Мне до сих пор интересно, как у грузчиков получаются дети? Может быть, им кто-то помогает?
И ты сказала мне, что я – свободен. На нормальном человеческом языке это означает «пошел на фиг». И я пошел! А ты бежала за мной и смеялась: «Дурак, дурак, дурак… Твоя свобода – это просто мой жизненный принцип!»
Какой принцип? Что за идиотизм? А ты сказала, что я – все-таки русский. Потому что только русские воспринимают освобождение как изгнание, каторгу и ссылку.
Comments (leave a comment) nicolsummer@2030-02-05 06:23 PM
Мы всегда выдавали тебе много денег. Какие вагоны? Ты всегда мог позвонить отцу! Какие грузчики?
nicolsummer
2030-02-06 07:54 PM
Прости, пожалуйста. Может быть, тебе нужно даже удалить мое предыдущее послание. Я посоветовалась с доктором.
Он сказал, что это кризис. И что мне нужно вести себя как ни в чем не бывало. А когда гормональный фон придет в норму, то, очень возможно, все само собой рассосется. И лечение вообще не понадобится.
Я только не знаю, что такое «вести себя как ни в чем не бывало».
Доктор сказал, что можно просто рассказывать о себе. Смешные случаи из жизни. И о погоде тоже.
Особенно смешных случаев у меня в жизни не было. Однажды, в глубоком детстве, я бегала по ковру. Вообще-то я играла в «Веселые старты». В телевизоре дети бежали по дорожке, а я с ними – по ковру. И один раз я взлетела. Невысоко, недолго. Но было. Это не смешно. И не о погоде.
Но мне никто не верил. Только один человек. Он сказал: «Подумаешь, летать… После того как вы рожаете детей, разве же это чудо…» Я тогда никого не рожала и не могла сравнить. А теперь вот могу. Но не сравниваю. Не хочу.
И еще смешной случай из жизни. Я всегда знала, за кого я выйду замуж. Как только я его увидела – он как раз висел на дереве (всем говорил, что из принципа, на самом деле просто порвал шорты и стеснялся слезть)… Как только я его увидела – уже знала. Говорят, что детей и родителей не выбирают. А я вот не выбирала мужа.
Я знала, что мы с ним – братья. Или сестры. Что у нас все будет правильно. И мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас.
Я никогда не думала ни о какой любви. Означает ли это, что я его не любила?
Это смешной случай. А значит, должен быть смешной ответ. Только у меня получается страшный. Я не могу без него есть, пить, дышать, передвигаться, думать… Но если зажмуриться, заткнуть уши и быстро сказать, чтобы себя не слышать, то да… Я его не любила. А разве так бывает?
И о погоде… Бегут ручьи. Надо покупать туфли.
* * *From: [email protected]
To: [email protected]
Subject: Сегмент
Уместно ли написать тебе, что я купила себе лифчик? Очень модный, красивый и совершенно бесполезный. Я охотилась за ним четыре месяца. Заходила, смотрела. Мы даже начали с ним здороваться. Сначала он был очень дорогой. Но к зиме стал дешеветь. А к весне был выставлен на полную распродажу. Я хотела подарить его себе на Восьмое марта. Но решила, что День дураков – праздник более надежный и соответствующий случаю. Плюс скидка.
Я купила его, принесла домой, развернула, понюхала. Примерила. И стала думать, куда мне в нем пойти. Бабушка всегда говорила, что у женщины должны быть одни красивые трусы и один красивый лифчик, чтобы ходить на медосмотр.
Но сейчас не проводят медосмотров. И я не хочу ходить к врачу.
Получается, что я зря выбросила деньги.
А с другой стороны… Мне кажется, что лифчик – это как душа. Только ты одна знаешь, что она у тебя есть. Но всем посторонним – не видно.
И вот еще что очень интересно: когда я выхожу из дома именно в этом лифчике (не волнуйся, сверху, как правило, свитер), то чувствую себя хорошо. Очень уверенно. А когда я выхожу из дома только с душой, то, совсем напротив, получается как-то тревожно и грустно.
Вот и выходит, что с лифчиком я могу выстроить нормальные отношения, а с душой – нет.
From: [email protected]
To: [email protected]
Subject: Rе: Сегмент
Твоя бабушка была не права. Я сейчас задумался и понял: в моей жизни были сотни, а может быть, даже тысячи лифчиков, но ни один из них я не помню в лицо. С трусами – та же фигня.
А почему ты назвала свое письмо «Сегмент»?
From: [email protected]
To: [email protected]
Subject: Rе: Rе: Сегмент
Нашел, чем хвастать! Как тебе не стыдно! Это просто безобразие какое-то! Ты думаешь, что твои «сотни и тысячи» должны меня обрадовать? Или, может быть, заставить ревновать?
И вообще, мое письмо. Как захотела, так и назвала! А вот это письмо можешь считать прощальным. Не могу сказать, что ненавижу кобелей. Потому что именно их я и люблю. Их. И их сук. Но я терпеть не могу… И не буду!
Ты – дурак! И предатель!
From: [email protected]
To: [email protected]
Subject: Rе: Rе: Rе: Сегмент
Эй…
На меня никто никогда так не орал, представляешь? Я не знаю, как надо на это реагировать.
Если быть честным, то мне это приятно. И я почему-то улыбаюсь. Это же большое счастье – вообще не уметь ссориться с женщинами.
До тебя им всем казалось, что я – стеклянный, оловянный, деревянный. В общем, необычный и гениальный. И тряпкой по лицу – меня тоже нельзя. Так что – даже не думай.
И оскорблять меня было нельзя, и ругать, и кричать. Только отец позволял себе. Но он-то – точно не женщина.
В результате что? В результате – полные штаны счастья. Но есть также большой страх, что это было действительно твое прощальное письмо. Коллеги посоветовали сказать, что трусы и лифчики я видел в каталогах женского белья. Как объяснить тебе, зачем я рассматривал эти каталоги, они не сказали.
Есть еще вариант: телевизор. Музыкальный канал. Ты сможешь поверить, что по ночам я смотрю музыкальный канал? Я и сам сначала не мог. Но посмотрел. Слушай, они и правда там все голые. Как только не простужаются, непонятно.
И я – дурак. Мне посоветовали согласиться. Но я и сам знал, что лучше согласиться. И я, да, предатель. Но неумышленный. Не такой, как Иуда. Я, наверное, не безнадежный. И это здорово.
А по-настоящему плохо то, что я – не кобель. Но, понимаешь, в этой жизни… В общем, прямо сейчас этого исправить нельзя. Но при перерождении я буду очень просить. Я буду очень просить, чтобы меня снова родили кобелем. Или даже сукой.
Давай, пожалуйста, помиримся.
* * *Whiskykvas (whiskykvas) wrote
@ 2030-02-06 9:34 РM
Мне доктор сказал примерно то же самое. А что еще мог сказать наш общий доктор? Я хорошо ему плачу, он делает вид, что лечит. Чем дольше у тебя будет длиться кризис, тем больше денег он заработает. Если бы я сдал тебя в больницу раньше, этот доктор уже ел бы из золотых тарелок, а ты… Признайся, ты же не хочешь выздоравливать? Ты считаешь себя нормальной?
Ты – нормальная, кругом – сумасшедшие. Так? Доктор сказал, чтобы я показал ему нашу с тобой переписку. Он считает, что ее лучше прекратить, если она тебя так волнует, что ты начинаешь путать Чебурашку с Че Геварой.
Ты думаешь, мне легко было объяснить этому американцу, кто такой Чебурашка? Когда я сказал доктору, что Чебурашка жил в телефонной будке, он закричал: «Эту кубинскую эмиграцию давно пора пресечь на корню!» Когда я сказал, что лучшим другом Чебурашки был крокодил, он выписал мне прозак.
А когда я принес ему книжку с портретом нашего героя, он выписал еще один дополнительный рецепт писателю Успенскому. Я думаю, что этот доктор нам не подходит. Я сказал ему, что твой диагноз называется «беситься с жиру». А он сказал, что эти вопросы вообще не подлежат обсуждению и если для тебя жир – это так травматично, то операция по липосакции будет стоить значительно дешевле, чем содержание тебя же в клинике. Этот доктор точно нам не подходит.
Я буду думать, где взять другого. А пока он сказал, что наша переписка для тебя – health hazard and personal grievance.[22]
Я прекращаю ее, чтобы тебе стало лучше.
Comments (leave a comment)nicolsummer
2030-02-07 05:31 PM
А я – нет. Я не прекращаю.
Моя подруга Дина заходила ко мне с ребенком. Она называет ребенка Сусликом, но это точно не его настоящее имя. (Передай доктору, что я это понимаю. С другой стороны, тебе должно быть известно, что одна голливудская актриса называла свою дочь Яблочком. И ни одна студия при этом не отказала ей в возможности сниматься в своих блокбастерах дальше.)
Моя подруга Дина сказала, что это все пишешь – не ты. Что так пишут только «старые некрутые козлы». Еще она предположила, что в тебя кто-то вселился. Дина считает, что я могу подойти и прямо так и спросить.
nicolsummer
2030-02-17 02:47 РM
Пока не решаюсь подойти. С виду ты очень нормальный. Мне только кажется, что ты что-то замышляешь. И знаешь, я на все согласна. Ты сам чувствуешь, как тебе лучше. А как тебе лучше, так и правильно.
2030-02-17 02:47 РM
Пока не решаюсь подойти. С виду ты очень нормальный. Мне только кажется, что ты что-то замышляешь. И знаешь, я на все согласна. Ты сам чувствуешь, как тебе лучше. А как тебе лучше, так и правильно.
Приходила Дина с Сусликом. Суслик укакался. Дина строго спросила: «Как тебе не стыдно? У тебя совесть есть?» А он сказал: «Совести нет. Мозги только». Суслику всего два года. Представляешь?
Он очень интересный. Дина оставляет мне его на пару часов, когда няня Суслика ходит на фитнес, а сама Дина – в школе.
Я думаю, что если бы у тебя был маленький братик или сестричка, то, может быть, все было бы по-другому.
Человеку надо кого-то любить без оглядки. А без оглядки можно любить только детей.
А вообще Дина ведет себя с ним очень грубо. И учит его плохим словам. Вот сейчас Суслик просит чего-то: «Дай, дай, дай…» А Дина ему: «Говна тебе на палочке, что ли?» А он вздыхает и говорит: «У тебя на палочке нет». И горько плачет.
И я не знаю, что мне делать.
nicolsummer
2030-03-08 01:18 РM
Этот журнал как голова. Жизнь – отдельно. Голова – отдельно. Я говорю человеку: «Здравствуйте!», а сама думаю, что у меня, кажется, стрелка на колготках и будет обидно, если он ее увидит.
Я говорю человеку (другому, не тому, которому «Здравствуйте!»): «Как дела?», а сама прикидываю, картошку сегодня жарить или макароны варить.
Журнал как голова. Здесь все можно и параллельные мысли не считаются хамством и дурным воспитанием.
Я посмотрела чужие страницы. Ты тоже? Тогда ты должен знать, что здесь у всех – только параллельные мысли. Я не знаю, хорошо это или плохо, когда фоновая, плохо прописанная мелодия становится главной темой произведения.
Поздравь меня с 8 Марта. Я заслужила. Я знаю, что это – стыдный праздник. И Клара Цеткин этого всего – точно не хотела. Она хотела справедливости и равной оплаты труда. И избирательных, кажется, прав. Но всем девушкам дарят цветы, а всем мамам – рисунки с восьмеркой. Или аппликации. Я бы вставила твою аппликацию в рамку и отнесла на работу. И все бы спрашивали: «Кто подарил вам такую чудесную открытку?», а я бы гордилась и думала: «Дуры вы все нечеловеческие. Одна я – смуглая леди сонетов».
Мне бы очень хотелось быть смуглой. И леди. Многие считают, что леди из меня все-таки получилась. А загорать – вредно.
«Все бабы – дуры». А я – баба. И поэтому мне кажется, что меня есть за что поздравить с 8 Марта.
Whiskykvas (whiskykvas) wrote
@ 2030-05-09 8:23 РM
Доктор сказал, что я могу тебе ответить через два месяца. Два месяца прошло, а наш воз и ныне там.
Но если ты хочешь ребенка, то я не возражаю. Доктор… Кстати, как тебе этот новый врач? Мне кажется, что он еврей. И я ему почему-то доверяю.
Так вот: о ребенке. У нас может быть ребенок. Не братик и не сестричка. Моя мама никогда на это не согласится. Но наш собственный – вполне.
В народе, сказал врач, считается, что рождение детей хорошо лечит психические расстройства. В каком народе? В чьем народе?.. Это, наверное, не важно.
Важно, чтобы ты знала: я согласен. И мы приступим к этому, как только ты вернешься.
Я думаю, что это будет осенью.
Как будто эпилог
Лето. Его наступление я, как обычно, пропустила. У нас такие погоды, что пропустить несложно. В первые недели весны обычно идет снег. Идет манифестированно, как психопат. Или как демонстрация трудящихся. А потом сразу жарко. Между весной и летом нет границы. Между средой и четвергом тоже нет. И я честно не различаю те дни недели, в которые у меня «окна».
«Окна» – это когда нет занятий в институте. Библиотечные дни. Я не хожу в библиотеку. Мне там грустно. И я боюсь, когда все разговаривают шепотом. Понимаю, конечно, что все или почти все авторы – умерли. И поэтому надо вести себя тихо и скорбно. Понимаю, но боюсь.
У Гриши теперь квартира. У Миши – невеста. Но у меня, у Ромы, у профессора Кривенко, в нашей общей педагогической науке ничего не изменилось.
Тридцать процентов населения Европы не болели чумой. Не заражались, хотя пили воду из тех же колодцев и ели кашу из тех же тарелок. Так что не вижу ничего странного. Тем более что вирус, который распространила Николь, – скорее всего не чума. Что-то другое. С меньшим радиусом поражения. Но тоже с необратимыми последствиями.
Хотя Марина считает, что все наоборот. Что это не вирус, а вакцина. И что Гриша и Миша – выздоровели.
Марина (ранее Кузя) считает, что когда человеку больно, тревожно и некомфортно – это и есть здоровье. Она говорит, что я тоже очень близка к выздоровлению. Сама Марина готовится к полной и окончательной выписке: она смеется значительно чаще, чем плачет, и вовсю собирает справки.
Ее Рома так и не вернулся. (Я его ненавижу. Чувство чистое, острое и без смягчающих обстоятельств.) Не вернулся, и моя Марина (ранее – очень и очень Кузя) уезжает на практику. В Сиэтл.
– Что делать в Сиэтле русскоязычному психологу? Что? Кому ты там нужна? – кричу я собственной подушке. (Наволочка с черными лилиями. Я потом ее выброшу, потому что лилии – зло. И это, вероятно, из-за них я так сильно вышла из душевного равновесия.)
Мне не с кем поговорить об этом Маринином финте ушами.
Но есть кому написать.
Считается, что я пишу жениху Николь. Считается, что он мне отвечает, думая, что отвечает ей.
Зачем?
В лексической структуре Николиной жизни этот вопрос отсутствует или закодирован. Мы уже обсуждали с тобой, Кузя, что Николь – стихия. И у ветра не принято спрашивать, зачем он дует. А еще, Кузя, я понимаю, что дать слово и держать – это большое счастье. Дурость, конечно. Зато без всяких сомнений. Знаешь, сейчас снова вошли в моду мушкетеры. И у моего Ромы на лайт-боксе написано: «Один за всех, все за одного!» Тебе нравится этот политический призыв? Мне тоже нет. Зато я теперь честно осознаю себя Портосом. И дерусь, потому что дерусь.
Я пишу. Он отвечает. И даю голову на отсечение, что это не мальчик по имени Георгий.
А кто?
Я спрашиваю себя: «А кто?», но не хочу спросить у него. С той стороны монитора – та же фигня. Мы пишем друг другу письма. И я думаю, что он… Алекс.
Нет повода врать окружающим, потому что самих окружающих нет тоже. Я была плохой женой всем трем своим мужьям, потому что ни один из них не был Лешей. Но и Леше я тоже была плохой женой.
И если совсем честно, то я не смогла перестать быть его женой. Его плохой женой.
И вот пишу. И он – отвечает. Хотя есть большой шанс, что не он.
Мы списываемся и в официальном порядке, да…
Это как голые и одетые. Как в постели и за завтраком. Ведь многие люди за завтраком делают вид, что в постели были не они. Голость проходит по разряду «вранье», «перепой», «не в себе», «инстинкты». Считается, что в трусах и в майке умеет себя вести каждый. А без трусов вести себя стыдно.
В официальной переписке мой Алекс то в смокинге, то в больничном халате. Он скупо пишет о течении Николиной болезни.
«…Есть подозрение на Альцгеймера. Сорок лет – рано, но случаи описаны. У нее провалы в памяти, брюзжание, агрессия и очень плохое настроение. Иногда она уходит туда, не знаю куда… Ее находят и возвращают на место…»
«…Появилась надежда на шизофрению. Это намного лучше предыдущего диагноза. С шизофренией можно жить. Доктор сказал, что есть триста разновидностей. И точно определить он пока не может…»
«…Она просит, чтобы к нам приехала твоя дочь. Она наотрез отказывается от маниакально-депрессивного психоза. Она просит лечить ее электричеством. Я расцениваю это как признаки выздоровления и уже начал оформлять твоей дочери документы. Самаритяне обещали трудоустроить ее официально…» Мы очень инфантильные и глупые люди, Кузя. А глупость – это единственное, что никогда не кончается. Мы так намучались с этими бесконечными сменами курсов, так устали от участия в большом и светлом, которое по прошествии времени объявляется мелким и темным… Мы так запыхались, пытаясь куда-то успеть… В общем, мы дорожим своей глупостью, своими неумениями и своими нежеланиями. И они нас не подводят. Да.
В официальной переписке я сообщаю Алексу твои паспортные данные. Ты думаешь, запускаю этим сценарий бразильского сериала? Ты думаешь, что вот сейчас, в эти минуты, он сидит и подсчитывает месяцы, дни, минуты нашего расставания? И скупая мужская слеза уже катится по его крупному носу? И он вычеркивает меня, предательницу, из своей жизни, но открывает объятия тебе? И это все уже окончательно и forever, то есть – навсегда?
Ага, я тоже так думаю. Три дня. Целых три дня я готовлю слова, паузы и аргументы. И они получаются у меня даже лучше, чем яблочный пирог или крыжовенное варенье. Мои слова можно есть, намазывать на хлеб, пить – тоже можно. Хранить в погребе для особого случая. Или добавлять в супы и макароны (ладно, в пасту).
А через три дня, вечером в пятницу, выясняется, что они – не пригодились. Алекс пишет, что отправил тебе вызов. Не от себя, а от больницы, как и обещал. Все счастливы.