— Ну так как же? — спросила я.
— Машина оказалась в гараже, потому что ее пригнала туда я.
Я оставила без внимания ее вызывающий тон.
— Вот как! Ты поехала в «Марч Хаус» и забрала ее оттуда?
— Отнюдь. Откуда мне было знать, что она там? Машина стояла на подъездной дорожке.
Это было нечто для меня неожиданное, и я не сумела скрыть удивления.
— На дорожке, говоришь? На вашей?
— Внизу, у самого шоссе. Я нашла ее рано утром. Сначала я подумала, что у матери кончился бензин, но это было не так.
— Ты говорила об этом лейтенанту Фишеру?
— Нет.
— Но почему?
— Потому что он не спрашивал. — Тон Эстеллы становился все более дерзким. Она провела по губам пальцами и теперь смотрела на кровь, будто не веря своим глазам. — Будут еще вопросы?
Я взяла из коробки на столе бумажную салфетку и передала ей. Подумав, я решила зайти с другой стороны.
— Зачем твоя мать поехала к Грейс в глухую полночь?
— Я не знаю.
— Нет, ты знаешь! Роза никогда не уезжала из дома, не поставив тебя в известность, куда едет и зачем. Так было заведено с раннего детства.
Девушка сердито метнула в меня глазами. На какой-то момент мне показалось, что она собирается открыть правду, но уже в следующий миг некая завеса снова опустилась между нами.
— Я не была с ней в тот вечер. — Она промокнула кровь на губе салфеткой. — Мы с Фрэнсисом ездили в Менемшу.
— Понятно… В котором часу вы вернулись?
— Точно не скажу… В десять тридцать, может быть, в одиннадцать.
— И матери дома не было?
Она отрицательно покачала головой, однако что-то заставляло меня сомневаться в ее искренности.
— Разве тебе не показалось странным, что мать уехала из дома и не оставила записки с указанием, куда едет и когда вернется?
— Дверь ее комнаты была заперта. Я подумала, что она дома и спит.
— Но как ты могла это подумать, если не было ее автомобиля?
Она хмурилась все больше.
— Я не заглядывала в гараж. Зачем мне было заглядывать? Его дверь была заперта, а это бывает тогда, когда там стоит машина.
Она ускользала от меня. Выброшенный в мою кровь адреналин начал снижаться, и я почувствовала неуверенность. Было очевидно, что она лжет, но лжет умело, выбивая оружие из моих рук. Надо было придумать что-то, чтобы не оказаться в дураках. И я решилась.
— А ты знаешь, Эстелла, что тебя видели в ту ночь близ усадьбы Чедвик? Ты подъехала к дому вместе с Фрэнсисом, подошла к заднему входу, окликнула свою мать, а потом вернулась к подъезду, села в «кадиллак» и уехала.
Я сразу увидела, что дала промах. Впервые за все время нашего разговора выражение угрюмого страха исчезло с лица девушки. Она воззрилась на меня со смехом.
— Откуда вы это взяли? Я даже близко там не была.
— Есть свидетель, — не сдавалась я. — И очень надежный.
— Кто бы это ни был, он лжет! Я была дома, весь вечер и всю ночь. Можете спросить кого угодно. Когда мама не вернулась домой, мы ждали ее до двух часов и только потом…
Она остановилась, поняв, что противоречит самой себе: за минуту перед этим она говорила, что, вернувшись домой, подумала, что Роза уже спит.
За считанные секунды игра поменялась, и я снова повела в счете. Улыбка погасла на лице девушки. Она с несчастным видом сидела в кресле, комкая окровавленную салфетку. Внезапно она всхлипнула. Я подождала, когда на меня обратятся полные слез глаза.
— О Маргарет, я знаю, вы ненавидите меня, но вы должны мне поверить! Не были мы в «Марч Хаусе», честно вам говорю! Пусть их говорят, что хотят. А машина действительно стояла внизу, у самого шоссе. Понятия не имею, как она туда попала, но завелась она сразу, и я пригнала ее в гараж. Тогда я пошла в комнату матери, но она была пуста, даже постель не смята. Тут мы впервые немного заволновались, но потом подумали, что она встала с утра пораньше, убрала кровать и ушла куда-нибудь, к той же Анне. А когда та сказала, что не видела ее, мы решили, что за ней заехал кто-то из друзей. Такое бывало часто.
— И ты не беспокоилась, даже когда наступило время ленча?
Она передернула плечами.
— Нет. Во всяком случае, не очень. Я хочу сказать, что мама сама себе хозяйка, ее дело, куда ей ехать или идти. Разве дочь за нее ответчица?
Мне пришлось признать, что она вновь перешла в наступление. Однако сдавать позиции было нельзя, и я, оставив без внимания ее риторический вопрос, сказала в прежнем требовательном тоне:
— Значит, ты вовсе не ездила на обед в Менемшу и оставалась весь вечер дома? Да или нет?
— Нет.
— Куда же ты уезжала вообще?
— Мы уезжали к Анне, — сказала она после некоторой заминки. — Роза была с нами.
Впервые я почувствовала, что она не лжет.
— Вы были вместе с ней?
— Да.
— И вместе вернулись?
Она разглядывала свои руки и молчала. Я начала терять терпение.
— Давай договоримся, Эстелла: или ты скажешь это мне, или Фишеру. Решай сама.
Я ждала. Наконец она подняла голову и сказала:
— Нет, она поехала в «Марч Хаус». Ей позвонила Грейс, когда мы были у Анны.
Настал мой черед изумляться. Я едва верила своим ушам.
— Грейс позвонила Розе? К Анне?
— Да.
— В такой час? Но как она узнала, что вы там?
Она беспомощно пожала плечами. Я задала новый вопрос:
— О чем они говорили по телефону?
— Я не знаю. — В голосе ее вновь зазвенели слезы. — Честно вам говорю!
— И Роза поехала? Вот так, сразу?
Эстелла кивнула утвердительно, плача, как дитя.
— Было что-то около одиннадцати. Мы уже кончили обедать. Грейс сказала, что хочет видеть Розу немедленно. Мы приехали домой где-то в половине второго. Я думала, что мама вернулась раньше и легла спать. Не найдя ее в спальне, я позвонила в «Марч Хаус». Мама говорила мне однажды, что Грейс как правило ложится очень поздно, потому что старики не нуждаются в длительном сне. Но к телефону никто не подошел, и я решила, что Грейс уже спит и не слышит звонков. Роза уже, наверное, на пути домой, подумала я, и тоже пошла спать.
Это звучало правдоподобно. Я нарисовала себе такую картину: Эстелла, возможно одурманенная наркотиками, подвыпившая, не в состоянии думать ни о чем другом, кроме постели, которую она собирается разделить с Фрэнсисом, а быть может, и с другой парой: с «Итальянскими плавками» и двуполой девицей, пока мать спит. Я представила себе, как она просыпается утром с похмелья, вспоминает ночные события, отсутствие матери в спальне; как она распахивает дверцу машины, думая, что мать спит на переднем сиденье, и не находит ее там. Мне стало почти жаль девушку.
— Ты не знаешь, почему Роза поехала к Грейс так поздно и так внезапно — по одному звонку? Ты должна знать!
Моя настойчивость наконец была вознаграждена. Эстелла вдруг сложила оружие. Видно, она уже дошла до ручки.
— Я не вполне уверена, — начала она, — но у Розы были с ней какие-то дела.
— Какие именно? И, пожалуйста, не говори, что не знаешь, — Роза доверяла тебе все.
— Она хотела выкупить усадьбу у Элджера Микеля и вернуть ее в собственность Грейс.
Это было как внезапно вспыхнувший сноп яркого света. Я поняла, что добралась до чего-то чрезвычайно важного.
— Ну наконец! — выдохнула я. — Что это была за сделка?
— Сделка?
— Никто ведь не станет тратить кучу денег просто так, за здорово живешь. Что хотела Роза взамен?
Голос Эстеллы снизился почти до шепота.
— Мне кажется, она просила Грейс сделать новое завещание и оставить «Марч Хаус» ей.
— Ага… — Сноп света расширялся. Я подумала о Грейс, старой и немощной, дни которой были сочтены. Почему она согласилась с таким вариантом? Наверное, потому, что увидела в нем нехитрый способ еще раз получить для себя деньги, свободные от неусыпного и обременительного контроля со стороны Артура Хестона.
— И сколько же твоя мать предполагала уплатить Грейс за новое завещание?
Эстелла изобразила удивление.
— Я… Я ничего не знаю. По-моему, она никогда не говорила о сумме.
— Глупости! Иначе зачем стала бы Грейс делать это? Усадьбу мог выкупить для нее Артур Хестон, если бы Элджер пошел на это. Сколько собиралась дать ему Роза?
— Я… Я думаю, сто двадцать тысяч.
Я молчала, пораженная. Такая сумма! По условию, Грейс должна была уплатить Элджеру только 90 тысяч, и Роза не могла не знать этого.
— Почему так много? — спросила я наконец.
— Не знаю. Мне кажется, Роза не надеялась, что Элджер согласится на меньшее. Ведь «Марч Хаус» стоит гораздо больше, правда? И ему требуется именно такая сумма, чтобы купить что-нибудь по нынешним ценам.
— Она говорила с ним об этом?
— Я не знаю. Честно.
Эстелла сидела с несчастным видом, терзая окровавленную салфетку. Она говорила вроде бы искренне, и все-таки что-то здесь было не так. Роза никогда не выказывала интереса к усадьбе «Марч Хаус». С какой стати она вдруг решила искать для себя выгоды от сделки Элджера с Грейс? Как бы то ни было, многое еще предстояло раскрыть.
— Я не знаю. Честно.
Эстелла сидела с несчастным видом, терзая окровавленную салфетку. Она говорила вроде бы искренне, и все-таки что-то здесь было не так. Роза никогда не выказывала интереса к усадьбе «Марч Хаус». С какой стати она вдруг решила искать для себя выгоды от сделки Элджера с Грейс? Как бы то ни было, многое еще предстояло раскрыть.
Эстелле, однако, все это было, по-видимому, неинтересно. Она подняла на меня глаза, полные отчаянного страха, и сказала:
— Вы ведь не заявите в полицию, Маргарет? Не выдавайте нас… пожалуйста!…
Я поняла, что ей больше нечего рассказывать.
— Если ты имеешь в виду наркотики, — холодно проговорила я, — это целиком твое дело. Хочешь погубить себя — губи!
Я открыла дверь в кабинет. Фрэнсис, как можно было думать, подслушивал. Он отскочил от двери, как уличенный в неблаговидном поступке мальчишка. С презрительной улыбкой я прошла через парадный вход к своей машине.
Перед тем как повернуть на Мидл-роуд, я остановилась и обернулась назад, на дом Розы, принадлежащий теперь Эстелле. Никто не вышел убедиться, что гостья действительно уехала. Я постояла немного, собираясь с мыслями. Если оставить временно в стороне вопрос о том, как и почему Роза оказалась жертвой преступления, можно считать, что раскрыто многое. Но все же остается неясным, зачем она поехала в «Марч Хаус» так спешно, поздно ночью, и кто отогнал ее машину от усадьбы. Я решила, однако, не спешить и для начала сконцентрироваться на полученной информации, которая представлялась мне важной. Ее можно было суммировать в следующем виде: Роза хотела выкупить «Марч Хаус» у Элджера Микеля и вернуть его Грейс, а та взамен должна была завещать усадьбу Розе. Это было выгодно Грейс — она могла навсегда отделаться от Элджера и не опасаться его больше; она могла еще раз получить деньги, свободные от опеки Артура Хестона. Это было выгодно Розе, так как усадьба стоила значительно дороже предложенной ею суммы. Это было выгодно даже Элджеру. Он, разумеется, не получал сполна все, на что имел право, но все-таки на эти деньги мог купить другой дом, возможно, не столь престижный, но подходящий, мог расплатиться с долгами и положить конец скитаниям своей семьи.
Но вот Грейс убивает Розу, в чем нет никакого резона. Если вас не устраивает чье-либо деловое предложение, вовсе не обязательно убивать предложившего, достаточно ответить ему отказом. И в особенности, если вы — старая слабая женщина.
Трудно было поверить в то, что Грейс способна убить даже воробья, не говоря уже о человеке. Сколько я ни старалась, я не могла представить, как Грейс, оглушив Розу ударом в затылок, катит ее, бесчувственную, в водоем и держит ее голову под водой; а затем, если верить Элджеру, нападает и на него.
Чем больше я размышляла, тем нелепее мне казалось все это. Элджер, видать, говорит неправду. С этой невеселой мыслью я направлялась по Мидл-роуд к своему дому. Однако что-то мешало мне принять ее окончательно: Хедер, ее вера в Элджера, обожание детей и, как ни странно, сам Элджер. При всей его нелюдимости он был хороший отец и муж, и это не вязалось с представлением об убийце.
И тут меня посетила мысль, столь поразительная, что я чуть было не остановила машину, заглушив мотор прямо посреди полотна дороги. Двойняшки Микелей говорили Кристоферу, что Грейс — ведьма! Они будто бы видели, как она летела ночью через лужайку. Разумеется, они хотели сказать, «бежала через лужайку», потому что люди не летают, а ведьм не существует в природе. Но как может старая леди, которая и днем-то не может перейти улицу без посторонней помощи, бегать ночью через лужайку? В свете этого история Элджера снова обрела вдруг правдоподобие, а передо мной встал новый вопрос, требующий ответа. Может, Грейс — не один человек, а два? Ночная Грейс и дневная? По ночам — мистер Гайд, а днем доктор Джекулл? Но это было столь же немыслимо, как существование ведьм.
Если только… — лихорадочно работала моя мысль, — если только «ночная Грейс» была вовсе не Грейс, а некий самозванец, принявший ее облик и приманивший Розу в дом «дневной Грейс», чтобы ее убить. Этот «некто» и отогнал машину поближе к «Руккери», чтобы бросить тень подозрения на Эстеллу и Фрэнсиса.
Не могу сказать, что побудило меня сделать это, да еще столь внезапно, но я свернула на пыльную Ти-лейн и помчалась по ней к «Марч Хаусу». Что я рассчитывала там узнать? Саманта мне говорила, что Грейс Чедвик будет сегодня в городе, ее повезет доктор Гленн Ротенберг. Значит, усадьба будет в моем полном распоряжении. Какое безумие! Мой поступок можно объяснить только одним: я еще не осознала в полной мере весь ужас того, что произошло.
Глава 9
Было бесполезно пытаться спрятать мою довольно-таки громоздкую машину от посторонних глаз. Я подъехала прямо к дому и припарковалась у ступеней широкой, провисшей тесовой веранды, опоясывающей всю переднюю часть дома. Если бы меня здесь застали, можно было отговориться тем, что, дескать, я увидела дверь открытой и испугалась, что Грейс, не дай Бог, лежит больная; или сказать первое, что придет в голову, смотря по обстоятельствам, у меня это обычно получается неплохо.
Нет ничего более мрачного, чем пустой дом. Снаружи, как и внутри, — тишина. Я стояла у своей машины и чувствовала, что тишь обволакивает меня, точно ватное одеяло. Затененные окна безмолвно уставились на меня, словно глаза шпиона. Замшелые кирпичные стены хранили глубокое молчание, как и полуистлевшие, облупившиеся крашеные деревянные карнизы, как и шиферная крыша, и трубы над ней. Изредка слышались крики птиц, где-то звенела песня цикады, кровь пульсировала у меня в ушах. И только.
Я поднялась по ступенькам, пересекла веранду и позвонила у парадной двери — на случай, если Грейс передумала и осталась дома. Подождав немного, позвонила еще, прислушалась к звукам колокольчика, раздававшимся далеко внутри. Потом подняла дверной молоток, в форме латунной львиной головы, и с силой опустила его три раза. Эти агрессивные действия должны были помочь мне сохранить присутствие духа. Ответом было молчание.
Спустя одну-две минуты я обошла дом и постучалась в заднюю дверь. Я не отдавала себе ясного отчета в том, как мне попасть внутрь. Кажется, я по-глупому надеялась, что, возможно, в одной из комнат нижнего этажа окажется открытой балконная дверь. А может статься, не закрыли дверь гостиной, выходящую на заднюю лужайку. Жители пригорода не всегда так уж скрупулезно соблюдают меры предосторожности, покидая дом на несколько часов, как это делают городские жители. Но все, разумеется, было заперто, и шторы в гостиной задернуты. Но вот, к своему удивлению, я заметила, что кухонная дверь на половине слуг приоткрыта. Я прошла к ней и осторожно растворила ее. На истертый линолеум узкой передней упал солнечный свет, и целая туча мух поднялась и осела в свободном парении.
Когда в предположительно пустом доме одна из дверей оказывается незапертой, это всегда настораживает. Дверь ведь не может открыться сама собой, разве что от очень сильного ветра. И если исключить то, что Грейс случайно забыла запереть ее, не означает ли это, что кто-то помимо меня забрался в дом и находится сейчас внутри?
Вся моя решимость испарилась. Я с усилием произнесла: «Грейс!» Голос отказывался мне повиноваться и прозвучал тихо и невнятно. Ответом было молчание. За узкой полосой солнечного света в холле были видны только неясные тени. Я шагнула через порог и снова позвала: «Грейс!» Ноги подо мной подгибались, как это бывает во сне, когда хочешь бежать от опасности — и не можешь. Но вот где-то вдали послышался слабый звук, заставив меня замереть на месте и обратиться в слух. Сначала я решила, что это — ритмичное тиканье старинных часов, которые стояли в холле, соединяющем столовую и буфетную: оба эти помещения были расположены впереди, ближе к кухне. Но тут я сообразила, что на таком расстоянии можно услышать тиканье часов только при открытых дверях, а сейчас они были закрыты. Тогда что это за звуки?
Слева от меня уходила вверх в темноту узкая витая лестница — там были спальни прислуги. У меня было такое чувство, что кто-то невидимый, возможно, стоит где-нибудь наверху. Справа находилась открытая дверь в кухню. Там тоже мог притаиться кто-нибудь и ждать удобного момента, чтобы выйти. Я сделала глубокий вдох и шагнула в дверной проход. Если бы на кухне оказалась всего-навсего сама старая Грейс, мирно склонившаяся над столом, шелуша горох, я бы, наверное, завопила от ужаса и убежала.
На кухне никого не было. Определить происхождение загадочных звуков труда не составляло: над раковиной старого образца, оправленной в медь, подтекал кран, из которого через равные промежутки времени капала вода. По привычке мне захотелось завернуть кран и прекратить эти монотонные звуки, но не хватило духу: если я войду в кухню, мне придется выходить обратно, не зная, не вошел ли кто-нибудь за это время в холл снаружи либо сверху, из комнат прислуги; а я не хотела оказаться в таком положении.