– Вы хоть представьте нас… – попросил Ванзаров.
– Да она все равно по-русски не понимает. Навязалась на мою голову, а бросить жалко. Фру-Фру, это мой друг Ванзаров… Вишь, как кланяется тебе… Ванзаров, друг мой, это – Фру-Фру из Парижа… То есть настоящая парижанка. Подобрал в Кракове. Сама невинность.
Сама невинность так посмотрела на симпатичного молодого человека, что у него сжалось в солнечном сплетении. Глазки Фру-Фру были особо едкого свойства. Заглядишься, и пропал, пожалуй. Даже такая скала, как Лебедев, не устоял.
– Может быть, не стоило мадемуазель сюда брать? – осторожно спросил Ванзаров. – Здесь и условий нет для таких оранжерейных экземпляров.
Лебедев беззаботно махнул одной рукой.
– Пусть знает нашу Россию во всех подробностях. Да и где ее в Петербурге держать? Не в Департамент же полиции сажать. Пусть дышит морским воздухом. Ей полезно. Правда, Фру-Фру?
Создание поняло, что речь о ней, и ответило таким движением бедрами, что Ванзаров решил на всякий случай не смотреть.
– Что ж мы стоим, идемте во «Французскую кондитерскую», здесь рядом, – заторопился он. – Мадемуазель дойдет?
– Не дойдет, так донесем, – сказал Лебедев, подхватывая ее за талию. Фру-Фру изящно охнула и, болтая ножками в шелковых туфельках, полетела над перроном.
В кондитерской она была посажена за отдельный столик, на котором появились горка с пирожными и чашечка кофе. Пролепетав «мерси», мадемуазель принялась уплетать, не интересуясь делами мужчин.
– Выкладывайте, – приказал Лебедев.
Ванзаров вынул записки Джека Невидимки и подвинул криминалисту.
– Что скажете?
Из желтого чемоданчика появилась лупа. Лебедев просмотрел обе, потер ногтем и повертел бумагу.
– Смотря когда нашли, – ответил он.
– Спасибо, я так и думал.
– Я же ничего еще не сказал! – удивился криминалист.
– Хотели сказать, что чернила старые, засохшие, писали не раньше чем полгода назад. Я прав?
– Ну, и зачем я вам тогда сдался? Сами все видите.
– Одно дело видеть, другое – знать точно благодаря вам, – сказал Ванзаров, вынимая потертую тетрадку и записку от Лукьяновой. – Понимаю, что нужно время, но сравните на скорую руку: чей почерк?
Лебедев положил записку Невидимки на раскрытую тетрадь, рядом – записку Жаркова и стал подчеркивать вилкой буковки там и тут.
– Сами сказали, нужно время…
– Просто скажите главное, – попросил Ванзаров.
– А вы как считаете?
Рядом с предупреждением Джека, что он «вернулся убивать», легла веселая записка тетке Марье с пожеланием не храпеть.
– Я бы сказал вот так…
– Стоило меня из Петербурга ради этого вызывать, – сказал Лебедев, пряча лупу. – Это все? Могу возвращаться с Фру-Фру под мышкой?
– Это только начало! Сейчас вам столько интересного покажу, – пообещал Ванзаров и поманил официанта. – Только решим, куда Фру-Фру девать. В прозекторской ей будет несколько скучно.
– О! Трупики! Что же вы сразу не сказали! Это другое дело! Старик Лебедев так соскучился! Два месяца никого не вскрывал. Надо его прямо с поезда к столу.
– Если хотите отдохнуть…
– Эх, Ванзаров! – его наградили отменным хлопком по спине. – Совсем нюх потеряли. Ничего, мы вас быстро в чувство приведем. Правда, Фру-Фру?
Мадемуазель томно улыбнулась и облизнула пальчик. Ванзаров заставил себя думать о деле. Барышня умудрилась проглотить дюжину пирожных. Прямо волчий аппетит в хрупком теле.
– Так что с ней делать? – напомнил он.
– Есть в этом милом городишке какие-нибудь дамские развлечения?
– Пляж подойдет?
– Нет, это слишком. Нельзя рисковать здоровьем местных мужчин… Да и Фру-Фру от каждого лучика прячется, будто вампир.
– Даже не знаю, что предложить, – задумчиво сказал Ванзаров. – Как насчет шляпного магазина?
Аполлон Григорьевич шлепнул по колену.
– То, что надо! Она до этой гадости большая охотница. Отвезем ее, оставим, и до вечера можно не беспокоиться. Правда, Фру-Фру, крошка моя?
Крошка сожмурилась и послала глазками такие горячие волны, что Ванзаров неизвестно отчего покраснел. Пора было избавиться от опасной штучки.
На площади, как всегда, был большой выбор извозчиков. Ванзаров уже хотел свистнуть, чтобы нежные ножки Фру-Фру не запачкались грубой землей. Но тут случилось событие из ряда вон.
В дальнем конце площади молодой человек озирался по сторонам, будто искал кого-то. Заметив Лебедева, что было не трудно, он принялся радостно махать. Аполлон Григорьевич уже приподнял шляпу, как вдруг, откуда ни возьмись, к юноше подбежала барышня в скромном платье и залепила такую пощечину, что бедняга еле устоял на ногах. Затем его наградили громким эпитетом «бабник» и плюнули в «бесстыжую рожу». Но этого было мало. Видно, день несчастливый выпал.
Не успела барышня убежать вся в слезах, как тут же явился упитанный юнец и дрожащим от волнения голосом прокричал: «Вы, сударь, подлец и негодяй! Я вас вызываю на дуэль!» После чего припечатал вызов новой пощечиной. Не больной, но обидной чрезвычайно. Он назвал себя Федором Стариковым, указал, где его найти, чтобы прислать секундантов, и удалился с гордым видом. А избитый остался посреди площади, одинокий и несчастный.
– Все, представление окончено. Третьего акта не будет, – сказал Ванзаров, наблюдая с интересом за происходящим. – Выход опереточного героя-любовника окончен.
Лебедев даже присвистнул. Фру-Фру подумала, что зовут ее, и томно улыбнулась. До ее ужимок никому и дела не было. Она надула губки.
– Ого! Какая тут бурная жизнь! – сказал криминалист с уважением. – Николя делает успехи. Даже мне в самые бурные годы не доставалось столько и сразу. Как подрос мальчик.
– Да уж, ваш ученик, – сказал Ванзаров.
– Неужели опять золотые рудники Маньчжурии?
– Что-то в этом роде. Богатый наследник без наследства.
– А мальчик входит во вкус!
– Придется вам быть секундантом.
– Да? Ну, надо так надо, – сказал Лебедев, закидывая чемоданчик и Фру-Фру в пролетку. – Постреляем на свежем воздухе. Может, свежих трупов настреляем.
– Вы уж постарайтесь, чтобы никто другой, кроме вас, в секунданты не влез, – сказал Ванзаров, деликатно устраиваясь рядом с извозчиком. Он боялся, что в пролетке его ждет слишком тесное соседство с бедрами Фру-Фру.
– Можете не беспокоиться, ваше благородие. Ну, ямщик, погоняй лошадей!
Николя сгорал от стыда. Жгло щеки и душу. Еще неизвестно, что больнее. Сейчас он так жаждал дружеского утешения… А Лебедев с Ванзаровым, как нарочно, сделали вид, что не знакомы с ним. Показали спины и запросто уехали на пролетке.
А его бросили! А какая-то мадемуазель конфетного вида – с ними!
Что за день такой с самого утра выдался?
Как только небесное создание упорхнуло за двери салона мадам Сюзон, не забыв послать воздушный поцелуй, Аполлон Григорьевич вздохнул с облегчением.
– Что-то умаялся я с этой неземной красотой, – сказал он, сдвинув шляпу на затылок. – Столько тонкости на одного меня многовато. Это как икру черную ложкой жрать. Сначала приятно, потом мутит.
Пролетку отпустили. Лебедев пожелал пройтись, чтобы осмотреть «уездный городишко».
– Как же вы познакомились? – деликатно спросил Ванзаров, догадываясь, как это случилось на самом деле.
Лебедев только фыркнул.
– В карты ее у какого-то поляка выиграл.
Можно было не поверить своим ушам.
– Вы ничего не путаете? Это было в Кракове? Может, вас в гарем, в Константинополь занесло?
– Эх, Ванзаров! Сидите тут у себя в Петербурге и ничего не знаете. Бедная девочка приехала гувернанткой в Краков к какому-то нашему генералу. Генерала убили террористы. Ей некуда было деваться. Денег вернуться в Париж не было. Тогда она пошла на краковский рынок и продала себя местному польскому магнату. У них так принято. Но у магната жена заревновала, и он поставил ее на карту. Я выиграл. Обыкновенная история.
Ванзаров не стал утверждать, что история далека от обыкновенной. Еще более – от правдивой. Скорее всего, ангельское создание – совсем не та, за кого себя выдает. Наверняка понимает по-русски отлично.
– Это она вам сама рассказала?
– Вот еще! Зачем же мне травмировать даму расспросами. Краковский пан все и рассказал.
Можно было удивляться, как великий криминалист, настоящий ученый и знаток точных наук, мог проявлять такую дремучую наивность в отношении хорошеньких женщин. Как будто весь интеллектуальный багаж его запирали на замок, вручая ключ в женские ручки. Но вмешиваться Ванзаров не посмел.
– Что за имя такое странное: Фру-Фру? – только спросил он.
Лебедев насторожился.
– Что тут странного! Не хуже какой-нибудь Клозетты, Пьеретты или Жоржетты.
– Довольно часто так лошадей называют, – осторожно сказал Ванзаров.
– Может, и называют, – легко согласился Аполлон Григорьевич. – Малышка отзывается, ну и хорошо. А что вам не нравится?
Надо было срочно сворачивать с опасной темы. Ванзаров и свернул.
– Как там Лондон? – спросил он с невинным интересом.
– Ну их, только время зря потратил, – ответил Лебедев.
– Неужели в Англии нечему было поучиться?
– Чему там учиться? Нет у них должной системы. Следствие ведется не пойми как. Сначала коронер устанавливает: есть факт преступления или нет. Потом уж сыщики за дело берутся. Глупость какая-то, да. Полицейские у них ничем не вооружены. На преступника – с голыми руками или с легкой дубинкой. Не то что наши орлы-городовые. Признаться, так по ним соскучился, что, как из поезда вышел, как увидел усатую физиономию жандарма, чуть не бросился к нему на шею. Хорошо, что Фру-Фру отвлекла.
– Делом Джека Потрошителя интересовались?
– А как же. Изучил все, что показали, – не без гордости сказал криминалист.
– Какие выводы сделали? Мне очень интересно.
– Весь этот Джек Потрошитель, по моему мнению, – одна сплошная фикция. Кто-то очень умный проверял: как общество отреагирует на ужасное событие.
– Для чего такие сложности и жертвы?
– Если знаешь, как народ отреагирует, будешь знать, как им управлять. Исследование реакции страхов общества при помощи газет. Результат впечатляет. Как провели исследование, так и остановили. Очень умно. Пробный шар. Дымовая завеса, за которой ничего нет.
– Вот! Дымовая завеса! – сказал Ванзаров. – Очень точное слово. Спасибо, Аполлон Григорьевич, вы мне очень помогли. Кто же эти умники?
– Секретная служба Ее величества. Большие мастера своего дела. Больше некому. Что это… – Лебедев втянул воздух носом. – Кажется, гарью пахнет…
Ванзаров хотел еще сказать, что такого дежавю быть не может. Но тут по соседней улице пронесся звон пожарного колокола под грохот водокачки.
– Как мило, городок встречает меня праздничным пожаром, – сказал Аполлон Григорьевич и помахал невидимой толпе.
Ванзаров не разделял его восторгов. Он попросил ускорить шаг и сам побежал так, что криминалист еле поспевал за ним. Но было поздно.
Дежавю случилось. Снова пожарная команда суетилась с брандспойтом, сверкая на солнце касками. Снова собралась толпа зевак. Снова домик полыхал, как мартеновская печь, огонь вырывался из окон жирными лепестками. Даже городовые подоспели. Всего отличий, что сгорал дотла не частный дом, а прозекторская земской больницы.
Лебедев с интересом заглянул в лицо чиновника полиции. Оно было спокойно. Только кончики усов незаметно вздрагивали. Спокойствие это было опасным. Во всяком случае, Аполлон Григорьевич не рискнул шутить. Что бывало крайне редко.
– Все там были? – только спросил он.
Ванзаров кивнул.
– Два тела и останки после вчерашнего пожара, – добавил он. – Все, ради чего вызвал вас. Простите меня…
Лебедев попытался утешить по-дружески, но Ванзаров утешения не принял.
– Слышите запах?
– Трудно разобрать, жар большой, – ответил криминалист.
– Запах отчетливый. Так пахнут улики. Сгоревшие полностью. Но ничего, сгорело далеко не все.
– В другом месте что-то сохранили? Это разумно. Поехали туда.
– Ехать никуда не надо, все здесь, – сказал Ванзаров, коснувшись лба. – Стоит захотеть, и улики воскреснут из пепла.
Лебедев не нашелся, что ответить. Такого эксперимента он еще не проводил. Но это и было интересно.
Между тем дежавю продолжалось. Подъехал Фёкл Антонович. Окончательно растеряв бо́льшую часть спокойствия, предводитель мучился оттого, что не знал, как общаться с Ванзаровым после вчерашнего. С виду молодой человек был трезвее некуда. Но что вытворял вчера! И с ним франт незнакомый.
Фёкл Антонович приблизился, борясь со всеми страхами сразу.
– Позвольте представить: господин Лебедев, – сказал Ванзаров. – Лучший в России и за ее пределами криминалист. Прибыл, чтобы помочь в расследовании всех убийств. Подчеркиваю: всех. Вам ясно, Фёкл Антонович?
Предводителю было ясно только одно: от столичного сыщика даже не пахло. И ни следа от вчерашнего. Значит, все это было… Фёкл Антонович не хотел думать, чему стал свидетелем, и принялся выражать неуемные восторги. Лебедев слушал его с интересом.
На извозчике со старшим городовым Макаровым прибыл Асмус. Доктор спрыгнул с пролетки, поглядел на догоравшую прозекторскую и полез за папиросами.
Ванзаров подошел и вместо приветствия ткнул пальцем в гигантский костер.
– Вот! Полюбуйтесь! – закричал он. – Не хотели мне верить, и вот результат. А если бы там оказались вы? Что мне прикажете делать? Рвать на себе волосы от отчаяния? Еще одну жертву оплакивать?
Асмус смутился от такого напора и выбросил папироску.
– Родион Георгиевич, послушайте, я не хотел вас обидеть, но…
Слушать его не стали. Ванзаров пнул кочку и пошел обратно. Доктор догнал.
– Простите, это, случайно, не господин Лебедев? – спросил он.
– Желаете познакомиться? – Ванзаров ускорил шаг. – Извольте. Может, его послушаете.
Он позвал Лебедева и представил доктора. Асмус снял шляпу и пожал знаменитости руку с нескрываемым обожанием.
– Я столько слышал о вас! – сказал он. – Для меня большая честь познакомиться с лучшим криминалистом России лично. А то Родион Георгиевич все пытался меня пристроить на ваше место. Выходило из рук вон плохо.
– Ничего, коллега, это дело наживное. Будете вскрывать по два трупа в день, быстро руку набьете, – ответил Лебедев.
– Нет уж, спасибо. Мне нервных болезней вполне достаточно.
– Аполлон Григорьевич, можно вас на минуточку?
Ванзаров отошел в сторону и теперь подзывал Лебедева к себе. Лебедев извинился перед доктором, который хотел продолжить интересный разговор со звездой, и послушно подошел.
– Вот как меня ценят и чтут в провинции, – сказал он. – Простой народ меня любит. Не то что некоторые чиновники сыскной полиции.
– Планы меняются, – ответил Ванзаров. – Остаетесь здесь, спросите подробности дела у предводителя или хоть у Асмуса. Он будет рад услужить вам. Потом отправляетесь в участок, узнайте, где живет этот Федор Стариков, и предложите ему свои услуги.
– Надо так надо. А вы куда направитесь?
– Зайду в гости к хорошенькой барышне. Зависть берет, глядя на вас и Фру-Фру.
– А здесь как же?
– А здесь… – Ванзаров взглянул на остатки прозекторской, – догорит без нас. В пепле даже вы не найдете улик. Будем рассчитывать только на это…
И он опять постучал по лбу. Вышло довольно звонко.
Нитка летала и падала с яростью коршуна. Слезы высохли, оставив красные пятна на личике и глухую обиду в душе. Переживания никуда не делись. Только вот упасть на диван и предаться тоске было нельзя. Заказы за нее некому сделать. Милым дамам глубоко безразличны сердечные муки модистки. Им платье подавай в срок. Опоздаешь – устроят скандал и в другой раз не придут. А за квартиру платить надо, кушать надо, и хоть что-то на будущую счастливую жизнь тоже отложить хочется. Некогда девушке, зарабатывающей своим трудом, наслаждаться горем. Это счастье другим позволительно, у кого папаши богатые да ухажеры при деньгах. А ей не по чину. Дарья шила с таким остервенением, что работу, на которую отмерила день, почти закончила.
В дверь постучали. Она не ждала посетителей. Сегодня примерок не было, за готовым еще рано. А если кто и мог заглянуть, то ему лучше сразу бежать без оглядки. Дарья девушка скромная, но утюгом может запустить за милое дело. И пусть не думает, что цветочками да конфетами искупит свою вину. Проходимец столичный.
– Чего надо? – крикнула Дарья и сама испугалась, как вышло грубо, прямо как у базарной бабы.
– Позвольте войти?
Голос был мужской, но незнакомый. Дарья снимала комнату у хозяйки. Кроме нее – еще три комнаты. Наверняка кто-нибудь дома. А может, и сама хозяйка открыла. Бояться гостя не было никаких причин. Но Дарья заволновалась, бросила шитье, оправила волосы и встала.
– Входите, открыто…
Она сразу узнала его. Только теперь он был в строгом черном костюме, официальный, как жених, и милый до невозможности. А усы какие! Обиды и горести растаяли, как весенний лед. Дарья обрадовалась так, что чуть не бросилась ему на шею. Воспитание не позволило.
– Вы! – только и сказала она. Было в этом коротком слове столько всего, – и надежда, и удивление, и девичья вера в чудеса.
Ванзаров тронул ус в легком смущении. Все-таки встреча оказалась излишне нежной. Куда больше, чем он ожидал.
– Ничего, что я без приглашения?
Дарья вспыхнула и засуетилась. Тот, о ком и мечтать не могла, герой случайной встречи, появился на пороге. Сам нашел ее. Что это значит? Дарья и подумать не смела. Неужели сказка о Золушке – правда? Зато успела подумать о другом: такой мужчина заглянул, а у нее беспорядок. Живет не богато, этого стыдиться нечего, но весь пол в обрезках, платья развешаны, шляпки повсюду начатые. В общем – сплошной позор. Она схватила какую-то тряпку, не зная, куда сунуть, прижала к груди, отбросила в угол и закрыла ладошками лицо. Какой стыд! Может быть, счастье свое упустила. Разве такой красавец женится на такой неряхе? Что подумает? Подумает: совсем Дарья плохая хозяйка. Отчего вдруг она подумала о замужестве, она и не знала. Так, на ум пришло.