– Прощай, дружище, – сказал Олег, пожимая широкую, как лопата, ладонь.
Они спустились с баррикады и пошли дальше на север, а он остался среди соратников.
– Значит, Цагене ранен… – проговорил Олег, когда стало ясно, что их не услышат. – Причем тяжело.
Вспомнился тот момент в Замке Истины, когда отдача дернула руку, глухо хлопнуло, на рясе главы Ордена Взыскующих Истины в верхней части груди появилось кровавое пятно. Мигом позже Цагене упал на спину, правда, затем ползал, и шустро… Но с перепугу чего только не сделаешь?
– Так что даже командовать не может, – продолжил Соловьев. – Что неплохо… Неужели его некем заменить?
– Сам подумай, друг. – Ингера постучала себя пальцем по лбу, но сделала это с такой улыбкой, что вышло не обидно. – Разве такой босс допустит рядом конкурентов? Преподобных, что хоть что-то могли и значили, он из инквизиции давно убрал, оставил лишь исполнителей, и сейчас они в растерянности, не знают, что делать, поскольку не умеют проявлять инициативу…
Ну, да, всего один выстрел, даже не смертельный, и восстание в Лирморе оказалось без головы. Можно было бы собой погордиться, но желания такого не возникало…
Улица Горшечников вывела на Круглую площадь, и вот здесь им встретилась первая воронка, достаточно большая, чтобы в нее провалилась телега вместе с лошадью. Затем попалась вторая, третья, дом с громадной дырой в стене и следующий, превращенный в груду обломков.
– Неужели кто-то стрелял из пушек по жилым кварталам? – спросил Олег. – Зачем?
Дальше на север, насколько он мог видеть, тянулась зона сплошного разрушения. Улица представляла собой ряд воронок, груды развалин по сторонам от нее обозначали дома.
Здесь были люди, копошились в руинах, рылись в обломках, что-то вытаскивали. Смотрели на чужаков недоверчиво, дергались при каждом шорохе, глаза у всех – у женщин, у мужчин и детей – казались одинаково пустыми, лица выражали только страх.
– Может быть, это ошибка… – Судя по голосу Ингеры, слова давались ей с трудом. – Может быть, попытка запугать… Чтобы знали, что будет с теми, кто поддержит Цагене.
Впереди, лавируя меж воронок, катили повозку рикши очень старый мужчина и средних лет женщина. На повозке стоял сундук, обвязанный ремнями, сидела крохотная девчушка и держала клетку с облезлым, но все еще цветастым попугаем. Услышав, что их кто-то догоняет, женщина обернулась, лицо ее исказилось.
– Не убивайте нас! – запричитала она, падая на колени. – Отец, моли их!
Старик оглянулся тоже, стало видно, что на его физиономии страх борется с остатками гордости.
– Мы никого не будем убивать! – поспешно воскликнул Олег.
– Убивать! Убивать! – неожиданно завопил попугай, а девочка заплакала.
Пришлось свернуть, пройти так, чтобы повозка осталась в стороне.
Улица, названия которой Олег не помнил, вывела к реке, и открылся расположенный восточнее Новый мост. На западе стала видна громада Замка Истины, такого же гордого и мрачного, как обычно, разве что с черными знаменами на всех до единой башнях. Завидев их, Олег невольно сжал кулаки, а Ингера заскрипела зубами.
– Взорвала бы это логовище мерзости, снесла бы до основания, – призналась она. – Святоши долбаные…
И добавила несколько фраз на сурганском.
Мост, если честно, нужно было одной из противоборствующих сторон либо взорвать, либо захватить и держать под охраной, но ни то, ни другое в хаосе, что охватил Лирмор, никто не сделал. То ли соображения не хватило у командиров, то ли про него попросту забыли за более срочными делами, посчитали, что эту задачу решит кто-то другой.
– Пусто, как хорошо… – протянула Ингера, и они припустили на север со всех ног.
С воды хорошо было видно, сколь во многих местах и как сильно горит город. Счастье еще, что Лирмор большей частью строили из камня, и пищи для пожаров в нем имелось немного. Но грязно-серые дымные хвосты там и тут уродовали рассветное небо.
Новый мост остался за спиной, потянулся квартал, вроде бы целый, но при этом совершенно безлюдный. Жители то ли сбежали, то ли попрятались по подвалам, опасаясь, что и на их дома с небес упадет начиненная порохом смерть.
Новые развалины, «брызги» разбитых стекол на мостовой…
Олег не обратил внимания на донесшийся с севера дробный стук, но вот Ингера встрепенулась.
– Всадники, – сказала она настороженно. – Давай-ка спрячемся…
Они метнулись в переулок, откуда тянуло гарью и жженым мясом, через выбитое окно спустились в полуподвал, где до недавнего времени, судя по запаху и обстановке, торговали хлебом. Отсюда был хорошо виден кусок уходившей к мосту улицы.
Стук копыт усилился, мимо промчались три всадника с готовыми к стрельбе карабинами в руках и саблями на поясах. Через некоторое время проехали назад, уже шагом, внимательно оглядываясь, так что Олегу и Ингере пришлось спрятаться, отступить от окна.
Прикатил новый звук, куда более мощный, но монотонный, размеренный, слитный топот вперемежку с ржанием и постукиванием, какое издают колеса без шин на неровной поверхности.
По улице шли пехотинцы в серо-зеленых мундирах, с винтовками и вещевыми мешками за спиной, с касками на головах. Лошади тащили пушки, задравшие к небу стальные хоботы стволов, подпрыгивали на телегах снарядные ящики, возницы щелкали кнутами и орудовали поводьями. Кто-то из архиерей-генералов вел свою часть в Лирмор. Неясно только, для чего – чтобы присоединиться к мятежной инквизиции или чтобы выступить против нее.
– В городе будет жарко, – прошептала Ингера, выглядывая из-за подоконника. – Вовремя мы ушли. Ведь так?
– Само собой, – отозвался Олег. – Только мы пока не ушли… идем.
Топот стих, войска утопали на юг, к переправе через Золотоструйную.
И только после того, как мимо промчался еще один разъезд из десятка кавалеристов, они покинули убежище. Солнце к этому времени поднялось, начало припекать, и Олег с тоской подумал, каково будет тащиться по такой жаре.
Они миновали черные от копоти руины на месте сожженного несколько дней назад храма Ордена Хранящих Святость. Потянулся район Лирмора, почти не затронутый всеобщим хаосом, с открытыми магазинами и тавернами и даже с прохожими на улицах.
Но за очередным поворотом обнаружилась баррикада, разбитая в щепки выстрелами артиллерии, и рядом с ней трупы, множество тел с оружием в руках и без, некоторые в рясах: жужжали жирные зеленые мухи, деловито каркали пирующие вороны. Ингера сглотнула, у Олега ком подкатил к горлу.
– Почему никто не хоронит? – спросил он. – Вонять же будут… уже воняют.
Судя по виду тел, они лежали тут со вчерашнего дня, и запашок чувствовался.
– Может быть, король запретил погребать тела мятежников? – спросила девушка. – Или, скорее, никому до этого пока дела нет, местные все разбежались, боятся и нос высунуть… А это что там?
За баррикадой, там, где от улицы ответвлялась другая, более узкая, под фонарем стояла лошадь. Оседланная, с уздечкой на морде и даже с сумками на боках, но не привязанная и без каких-либо следов хозяина рядом.
– Не думаешь же ты… – начал Олег, но Ингера уже пошла к животному.
Лошадь, светло-коричневая, с белой гривой и черными глазами, следила за ней настороженно, даже отступила на шаг, но затем позволила себя погладить, затянуть какие-то ремни на боку.
– Так получится куда быстрее, поверь мне, – сказала девушка. – Это не так сложно.
Олег уныло вздохнул:
– Вдвоем поедем на одной?
– Почему? Наверняка тут есть еще, надо только поискать…
К его удивлению, пророчество Ингеры сбылось через сотню метров, когда им встретилась оседланная черная кобыла. Похоже, одно из кавалерийских соединений армии Цада в недавнее время потеряло в этом районе такое количество людей, что о разбежавшихся животных никто и не вспомнил.
– Не так сложно, говоришь? – уныло поинтересовался Олег, вставляя ногу в стремя.
– Тебе понравится, друг, – пообещала девушка с ехидной усмешкой.
На спину лошади он забрался со второй попытки и вроде бы даже понял, как управлять скакуном.
– Я поведу, ты за мной, – сказала Ингера, тоже оказавшись верхом. – Вперед!
Олег толкнул свою кобылу пятками в бока, та недоуменно фыркнула, но сдвинуться с места и не подумала.
– Сильнее! – крикнула девушка. – Не стесняйся! Покажи, кто тут хозяин!
После второго толчка коняга соизволила переступить ногами и лениво затрусила по улице.
– Вот так хорошо. – Ингера заулыбалась. – Я знала, что у тебя получится!
Седло болезненно лупило по заднице, земля казалась до опасного далекой, но в остальном все было ничего. Мимо плыли дома, старые, облупленные хибарки северной окраины, из некоторых выглядывали люди, провожали всадников недоверчивыми взглядами. Но оба они были при оружии, так что приближаться никто не рисковал.
– Ты дорогу знаешь? – спросила Ингера, обернувшись, когда справа оказался глубокий овраг, слева пустырь, заросший бурьяном, а впереди открылась гряда невысоких холмов с пологими склонами. Лирмор остался позади.
– Знаю, – напряженно ответил Олег.
На седьмой заставе корпуса Пограничной стражи Цада он бывал раза три или четыре, единожды вывалился из «дырки» в каком-то километре от нее и потом шлепал пешком до города.
– Тогда твоя очередь вести.
– Ну… я попробую.
Черная кобыла, обнаружив, что она теперь лидер, решила, что бурьян ее привлекает куда больше, чем прогулка на север. Пришлось хорошенько стегнуть животное по боку, да еще и добавить пятками, чтобы оно двинулось туда, куда надо, и не шагом, а рысью.
Из-под копыт летели комья бурой земли, Олега трясло и подбрасывало, точно в машине на ухабистой дороге, и он с завистью косился на Ингеру, что сидела в седле будто влитая.
Когда добрались до вершины одного из холмов, он оглянулся. Столица Цада лежала позади, сотрясаемая залпами вновь начавшей стрелять артиллерии, закутанная в тяжелые свинцовые облака дыма, из которого торчали купола больших храмов.
Если Цагене возьмет верх, то тот веселый город, который Олег любил, куда ездил много лет, сгинет как сон… Но даже если король и его сторонники победят, то много труда понадобится, чтобы сделать Лирмор прежним…
Дальше на север тянулась плоская, унылая равнина, на самой границе переходившая в Пустоши. Вода тут встречалась редко, там, где она подходила ближе к поверхности, теснились чахлые деревца, изредка попадались группы серых и бежевых скал, потрескавшихся и уродливых.
До цели добрались к полудню, когда солнце висело в зените и немилосердно жгло.
Седьмая застава находилась на берегу реки, что наполнялась водой один раз в год, во время весенних дождей. Сложенное из валунов здание, прикрытое оградой из того же материала, стояло на вершине холма, и в выгоревшей добела небесной голубизне вился белый флаг с черным кругом и крестом внутри.
Честно говоря, Олег рассчитывал встретить кого-то из погранцов по дороге, но им так никто и не попался.
– Они что, тут совсем службу забросили? – спросила Ингера, когда стало ясно, что и на дозорной вышке никого нет.
Гости невозбранно въехали во двор.
Олег закряхтел, покидая седло, а оказавшись на земле, обнаружил, что не может сделать ни шага – бедра и ягодицы болели так, словно по ним добрый час колотили палками, похрустывало в спине, а в голове болезненно екало, словно он еще ехал верхом.
Тут уж дверь заставы распахнулась, и на крыльцо вышел ее командир, перуанец-кечуа по имени Пабло, адски похожий на индейского вождя даже в потрепанной форме и сомбреро.
– ¡Caramba! ¿Eres tu? ¿A horcajadas? ¿I con una chica muy guapa?[10] – воскликнул он, вытаращивая глаза, и перешел на цадский, сообразив, что «чика» по-испански может не понимать. – Ты совсем обнаглел, проводник, что явился сюда, и еще привел эту красавицу, что непонятно как оказалась в компании такого подлого негодяя и предателя. Как ты вообще осмелился явиться к нам? Карамба!
Трепаться командир заставы любил, как и распускать хвост перед женщинами.
– Ты правда думаешь, что Редондо предал я? – спросил Олег. – Зачем мне это?
– Ну, не знаю… – Несмотря на суровый тон и громкие слова, пистолета из кобуры Пабло не вынул: судя по его поведению, он не особенно верил в обвинения, выдвинутые против проводника по кличке Соловей. – Может быть, ты денег захотел? Или еще чего? Ведь Редондо погиб, так?
– Давай зайдем внутрь, и я все тебе расскажу. – Олег вытянул перед собой руки. – Если хочешь, то я отдам оружие и позволю заковать себя в наручники…
Он был готов не к самому дружелюбному приему, к тому, что придется доказывать свою невиновность.
– Эй, Родриго! – крикнул Пабло, и на крыльцо выскочил еще один погранец, родом из Колумбии. – Забери у него все, что стреляет, и у сеньориты тоже… Лошадей привяжи. Пойдем в дом, чего на солнце стоять?
Олег переступил через порог и замер, его словно приморозило к полу. Стало ясно, почему никого из пограничников не обнаружилось снаружи, даже на караульной вышке, – у длинного стола, окруженный подчиненными Пабло, сидел оборванный, грязный Эрик и торопливо выскребал что-то ложкой из миски. Они с Ингерой оказались сегодня не первыми гостями на заставе, и предыдущий, судя по его изнуренному виду, тоже явился из мест не самых благополучных, а значит, принес интересные новости. Хоть какое-то разнообразие в монотонной службе…
Их глаза встретились, и латыш замер.
– Ах ты, сука, – сказал Олег на великом и могучем, а затем бросился вперед.
Он прыгнул через стол, не обращая внимания на удивленные и раздраженные крики, на то, что сбил на пол большой горшок, думая только об одном, как бы вцепиться в горло предателю!
И он почти преуспел!
Шлепнулся животом на доски, загреб ладонями воздух около самого лица Эрика. Тот дернулся назад, а в следующий момент уже Олега схватили, потащили назад, заламывая руки.
– Отпустите! – заорал он на испанском. – Этот гад – предатель! Продался Цагене! Сдал меня в лапы инквизиции!
– Остынь, – рядом появилось лицо Пабло, мрачное и суровое. – Драки не будет, так! Понимаешь меня?
Олег несколько раз глубоко вздохнул, стараясь не смотреть туда, где вставал со стула трясущийся, бледный Эрик. Да, в мире сырых темных джунглей он не стал убивать бывшего приятеля, поскольку тогда предательство латыша казалось делом исключительно личным.
Но с того времени слишком многое изменилось, Цад охватило пламя междоусобицы, над красивым, веселым Лирмором повис дым от пожаров, а отдельные его кварталы превратились в залитые кровью руины.
– Да, я понимаю тебя, – сказал Соловьев.
– Очень хорошо. Тогда… – Пабло осекся, услышав, как выразительно щелкнул взведенный курок.
Ингера стояла у двери, приложив к плечу ружье, и целилась в голову Эрику. Выглядела девушка решительно, и оружие, позаимствованное у одного из офицеров заставы, что удивленно хлопал глазищами, сидя на полу, не дрожало в ее руках.
– Рассказывай всю правду, урод, – приказала она. – Иначе я вышибу тебе мозги.
Пабло распрямился, став похожим уже не просто на вождя, а на императора ацтеков или инков.
– А ну тихо! – рявкнул он так, что задребезжал валявшийся на полу горшок. – Распоряжаюсь здесь только я, так! Карамба! Ружье опусти и верни хозяину немедленно! Только тогда будем разговаривать!
Ингера покосилась на Олега, и тот медленно кивнул – делай, как говорят.
– Прошу меня извинить. – На губах девушки возникла обворожительная улыбка, она наклонилась, подав руку тому офицеру, которого недавно обезоружила. – Все возвращаю. Погорячилась немного…
– Ага, – только и буркнул погранец, забирая ружье.
Открылась дверь, и вошел Родриго.
– Что за шум, а драки нет? Или есть? – недоуменно спросил он.
– Это мы пока не решили, – сказал Пабло мрачно. – Отпустите его.
Последнее распоряжение касалось Олега.
– А, я хотел и сам все рассказать! Я осознал, что наделал! Когда вернулся! – неожиданно заговорил Эрик. – Увидел, что они сделали со штаб-квартирой и городом!
По бледному лицу его, покрытому грязью, текли слезы, руки дрожали, в глазах стояла тоска. Простреленное плечо его, судя по движениям, было плотно забинтовано под одеждой, но особенно не беспокоило.
– Отставить истерику! – рявкнул Пабло. – Родриго, тащи бутылку с настойкой! Маурисио, кто сегодня дежурный, кому порядок в помещении наводить? А ну быстро! Эрнан, на вышку мигом, а то вдруг еще кто явится!
Пограничники забегали, точно застигнутые на месте преступления тараканы.
Гостей усадили за стол, Ингеру с Олегом с одной стороны, Эрика – с другой. Запыхавшийся Родриго приволок огромную бутыль темного стекла, а когда вытащил пробку, по комнате поплыл резкий, странный запах, напоминающий о кактусах, о знойной пустыне и ядовитых змеях.
– Для начала выпьем, а затем поговорим, – сказал Пабло. – Стаканы!
Жидкость из бутылки оказалась темно-зеленой, густой, почти как подсолнечное масло, и налил командир заставы щедро, каждому, в том числе и себе, грамм по сто, разве что Ингере поменьше.
– За истину, – провозгласил он. – ¡Salud![11]
Олег недоверчиво понюхал, затем хлебнул и сам не заметил, как выпил все до капли. По горлу прокатилась обжигающая волна, в животе словно заработала маленькая печь, и стало как-то спокойнее, уютнее.
– Из чего это сделано? – спросила Ингера.
– Тебе лучше не знать, красавица. – Пабло белозубо улыбнулся, но тут же вновь насупился, стал суровым и властным пограничником. – Итак, я готов слушать, сеньоры! Кто первый?
– Он. – Олег указал на ссутулившегося, жалкого Эрика. – Интересно, что скажет.