно истолковал последствия. Он решил, что внешние изображения пропали из-за блокировок, берегущих его зрение от ослепления. Таковые защитные устройства имелись, но не в них было дело. И они и все остальное оборудование вышли из строя раньше, чем успели сработать.

Виной был ЭМИ (электромагнитный импульс). По предварительным прикидкам начальства, не успевшего посоветоваться с учеными, ЭМИ не должен был появиться. В удаленном от планеты космосе абсолютно отсутствовала среда, способная его породить. Он возникает при столкновении жесткого гамма-излучения с молекулами воздуха, в результате чего миру является бешеный поток электронов, взаимодействующий с магнитным полем небесного тела. До ближайшего взрыва было более пятисот километров, никаких снабженных воздухом планет по курсу не было, поэтому вся сила термоядерного заряда, как и планировалось, бабахнула ослепительным сиянием видимого, рентгеновского и гамма-излучения. Но взрывов было девять штук, несколько из них совпали по фазе, и на дальних подступах погашенные расстоянием фронты гамма-квантов столкнулись. Это породило ЭМИ, однако не слишком сильный. Гораздо более опасный возник при испарении пораженных взрывом боеголовок. Он накрыл все находящиеся в радиусе трех тысяч километров объекты. Структурам, обладающим малыми угловыми размерами, – тем же боеголовкам – было легче, но на крупных металлических телах он создал огромные электрические напряжения, в миллион раз превышающие допустимые для находящейся внутри аппаратуры нормы. Почти все боевые машины первой волны попали под удар: у них вышли из строя средства связи, астрокоррекции, отображения информации, управления, а у многих автоматическая регулировка реактора. Любая из причин в космическом полете могла стать роковой, однако последняя была самой ужасной. Порой нестабилизированный реактор начинал идти вразнос. Кое-кто из пилотов, наобум прикинув шансы, катапультировался – это было не лучшим решением: в царящей вокруг суете базе было не до отслеживания их орбит. Кто-то понесся к Мааре, а некоторые вообще неизвестно куда, ведь их истребители не завершили маневр гашения встречной к нападающим скорости. Четыре «Тора» испарились: внутри их полыхнуло ядерное солнце доселе мирного атома реакторов. Мощности этих взрывов были совсем мизерны сравнительно с рванувшими недавно исполинами, однако они внесли сумятицу в и без того запутанные события. Так, на луне их приняли за подрывы космических мин противника и приобрели уверенность, что атака управляется.

Некоторые атомные двигатели стали самостоятельно, не советуясь с людьми, гасить или усиливать тягу, тратя топливо и унося машины в неясном направлении. Те пилоты, у которых по стечению обстоятельств остались целы передатчики при наличии остальных поломок, сорвали пломбы аварийных кнопок и заполнили эфир зовами о помощи. Это были тщетные попытки. «Беллоне-1» было не до спасения отдельных человеческих жизней. Смертельные и все еще многочисленные посланники планеты не отворачивали. Бомбардировщики второй волны вновь выходили на позиции атаки, и пятидесятимегатонные «колотушки» взводили реле.

Когда подорвали новые девять «Фурий-8» из второго захода, Бурру Гюйгенц был уже далеко. Его грозная машина, двигаясь кормой вперед, так как скорость удаления от луны все еще не была погашена, проскочила сквозь ряды наступающих и через реденькое радиоактивное облако предыдущих взрывов, никем не обнаруживаемая и никому в данный момент не нужная. Два взрыва-чудовища, испаряя все попавшее в пятьсот ближайших кубических километров, возникли на мгновение прямо в направлении его носа, однако средства отображения внешней информации все еще бездействовали, и Гюйгенц о них так и не узнал, но зато остался зрячим. Он включил маленький электрический фонарик, отцепил привязные ремни и добрался до блока предохранителей. У него было время и имелось желание выжить, и он с облегчением подумал, что катастрофа не случилась в атмосферном полете, где силы тяготения сразу взяли бы летательный аппарат за горло.

* * *

Теперь они снова брели по населенным штрекам. Несколько раз им встречались на пути люди, но, не разбираясь глубоко, Аргедас неизменно использовал «слепилку» – лазерную фару, навсегда поражающую роговицу, делающую теперь на сетчатке сплошное слепое пятно. Еще расходящийся луч бил по передающему зрительный сигнал нерву, однако этот орган выходил из строя только на время – так было задумано. Оружие потому считалось гуманным, что современная медицина запросто меняла роговицу на новую, однако Хадас слабо верил, что в условиях, сложившихся сейчас в городе, ослепленные когда-нибудь получат возможность видеть. Наверное, у Аргедаса находилось самое новотехномодное ручное оружие подземного мира, и он щедро использовал открывшийся ему шанс знакомить окружающих с новинками техники. Он даже начал философствовать, поскольку, будучи теперь вроде не наедине с Хадасом, снова стал разговорчив, да и дорога не вела теперь в гору.

– Вы думаете, пилот, я спасаю шкуру? Это не главное, советую это учесть. При малейшей вашей попытке напасть на меня сзади я, не задумываясь, вас пришью. Имейте в виду. Да вы и не знаете, куда мы полетим, никто этого не знает, только я. И только меня там ждут. В принципе, можно и рассказать. Вы слышали о Подводном Мире?

Хадас припомнил какие-то доходящие до него слухи, но тем не менее отрицательно мотнул головой.

– Не прикидывайтесь, Кьюм, ясное дело, слышали. Туда мы и отправимся. Царем-императором мне там быть не придется, да уж ладно. Оно и поднадоело. Знаете, где находится Подводный Мир? Он в Южном океане.

Хадас припомнил какие-то доходящие до него слухи, но тем не менее отрицательно мотнул головой.

– Не прикидывайтесь, Кьюм, ясное дело, слышали. Туда мы и отправимся. Царем-императором мне там быть не придется, да уж ладно. Оно и поднадоело. Знаете, где находится Подводный Мир? Он в Южном океане.

Хадас заинтересовался:

– В океане Ишкуру? Мне только непонятно, как вы поддерживаете связь с другим полушарием. Этого просто быть не может: наши спутники контролируют все диапазоны, а для направленного сигнала у вас нет ретрансляторов.

– Слушай, пилот, – расплылся в улыбке превосходства Аргедас. – Мы делаем совсем, совсем по-другому. Мы используем бесплатные зеркала. Мы связываемся только тогда, когда между нами проскакивает метеор: они врезаются в атмосферу часто, я тебе гарантирую. Мои астрономы не даром едят, точнее, ели свой хлеб. Метеор оставляет высокоионизированный след с определенными свойствами – он и является отражателем.

«Вот черт! – ругнулся про себя Хадас. – Опять мое любопытство добавило мне проблем. Узнал на свою голову еще один секрет, теперь он тем паче не выпустит меня живым».

– Так вот, Кьюм, я мог бы повысить вас в статусе, но, думаю, вас это мало волнует, да и развалилась наша иерархическая система. А вот жизнь, как я понимаю, вы любите, не правда ли? Там, в этом новом для вас и для меня мире, никто не узнает, что вы с Земли, если сами не проболтаетесь. Там вас будут уважать, как титана, отомстившего вместе со мной ненавистной Маарарской базе. Так что я даю вам шанс. Подданных своих я, к сожалению, спасти не могу, самолет у меня только один. Знаете, Кьюм, я очень надеюсь, что уже прикончил ваш родной земной форпост, но, как реалист, допускаю и неудачу. На этот случай у меня есть запасной вариант, но здесь я не хочу сглазить. Поэтому в ближайшее время, я думаю, ваш «Фенрир» нанесет по городу удар. И спасаюсь я прежде всего не потому, что хочу выжить, в отличие от вас, а потому, что хочу узреть дело рук своих и своего народа. Узреть или хотя бы узнать наверняка, что дело сделано до конца.

* * *

В очередном открытом Аргедасом помещении были люди, но в них он стрелять не стал. Здесь его встретили как полагается, с докладом и почестями. И здесь Хадас наконец-то узрел летающую машину. Она стояла вертикально, направляя острый нос в закупоренную шахту. Аргедас отослал всех вон, кроме главного техника. Это был статус Десять, однако диктатор велел статусу Ноль – Хадасу проверить готовность самолета к вылету, то есть работу вышестоящего статуса, что было явным нарушением субординации. Хадас осматривал долго, общие принципы летательного аппарата были ясны. Здесь не было атомного движка, но это даже упрощало дело. Ясно, он не мог проверить машину досконально, это была совершенно неизвестная конструкция, но он желал ознакомиться, и никто не ограничивал его во времени.

Краем уха он слушал разговор статусов. Оба беседовали почти как равные, чувствовалось, что они давно знакомы и уважают друг друга. Диктатор был без защитных очков, и «слепилка» его болталась на поясе. Искоса поглядывая на них, Хадас думал о предстоящем. Не хотел он попадать ни в какую подводную страну, а тем более мир, хватило с него и этого. Он хотел домой, на родную базу. Он не знал точного количества запущенных Аргедасом ракет, не знал их боевых характеристик, но он очень надеялся на земное технологическое превосходство. Сейчас, глядя на нависающий над собой корпус, он прикидывал шансы на освобождение. Он знал, что они есть.

* * *

Потом они скинули ласты, сбросили маски и все лишнее. И они бежали, и Грегори параллельно пытался считать не только шаги, но и секунды. А потом они дрались и стреляли в темноте. И даже когда Грегори разряжал в выскочившего из-за угла человека подводное ружье (было обидно бросить его, так ни разу и не попробовав, хотя бы на суше), его подсознание не сбивалось в счете. Но пришлось бить и ножом тоже – вот теперь стало не до счета, даже подсознательного: здесь находилась засада, их ждали – оказывается, в «Матоме» тоже имелись спелеологи. И нож Грегори бил, подчиняясь интуиции и еще звуковому сопровождению, а все оттого, что теперь вокруг была полная тьма: и те и другие погасили электрические фонари, а наглазники-ночники мешали, да и некогда было их напяливать на лицо. И та же интуиция уводила его тело из-под ударов: дважды чужое наточенное железо билось о камень позади, рождая искры. Тогда он сразу делал встречный выпад: как мало сопротивления оказывало живое тело лезвию – так, аморфная дряблая масса, лишь слои свитеров, донельзя нужных в борьбе с сыростью и ревматизмом, пытались… Но что они могли? И задавленные, пораженные ужасом всхлипы подтверждали сделанное. И Грегори уходил в сторону, напрасно ощупывая миниатюрный автомат: в столь малом пространстве, имея вокруг не только врагов, но и собственную команду, он не мог использоваться. И снова в дело шел клинок – седая древность, как в Фермопильском проходе или еще раньше.

А потом все тряхнуло, и посыпалось сверху. И Грегори снова успел ударить, пользуясь отвлекающим фактором, прежде чем шарахнуло по ушам. Где-то там позади взорвался гигантский чайник, мгновенно, а может… еще быстрее, вскипев. Им даже обожгло лица, а когда в слуховых каналах малость отлегло, они услышали клекот: сюда неслась река из кипятка. Странно получалось, ведь все должно было провалиться вниз, на обезумевший «пятый» уровень?

Грегори спрятал холодное оружие, нащупал и включил фонарь. Он сразу увидел последнего невредимого врага и дал по нему очередь. Вокруг валялись люди, почти все еще живые, и не только члены «Матомы».

– Всем статусам! – крикнул он, поворачиваясь к стоящим на ногах, так тихо в накатывающемся шипении. – Бросить все! За мной!

И снова он побежал, оставляя раненых, своих и чужих, – голый рационализм в действии. И эти разбуженные природные кошмары позади – клокочущие остывающие волны из взбесившегося сифона почуяли в нем своего. Они отхлынули, наконец-то провалившись в пробитую атомной миной дыру, захватывая, утаскивая с собой сваренные окровавленные тела позади. А он все еще бежал, а когда стало нельзя – пополз, сбивая колени и не слыша, следует ли за ним кто-нибудь: он предчувствовал, что сейчас там, где тысячи лет покоилось подземное озеро, случится обрушение кровли. И он оказался прав.

* * *

– Вот тебе костюмчик, статус Ноль, – произнес Самму Аргедас, показывая на массивный мешок. – Почувствуй себя снова соколом. – Сам диктатор уже нарядился в пилотскую амуницию непривычного для Хадаса покроя. (Долго же она лежала в запаснике.) – И главное, – загадочно добавил подземный король, – не приближайся ко мне пока ближе пятнадцати метров. Понятно? Главное, чтобы костюмчик сидел, – подмигнул ему властелин, как давнему приятному знакомому.

– Понятно, – кивнул Хадас, хотя вначале не понял.

– Постройте мне всех своих орлов! – скомандовал Аргедас своему дружку инженеру. – Я ясно выражаюсь: всех! Я хочу их поощрить.

Не прошло и минуты, Хадас даже не успел разобраться со всеми новыми замками, а человек десять статусов уже были тут. Главный инженер – старый соратник Аргедаса по подземному житью-бытью – сделал положенный доклад. Кьюм исподтишка рассматривал участников парада: почти все были более-менее одеты, что явно говорило об их не слишком низком социальном положении; все относительно рослые и, наверное, образованные по местным меркам – обслуживать гиперзвуковой самолет – это вам не галереи рыть. А Самму Аргедас начал одну из своих славных речей: давно он не выступал перед новой аудиторией, где можно было блеснуть ораторским искусством, теперь случай представился. Речь была недолгой, но эмоции плескали из нее фонтаном.

– Я рад видеть вас, мои братья по подземному плену, в эти тяжелые минуты. Там, в глубине наших катакомб, идет битва. Деструктивные силы пытаются остановить, нарушить нашу целеустремленную жизнь, хотят сбить с единственно правильной линии существования. Мы долго терпели присутствие этой «пятой колонны» в нашем доме, но пришел благостный час очищения. Мы желали умилостивить их, ждали, когда они образумятся, а их лидеры поймут, кто из нас неминуемо прав. Мы надеялись, что они опомнятся, хотели с присущим нам практическим гуманизмом избежать лишней крови. Все оказалось тщетным. Они бросили нам перчатку, воспользовались нашей отвлеченностью более важными для народа и для планеты в целом задачами. Они нанесли нам удар в момент нашего величайшего триумфа, в момент, которому мы отдали всю нашу жизнь, все силы. Теперь, когда великое дело начато и его завершение накатывается неминуемо и неотвратимо, можно открыть завесу, можно доложить народу, и в первую очередь вам – лучшим его представителям, – о нашей тайной цели. Сейчас я скажу об этом, но прежде поясню происходящее внизу. Предатели нашей идеи, смутив несознательную часть населения, пытаются захватить власть над городом. Если бы они знали, что они потом будут делать с этой властью, если бы они открыто вызвали нас на переговоры и предложили какой-то план, какое-то разумное применение этой власти, превосходящее по замыслу и реалистичности нашу идею, тогда да. Ведь власть у нас служит целям всех, а цели, нужные всем, превалируют над мещанскими интересами индивидуальных единиц. Тогда бы мы сказали: «Вот вам власть! Управляйте, ведите наш народ!» Но разве они так сделали? Ничуть не бывало. А почему? Да потому что у них нет никаких целей после захвата власти, кроме единственной – сдаться. Они хотят, видите ли, заключить мир с Землей. Что земляне ответят на это предложение? Не знаете? Они сотрут нас в порошок, ребята, сбросят на наши горы все, что у них имеется. Они бы давно сделали это, просто мы очень хорошо маскировались все эти годы. Да, многие из вас молоды, и большинство родилось здесь, даже во младенчестве не узнав лучей Индры… Кто в этом виноват? В этом виновата Земля, виновата их база, парящая в небесах на Мааре. И с ними, с этими убийцами, наши изменники хотят заключить мировую. Такая мировая не только является морально неприемлемой для нас всех, является предательством не только себя, но и своих предков – кроме того, это полный абсурд, это самоубийство. А главное, мои братья, в том, что мы наконец-то смогли осуществить цель. Несколько часов назад я отдал приказ, и он был в точности исполнен, на выпуск в сторону Маары наших ракет, которые мы разрабатывали, строили и обслуживали все эти годы. Пришел час расплаты для звездных агрессоров! – Люди в строю пожирали глазами своего любимого богоравного статуса, он парил в лучах славы. – Сейчас я поднимусь на борт этой летательной машины и в ней, выйдя в верхние слои воздушной оболочки, о которой вы понятия не имеете, так как появились здесь, в созданных искусственно пещерах, смогу оценить нанесенный землянам урон. Всех присутствующих за преданность и самоотверженность я повышаю в статусе на две единицы. Приказ будет выписан сегодня. Однако, мои несчастные братья, не все еще спокойно в мире, и кое-что должно остаться секретом навсегда. Поверьте, я вовсе не изверг, но план есть план. Прощайте, мои братья статусы, прощайте Го-Джан! – Диктатор приподнял руку к груди и сделал какую-то манипуляцию пальцами, и сразу его речь прервалась душераздирающим хоровым стоном.

Назад Дальше