— Слушай, а может, она по мальчикам ударяет? — предположила Алинка. — Помнишь, как Ложкарева, которой мы с тобой мстили за двойное убийство пятнадцатилетней давности? Чем старше она становилась, тем моложе были ее любовники.
— Может быть.
— Или по девочкам, — выдвинула новую версию Нечаева.
— Ну и с чего ты это взяла?
— Не знаю. Поля, а что ты будешь делать, если у этой дамочки не окажется никаких странностей?
— Они есть у всех.
— И все-таки? — не унималась моя подружка.
— Алина, уж не хочешь ли ты, чтобы я напрягала свою фантазию на пустом месте?
— Я просто подумала, что тебе скучно одной сидеть в машине напротив конторки, в которой работает Анисимова. Поля, тебе ведь скучно?
— Да уж, веселого мало.
— Вот я и пытаюсь тебя развлечь.
— Спасибо. Если и сегодня Валерия Николаевна поедет с работы домой, то больше не буду тратить время на слежку за ней. Придется искать другие способы, чтобы проникнуть в ее микрокосм.
— Удачи! — Нечаева отключилась, и время медленно-медленно потекло дальше.
Действительно, ждать гораздо хуже, чем догонять. Брошюрка с кроссвордами и прочими головоломками была уже разгадана мною от корки до корки. И почему я не умею вязать? Сейчас бы работала спицами, наблюдая за входом в реабилитационный центр, и к концу дня, глядишь, шарфик был бы готов. Холода не за горами, а хэнд-мэйд опять в моде.
В начале седьмого Анисимова вышла на улицу, и к ней сразу же подошла какая-то женщина. Она ей что-то говорила-говорила, а директриса реабилитационного центра молча смотрела на нее неприязненным взглядом. Женщина повернулась в мою сторону, и я узнала в ней Тищенко. Валерия Николаевна вдруг резко отстранила ее от себя и направилась к своей машине. Лидия глядела ей вслед, пока она не села за руль, и побрела в сторону автобусной остановки. Я выскочила из «Мини-Купера» и быстрой походкой пошла за ней. Когда расстояние между нами сократилась до метра, я окликнула ее:
— Лида!
— Вы меня? — спросила Тищенко, оглянувшись.
— Да, вас, — подтвердила я.
— Простите, но я вас не помню, — растерялась Лидия.
— Все правильно, вы меня вообще не знаете.
— Но кто вы тогда? Что вам от меня надо? — в глазах медсестры был испуг.
— Нам надо поговорить.
— Но мне не о чем с вами разговаривать! — Тищенко развернулась и пошла своей дорогой.
Я обогнала ее и, преградив путь, сказала:
— Ошибаетесь, Лидия Михайловна, нам есть о чем поговорить. Например, о пожаре в доме престарелых.
— Вы меня с кем-то путаете, — дрожащими губами пролепетала Тищенко.
— Да с кем вас можно перепутать? Вы ведь работали медсестрой в доме престарелых, так? — Лидия молчала, не подтверждая и не опровергая это. Я продолжила: — А та женщина, с которой вы пытались заговорить на лестнице, была тогда вашей начальницей, не правда ли? Вы хотели у нее что-то попросить, но Валерия Николаевна не захотела с вами беседовать.
— Дайте пройти, — произнесла Лида, собрав в кулак всю свою волю.
— Пожалуйста, — я шагнула в сторону. — Идите! Путь свободен. Только куда вам идти? От себя, как известно, не убежишь. Так может, есть смысл задержаться и поговорить? Вы ведь ни с кем не можете поделиться тем, в какую воронку затащила вас Анисимова. Вы барахтаетесь в ней одна, никто даже не пытается вам помочь. Валерии на вас наплевать. Своей матери вы, наверняка, не решаетесь ничего рассказать. Подруг у вас нет. А мертвые, за могилами которых вы ухаживаете, приходят к вам во сне, но ничем не могут помочь…
— Вы из полиции? — предположила Тищенко.
— Нет, я частный детектив.
— Я ничего вам не скажу. Извините, мне надо идти, у меня дома больной ребенок, — сказала медсестра, но продолжала стоять на месте. Она была так мертвенно бледна, что я ни на шутку испугалась за нее.
— Эй! — я пощелкала пальцами у нее перед глазами. — Вы в порядке?
— Нет, я не в порядке. — Лидия Михайловна пошатнулась. — Но это моя проблема.
— Вам нужны деньги для лечения сына? — предположила я. У женщины, стоявшей передо мной, потекли из глаз крупные слезы. — Вы попросили их у Анисимовой, но она вам отказала?
— Зачем вы меня мучаете? — Тищенко вытерла рукой слезы.
— Я не мучаю вас, а прошу у вас помощи. Принимая во внимание ваше сложное материальное положение, я готова заплатить за вашу информацию.
— Нет, — замотала головой Лидия. — Я ничего вам не скажу.
— Вы кого-то боитесь? — Медсестра вздрогнула, и я поняла, что попала в точку. — Анисимову? Нефедова?
— Обоих, — еле слышно пролепетала Тищенко.
— Лидия Михайловна, меня наняли для того, чтобы наказать всех, кто причастен к тому, что произошло в доме престарелых. Я имею в виду не только пожар, но и то, что ему предшествовало. Ваша роль во всем этом мне более или менее известна. Вы, наверное, сейчас думаете, собираюсь ли я наказать вас? Какой в этом смысл? Сильнее наказания, чем больной ребенок, все равно нет. Вы единственный человек, который терзается угрызениями совести по поводу случившегося, кто пытается как-то загладить свою вину, поэтому я могу обратиться к вам с взаимовыгодным предложением — вы помогаете мне восполнить кое-какие информационные пробелы, а я помогаю вам материально.
— Почему я должна вам верить? — Тищенко явно заинтересовалась моим предложением, но боялась обмануться.
— Именно тот же вопрос я могла бы адресовать и вам. Ради денег вы можете наговорить мне всякой ерунды… Но, честно говоря, я почему-то вам верю. А вы мне, значит, нет? — провокационно осведомилась я, глядя своей собеседнице прямо в глаза.
— Мне хочется вам верить, но меня уже столько раз обманывали…
— То есть вы отклоняете мое предложение? — спросила я, не теряя зрительного контакта с Лидией.
— Нет, точнее, я еще не решила, мне надо подумать…
— Ну, что ж, думайте! Это ваше право. — Я пошла к своей машине, не оглядываясь назад. Дойдя до «Мини-Купера», я щелкнула брелоком, дабы разблокировать дверцы, и вдруг услышала за своей спиной голос Тищенко.
— Я согласна. — Она, оказывается, шла за мной.
Возможно, если бы я оставила ей свои координаты, Лидия размышляла бы дольше — день, два, неделю. Но она испугалась, что я уеду и она потеряет шанс спасти своего сына.
— Садитесь, — произнесла я, не оборачиваясь. — Поговорим в машине.
Глава 5
Тищенко ерзала в кресле, чувствуя себя неуютно в «Мини-Купере». Она кусала кубы, а ее взгляд при этом был какой-то отсутствующий, расфокусированный.
— Да, я виновата. — Лидия шмыгнула носом. После этого исповедального всхлипа она снова замкнулась.
Не было никакого смысла сотрясать воздух в салоне моего авто совестливыми речами, она и без них находилась не в том состоянии, чтобы продолжать беседу. Я решила занять нейтральную позицию, сказав:
— Вы оказались в сложной жизненной ситуации и выбрали не самую оптимальную модель поведения. Что ж, бывает.
Почувствовав, что я все же не враг ей, Тищенко решилась узнать:
— Как я могу вам помочь?
— Расскажите мне об Анисимовой. Что она за человек? Какие скрытые пружины движут ее жизнью? — попросила я, незаметно включив кнопку диктофона.
— Валерия Николаевна любит деньги и власть. — После некоторой паузы Лидия добавила: — Зарплата директора дома престарелых была не ахти какой, но эта должность давала ей возможность получить дополнительный доход.
— А если конкретней?
— Анисимова брала взятки у тех, кто хотел пристроить своих родственников к нам в интернат. Она выписывала на нас премии, — говорила Тищенко без особых эмоций, — а забирала все себе, но это все мелочи… Потом, когда у нас стали проводить медицинские эксперименты, Валерия Николаевна заметно приподнялась — купила новую машину, иномарку, стала одеваться богаче…
— Остановитесь подробнее на этих экспериментах, — попросила я.
— Я ничего о них толком не знаю…
— Но вы ведь делали постояльцам дома престарелых инъекции кардипола, — я дала Тищенко понять, что мне кое-что все же известно.
— К сожалению, это так. Но я не знала, к чему это приведет… Однажды Валерия Николаевна вызвала меня к себе и поинтересовалась, как здоровье моего сына. Меня это очень удивило, потому что ее никогда прежде не волновало, есть ли у кого из сотрудников какие-то семейные проблемы и уж тем более какие именно. Она откуда-то узнала, что у меня ребенок-инвалид. Я рассказала ей, чем именно болен мой сын, что его состояние может улучшить операция и сколько она стоит. Мне показалось, что все это ей интересно, и я добавила, что моя мама мечется между внуками — у моей младшей сестры три сына. Выслушав меня, Анисимова предложила пожить с Виталиком в интернате и поработать на две ставки, потому что моя напарница увольняется. Я согласилась, даже не подозревая, что в этом предложении может быть какой-то подвох. Валерия Николаевна выделила нам комнатку во флигелечке. — Глаза Тищенко наполнились слезами.
— И вы переехали в интернат? — подтолкнула я замолчавшую Лидию к дальнейшим откровениям.
— Да, отказаться от такого заманчивого предложения было невозможно. Я стала работать на две ставки, не напрягая при этом свою маму. Виталик при этом был под постоянным присмотром. К нему бабушки и дедушки, из числа наших постояльцев, от нечего делать заходили. Потом у нас охранник был, Боря Лосев, так он тоже мне помогал. Все так хорошо складывалось, а потом Бориса ни с того ни с сего обвинили в халатности и уволили… Я не сразу поняла, что Анисимова ненужных людей убирает: сначала мою напарницу, потом Борю… А потом она вызвала меня к себе и сказала, что надо всем постояльцам колоть на ночь какой-то неизвестный препарат, вроде как снотворное. Вот тут уж я заподозрила неладное и отказалась.
— А что же Валерия Николаевна?
— Ее ничуть не смутил мой отказ. Она сказала, что сверху пришла устная директива проверить на наших постояльцах действие нового препарата. Я опять-таки усомнилась, что кто-то сверху может отдать такой приказ. Но Анисимова стала очень красноречиво говорить о том, что наши старики живут здесь, как трутни, на всем готовом, что это неправильно. А правильно будет, если они сделают что-нибудь полезное для общества. В данном случае — проверят на себе действие новых препаратов, которые, возможно, спасут многие и многие жизни. Я тогда была так благодарна Валерии Николаевне за то, что она для меня сделала, и согласилась. Только потом, когда умер Покрышкин, я задумалась, не от кардипола ли он скончался. Тому дедушке шел уже девяностый год, болячек у него хватало, и наш врач дала заключение о причине смерти. Все обошлось без вскрытия.
— То есть в доме престарелых был свой врач? — уточнила я.
— Да, Кира Константиновна, но работала она у нас по совместительству.
— А она была в курсе насчет испытаний?
— Да, но мы с ней никогда эту тему не обсуждали. Она появлялась в доме престарелых всего на несколько часов, спрашивала, какие жалобы у пациентов, делала назначения и уходила. А перед уходом Кира всегда к Валерии заглядывала. Они общались при дверях, закрытых на ключ. Мне как-то понадобилось срочно позвать докторшу к заболевшему старику и пришлось к ним стучаться…
— Как фамилия врача? — поинтересовалась я.
— Иволгина.
— Где она сейчас работает?
— Я не знаю. Она уволилась незадолго до пожара, и вроде бы даже уехала из Горовска.
— Ладно, продолжайте дальше, — попросила я.
— Старики стали умирать один за другим, просто мор какой-то напал на них. Все забеспокоились… Я пошла к Анисимовой, чтобы сказать ей, что больше не буду участвовать в этом эксперименте, а она не только не приняла мой отказ, но еще и стала кричать на меня. Мол, у нее и так проблем полно, а тут я лезу. Валерии Николаевне кто-то по секрету сообщил, что к нам комиссия из областного центра вот-вот приедет, чтобы выяснить, почему смертность повысилась. Разумеется, моему сыну нельзя было оставаться в интернате. Я попросила Борю, который жил через дорогу, чтобы он на время приютил нас с Виталиком у себя — домой мы вернуться не могли, потому что я сдала квартиру студенткам, деньги у них вперед за два месяца взяла и отложила их на операцию сыну. Лосев согласился и даже в очередной раз предложил мне выйти за него замуж. Я сказала, что подумаю об официальном оформлении отношений, и мы с Виталиком переехали из флигеля к нему. Борис жил со своей пожилой матерью. Ей, конечно, не нравилось, что сын нашел себе женщину с ребенком-инвалидом, но она мне в глаза это не высказывала…
— Лида, давайте вернемся к тому, что произошло в доме престарелых. Вы знали заранее о пожаре?
— Нет, — мотнула головой Тищенко. — Анисимова позвала к себе в кабинет меня и Степана Нефедова, охранника. Она предположила, что, скорее всего, это Иволгина, уволившись, настучала об экспериментах в облздрав. А еще Валерия Николаевна сказала, что кардипол накапливается в печени, разрушая ее, поэтому, несмотря на то что мы перестали вводить его старикам, анализ крови обязательно это покажет.
— То есть в результате вашего «научного эксперимента» выяснилось, что вреда от этого препарата больше, чем пользы?
— Можно сказать и так. — Тищенко тяжело вздохнула. — Производителям предстояло улучшить рецептуру.
— А кто производитель?
— Какой-то «Сильс». Где он находится и кто им руководит, я не знаю. Так вот, я спросила Валерию Николаевну, — Лидия вернулась к прежней теме, — что же теперь со всеми нами будет. Она сказала, если очень постараться, то можно найти выход. Нефедов был того же мнения. Он не слишком-то унывал. Анисимова подмигнула Степану, и тот дал ей понять, что все понял. Я даже представить себе не могла, что они задумали, правда. Я тогда вообще плохо что-либо соображала, потому что думала о Виталике, о том, что с ним будет, если меня посадят… До меня дошло, на что намекала Анисимова Нефедову только тогда, когда ночью увидела из окна, что горит дом престарелых. Набросив на себя одежду, я побежала туда, чтобы открыть запасной выход. Я случайно увидела днем, что Степан закрыл его снаружи, но тоже не придала этому значения.
— Лида, а расскажите мне об этом охраннике.
— Он устроился в дом престарелых примерно за полгода до пожара. Степан Всеволодович постоянно торчал в кабинете у Анисимовой. Ходили слухи, что они любовники. Но я однажды видела, что он приставал к нашей кухарке Верочке.
— Так, Нефедов — бабник. Что еще?
— Я могу ошибаться, но мне кажется, это именно Степан предложил Анисимовой устроить тот эксперимент.
— Почему вы так думаете?
— Он будто бы специально для этого к нам устроился. Трудно представить, чтобы наша Валерия Николаевна прислушивалась к какому-то охраннику, но это так, она с ним считалась. Да что там считалась, она плясала под его дудку! Думаю, Нефедов на самом деле был не тем, за кого себя выдавал. Не простой он мужик, очень непростой, — Лида сузила глаза, словно пыталась представить его. — Степан физически очень сильный. Он один может выдержать напор толпы. Однажды к нам компания наркоманов вломилась. Они требовали проводить их в медпункт. Нефедов выставил их вон, хотя у кого-то из парней поблескивал в руках нож. А если Степана сильно разозлить, он и убить может.
— Так уж и убить? — Я сознательно впустила в свой голос скепсис, чтобы Тищенко проиллюстрировала свое последнее замечание какими-нибудь примерами.
— К нам как-то ночью на кухню залез через окно пожилой бомж, так Степан поймал его и стал так дубастить, что мы все, кто той ночью дежурил, испугались, что он его забьет до смерти за кусок колбасы. Я, конечно, не уверена, но мне кажется, что Нефедов служил в каком-нибудь спецподразделении. Физически он очень крепок.
— Ясно. Давайте вернемся к Анисимовой. Характеризуя ее, вы сказали, что она любит деньги и власть. Похоже, что деньги она все-таки любит больше, если позволила себе пойти на поводу у охранника, предложившего ей выгодную сделку, — размышляла я вслух. — Лида, а что вам известно о личной жизни Валерии Николаевны?
— Не так уж много. Она сама никогда ничего о себе не рассказывала, но кое-какие подробности ее семейной жизни все-таки к нам просочились. К одной из наших постоялиц приходила приятельница, которая жила в одном доме с Анисимовой. Так вот, она сказала, что года четыре назад Валерия Николаевна выгнала мужа, узнав, что он ей изменяет с молодой незамужней женщиной из соседнего подъезда. Как ни странно, но Анисимов ушел не к соседке, а к своей матери. А через год он умер. То ли спился с горя, то ли какая-то болезнь свела его так быстро в могилу. Точной причины его смерти та женщина не знала. Зато она была в курсе, что дочь Анисимовой, Ксюша, считала мать виноватой в смерти отца. Стены в том доме тонкие, так что слышно все, о чем соседи разговаривают. Вот она и слышала, что Ксюша бросала матери те обвинения. Как только ей исполнилось восемнадцать, она уехала из Горовска. Валерия Николаевна говорила соседям, что ее дочка учится в Москве, только Ксения ни на одни каникулы к ней не приезжала. Похоже, обида на мать глубоко засела в ее душе… Я вчера вечером ждала Анисимову около ее дома, но так и не дождалась. Мне сказали, что она куда-то переехала.
— Я в курсе. Через полтора месяца после пожара она купила себе трехэтажный коттедж в пригороде Горовска.
— Это зачем же ей одной такие хоромы? — удивилась Тищенко.
— Для некоторых излишек — вещь крайне необходимая, — философствовала я. — А может, Валерия Николаевна надеется, что дочь к ней вернется, забыв все обиды.
Лидия о чем-то задумалась. Я не стала отвлекать ее своими вопросами. Минуты через две она заговорила:
— Купила дом… Так вот, значит, почему она отказалась от своих слов. У нее, похоже, денег не осталось, все в коттедж вбухала.
— Так Анисимова обещала вам деньги? — уточнила я.