Пугающий момент в том, что вместе с доступом к мыслительным мощностям становятся доступны и прочие возможности. Такие, к примеру, как «чтение мыслей», хотя это, конечно, не чтение в прямом смысле, однако собеседник сразу ощутит, что хотя вы вежливо улыбаетесь, но мысленно бьете его в морду, возите ею же по битому стеклу, а то и, поставив на четвереньки, зверски насилуете.
Такие мысли время от времени проскальзывают почти у всякого, но общество потому и возникло, что люди научились им не давать ходу, а вежливо улыбаться, улыбаться, улыбаться. Эти чипы угрожают разрушить эту основу, и страх многих совсем небеспочвенен.
Сможет ли существовать общество, где будем видеть друг друга во всей грязи низменных инстинктов, жажды насилия, похоти, обмана, предательства? Или же сумеем все-таки и к этому, как в случае с половыми контактами жены на стороне, отнестись с благодушным пониманием?
Все-таки когда жена отсасывает у босса и его заместителей, а в обеденный перерыв трахает для собственного удовольствия мальчишку-посыльного, это частные случаи, не затрагивающие нынешний фундамент отношений супругов. Когда за тобой всюду следят камеры и нельзя незаметно ни яйца почесать, ни геморрой пощупать, это тоже терпимо, хоть и неприятно…
В предобеденный перерыв на четверть часа разговор как раз и начался с этих чипов, это потом свернет на баб, как обычно, но сейчас Вертиков горячится и размахивает передними лапками, коротенькими, но цепкими, как у хомячка в период весеннего обострения:
– Корень, ты не туда загнул! В случае с камерами нам легче потому, что следят за всеми. А мы все чешем яйца, писаем в раковину для мытья рук и при удобном случае щупаем соседку. Может, чипы примут тоже потому, что все друг друга увидят во всей мерзости…
Люцифер вставил:
– …которая отныне будет объявлена уже не мерзостью, а пустячком, как сейчас супружеская измена.
Корнилов слушал-слушал, покачал головой.
– Хрень, – сказал он веско.
– Почему? – спросил Вертиков обиженно.
– Камеры вводились очень уж поэтапно. Сперва на перекрестках дорог, чтобы вылавливать орлов, прущих на красный свет. Потом в аэропортах, чтобы просматривать идущих к самолету и сравнивать их хари с портретами международных террористов, взрывающих эти самолеты. Потом у входов в крупные супермаркеты, которые тоже могут взорвать… И так медленно, постепенно, пока не были установлены у входа в каждый дом, а затем и в квартирах. А с чипами так не выйдет…
– Почему? – спросил Вертиков. – Эти штуки очень дорогие, все купить и поставить себе не смогут! Да и дело это добровольное.
Корнилов покачал головой:
– Даже двое, купив и поставив себе эти чипы, сразу увидят друг друга во всей грязи. Подчеркиваю, не постепенно, а сразу! А мысли и позывы у нас всех куда более отвратительные, чем любые, даже самые невероятные по гнусности действия…
Я не дослушал, взял свой бутерброд с большой чашкой кофе и удалился в кабинет. Эти дискуссии возникают везде и постоянно, но, думаю, потаенный даже от дискутирующих смысл языкочесания не в том, что хорошо это или плохо – быть с таким чипом, победное шествие хай-тека не остановить, а что народ постепенно смирится с экспонированием всех мелких шалостей и пакостей и, в надежде, что будут прощены, сам простит такие же, направленные в его адрес.
Урланис снова не является в лабораторию, отделываясь уверениями, что все расчеты делает дома, у него широкополосные, облачные вычисления, все в ажуре, шеф, все путем, скину прямо тебе в комп, никаких проблем. Но на самом деле его не миновала та зараза, как Виртузяйки-3, где на экране во всю стену суперреалистичные персонажи живут своей жизнью, но ты, как бог, можешь вмешиваться и перекраивать их судьбы, как сам хочешь. Немногие играют «честно», большинство же читерят. Мужчины, к примеру, пользуются возможностью брюхатить замужних женщин, потом со злорадством смотрят, как по экрану ходят постепенно полнеющие красотки.
Люцифер баймит тоже, но хотя бы придумывает какие-то хитрые истории, ссорит и мирит, задумывает многоходовые интрижки, разводит одни семьи и сводит другие, а Урланис просто трахает все, что движется. В жизни он готов был железными прутьями бить гомосеков, зато в Виртузяйках имеет всех, от мальчишки-разносчика газет до своего босса, начальника корпорации. Конечно же, с особым удовольствием и в особо извращенных формах овладевает полицейскими и чиновниками.
Люцифер не только сбрасывает результаты работ в офис, но и появляется здесь регулярно, потому что мы не бухгалтеры, у которых все на флешке, у нас уникальное оборудование, чаще всего собранное своими руками, тут без личного присутствия не обойтись, а вот Урланис настолько вжился в мир Виртузяек, что едва раскрывает глаза утром, сразу же бежит со злорадством в те семьи, где обманутые мужья растят его детей, как своих.
Глава 15
В обед спустились в кафе на первом этаже. Там официантки и буфетчицы прямо тают, едва наши вваливаются в просторный зал: пятеро мужчин, ни одной женщины, надо же! И все настоящие, что значит, говорят о работе, а не стреляют блудливо глазками по сторонам, измеряя взглядами жопы всех женщин в пределах досягаемости.
Столики по большей части свободные, только за соседним целая группа логистиков, судя по разговору, тоже такие же деловито-нацеленные, как и мы, только быстрее нас перешли с работы на баб, а потом почему-то на современную моду, причем обсуждали с таким жаром и знанием деталей, что мы начали переглядываться.
Когда наконец допили свои обезжиренные молочные коктейли и ушли, подобревший Вертиков сказал в недоумении:
– Они что, рухнулись? В самом деле цепляют на себя эти финтифлюшки потому, что жаждут выразить свою индивидуальность… ха-ха!.. Тот козел, что с прической под Кинбурга, свою индивидуальность старается выразить одеждой, обувью или прической?
Люцифер возразил, морщась:
– Голубчик, ты называешь идиотами абсолютное большинство населения планеты! Тебе хорошо, можешь выделиться умом, Урланис – мускулатурой, Корнилов – виртуозным исполнением на контрабасе… А что делать простому, ленивому и к тому же не очень умному, скажем мягко, человечку? Он ни качать мускулы в спортзале не может – слишком ленив, ни учиться не хочет – туповат, ни в армию не пойдет совершать подвиги – трусоват… так чем еще может выделиться, как ни прической?.. И костюмом от кого-то там умелого, что наживается на таких идиотах, как ты сказал хоть и верно, но неполиткорректно.
– А почему нельзя? – спросил Вертиков.
Люцифер объяснил очень мягко, журчаще, словно весенний ручеек из-под корки льда или пуская струю в писсуар:
– Потому что эти люди вокруг нас.
– И что?
– Нельзя прожить только среди умных, нас мало. Даже здесь натыкаемся на таких, которые… ну ты понял. А как только выходим на улицу, так ваще!.. И что, презирать всех?..
– Женщин я не презираю, – заявил Вертиков твердо. – Пусть что угодно на себя цепляют! Все равно дуры, но хоть красивые. Но самцы, самцы… Самцы не имеют права быть идиотами!
Люцифер развел руками:
– Да, конечно. Но природа выпускает их с запасом, чтобы было кого отбраковывать. Они ходят в этих ярких перьях, еще не понимая, что их уже… выбраковали. Но мы это знаем, так что не кипятись. Смотри сквозь них, их фактически уже не существует.
Даже грубый Корнилов сказал с ласковым укором:
– Вертижопиков, ты прям только из яйца вылупился. Ишь, мода не угодила!.. А чем еще простому человеку заниматься, как не цеплять павлиньи перья и не воображать себя при этом дивной райской птицей?.. Да укажи ему на то, что оно есть, чувствительный рухнется, а тупой озвереет. А нам это надо? Пусть живут в том придуманном мире, пусть цепляют на себя павлиньи перья. Это лучше, чем идти грабить прохожих. Все-таки чем-то да заняты, а там и жизнь пройдет. Благополучно помрут, не наделав вреда. Именно помрут, а не передохнут, как вон ты уже готов заявить!
Люцифер буркнул:
– Вертианусин вообще нарывается. За этой дурью такие бабки стоят!.. Фабриканты модных перьев зарабатывают больше, чем IBM или Intel на компьютерах. Это еще та нефтяная жила!.. У них свои журналы и свои журналисты, что будут неустанно твердить о необходимости моды и острой необходимости к каждому сезону покупать новое и еще раз новое!.. И телеканалы свои.
Вертиков сказал невесело:
– Я заметил, что телеканалов с показами мод в шесть раз больше, чем о новостях науки.
– Хорошо, – буркнул Люцифер, – что не в шестьдесят.
– Это в спорте в шестьдесят, – уточнил Корнилов.
Вертиков фыркнул:
– Дикарь, ты когда включал жвачник? По шестьдесят каналов только о футболе и хоккее. А если масса по всякой хрени типа беганья по стенам, прыганья на велосипеде, есть и такие придурки…
– Почему придурки? – спросил Люцифер. – Чемпионат мира проводят по прыганью с велосипедом.
Кириченко слушал-слушал, морщился, наконец со стуком поставил пустую чашку, оглядел всех грозными очами:
Вертиков фыркнул:
– Дикарь, ты когда включал жвачник? По шестьдесят каналов только о футболе и хоккее. А если масса по всякой хрени типа беганья по стенам, прыганья на велосипеде, есть и такие придурки…
– Почему придурки? – спросил Люцифер. – Чемпионат мира проводят по прыганью с велосипедом.
Кириченко слушал-слушал, морщился, наконец со стуком поставил пустую чашку, оглядел всех грозными очами:
– Хватит! Хватит умничать!.. Ишь, довольные, глупее себя нашли. Да, весь мир больше ничего не знает и не умеет, кроме как наряжаться в чужие павлиньи перья! Ну и что?.. Нам какое дело?.. Мы идем мимо и дальше! А остановиться и гыгыкать над дураками – последнее дело.
– В смысле, – добавил Корнилов с недоброй улыбочкой, – иначе сам вскоре к ним опустишься. О моде говорить – еще круче, чем рассуждать, как бы свалить отседова.
Я молча пил кофе и пожирал пирог, Корнилов прав, разговоры о том, что пора валить из этой страны, на втором месте после перемывания костей тупому и дурному правительству, где одни воры, что знают только как воровать и доводить страну до краха.
Это и есть у нас самый любимый спорт, а не футбол или хоккей, которые можно с банкой пива смотреть по жвачнику. То, что последний крупный кризис, потрясший мировую экономику, начался не у нас, а там, где, по их мнению, самое лучшее в мире правительство, во внимание не принимается. Все равно у нас все хуже, и все криворукие, тупые и ленивые, и как только угораздило нас, таких замечательных, родиться среди такого пьяного быдла.
По твердому убеждению обывателя в правительство пробиваются только жулики и воры. И сразу же начинают разворовывать страну, выводить за границу миллиарды, открывать себе и родственникам в Швейцарии тайные счета в банках, а еще ездят с мигалками. Если в стране что-то плохо – это они, гады, довели страну, если хорошо, то вопреки их подлым стараниям развалить всё и везде.
И хотя никого еще не поймали за руку и не указали на его тайный счет, все равно обыватель твердо убежден, что у всех членов правительства они есть. Почему? Да потому что сам сразу же в первую очередь постарался бы урвать побольше, и еще больше. И еще.
Конечно, каждый обыватель знает не только как играть в футбол или выйти из финансового кризиса любой стране, но и легко управлял бы государством, если бы его скромность и порядочность не помешали стать президентом.
Туповатого и самодовольного обывателя сразу можно узнать уже по этому признаку: если по его мнению в правительстве все дураки и воры – понятно, он именно тот скромный гений, что сразу бы сделал Россию передовой во всех отношениях. Нет-нет, вслух это никогда не скажет, но такое видно по его апломбу и снисходительной усмешке, с которой указывает на «крупные промахи» президента, премьера и прочих, принявших на себя бремя руководства.
Россия, правда, как и другие страны, становится богаче, ее жители живут несравненно лучше своих отцов, а те жили зажиточнее дедов, на смену телегам пришли прекрасные автомобили, а телевизоры, холодильники и все прочие удобства, так ценимые обывателем, теперь в каждой семье. Несмотря на тупое и вороватое правительство.
Что, существуют серьезные проблемы и Россия из-за падения рождаемости вообще скоро исчезнет? Но гораздо раньше по этой причине исчезнут Франция, Германия, Испания, Италия… и вообще все европейские страны и нации, на которые обыватель постоянно молится и которые ставит в пример. Даже США исчезнут по той же причине.
И собор Парижской Богоматери раньше станет мечетью, чем храм Василия Блаженного, это уж точно. Хотя там ох какое умное и совсем не вороватое правительство. А есть доказательства, что не вороватое? Нет. Как нет и улик, что российское – вороватое. Но для обывателя все ясно и без них: у нас все равно говно, в Европе поют и пахнут.
Для этих ничтожеств это единственная возможность уверить себя, что они не самое последнее говно, раз «все понимают», и потому «не хотят участвовать», хотя никто их не приглашает. Так хоть перед туповатой женой и пока еще туповатым ребенком можно показаться мужчиной, иронизируя над речью президента или его указами, но когда и те поймут, что у их главы семьи ничего, кроме тупых понтов, нет, жизнь такого обывателя превратится в ад.
Мигнул огонек на мобильнике, я кивнул, зажегся экран, милое лицо Энн, она сказала деловито:
– Вижу, ты не на работе, это хорошо…
– Но и не в сауне с девочками, – заверил я, – вот смотри!
– Ничего плохо в сауне нет, – возразила она, – даже с девочками, я не настолько собственница… Ты как насчет того, чтобы сходить в кино?
Я сказал изумленно:
– Кино? Ты чего?.. Не осточертело на работе?
– Работа не может осточертеть, – сказала она наставительно, – иначе лучше уступить место тем, кто будет работать с радостью. Так ты пойдешь?
– С тобой, – заверил я, – хоть на край света, а хоть еще дальше! Могу и в кино, где наша не пропадала.
– Тогда сегодня в восемь?
– А успеешь?
– Для этого случая успею, – заверила она.
– Ого, – сказал я, – а что за особый случай?
– Потом скажу, – пообещала она.
– А сейчас? Хоть намекни…
– Ах, вот ты какой? – сказала она. – Так ты хочешь меня видеть?
Я примчался на четверть часа раньше, очереди в кассу, естественно, нет, хотя фильмы сейчас не только бесплатные, но и каждый зритель получает бонусы, всякий раз иные: иногда подарок из рук кассира, иногда пару долларов на мобильник, однажды зрителей встречала у входа сама Аня Межелайтис, и каждый мог коснуться, а то и пощупать ее изумительную грудь или погладить по дивным булочкам.
Энн выскочила из арендованного автомобиля за три минуты до начала, я уже начал беспокоиться. Автомобильчик, управляемый автоматом, тут же унесся, а она пошла ко мне уже ровная и прямая, настоящая леди, что не забывает блюсти и соблюдать.
– Привет, – сказал я, – какая ты и сегодня изумительно красивая… У меня начинает сердце щемить, что ты не мое существо.
– Собственник, – произнесла она с достоинством. – Нет уж, мы никогда больше не будем рабами.
– Ну хоть денек!
– Ни часу, – отрезала она, потом смилостивилась: – Ладно, полчасика, если у тебя такие вкусы. Или нет, четверть часа! Хватит?
– Нет, – сказал я. – Согласен только на вечность.
Она ответить не успела, я подхватил ее под руку, из кассы нам подали два мороженых в хрустящих стаканчиках, мы прошли в зал, заполнено почти четверть кресел, чудовищно много, я ощутил, что фильм, возможно, в самом деле стоит того, чтобы посмотреть.
– Ну, говори!
– Еще рано, – прошептала она.
– А когда будет не рано?
Она посмеивалась, а когда погас свет, прошептала:
– Смотри… Да не на меня, на экран!
Я добросовестно старался смотреть, хотя там для меня ничего интересного, фамилии режиссера, сценариста и операторов ничего не говорят вообще любому зрителю, и чуть не пропустил миг, когда промелькнуло «Консультант Энн Варлей». Вообще-то, промелькнуло, уже шли другие имена и фамилии, прежде чем я сумел восстановить то, что увидел секундами раньше.
Энн замерла, еще не знает, успел я что-то понять или нет, я нежно прошептал ей на ухо:
– Сейчас увидим твою инквизиторскую работу?
Она довольно заулыбалась, вижу в полутьме, ответила тихо:
– Бесстыжий, какая инквизиция? Наша организация – миссионерская, мы несем свет и добро, искореняем зло и насилие…
Фильм, как я не сразу понял, замышлялся как пространная летопись о первых днях начала становлении Руси. О призвании викингов под началом удалого Рюрика, установлении власти над Новгородом, а затем победном захвате князем Олегом великого города Киева. Рюрика играл великолепный блондин англосаксонского типа, его брата Трувора, естественно, негр, а третьего брата, Синеуса, актер монгольского типа, явно призванный олицетворять «бронзовых людей», которые в США становятся национальным большинством.
Князя Олега, известного в славянском фольклоре еще и по легендам, играет курчавый негр, полуголый, чтобы все видели хорошую мускулатуру. Славянские женщины тоже все полуголые, моментально возбуждаются и тут же на улице ликующе совокупляются с пришельцами из-за моря, будто живут в современном Лас-Вегасе, а не в холодных северных странах, где с моралью всегда было строже некуда да и на улицах холодновато.
– Ну как тебе? – прошептала она вскоре. – Что молчишь.
– Красочно, – признал я. – А спецэффекты так вообще…
– А сама тема?
Я сказал осторожно:
– Я с большей охотой посмотрел бы что-нить о затерянных странах, городах, королевствах… Понимаешь, там больше простора для воображения. Можно напихать все, что угодно.
Она шепнула:
– То совсем другое! Там просто развлекательный фильм, а здесь идеологический!
– Да это я понял, – пробормотал я.
– Тебя что-то раздражает?
– Немного, – признался я. – Все-таки у меня другие представления о Рюрике и князе Олеге.